Перспективы человека

Джордж Келли «Теория личности (теория личных конструктов)», СПб, «Речь», 2000 г., 249 стр.

Глава первая.

Конструктивный альтернативизм.

В этой главе вместо того, чтобы начать непосредственно с изло­жения нашей теоретической позиции, мы обращаемся назад, в про­шлое, чтобы раскрыть ее философские корни. Конструктивный альтернативизм не только лежит в основании нашей теории, но и выступает в качестве эксплицитной, периодически повторяющейся темы на всем протяжении последующего обсуждения нами психоте­рапевтических техник.

А. Отправные точки

Перспективы человека

Эта теория личности, фактически, началась с объединения двух простых идей, а именно, что нам, возможно, удалось бы лучше понять человека, если бы мы смотрели на него в перспективе столетий, а не судили о нем в мерцающем свете мимолетных мгновений: и что каждому человеку присуща своя, личная манера созерцать и обдумывать течение событий по которому, как обнаруживается, его так быстро несет. Быть может, в этом взаимодействии долговечного и преходящего мы откроем какие-то более обнадеживающие способы, которыми каждый отдельный человек способен перестроить свою жизнь. Эта мысль кажется заслуживающей дальнейшего развития.

Вообще говоря, ни мысль о многовековом развитии человече­ства, ни представление об искаженной личными пристрастиями при­роде человека не являются особенно новыми. Книги Ветхого Завета в своей последовательности рисуют знакомую всем эпическую жар-тину прогресса рода человеческого. Не осталось без внимания лю­бознательных ученых и течение жизни отдельного человека. Отли­чавшийся ясностью формулировок Уильям Джеймс был пленен стремнинами и водоворотами потока сознания. Туманно выражав­ший свои мысли Адольф Мейер настоятельно советовал ученикам проводить ось времени через факты жизни их пациентов. Обладав­ший тонким чутьем Зигмунд Фрейд пробивался сквозь поверхност­ные воды потока в поисках питавших его подземных источников. А импульсивный Анри Бергсон прыгнул с берега в самую стремнину этого потока и, когда его понесло течением, пришел к мысли, что мерилом времени могло бы служить состояние души. Что касается личной манеры смотреть на вещи, то Соломон в «Притчах» говорил по поводу завистливого человека; «Каковы мысли в душе его, таков и он»'. А Шелли однажды написал: «Душа становится тем, что она созерцает». Джон Локк, пораженный во время одной вечерней дискуссии исключительной невосприимчивостью своих друзей к иде­ям друг друга, прежде чем отправиться спать, сел писать «Опыт о человеческом разумений» - работу, которую он, между прочим, за­кончил лишь двадцать лет спустя.

Выбор долговременной перспективы при рассмотрении челове­ка заставляет нас переключить свое внимание с факторов, которые выдают его импульсы, на факторы, которые представляются нам объяс­няющими его прогресс, В большой степени - хотя и не полностью -план человеческого прогресса был маркирован ярлыком «наука». Тог­да, вместо того чтобы заниматься «человеком - биологическим орга­низмом» или «человеком - счастливчиком", давайте посмотрим на «че­ловека — ученого».

В этом мы снова отступаем от привычной манеры смотреть на вещи. Когда мы говорим о «человеке-ученом», то имеем в виду всех людей, а не только их особый класс, представители которого публич­но достигли положения 'ученых'. Вместо того чтобы вести речь обо всех людях, взятых в совокупности их биологических или инстинк­тивных аспектов, мы говорим о тех же людях, но взятых в совокупно­сти аспектов их возможного сходства с учеными. Более того, речь идет об аспектах человеческого рода, а не каких-либо скоплений людей. Таким образом, представление о «человеке – ученом» - это специфи­ческая абстракция человеческого рода, а вовсе не конкретная класси­фикация особого рода людей.

Такая абстракция сущности человека не является совершенно новым приемом. Реформация привлекла внимание к священству всех людей в противоположность конкретной классификации только оп­ределенных лиц как священников. Демократические изобретения в политической сфере XVIII и XIX столетий вращались вокруг идеи неотъемлемого права всех людей управлять государством и противо­положность более древнему представлению о конкретном, ограни­ченном классе правителей. Сходным образом мы можем заменить конкретизирующее представление об ученых, отделяющее узкую группу лиц от остальных - не ученых, и подобно деятелям эпохи Реформации, утверждавшим, будто каждый человек сам себе священник, выдвинуть предположение, что каждый человек - по-своему - ученый.

