Австрийская школа

Наиболее полно идеи маржинализма, так сказать, в чистом виде разрабатывали основатели австрийской школы, профессора Венского университета Карл Менгер (1840—1921), Фридрих фон Визер (1851—1920) и Евгений Бём-Баверк (1851 — 1914). В их трудах, естественно, много разночтений, они порой спорят друг с другом, но по принципиальным позициям остаются всегда солидарными. Рассмотрим эти общие принципиальные позиции.

Цена и ценность товара никакого отношения к затратам труда не имеют. Ценность товара зависит только от интенсивности субъективной потребности в благах. Никакой объективной стоимости не существует. Если у вас есть много авторучек и ваша потребность в авторучках насыщена, то для вас лично авторучки, которые вы видите на рынке, не представляют никакой ценности. Даже имея много денег, вы и рубля не отдадите за самую лучшую авторучку. А у меня, человека пишущего, вдруг все ручки оказались сломанными, в шариковых кончилась паста. В связи с этим у меня возникла напряженная потребность в ручках, появились острые психологические переживания, ручки для меня лично стали ценностью, и я готов определенное количество моих денег (других товаров или труда) отдать за ручку. Ценность блага — субъективно-психологическая категория, зависящая от моей индивидуальной напряженности потребности.

Потребности людей многообразны, и выбор потребителя зависит не только от потребности, но и от редкости того или иного блага. Все знают, казалось бы, прописную истину, которую исследовал еще А. Смит: бриллианты по своей полезности намного уступают воде. Но вода дешева, а порой и вовсе бесплатна, бриллианты же всегда дороги. Но у «австрийцев» есть резонные возражения против такого обобщенного подхода. Да, вода дешева, если вы живете на берегу реки. Если путник попросит у вас ведро воды, вы отдадите ему ведро без сожаления и переживаний, ибо в данном случае это благо не обладает свойством редкости. Но представьте, что вы живете в маленьком оазисе посреди пустыни и на вашем участке есть крохотный родничок, который лимитирует потребление воды полуведром в сутки. Отдадите ли вы по первой же просьбе два ведра из своего страхового запаса путнику? Наверное, нет. А можете продать? Да, все зависит от того, чем будет заменена эта ваша жертва и достаточно ли совершенный обмен будет компенсировать ваши неудобства и. осложнения в связи с необходимостью вновь накапливать страховой запас воды. Что мы видим? Во втором случае такая же вода, то же благо по своим потребительским свойствам приобретает ценность и даже цену.

Сторонник трудовой теории стоимости станет возражать: в первом случае вода не имеет стоимости и цены, потому что для ее производства не был затрачен труд. А во втором случае? — спросит «австриец». Ведь и во втором труд не был затрачен, и здесь вода — от Бога. Просто вода стала редким благом, вызывает острые переживания потребителя. И какие бриллианты смогут заменить воду, если вы будете умирать от жажды в пустыне?

Легко понять, что чем большим количеством того или иного блага вы обладаете, тем меньше его полезность лично для вас. Тут действует закон убывающей полезности. Это касается любого блага, в том числе и денег. Если судить с точки зрения арифметики, миллион рублей ценнее пятисот. Но жизнь сложнее арифметики. Вспомните свое поведение, когда у вас было много денег и когда их было недостаточно для приобретения самого необходимого. Когда вы ценили деньги больше? Когда они для вас были «дороже»? Думается, ответ очевиден: вы цените благо выше, когда его мало.

Ценность и цена имеющихся в наличии благ определяются предельной полезностью последней, наименее нужной единицы блага. Рассмотрим следующую модель.

Допустим, вы живете на необитаемом острове. В один счастливый год вы собрали большой урожай. У вас имеется для потребления 5 мешков зерна. Все мешки совершенно одинаковы и взаимозаменяемы. Думая о способах использования этих мешков, вы начинаете рассуждать о собственных потребностях и в связи с ними субъективно оценивать каждый мешок.

