Самое общее понятие о мистике

Самое общее современное понятие о мистике скрывается за восклица­нием: мистика! Ну, и за родственными ему: все это мистика! Мистика ка­кая-то! Давайте без мистики! Тут не обошлось без мистики! И тому подоб­ными...

Что они все выражают и показывают? Во-первых, почти полное отсут­ствие связи у современного понятия мистики с древним значением, вкла­дывавшимся в это слово во времена мистерий, мистов и мистагогов. Во-вторых, как это ни странно, до сих пор сохранившуюся связь с чем-то еще более древним, чем даже то понятие мистики. А точнее, с тем, что входило когда-то частью и в мистику мистерий, воспринятое ею из предшествующе­го времени, а потом сохранилось и пережило ее. Это понятие чуда или вол­шебства.

В сущности, мистика — это другое имя религии. Но не всей, а опреде­ленных культов, которые современные религии воспринимали как своих врагов и победили в долгой борьбе за единовластие. В итоге они отринули и старое имя, сделав его символом чего-то менее настоящего, чем то, что давали сами. Но возникали те отринутые культы именно на живых источни­ках чуда, почему даже после их исчезновения, когда были забыты все их религиозные составляющие, эта черта так и сохранилась в нашем сознании, став главной чертой мистики как понятия.

Вот как определяет мистику Философский словарь:

Мистика (от греческого mystikos — таинственный) — первоначально назва­ние для тайных религий или тайных религиозных организаций, в которые прини­мались и посвящались только избранные, позже понятие, обозначающее вообще стремление постигнуть сверхъестественное, трансцендентное, божественное путем ухода от чувственного мира и погружения в глубину собственного бытия (смотри Медитация), стремление соединиться с Богом посредством растворе­ния собственного сознания в Боге— мистическое единение.

Как видите, в современном сознании, идущем глубже бытового исполь­зования слова «мистика», она связывается с понятием медитации. То есть для современных мистиков способом единения с Богом стала медитация, что бы они под этим ни понимали. На эту тему существует множество иссле­дований, которые особенно бурно расцвели после психоделической рево­люции шестидесятых.

В основном это понятие совпадает с попыткой определения, сделанной Дж. Дэвидсоном в работе «Физиология медитации и мистических состояний сознания». Эта попытка сделать Религию подопытной крысой Науки звучит так:

«Поскольку медитация признается как важный (хотя и не необходимый и недостаточный) способ достижения высших состояний сознания, описанных

Круг шестой. Мистика

мистиками самых разных традиций, и нам нельзя обойти этот факт при об­суждении медитации. Однако любые попытки дать определение этим изменен­ным состояниям сознания (которые, за неимением лучшего термина, я называю "мистическим опытом ") сразу же натыкаются на языковые трудности. Боль­шинство описаний мистического опыта были даны в литературно-поэтических и/или религиозных терминах, которые не укладываются в рамки современной научной речи.

Современные психологи, оценивая мистические состояния сознания, соглас­ны в том, что можно выделить определенное сходство в элементах этих состо­яний. В основном они, по-видимому, базируются на списке таких элементов, со­ставленном после тщательного анализа мистической литературы философом Стэйсом.

Этот список включает следующие элементы: а) глубоко переживаемое эмоциональное состояние, описываемое как "блаженство ", 'умиротворенность ", "любовь " и тому подобные; б) непрямое переживание "единения ", или "гармо­нии ", которое может быть выражено как чувство общности со всеми вещами, или, другими словами, уменьшение переживания разделенности с другими и с вне­шним миром; в) чувство невыразимости переживаний; г) обостренное чувство реальности, подлинности, значимости; д) изменения восприятия пространства и времени, переживаемые, как трансценденция над пространством и временем; е) парадоксальность, то есть принятие утверждений, которые обычному созна­нию кажутся противоречивыми.

Еще одной характерной чертой этих состояний, по настойчивым заявлени­ям некоторых авторов, является чувство посвященности» (Davidson, с. 379).

Если учитывать, что главной слабостью всех попыток создать науку об измененных состояниях сознания было то, что все эти исследователи даже не попытались определить, что такое само сознание (я это подробно пока­зал в предыдущей книге, то вышеприведенное определение мистических состояний сознания можно использовать как описание представления или понятия о мистике, имеющегося у современного американца. Естественно, поскольку для нас Свет — с Запада, оно мощно внедряется и в умы наших ученых, а через них и мистиков, поскольку наши мистики хотят быть при­знанными Наукой и за ученых. Так что русская мистика в изрядной своей части — это то, что пишут о мистике американцы, с отставанием на сколь­ко-то лет. Эту ее часть я даже рассматривать не буду, поскольку мне проще разобраться с первоисточниками.