Давайте посмотрим, что могло бы означать истолкование чело­века с точки зрения его сходства с ученым. Что, предположительно, характеризует мотивацию ученого? Обычно говорят так: конечная цель ученого- предсказание и управление. Это краткое утверждение часто]' любят цитировать психологи, характеризуя свои собственные устрем­ления. Однако, как ни странно, психологи редко приписывают анало­гичные устремления людям, занятым в их экспериментах в качестве испытуемых. Получается так, как если бы психолог говорил себе: «Я, будучи психологом и, следовательно, ученым, провожу этот эксперимент для того, чтобы улучшить предсказание определенного феномена и управление им; тогда как мой испытуемый, будучи всего лишь человеческим организмом, явно движим бьющими внутри него клю­чом неодолимыми влечениями или же вечно занят поисками пропи­тания и крова».

Итак, что можно было бы ожидать, если бы мы заново постави­ли вопрос о человеческой мотивации и воспользовались взглядами на человека в долговременной перспективе, чтобы сделать вывод о том, чем именно задается направление его устремлений? Увидели бы мы его вековой прогресс в качестве функции от инстинктивных по­требностей, биологических нужд или сексуальных побуждений? Ими, быть может, в этой перспективе он обнаружит массовую тенденцию Совершенно иного рода? Не окажется ли, что отдельная личность, каждая по-своему, присваивает себе скорее положение ученого, всег­да стремящегося предсказывать ход событий» в которые она вовлечена, и управлять им? Не будет ли каждый человек иметь свои теории, проверять свои гипотезы и оценивать свои экспериментальные доказательства? И если это так, то не будут ли различия между личными точками зрения разных людей соответствовать различиям между тео­ретическими позициями разных ученых?

В этом и состоит интригующая идея. Она берет начало по­пытки свести воедино точки зрения клинициста, историка, естествоиспытателя и философа. Но куна она ведет? В течение длительного времени некоторые из нас пытаются отыскать ответ на этот вопрос. Представленная на суд читателя рукопись и есть отчет о том, что по­казалось на наших горизонтах до настоящего времени.

2. Что представляет собой мир?

Всякое мышление основывается отчасти на предшествующих убеждениях. Полная философская или научная система стремится '"Точно сформулировать все релевантные ей предшествующие убеждения. Это трудная задача, и немногие авторы, если таковые есть вооб­ще» способны в настоящее время выполнить ее. Хотя у нас нет наме­рения пытаться построить здесь и сейчас полную систему, мы все не обязаны попробовать ясно сформулировать некоторые наши наиболее важные убеждения, положенные в ее основание. Первое из этих "убеждений касается того» каким мы представляем себе мир.

Мы считаем доказанным, что мир реально существует и что чел овек постепенно приближается к его пониманию. Занимая эту позицию, мы с самого начала пытаемся ясно показать, что речь пойдет именно о реальном мире, а не о мире теней, состоящем исключительно из бесшумно проносящихся людских мыслей. Но, кроме того, нам хотелось бы открыто выразить и наше убеждение в том, что мыслей людей также реально существуют, даже если соответствие между тем, что считают реально существующим, и тем, что действительно существует, непрерывно изменяется.

Мир, существование которого мы предполагаем, обладает другим важным свойством - интегральностью. Под этим мы подразумеваем, что мир функционирует как единое целое, со всеми его вообразимыми частями, находящимися в строгом соотношении друг с другом. На первый взгляд это может выглядеть несколько неправдоподобно, поскольку, казалось бы, существует более тесная связь между движениями моих пальцев и действием клавишей пишущей шинки, чем» к примеру, между любым из этих событий и ценой на молоко яка в Тибете. Но мы убеждены в том, что в конечном счете эти события - движения моих пальцев, действие клавишей и цена молоко яка - соединяются. Только в ограниченной части мира, именно той его части, какую мы называем землей, и в рамках того именно промежутка, который мы сознаем как нашу эру, два из ех этих событий неизбежно кажутся теснее связанными друг с другом, чем любое из них - с третьим. Простой способ сказать это иначе - заявить, что время обеспечивает конечную связь во всех отношениях.