Первый мешок вы предназначаете для выпечки хлеба и поэтому оцениваете наивысшим образом. Единица измерения в данном случае не имеет никакого значения, лишь бы измеритель был стабильным. Можно измерять в рублях, а можно просто в баллах. Допустим, первый мешок оценивается в 10 баллов. Второй мешок пойдет тоже на питание, но на более изысканные блюда, вы будете печь пирожки и блины. Оценка — 9 баллов. Обеспечив себя растительной пищей, вы начинаете думать о возможности иметь постоянно пищу животную. Вы решаете разводить в неволе диких пока курочек, чтобы постоянно иметь мясо и яйца. Но для этого нужно скормить им мешок зерна. Оценка — 5 баллов. Раз с питанием вы «разделались», то начинаете думать об удовольствиях. Четвертый мешок вы используете для варки пива. Оценка — 2 балла. Но поскольку у вас есть

еще мешок для потребления, то тут у вас разыгрывается фантазия и вы решаете приручить пару семейств попугаев, чтобы обучить их трем словам — спрос, предложение и цена — и вести с ними от скуки экономические диалоги. Оценка — 1 балл.

Теперь самое главное. Поскольку все мешки одинаковы, оценка каждого мешка зависит от оценки мешка «предельного», удовлетворяющего наименьшую потребность. Если мешков пять, то сумма ценностей будет равняться 5x1 = 5. Допустим, что вы не досмотрели, и во время дождя один из ваших мешков уплыл в ручье, вышедшем из берегов. Теперь предельным мешком будет четвертый. Вы станете оставшиеся мешки ценить выше: 4x2 = 8. Если уплыло два мешка, то величина оценки: 3x5 = 15. Если, не дай Бог, у вас осталось два мешка, то: 2 х 9 = 18. Если же — только один, то все предшествующие рассуждения теряют всякий смысл. Под угрозой сама ваша жизнь, высшая ценность. И тогда ваша оценка оставшегося блага простирается до бесконечности.

Теперь мы начинаем понимать, что предельная полезность синтезирует два понятия: полезность и редкость.

Но если каждый индивидуум субъективно оценивает то или иное благо, каким же образом формируется единая цена товара на рынке, хотя бы локальном? «Австрийцы» отвечают на этот вопрос: как результат столкновений различных оценок продавцов и покупателей в условиях свободной конкуренции. Продавец прогнозирует нижнюю границу цены, которая определяется издержками, ибо, раз он готов лишиться данного товара, у него нет напряженной потребности в нем. Покупатель — верхнюю границу цены, ибо у него есть потребность в данном благе. Две пары: самый сильный продавец и самый слабый покупатель, с одной стороны, и самый слабый продавец и самый сильный покупатель — с другой, и определяют цену товара.

В рамках концепции предельной полезности «австрийцы» трактуют и источники капиталистической прибыли. Суть рассуждений такова. Средства производства (капитал в их трактовке) не вызывают у потребителей никаких эмоций непосредственно. Они вступают на рынок без цены. Но с их помощью можно изготовить полезные продукты. Так вот, эти будущие продукты потребления вменяют ценность инвестиционным благам и позволяют их субъективно оценивать. То есть вы оцениваете швейную машинку, размышляя о тех штанах, которые могут быть с ее помощью произведены. Штаны вменяют ценность машинке. Но всякий нормальный человек оценивает готовое благо выше, чем инвестиционные товары, сумму средств производства и рабочей силы. Обмен между средствами производства, инвестиционными товарами вообще, с одной стороны, и готовыми потребительскими благами — с другой, происходит в пользу готовых благ. В результате и возникает прибыль. Дело не в какой-то добавленной стоимости, созданной трудом. Просто потребитель на рынке оценивает штаны выше, чем средства производства и рабочую силу, с помощью которых производят штаны. Если вы покупаете не штаны, а машинку и рабочую силу (вспомним «воздержание» Сениора), производите штаны и выходите с ними на рынок, то тогда от оценок потребителя зависит ваша судьба: если потребитель оценит штаны выше стоимости факторов производства, вы будете иметь прибыль, если ниже — убытки. Труд здесь не причем.

Такого рода методологические подходы, революционизировавшие экономическую науку и выводившие ее каким-то образом из тупика, очень понравились экономистам всех стран. Маржиналистское направление стало быстро распространяться и развиваться. Однако с самого начала было ясно, что «чистая» политэкономия австрийской школы, создавая методологическую базу, давала очень немного конкретной пользы практике капиталистического бизнеса. Перед наукой встала задача преодоления абстрактных крайностей маржинализма. Нужно было приспособить маржиналистскую доктрину к практическим нуждам. И, как всегда это бывает в науке, раз задача оказывалась насущной, нашелся и человек, который сумел ее решить. Этим человеком стал Альфред Маршалл (1842—1924).