Цели террора

V. Цели Т. были весьма различны сообразно с нравственными качествами, темпераментом и развитием террористов. Для очень многих Т. был случаем, которым надо было воспользоваться: как за войсками в неприятельской стране идут нередко мародеры, так и Т. был для многих простым мародерством. Интересные образчики в этом отношении представляют записки одной из жертв Т., девицы Ешероль. Другие были террористами из политического оппортунизма. Владычество якобинцев было, по их собственному признанию, завоеванием Франции, но занятие завоеванной страны, содержание победителей и управления требовали громадных средств - и их-то, за неимением других источников, должен был доставить Т. Характерным образчиком такого оппортунизма является министр финансов конвента, Камбон. Это был честный и не злобный человек, но никто не выразил циничнее его эту, так сказать, деловую подкладку Т. "Хотите вы, - сказал он, - чтобы дела шли хорошо? - Гильотинируйте; хотите покрыть несчетные расходы на ваши 14 армий? - Гильотинируйте. Хотите погасить ваши неисчислимые долги? Гильотинируйте". Ту же точку зрения на необходимость истребления врагов революции и так же цинично выразил в другом случае цветистый оратор и конфетный поэт - Барер: "Хотите вы справиться с вашими врагами - истребляйте их, ибо только мертвые не возвращаются". Как многочисленны были среди террористов оппортунисты, подобные Камбону, об этом можно судить по любопытному подсчету, сделанному Тэном. В числе членов конвента, высказавшихся за казнь Людовика XVI, оказались 21 будущий наполеоновский префект, 42 члена магистратуры империи, 35 чиновников разных ведомств, 4 дипломата, 2 генерала, 2 главных казначея, 14 членов законодательного корпуса, 4 сенатора, один консул, министр полиции и сам архиканцлер империи Камбасерес, бывший организатором революционного трибунала. Ярусом выше таких оппортунистов стояли на пирамиде Т. его доктринеры. Так называемые принципы 1789 г. уже с самого начала нередко сталкивались между собой, но никогда еще равенство не являлось такой противоположностью свободы,как во время Т. В первую эпоху революции вожди ее добивались юридического уравнения: в силу этого они требовали отмены податных и других привилегий, доступа всех ко всем должностям. Не довольствуясь этим, якобинское государство стало требовать фактического равенства - равенства состояний, образа жизни, умственного развития, убеждений. Стремления эти вытекали из довольно узкого социального идеала, сложившегося под влиянием риторических восхвалений Спарты и древнейшего Рима у античных писателей и моралистов из школы Руссо и Мабли, мечтаний о возвращении к "естественному состоянию". Уже Кондорсе, теоретикЖиронды, возводит фактическое равенство в высшую цель социального политического искусства. С подобной же точки зрения Сен-Жюст называет богатство подлостью, а Робеспьер провозглашает всех богатых порочными людьми. Такой взгляд был на руку финансистам Т., которым нужно было наполнять пустые кассы якобинского правительства. Ввиду этого они ввелипрогрессивный налог, рассчитанный на то, чтобы отбирать в казну все, что превышало доход свыше 1000 фр. на человека или 4500 фр. на многочленную семью. Робеспьер находил и эту сумму чрезмерной и требовал, чтобы никто во Франции не имел более 3000 фр. годового дохода. Страсть к уравнению не ограничивалась личностью, а простерлась на общины и департаменты. Якобинское правительство находило несовместным с добрыми принципами то, что у одних общин были богатые общинные владения, а у других лишь долги. Согласно с этим оно отбирало хлеб в богатых общинах и департаментах в пользу небогатых. Якобинские властелины не хотели дожидаться того, чтобы фактическое уравнение состояний само собою привело к уравнению потребностей и однообразию нравов, а желали немедленно добиться этого путем Т. Сен-Жюст предписывал в своем "гражданском уложении", чтобы рабочие и прислуга обедали за одним столом с хозяевами; комиссар Лекинио приглашал граждан в праздничные дни (decadi) на общие братские трапезы; Парижская коммуна предписала хлебникам печь только один сорт хлеба; конвент поручил своему живописцу Давиду составить проект национального костюма, приноровленного к республиканским нравам и характеру революции. Настоящими фанатиками были идеологи Т. Самым выдающимся и характерным представителем их был Робеспьер, смотревший на свое призвание как на священнодействие. Этот покорный ученик Руссо считал своим долгом осуществить путем власти и Т. мечты своего учителя - "удовлетворить вожделениям природы, исполнить предназначение человечества, осуществить обещания философия", т. е. пересоздать человека, возродить человечество. Этому лозунгу стали вторить на время террористы всех других оттенков: и невежественный Бильо-Варенн, требовавший "очищения испорченных страстей, устранения излишних потребностей, вырывания с корнем закоренелых пороков"; и сумасбродный палач Каррье, похвалявшийся, что его единомышленники скорее сделают из Франции кладбище, чем откажутся возродить ее на свой лад; и наполеоновский префект Бон-Сент-Андре, восклицавший, что деспотизм террористов имел призванием обеспечить торжество свободы и потому был политическим возрождением. Что для последних было фразой, которою они прикрывали свое жестокосердие или наступление, то для Робеспьера было моральным принципом. Этот принцип был выведен им из общественной теории его учителя. Государство основано, по Руссо, на общественном договоре, в силу которого всякий гражданин отчуждает свое я - т. е. свою волю, свои силы и средства - в пользу общей воли; подобным образом моральный кодекс Робеспьера был основан на "цинизме" или "патриотизме", т. е. на "подавлении всего, что ведет к концентрации человеческих страстей в мерзости личного я " (dans l'abjection du moi personnel). A так как эта моральная проблема была в противоречии с человеческой природой, то она была разрешима только путем насильственного подавления этой природы, т. е. Т.