Можно выразить ту же мысль посредством экстраполяции ютного математического соотношения. Рассмотрим коэффициент мгляции между двумя переменными. Если такой коэффициент от-:н от нуля н если он выражает линейную связь, то бесконечное Еение дисперсии одной переменной заставит его стремиться к единице как пределу. Следовательно, величина коэффициента корре­ляции прямо пропорциональна широте перспективы, в которой мы рассматриваем коррелируемые переменные. И это, по существу, вер­но для всех взаимосвязей в нашем мире.

Еще одно важное, предшествующее нашей теории убеждение (состоит в том. что мир можно измерять по оси времени. Другими словами, мир непрерывно изменяется относительно самого себя. Поскольку время является единственным измерением (dimension), кото­рое мы должны учитывать, если собираемся рассматривать измене­ние, мы выбрали этот специфический способ сказать о том, что в.нашем мире что-то всегда продолжается. По сути, это способ суще­ствования мира; мир существует тем, что он происходит. Фактичес­ки мы пытались выразить ту же идею, когда немного раньше заявили, что мир является реально существующим. И в самом деле, изо дня в день мир занят делом существования. Трудно представить себе, на что был бы похож мир, если бы он просто находился здесь и бездей­ствовал. Философы пытались рассматривать такой мир, но почему-то никогда не продвигались далеко с подобным представлением в нем.

Итак, в этом разделе мы выделили три наиболее важных убеж­дения о мире, предшествующих построению нашей теоретической системы. Во-первых, мир реален, а вовсе не плод нашего воображе­ния. Во-вторых, весь мир работает согласованно, наподобие часово­го механизма. И в-третьих, мир есть нечто такое, что продолжается все время, а не просто остается неподвижным.

3. Что такое жизнь?

Некоторым частям мира достает смысла даже тогда, когда они не рассматриваются во временной перспективе. Но есть и такие, которые обретают смысл лишь тогда, когда юс. наносят на карту вдоль оси времени. Жизнь - одна из таких частей мира. В этом суть вопроса. о котором нам придется много говорить впоследствии, при обсуждении способов реконструкции личной жизни. Идет ли речь о психологе-исследователе или об охваченном беспокойством пациента психологической клиники, жизнь должна рассматриваться ими временной перспективе, если они хотят, чтобы она имела хоть какой-то смысл.

По нашему мнению, однако, жизнь больше чем простое изменение. Она предполагает отношение заинтересованности меж­ду частями нашего мира, в котором одна часть - живое существо -способно побудить себя к тому, чтобы репрезентировать другую часть - свое окружение. Иногда говорят, что живое создание, в противоположность неживому, наделено 'чувствительностью', или что онo способно «реагировать^». Это примерно соответствует тому же самому отличительному свойству жизни, которое мы рассматри­ваем. Но наша формулировка нравится нам больше, поскольку она подчеркивает творческую способность живого создания репрезентировать окружающую среду, а не просто реагировать на нее.

Так как живой организм способен репрезентировать свое окружение, он может подставлять на его место альтернативные конструкции и фактически что-то делать со своим окружением, если оно ему не подходит. Тогда, мир для живого создания реален, но отнюдь не непоколебим, если только оно не решает истолковать его жим образом.

Подчеркивая это предшествующее нашей теории убеждение в том, что жизнь предполагает репрезентацию или истолкование реальности, мы не имели в виду, что и сама жизнь нереальна. Иногда ученые, особенно те, кто увлечен изучением материальных систем, от­тают мнение, будто психологические события - это не подлинные феномены, а эпифеномены, или просто не внушающие доверия тени реальных событий. Мы занимаем иную позицию. Кто-то может искать реальный феномен, к примеру свой доход или свою болезнь, и не менее сама эта искаженная репрезентация будет полностью реальной. Сказанное справедливо даже в отношении страдающего сильными галлюцинациями больного: то, что он воспринимает, может и не существовать, но его перцепция существует. Более того, его воображаемая перцепция часто оказывается грубо искаженным истолкованием чего-то действительно существующего. Любое живое существо вместе со своими перцепциями является частью реального мира, а не просто близоруким наблюдателем всего того» что в нем происходит.

Итак, жизнь, с нашей точки зрения, характеризуется составляю­щей се сущность измеримостью во времени и способностью репрезентировать другие формы реальности, сохраняя при этом свою соб­ственную форму реальности.

