Инвайронментализм и общество

Этот последний раздел посвящен вопросу, как может социология помочь пониманию роли экологической про­граммы в структурном формировании и культурном преоб­разовании современного общества.

Одна из областей, популярных в нынешнем социологиче­ском теоретизировании (особенно после перевода на англий­ский книги У. Бекка «Общество риска» ([5]), — это споры о текущем состоянии постмодернистского общества (или общества позднего модерна) и о культурных последствиях новых форм рефлексивности. Э. Гидденс, к примеру, дока­зывает, что в эпоху модерна рефлексивность состояла из социальных практик, постоянно проверявшихся и пере­сматривавшихся в свете информации, поступавшей от са­мих этих практик, и таким образом изменяла их строение. По его мнению, только в это время распространяется реви­зия культурных условностей, радикализированная до при­ложения (в принципе) ко всем сторонам человеческой жиз­ни, включая технологическое вмешательство в материаль­ный мир*.

* Авторы имеют в виду книгу: GiddensA. Modernity and Self-Identifity. Cam­bridge: Polity Press, 1991.

Такая рефлексивность направляет методы запад­ной науки, этого истинного воплощения модерна, которая, однако, в качестве деятельности не более легитимна, чем многие другие виды социальной деятельности, каждый из которых включает разные формы самооправдания. Науке не приписывают теперь обязательно цивилизующую, про­грессивную и освободительную роль в открытии того, что есть природа. Во многих случаях наука и связанные с нею технологии рассматриваются сегодня как проблема, а не решение. Особенно это относится к ситуации, где мы факти­чески имеем дело с масштабными и неконтролируемыми научными экспериментами, лабораторией для которых слу­жит весь земной шар или значительная часть его (как при накоплении ядовитых отходов, использовании химических удобрений, атомной энергии и т. д.). В обществе риска на­ука выглядит производителем большинства видов риска, хотя они по большей части не воспринимаются нашими чувствами.

Утрата всей наукой «автоматического» общественного авторитета ослабляет и легитимность экологических (и ме­дицинских) «наук». Само признание риска зависит от та­ких наук по причине «нарастающего бессилия органов чувств» как, например, в случае химического и радиоактив­ного загрязнения (см.: [4, 156; 14]). В свою очередь это оборачивается проблемой для зеленого движения, посколь­ку такого рода науки по необходимости оказываются в центре многих кампаний, проводимых экологическими не­правительственными организациями, даже если они до сих пор сохраняют склонность использовать здесь науку в так­тических целях, возможно, чисто инстинктивно упирая на неопределенность и нежесткость, присущие многим част­ным наукам (см.: [50]). Недавно Б. Уинн и С. Майер дока­зывали необходимость более взвешенного и морально защи­тимого применения науки в формировании и внедрении в жизнь экологической политики [49]. Социология в состо­янии продвигать этот спор дальше, изучая вопрос о возмож­ном облике некой более рассудительной «зеленой» науки. Вышеназванные движения предоставляют хорошие воз­можности для социологического исследования новых форм социального уклада и структуры, вырастающих из реакций общества на инвайронментализм. В дальнейшей разработ­ке нуждается одна из линий аргументации, где вышеупомя­нутые процессы толкуются как симптомы более широкого культурного процесса индивидуализации и детрадицио-нализации (см.: [5; 6; 21; 24; 39]). Утверждают, что подоб­ные процессы ведут к появлению менее институционали-зированных форм самосознания и социального уклада. Та­кие институты как наука, церковь, монархия, нуклеарная семья и формальные правительственные структуры, похоже, теряют легитимацию (появление мозгового центра DEMOS — одно из проявлений этого процесса) и все более видятся как часть проблемы, а не найденное решение, ве­дущее к новым, более свободным формам общественного уклада, включая развитие новых социальных движений или, как мы предпочитаем говорить, «новых социаций»* (см.: [39]). Фактически появление новой сферы политиче­ского в форме нежестких, непартийных и самоорганизу­ющихся содружеств и ассоциаций, часто в форме групп самопомощи, коммунальных групп и добровольных органи­заций, связано с тем, что Бекк описал как новую динамику «субполитизации», в силу которой государство сталкивает­ся со все более разнородным и разнонаправленным множе­ством групп и социаций меньшинств [6].

* Учитывая, что словом «sociation» в английском языке традиционно передается зиммелевское «Vergesellschaftung», можно говорить здесь о «новых обобществлениях».

