История. В средние века калеки являлись прежде всего объектом христианской добродетели

В средние века калеки являлись прежде всего объектом христианской добродетели. Они составили одну категорию населения с бедняками и стариками. В монастырях к ним относились как к гостям, ведь в Евангелии сказано, что они первыми окажутся в Царстве Христовом. Живя на пожертвования родственников, соседей и прихожан, инвалиды занимали строго определенное положение в обществе. Их особой функцией было искупление грехов богачей. С одной стороны, ими восхищались из-за близости их судьбы с судьбой Христа. С другой стороны, они внушли тревогу и страх.

По мере того как гуманизм привносил в общество новые ценности, обращение с калеками переходило из ведения церкви в область социальной морали. С кризисом феодализма общество приняло в качестве классификационного критерия материальное благосостояние. Таким образом, произошел раскол между миром успеха, богатства и могущества и миром неудачи, бедности, социальных низов.

Так же как бедняк, старик и проститутка, калека был отброшен на периферию общества; при этом у него одного было право просить милостыню, по крайней мере до середины XIV века. Впрочем, история помнит и судебные процессы против попрошаек, притворявшихся увечными. Королевский абсолютизм изолировал калек в приютах и работных домах. В 1656 году королевский эдикт запретил попрошайничество как дееспособным, так и недееспособным гражданам.

Гуманизм утвердил принцип персональной ответственности как за успех, так и за поражение, и те, кто не соответствовал гуманистическому идеалу, осуждались с моральной точки зрения. На калек начали смотреть с недоверием, и милосердие по отношению к несчастному стало синонимом его изоляции.

Недоверие долгое время окрашивало отношение французского общества к калекам. В первой половине XIX века появился Комитет по нищенству. Благотворительность стала рассматриваться как гражданский долг. Ларошфуко-Лианкур разработал комплексную стратегию по отношению к безработным, нищим, калекам и неизлечимо больным. Они получили гражданские права, могли быть низкооплачиваемыми работниками, кроме того, они получили «юридическую привилегию» на право просить милостыню. Признавая за ними равные с другими права, их парадоксальным образом продолжали подозревать в праздности. Комитет по нищенству основывался на трех принципах, объединявших государственное перераспределение и недоверие: борьба с бродяжничеством, создание приютов в каждом департаменте и борьба с праздностью посредством фиксации поденной заработной платы.

Переломным моментом стала Первая мировая война, в результате которой общество должно было взять на себя ответственность за сотни тысяч людей, покалеченных в боях за отечество (388 тысяч калек, 1 миллион дееспособных инвалидов и сотни тысяч душевнобольных). Инвалиды войны основали общества бывших воинов, и те стали играть все более важную роль в социальной и политической жизни страны. Они пользовались народной поддержкой и старались показать отличие инвалидов войны от гражданских инвалидов. В первое время, после окончания войны политика по отношению к инвалидам отличалась от общественной благотворительности и изолирования, характерных для прежних времен. Идея солидарности нашла выражение в профессиональном статусе инвалидов: следовало вернуть инвалидов к социальной жизни и к производству, в частности в области сельского хозяйства, потому что в области промышленности тейлоризм не оставил для них места. (Отметим, что вопрос солидарности с инвалидами из колоний поднимался крайне редко; некоторые парламентарии утверждали даже, что, если им предоставить те же пенсии, что и инвалидам в метрополии, «они погрязнут в лени, пьянстве и разврате».)

Но вскоре судьба инвалидов Первой мировой войны стала походить на участь гражданских инвалидов. Когда период нехватки рабочих рук закончился, инвалидов стали считать «обузой для предприятий» (показательны в этом смысле дебаты по подготовке закона от 24 июня 1924 года об обязательной занятости инвалидов). Благодаря получению особого политического и юридического статуса, инвалиды стали частью промышленного общества. Однако французскому обществу не удалось справиться с недовольством сотен тысяч человек. Провозглашенные сначала героями, а затем ставшие обузой, инвалиды испытывали горечь по отношению к несправедливости общества — и это чувство парадоксальным образом помогло утверждению режима Виши.

Между 1975 и 1987 годами основной темой дебатов было определение понятия «инвалид» и классификация инвалидов. Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций предложила называть инвалидом «человека, не способного самостоятельно удовлетворять часть или всю совокупность потребностей нормальной личной и социальной жизни по причине врожденного или приобретенного дефекта физических или умственных способностей». Во Франции выделяют три класса инвалидов в зависимости от тяжести порока. Специальные организации определяют, кого можно считать инвалидом, в какой степени и какова его пригодность к работе. В 1987 году появился закон, вменяющий в обязанность предприятиям с более чем двадцатью работниками предоставлять 6% рабочих мест инвалидам. Но исследования показали, что этот закон имеет и отрицательные последствия. Если инвалид хочет найти и сохранить за собой рабочее место, он должен оставаться в определенной медико-психологической категории, а это тоже определенного рода дискриминация, санкционированная законом. Специалист по истории инвалидов Паскаль Диногуцци видит в мании создания терминов отголосок тоталитарной идеологии. Основная проблема, которую сегодня необходимо решить, заключает в себе следующий парадокс: как гарантировать инвалидам защиту и особые права, не дискриминируя их, рассматривая их как полноценных сограждан, призванных войти в общество полноправными субъектами?

Положение инвалидов никогда еще не было столь благополучным. Современную ситуацию нельзя даже сравнивать с социальной изоляцией инвалидов эпохи Просвещения или с «тихим убийством» при режиме Виши. Тем не менее предстоит еще многое сделать. Жизнь инвалидов будет уныло окольцована административными предписаниями, пока общество не возьмет на себя смелость предоставить слово им самим.