Глава 14. В семье о случае с Наташей никогда не вспоминали, вроде ничего подобного и не было

В семье о случае с Наташей никогда не вспоминали, вроде ничего подобного и не было. Скрыла Ульяна и от своей родни, даже от матери. А та всегда с радостью принимала Фёдора. За стол садила рядом с собой:

– Садись, Фёдор, рядышком, выпьем по рюмочке, закусим и попоём.

И они затягивали раздольные или задушевные песни. Ярына клала руку на плечо зятю:

– Какой бог, Фёдр, нам послал тебя? Спасибо за твои песни, отвела душу, вроде сама помолодела лет на двадцать.

Тёща, имея сама прекрасный голос, ценила в зяте, как никто, его данный природой незаурядный голос, в противоположность Ульяне. Та, безголосая, никогда ничего не говорила о его голосе. А Ярына будто не замечала его великоватый курносый нос и лысину. Её поражал голос Фёдора, его душа, которая будто светилась, когда он пел, преображенное лицо народного певца, и теплота серых глаз… Перед нею был прекрасный, могучий талантливый человек, самородок, редкий, неповторимый… Куда лучше её Тараса, который тоже обладал неплохим голосом, но куда ему до зятя, её Фёдора…

Да, в семье вроде всё стало на свои места, Ульяна притихла. Лишь иногда думала: «И в ложке можно захлебнуться. Вот и тону в этой деревянной ложке, выдолбленной самодельным мастером. Ложкой этой речку Уссури не вычерпаешь, не вычерпаешь и мою боль. А ведь давно знала, что нет копыт – не брыкайся. Помягче нужно было вести себя с лысым. Мои же копыта отбили ещё там, на Украине. Ладно, как аукнется тебе, лысая паскуда, так и откликнется. Никогда не прощу, глумления надо мной… И над моей дытыной…»

А в детской памяти Ганьки остался такой случай. Мать стала ходить уже с очень большим животом. Последнее время она сидела дома, медленно передвигалась по хате и двору.

Был вечер, и мать, давно уже не выходившая из дома, упрашивала отчима сходить к его брату. Батько отговаривал её: «Не надо… В таком положении лучше никуда не ходить…»

Но мать почему-то настаивала: «Ничего не случится, сходим потихоньку…»

Приоделись и ушли. Дети, как обычно остались дома, закрыв в коридоре дверь на задвижку. Светило ярко августовское солнце. В окно коридора кто-то тихонько постучал. Дети бросились туда: «Кто же это?»

На улице перед окном стоял молодой мужчина, очень красивый, в вышитой крестиком украинской рубашке. Он смотрел на детей и ласково, очень даже ласково и весело улыбался. Дети ахнули, гладя на него: «До чего же красивый и такой ласковый и весёлый смотрит на них в окно… Кто он? Мабуть кто-то с Украины? Только оттуда приезжают к ним в таких рубашках… Но кто же он? Вроде совсем не чужой, а свой, какой-то родной…»

– Дивчатка, вы одни дома? А где маты да батько? Ой, да какие вы хорошенькие! Одна чёрненькая, вылитая в мать, а вот сестричка беленькая, глазки да бровки только материны. Одна Наташа, а другая Ганька… И имена у вас таких хорошие…

А после разговора и знакомства неожиданно сказал:

– Там у вас в хате, в скрыни, стоит много водки. Так нужно, чтоб она была в запасе. Но ваша маты сказала, чтоб я взял одну бутылку. Откройте мне, не бойтесь. – И он снова доверчиво заулыбался детям. И Наташа-послушница быстро соскочила с лавки, стоявшей под окном в коридоре, и открыла засов. Мужчина как-то очень быстро вошёл в хату. Остановился на пороге, его руки почему-то дрожали. Ганька видела, что тот сильно волновался. Потом гость прошёл шага два и остановился: «А яка из вас старшенькая?»

Наташа стояла слева от него, Ганька – справа. Сестра быстро и радостно ответила: «Я!» Красивый дядя погладил её черненькую головку, заплетённую в две тугие косички, потом взял Наташу за ручку и дошёл до скрыни.

Ганька сиротливо шла с другого боку, слегка приотстав. Гость открыл скрыню, где стояло много водки, но взял только одну бутылку. Руки мужчины всё ещё дрожали, и он, повернувшись, опять погладил Наташу, затем быстро пошёл к выходу. Потом снова остановился и снова погладил сестру:

– Ой, дивчатки, какие вы всё-таки хорошенькие! Но теперь закройте дверь и никому не открывайте.

И ушёл, как будто растаял. Дети бросились к окну, но его уже не увидели…

Это было мгновением в жизни Ганьки. И ей хоть не было ещё и четырёх лет, но она поняла, что тот, кто приходил, наверное, хотел увидеть сестру, а не её. Почему? Детский ум её не мог это понять. Да и взрослой, вспоминая этот случай, она долго не находила этому факту объяснение… Раскрыл тайну ей только материн брат, дядя Андрей… Через много лет…