Уже имеется ряд характеристик таких социаций [20; 39]. Во-первых, они не похожи на традиционные объедине­ния общинного типа, поскольку люди соединяются в них по собственному выбору и свободны покинуть их в любое время. Во-вторых, люди дорожат членством в них отчасти из-за эмоционального удовлетворения, которое они извле­кают из общности целей или общих социальных пережива­ний. И, в-третьих, поскольку членство зависит от выбора, то состав таких социаций будет обновляться стремительно. Эти характеристики наилучшим образом определяют со­циаций в качестве современных экспериментальных пло­щадок, где можно опробировать новые виды социальной идентичности. Подобные социаций предоставляют людям определенные возможности, обеспечивая относительно безо­пасные места для проверки их самоопределения (идентифи­кации) и подходящий контекст для приобретения новых умений. Такие новые детрадиционализированные социаций можно классифицировать по степени децентрализации вла­сти, ее удаленности от центра, по степени формальной спе­цификации организационной структуры, по степени и фор­мам участия в общественной жизни на местном уровне, по типам действия, возникшим благодаря членству в социа­ций, и по степени осмысленности членства в организации. Необходимо особое исследование, чтобы понять значение этого нового стиля социальной организации, понять степень его вклада в новые политические реальности и последствия для теперешнего изучения инвайронментализма как нового социального движения. Появление новых социаций вокруг проблем окружающей среды говорит о том, что развиваются особые формы социальной идентичности, которые подразу­мевают прорыв за пределы относительно изолированных сфер общества и природы и своеобразное восстановление гражданского общества [21, Ch. 7] (о чем свидетельствуют массовые наблюдения за процессами «позеленения» людей).

Существуют интересные связи между такими новыми социациями и обсуждавшимся нами раньше восприятием кризиса окружающей среды как глобального. Данные о «глобальном» или холистском воззрении на природу можно найти в массе межправительственных и правительственных договоров, конвенций и документов, ставших результатом нынешней сосредоточенности на проблеме поддержания ее жизнеспособности* (доклад Брундтланд говорит о «нашем общем будущем» отчасти именно из-за глобального характе­ра определенных угроз природе, начиная с «ядерной» угро­зы). Формированию такого восприятия помогло развитие глобальных средств массовой информации, которое породи­ло «воображаемое сообщество»** всех обществ, живущих на единой Земле (отсюда «Друзья Земли»). Однако наряду с массой глобалистских процессов существует и новый на­бор интересов, касающихся культурно определенных ло­кальных сред. Диапазон этих местных интересов, вокруг которых возможна мобилизация людей, необычайно ши­рок. Если брать примеры из Северной Англии, то это и усилия по консервации шлаковых отвалов в Ланкашире, и кампания с целью запретить разметку желтыми линиями на некоторых дорогах в Баттершире, и сильное сопротивле­ние восстановлению на том же месте сгоревшего рынка в Ланкастере.

* Примеры важнейших стратегических межправительственных доку­ментов по проблеме жизнеспособности, которые помогли сформировать и внедрить идею «глобальной» природы, включают «Стратегию консервации мира» (1980), доклад Г. X. Брунтланд «Наше общее будущее» (ООН, 1987), «Программу, инспирированную Всемирным фондом сохранения дикой при­роды» на сессии UNCED в Рио и пятую программу действий Европейского Сообщества по сохранению среды и поддержанию устойчивого развития.

** Термин взят из названия знаменитой книги: Anderson В. Imagined Communities. L.: Verso, 1983.

Следовательно, в наличии имеется множество экологиче­ских идентификаций, локальных и глобальных, рационалистических и эмоциональных, ориентированных пейзажи -стски-созерцательно и утилитарно, и т. д. (более подробно см.: [35]). В обществах постмодерна эти множественные сознания, по-видимому, и дальше будут становиться все более заметными. Поэтому нам нужно развивать социоло­гию, которая изучает этот феномен явно возрастающей зна­чимости «экологических идентичностей» в современных обществах, идентичностей, которые часто несут с собой сложный узел взаимопереплетающихся глобальных и мест­ных интересов. Статистическим доказательством важнос­ти этих самосознаний может служить огромное увеличе­ние численности почти всех экологических организаций в 1980—1990-х годах*.

* На конец 1993 г. наиболее признанные экологические организации продолжают расти при уже очень большом числе своих членов. Тогда в Англии «Гринпис» поддерживали 390 тыс. человек, «Друзья Земли» на­считывали 230 тысяч членов, «Национальное доверие» — свыше 2 млн. 200 тыс., «Королевское общество охраны птиц» — свыше 850 тыс. и «Коро­левское общество охраны природы» — свыше 250 тыс. человек.