Ну, пей же»

Что же произошло в те несколько секунд, в течение которых Моцарт выпивает яд?

Что совершило переворот в душе убийцы, когда он, вместо радости от удачного осуществления (слава Богу, свершилось, справедливость восстановлена), вдруг кричит троекратное «ПОСТОЙ!»?

А вот что случилось!

Перед тем как выпить вино, Моцарт, держа бокал в руке, произносит тост, который, как бомба, разрушает всю логику построенного Сальери замысла.

Он, Сальери, собирался убить своего противостоятеля.

Да чего там говорить – злейшего врага!

А убивает подлинного союзника и брата. Ведь вот какой ужасный для Сальери тост произносит Моцарт.

Моцарт хочет выпить:

«за искренний союз

Связующий Моцарта и Сальери,

Двух сыновей гармонии.

(Пьет)»

Вот это да!!!

Именно в этот момент Сальери понимает – сейчас произойдет самое страшное:

Моцарт выпьет яд и уйдет в Вечность.

Сальери же останется в памяти человечества как убийца Моцарта!!!

Сальери – человек образованный, он не может не знать, что такое слава Герострата.

В одно мгновение Сальери осознает, какую Глыбу Вечности он сейчас двигает к обрыву.

В одно мгновенье все его жертвы, труды, бессонные ночи, отказ от жизненных радостей, отказ от любви, вся его слава композитора, – все будет заменено одним определением:

Антонио Сальери – убийца Моцарта.

«Постой, постой, постой!.. – кричит Сальери. –

Ты выпил!..»

И понимает, что да! – выпил! свершилось!

и сделать ничего уже нельзя!

И в одно мгновенье осознав, что его троекратное «постой» может вызвать подозрение даже у простодушного Моцарта, спохватившись, мгновенно, как бы взяв себя в руки, добавляет:

«…без меня?»

И, словно в довершение сальериевского мучения, добрый друг и «едино‑мышленик» Антонио Сальери – Вольфганг Амадеус Моцарт внезапно говорит Сальери то,

что ему, Сальери, как раз‑то и хотелось услышать:

«Моцарт:

Когда бы все так чувствовали силу

Гармонии! Но нет: тогда б не мог

И мир существовать; никто б не стал

Заботиться о нуждах низкой жизни;

Все предались бы вольному искусству

Нас мало избранных, счастливцев праздных,

Пренебрегающих презренной пользой,

Единого прекрасного жрецов».

Господи, Господи, Господи!!! – наконец‑то!!!

Сальери слышит именно то, что он мечтал услышать от Моцарта все эти годы.

И никакая зависть не позволила бы Сальери отравить Моцарта.

Но Моцарт уже выпил яд…

Ах, если бы Моцарт сказал все это вовремя, а не после отравления…

А ведь такое время было!

Даже в пределах текста «маленькой трагедии». Читатель сам может произвести этот эксперимент.

Давайте сделаем текстовую перестановку.

Когда Антонио Сальери, услыхав гениальный набросок Моцарта, находит Бога:

«Ты, Моцарт, БОГ, и сам того не знаешь;

Я знаю, я», –

то, если бы Моцарт вместо своего издевательского и хулиганского:

«Ба! Право? Может быть… Но божество мое проголодалось» ответил бы так:

«Моцарт:

Когда бы все так чувствовали силу

Гармонии! Но нет: тогда б не мог

И мир существовать; никто б не стал

Заботиться о нуждах низкой жизни;

Все предались бы вольному искусству.

Нас мало избранных, счастливцев праздных,

Пренебрегающих презренной пользой,

Единого прекрасного жрецов»…

Но есть в «маленькой трагедии» и еще очень важный знак, свидетельствующий о том, что

не Сальери уничтожил Моцарта, а наоборот –

Моцарт не оставил Сальери ни одного шанса для того, чтобы жить дальше, находясь в гармонии с самим собой и в уверенности, что он, Сальери, выполнил свой долг.

В предсмертном монологе Моцарт говорит:

«Нас мало избранных, счастливцев праздных,

Пренебрегающих презренной пользой,

Единого прекрасного жрецов».

Вот это да!

Уже отравленный, Моцарт причисляет Сальери к самому священному кругу «жрецов, пренебрегающих презренной пользой» (курсив всюдумой. – М.К.).

И говорит он это после того, как Сальери в своем обвинительном монологе оправдывает убийство, которое ему предстоит совершить, именно отсутствием «пользы» от того, что Моцарт существует.

«Что пользы, если Моцарт будет жив

И новой высоты еще достигнет?

Подымет ли он тем искусство? Нет;

Оно падет опять, как он исчезнет:

Наследника нам не оставит он».

И вновь:

«Что пользы в нем?»

И поскольку Сальери не пренебрег «презренной пользой»,

наоборот, оправдывал убийство «бесполезностью» Моцарта и «полезностью» своего преступления,

он осужден отныне никогда не причислять себя к немногочисленным «избранным, счастливцам праздным».

И еще одна удивительная пушкинская деталь:

Сальери осуждающе называет Моцарта «гулякой праздным».

Моцарт же радостно причисляет Сальери к своему уровню «счастливцев праздных».

Какая риторика! Но и какой приговор!

А приговор этот произносит простодушный Моцарт.

И тот факт, что Моцарт даже и не подозревает, что это – приговор (ибо он действительно уверен, что Сальери, как и сам Моцарт, относится к «избранным счастливцам»), делает этот приговор куда страшнее, чем если бы Моцарт знал правду.

Итак, пушкинский Сальери теперь не просто убийца, он – плебей, он – ничтожество.

И как человек, и как творец.

Имя Сальери навсегда входит в историю человечества.

«Свершилось» то, о чем он мечтал всю свою жизнь.

Бессмертие! Но какой ценой!

Но все же, сколько бы я ни перечитывал «маленькую трагедию», для меня это непостижимо:

осознать, что пушкинский Сальери – убийца.

Ибо многое в образе пушкинского Сальери свидетельствует о том, что Антонио Сальери – не злодей, а прежде всего выдающийся мастер. Художник, знающий цену мастерству, творчеству, самопожертвованию.

И кто как не он в этом мире до конца, по‑настоящему понимает, кто такой Моцарт.

И убил Сальери не кого‑нибудь, а именно МОЦАРТА!!!

Ибо все в пушкинской трагедии – правда:

и зависть Сальери по отношению к Моцарту,

и сальериевское несогласие с моцартовским шутовством как формой поведения гения,

и уверенность Сальери в его праве учить Моцарта нормам поведения.

И сальериевская уверенность в том, что он, Сальери, – истина в последней инстанции

(в том числе и в области всего, что касается понимания подлинного величия музыки Моцарта).

И сальериевская вера в то, что, убив Моцарта, он спасает всех остальных.