4. Системы истолкования

Человек смотрит на мир сквозь прозрачные трафареты или шаб­лоны, которые он сам создает, а затем пытается подогнать их по тем реалиям, из которых состоит этот мир. Подгонка не всегда оказывается хорошей. Однако без таких шаблонов мир предстает перед ним в виде настолько неразличимой однородности, что он не в состоянии извлечь из него никакого смысла. Для любого человека даже плохая пригонка своих шаблонов к реальности полезнее их полного отсутствия.

Будем называть эти шаблоны, примеряемые опытным путем к истинному положению вещей, конструктами. Конструкты суть спо­собы истолкования мира. Это они дают возможность человеку, да и более низкоорганизованным животным тоже, выстраивать линию поведения - будь, она точно сформулированной или безотчетно отыгры­ваемой, выраженной словесно или совершенно безмолвной, согласую­щейся или расходящейся с другими линиями поведения, разумно аргументированной или почувствованной нутром.

Обычно люди стремятся совершенствовать свои конструкты, рас­ширяя их набор, внося в них изменения для обеспечения лучшей при­гонки и включая их в качестве видовых объектов в суперординатные конструкты или системы. Пытаясь усовершенствовать конструкты, человек неоднократно останавливается под влиянием мысли о вреде, который явно будет причинен системе вследствие изменения субординатного конструкта. Часто его личный вклад в более широкую систему или его личная зависимость от нее настолько велики, что он будет всячески воздерживаться от введения более точного конструкта в) основание. Может потребоваться специальное психотерапевтические воздействие или более богатый жизненный опыт, чтобы убедить человека вносить поправки в свою систему истолкования вплоть до того момента, когда можно будет включить в ее состав новый и более точный конструкт.

Те системы истолкования, которые могут передаваться от одного человека к другому, способны получить широкое распространение среди населения. Вторая половина столетия показала значительный стресс в создании способов делать личные конструкты и системы лучше поддающимися передаче. Мы разработали научный психологический словарь. Выражаясь иначе, наши публичные системы истолкования, служащие для понимания личных конструктов других ей, становятся все более точными и исчерпывающими.

Некоторые широко разделяемые или публичные системы истолкования конструируются, главным образом, для того, чтобы приспосабливаться к определенным сферам деятельности или областям фактов. Когда мы ограничиваем область фактов, можно развивать детальную систему, не беспокоясь о возможной несовместимости с каких-то второстепенных фактов. Мы ограничиваем область и пытаемся, хотя бы на некоторое время, игнорировать непримиримые факты за пределами заданной области. Например, давно стало привычным и удобным различать 'психические» и 'физические' факты. Они представляют собой две искусственно разграниченные области, к которым приспосабливаются два типа систем истолкования: психологическая система и естественнонаучная группа систем. Однако становится все очевиднее, что мы располагаем двумя альтернативными системами истолкования, каждую из которых можно с пользой применить к беспрестанно возрастающему корпусу одних и тех же фактов. Данные области частично совпадают.

Рассмотрим более конкретно области психологии и физиологии. Установленные опытным путем границы этих областей основаны на излагаемых диапазонах пригодности психологической и физиологической систем истолкования соответственно. Но значительная часть одних и тех же фактов может быть истолкована в любой из двух систем. Так какие же это факты - 'психологические' или 'физиологические'? Где они в действительности находятся? И кто обладает правам владения ими - психолог или физиолог? Хотя последний вопрос может показаться довольно глупым, нужно только посидеть на какой-нибудь междисциплинарной конференции, чтобы убедиться в том, что он поднимается в спорах между представителями разных профессиональных цехов. От­дельные личности могут очень эмоционально отстаивать свои исключительные права на истолкование конкретных фактов.

Разумеется, ответ состоит в том, что события, на которых осно­вываются факты, не блюдут институциональной лояльности. Они на­ходятся в публичном владении. Одно и то же событие может истолко­вываться одновременно и с пользой в системах разных дисциплин -физики, физиологии» политологии или психологии.