Однако и то, что пишут американцы, и вообще научное понимание мистики — это недостоверные понятия, потому что преследуют скрытые цели, связанные с захватом власти в мире. Доверять им трудно, а обойти невозможно. Поэтому я сначала расскажу как о поверхностном слое мисти­ческих представлений — о современной русской мистике, пытающейся быть самостоятельной и не зависеть от американского воздействия. Потом я бы хотел понять, что создано современными американскими и европейскими исследователями. И только после этого можно будет посмотреть, что пони­малось под мистикой тогда, когда она была искусством ради искусства, то есть жила своими ценностями и ради собственных целей.

СЛОЙ ПЕРВЫЙ. РУССКАЯ МИСТИКА

Говоря об этом странном явлении, которое я назвал Русской мистикой, необходимо постоянно держать в голове, что оно довольно часто было лишь пеной на волне, идущей с Запада. До Советского времени — из Европы, сейчас, по преимуществу, из Америки, поскольку за очень малым исключе­нием мистика в России была уделом интеллигенции. Православие, имеющее свою школу мистического приобщения к божественному, этого слова стара­лось избегать. Народ с его колдовством — просто не знал.

Тем не менее, попытки какого-то своего, русского приобщения к Выс­шим тайнам существуют, и мне хочется понять, можно ли из них извлечь что-то для науки о душе. И все же, как и во всех других имеющих глубину слоях жизни, русская мистика, хоть и имеет и свои прозрения, известна преимущественно по самому поверхностному своему облику. Он же — самое распространенное и бездумное представление о мистическом и о душе. Най­ти самостоятельно мыслящего мистика среди русских — немалая удача. Впро­чем, найти такого мистика в любом народе всегда удача.

Если считать представление о душе некой «фундаментальной теорией», могущей быть одним из оснований исследования подобных явлений, то есть, по существу, основанием всех мистических поисков и полетов к Богу, то основа эта в поверхностном слое современных русских мистических иссле­дований либо почти полностью отсутствует, либо почти полностью заим­ствована из модных мистических источников. В поверхностном слое мистика в понятии души для своих дел не нуждается.

Говоря о мистиках, у которых душа не входит в основания их рассужде­ний, я, в первую очередь, имею в виду целую плеяду авторов, взращенных в Научном лоне, но позволивших себе задуматься о запретном — о смерти. Мысль эта запретна для ученого по той простой причине, что изначально решена материализмом и сциентизмом, то есть входит в «Клятву начинаю­щего ученого» считать себя абсолютно смертным телом, которое прекраща­ет любую жизнь со смертью мозга. Думать об этом бессмысленно, и значит, если кто-то из ученых задумался, он задумался как-то иначе, тем самым, предавая «Символ научной веры».

Ученые, кстати сказать, это предательство отчетливо ощущают, и вы это сейчас заметите в словах того автора, которого я приведу. Этот исследо­ватель возможности жизни после смерти, строящий «лишь скромные гипоте­зы» о возможности «какого-то бессмертия», в книге «Феномен вечного бы­тия» пишет, старательно извиняясь за попытку думать не по утвержденным научным образцам:

Круг шестой. Мистика — Слой первый. Русская мистика

«Так ли уж справедлива предложенная якобы материалистическая модель бессмертия? Если ей руководствоваться, то недалеко и до отрицания фунда­ментальной формулы "материя первична, сознание вторично ".

Что можно на это ответить? Во-первых, никто не покушается на целос­тность и справедливость этой формулы. Если проследить путь развития ав­торской аргументации, то ни на одном этапе построения модели сознание не выступало как самостоятельная сущность, оторванная от материальной струк­туры, то есть мозга» (Полосухин, с. 169).

В действительности то, чем Б. Полосухин заменяет душу, — это «маши­на Тьюринга», одна из американских попыток описать, как человек думает, легшая в основу современной информатики и программирования. А чтобы было ясно, что речь идет именно о подмене понятия души логической ма­шиной, приведу еще несколько выдержек. При всей оригинальности этой «модели души», сам подход предельно показателен для мистиков от науки.

«Принципиальным элементом, присущим концепции бессмертия в любой из главных мировых религий, является пространственное перемещение души (или какой-либо другой сущности) умершего человека из тела в иной, недоступный чувствованию мир. Является ли душа тонкой материальной субстанцией или идеальной сущностью — все равно: она после смерти человека должна покинуть тело, так как последнее подвержено разложению и уничтожению. <...>

Поэтому сам факт пространственного перемещения пусть даже и мисти­ческой души — момент достаточно материалистичный. Сказанное выше еще раз подчеркивает особый подход к структурированности знания: элемент зна­ния (душа) — вымышлен и существует только в голове верующего, а связка (перемещение как таковое) вполне реальна» (Там же, с. 139).

Как видите, ученый, даже уходя в мистику, предпочитает избегать дей­ствительного исследования, а пытается строить модели, которые бы увязали все возможные предположения и взгляды на природу изучаемого явления. Тем не менее, именно Полосухин дает самое общее понятие души, которое будет неоднократно встречаться во множестве современных работ:

Является ли душа тонкой материальной субстанцией или идеальной сущ­ностью — все равно: она после смерти человека должна покинуть тело.

Душа — это то, что покидает тело после его смерти. Это не определение души, если вдуматься. Но это очень рабочее определение, потому что оно позволяет выстроить очень действенную последовательность рассуждений: Если я хочу достичь бессмертия, то мне неважно, что понимали под душой разные культуры и общества, я буду исследовать то, в чем смогу жить после смерти тела. И тогда я могу называть это душой, а могу тонкоматериальным телом.

Как кажется, это очень сильное рассуждение, почти закрывающее воп­рос о том, что такое душа. Душа — безусловно, то, что переживает тело! Вот только непонятно, почему же об этом столько спорили самые утонченные люди на протяжении тысячелетий?.. И я вам покажу это на примере из при­кладной психологии, можете считать это экспериментом из культурно-ис­торической психологии. Я предложу вам одно высказывание, а вы понаблю­дайте за своей душой, как она его примет:

Русская мистика

Ради бессмертия можно пожертвовать и душой. Лишь бы остаться жи­вым после смерти тела¹.

Отозвалось? Я надеюсь, что отозвалось. И означает это то, что мы от­четливо видим разницу между тем, в чем живем, и собственно душой. Хотя при этом очевидно, что в определенных культурах про тонкое тело, в кото­ром умерший явился родственникам после смерти, скажут, что приходила его душа. Душа-то приходила, да в чем?..

Вот и авторы вроде Полосухина не задают себе вопрос о том, что такое душа в действительности. Собственно говоря, как его задашь, если изна­чально знаешь, что ее нет?! И уж тем более не допускают мысли, что кто-то из спорящих может быть прав, к примеру, Религия. Они просто сразу увязы­вают все концы более широкой моделью. А если прав только кто-то один? А вот как раз Тьюринг сильно ошибается? Тогда все наукообразные постро­ения — пустой перевод бумаги...

Впрочем, я не хочу сказать, что это действительно так, я лишь пытаюсь показать, что и этот путь основывается на неком доведенном до крайности предположении, вероятно, содержащем в себе изначальную ошибку. Напри­мер, исходное убеждение, что души нет, а есть работа мозга. Отвергая душу, все ученые, подобно Полосухину, даже не озаботились тем, чтобы дать оп­ределение тому, что исходно отвергают. В сущности, и он отвергает лишь одно из расхожих понятий о душе, а значит, не имеет права делать обобще­ния.

Теперь несколько слов о модных мистических источниках. В сущности, сейчас это та полумистическая, полунаучная каша, которой кормят желаю­щих Соединенные Штаты. При этом по звучанию это весьма Западно-Вос­точное учение, потому что в нем энергии перемешиваются с чакрами, ме­дитация с дхьяной, ментально-астрально-эфирные тела с даосизмом и иудаизмом.

Очень даже возможно, что этот «синтез всех времен и народов» дей­ствительно дает самое верное представление о том, что такое человек или мистика. Возможно и то, что в недрах этого бурлящего и клокочущего источ­ника выплавляется действительно верное представление о человеке, как бы собирающееся из разбросанных в разных культурах осколков какого-то еди­ного, но утерянного знания. Возможно...

Однако до завершения этой мировой работы еще далеко, если судить по тому, как все эти представления записаны. А записаны они с соблюдением всех возможных законов сценического шарлатанства: так, чтобы ошарашить, но не дать зацепки для настоящего исследования. Все эти американо-индо-русские построения настолько противоречивы и неопределены с точки зре­ния используемых в них понятий, что постоянно ощущаешь себя с дядькой в Киеве, когда речь идет о бузине в огороде.

Тем не менее, это направление хотя бы не отрицает душу явно. Хотя явно и не признает. Точнее, признает как нечто само собой разумеющееся, но даже когда затевает разговор о душе, вероятно, не заметно для самого

Круг шестой. Мистика — Слой первый. Русская мистика

себя перескакивает на рассказ о каких-нибудь «будхических телах». Похоже, что сам по себе вопрос о душе для него не стоит, стоит же вопрос о том, что захватывает воображение этого еще очень молодого сообщества.

Тем не менее, об этих представлениях стоит рассказать подробнее. Тем более, что под поверхностным представлением о душе, которое я назову Правящим, скрываются и действительные озарения. К тому же, при всей зависимости наших шарлатанов от западной подпитки, действительно рус­ские искатели постоянно стремятся исследовать эти пути в тайну самостоя­тельно. И не только по соображениям патриотизма. Все, кто чувствует силу собственного ума, просто берут на себя ответственность и идут в неведомое. А там чужие знания бесполезны.

Вот ради них я и хочу создать самый общий очерк современного русско­го мистического пути.