Еще никто не оказался настолько мудрым, чтобы предложить на рассмотрение универсальную систему конструктов. И можно с уве­ренностью предположить, что пройдет много времени, прежде чем будет предложена удовлетворительная единая система. Какое-то вре­мя нам придется довольствоваться группой миниатюрных систем, каждая из которых имеет свою собственную область или ограничен­ный диапазон пригодности. До тех пор пока мы продолжаем пользо­ваться таким разобщенным сочетанием миниатюрных систем, нужно быть очень осторожными и применять каждую систему абстрактно, а не конкретно. Например, вместо того, чтобы утверждать, будто некое событие является 'психологическим" и, следовательно, не физиологическим, мы должны проявить осторожность и признать, что лю­бое событие может рассматриваться с точки зрения как его психоло­гических, так и его физиологических аспектов. Кроме того, мы должны неуклонно следовать еще одной руководящей идее: физиологически истолкованные факты, относящиеся к данному событию, являются продуктом определенной физиологической системы, в рамках кото­рой они выявляются и имеют смысл, и в этом случае психологичес­кая система вовсе не обязана их объяснять.

Не менее важно постоянно сознавать ограниченный диапазон пригодности наших миниатюрных систем. Ибо стоит только какой-то миниатюрной системе обнаружить свою полезность в ограниченном диапазоне пригодности, сразу возникает искушение попытаться расширить ее область применения. Так, в области психологии мы наблюдали, как созданная Халлом математико-дедуктивная теория механического запоминания распространялась на область решения задач даже на сферу личности. Психоанализ Фрейда начинался как психотерапевтическая техника, но постепенно был расширен до теории личности, а некоторыми - и до религиозно-философской системы. Эта разновидность инфляции миниатюрной системы не обязательно указывает на скверное положение дел, но она действительно вызывает нудности, когда мы не в состоянии понять простую вещь: то, что достаточно верно в ограниченном диапазоне, вовсе не должно быть голь же верным за его пределами.

По-видимому, любая психологическая система имеет ограниченный диапазон пригодности. На поверку оказывается, что психологическим системам - пока не наступит их срок - приходится работать в более ограниченном диапазоне пригодности, чем хотелось бы психологам. Система, или теория, которую мы собираемся изложить и исследовать, имеет ограниченный диапазон пригодности; ее диапазон ограничивается, насколько можно судить в настоящий момент, человеческой личностью и, более конкретно, проблемами межличностных отношений.

Психологические, как, впрочем, и любые другие системы, обладают не только ограниченным диапазоном пригодности, но еще и фокусом пригодности. Внутри событийной области системы есть подобласть проблем, где эта система имеет тенденцию работать лучше всего. Обычно это именно те проблемы, которые автор имел в виду, когда придумывал свою систему. Например, мы считаем, что наша собственная теория тяготеет к тому, чтобы иметь фокус пригодности г зоне приспособления человека к стрессу. Поэтому она должна бы показаться наиболее полезной психотерапевту, так как при ее формулировании мы думали, главным образом, о проблемах психотерапии.

В этом разделе мы надеялись разъяснить наше убеждение в то» что человек создает свои собственные способы видения и понимании мира, в котором он живет, а не находит их там готовыми, созданным для него обществом. Он строит конструкты и примеряет их к истинному положению вещей. Время от времени его конструкты организуются в системы - группы конструктов, объединяемые субординатными и суперординатными отношениями. Одни и те же события часто могут рассматриваться в свете двух или более систем. Однако сам события не принадлежат ни одной из этих систем. Более того, реальные системы человека имеют специфический фокус и ограниченны диапазон пригодности.

5. Конструкты как основание предсказаний

Мы начали с того, что в перспективе столетий человека можно было бы представить себе как начинающего ученого и что каждый отдельный человек по-своему формулирует конструкты, сквозь кото­рые он взирает на мир событий. Как ученый, человек пытается пред­сказывать и тем самым контролировать ход событий. Из чего следует, что формулируемые им конструкты предназначаются для облегчения его пророческих достижении.

Мы пока не пытались совершенно точно сформулировать наше представление о том, что такое конструкт. Это дело откладывается до последней главы. Однако, уже достаточно сказано, чтобы дать понять:

под конструктом мы подразумеваем репрезентацию мира, причем та­кую, которая создается живым существом и затем подвергается про­верке в столкновении с реальностью этого мира. Так как мир - это, по существу, ход событий, то поверка конструкта - это его испытание последующими событиями. Другими словами, конструкт проверяет ся всходя из его предсказательной эффективности.

Впрочем, проверка конструкта с точки зрения его предсказатель­ной эффективности может оказаться довольно бесполезным заняти­ем. Кто-то истолковывает поведение соседа как враждебное- Под этим он подразумевает, что сосед будет ему вредить при каждом удобном случае. Он проверяет свое истолкование отношения к нему соседа, бросаясь камнями в его собаку. Сосед отвечает сердитым упреком. И тогда этот человек может счесть, будто он подтвердил правильность своего истолкования соседа как враждебно настроенного лице.

«Подтвердить правильность» истолкования соседа как враждеб­ного лица можно, по-видимому, с помощью еще одной разновиднос­ти ложного логического вывода. В этом случае человек рассуждает -так: «Если мой сосед относится ко мне враждебно, он будет стремиться узнать, когда я попаду в затруднительное положение, заболею иди окажусь уязвимым в чем-то другом. Я прослежу за ним, чтобы убедиться, так ли это». Следующим утром он встречает соседа, и тот при­ветствует его традиционным «Как ваши дела?» Как тут сомневаться?! Сосед делает именно то, что предсказывалось в отношении враждеб­но настроенного человека.

Коль скоро конструкты используются для того, чтобы предви­деть события, то они также должны использоваться и для оценки точ­ности предвидения после того, как события произошли. Человек без­надежно увяз бы в своих пристрастиях и предубеждениях, если бы не - одно обстоятельство: обычно он способен оценить результаты своих предсказаний на уровне истолкования, отличном от того уровня, на котором он первоначально их делает. Кто-то ставит именно на эту лошадь в данном заезде, потому что она темной масти, а ему недавно повезло втемную в покере. Однако, когда заезд заканчивается, он, вероятно, истолковывает объявленное решение судей как более очевидное доказательство успеха лошади в этом заезде, чем ее масть.

Когда конструкты используются для предсказания ближайших событий, они легче поддаются замене или пересмотру. Подтверждающие или опровергающие данные быстро оказываются в распоряжении «предсказателя». Если конструкты используются исключительно для предсказания отдаленных событий, таких, например, как жизнь после смерти или конец света, то они вряд ли будут столь же открытыми дня пересмотра. Кроме того. большинство людей вовсе не спешат собирать доказательные данные в таких вопросах.

Хороший ученый старается как можно скорее подвергнуть свои конструкты испытанию. Но первоначально он проверяет их в масш­табе пробирки. Если же риск велик, он сначала поищет косвенные доказательства предполагаемых результатов своих опытов. Эта пря­мая, честная проверка конструктов -одна из характерных черт экспе­риментального метода в современной науке. Подобная проверка ха­рактерна также для любого бдительного человека.

Но бывает и так, что человек не решается экспериментировать, потому что страшится результата проверки. Он может опасаться, что вывод из эксперимента поставит его в неопределенное положение, находясь в котором он больше не сможет предсказывать и управлять. У него нет желания попадать в зависимость от своих же собственных конструктов. Он может даже держать их в тайне от всех, чтобы не оказаться преждевременно втянутым в их проверку. Это нежелание выражать свои конструкты, равно как и проверять их, составляет одну из практических проблем, встающих перед психотерапевтом в про­цессе работы с клиентом. В дальнейшем у нас еще будет что сказать об этих проблемах.

Конструкты используются для предсказаний будущих событий, а мир неуклонно движется вперед и обнаруживает правильность или ошибочность таких предсказаний. Этот факт дает основание для пе­ресмотра конструктов и, в конечном счете, систем истолкования в це­лом. Если бы мир, в котором мы живем, был статичным, наше пред­ставление о нем тоже могло бы быть статичным. Но непрерывно происходят новые события - и наши предсказания то сбываются, то не сбываются. Каждодневный опыт требует консолидации одних ас­пектов наших видов на будущее, пересмотра других и прямого отказа от третьих.

То, что было сказано об опыте отдельного человека, справед­ливо и для ученого. Ученый формулирует теорию - набор конст­руктов с фокусом и диапазоном пригодности. Если это хороший ученый, то он немедленно приступает к проверке своей теории. Как только он начинает проверять теорию, ему почти наверняка придется начать изменять ее в свете получаемых результатов. Любая теория в таком случае носит временный характер. И чем она практичнее и полезнее, тем уязвимее она для новых данных. Нашу собственную теорию, особенно если она найдет применение, так­же придется рассматривать как подлежащую изменениям в свете перспектив и открытий завтрашнего дня. В лучшем случае, это про­межуточная теория.

Б. Философская позиция