Карышковский был самоучкой?

И да, и нет. Петр Осипович прекрасно владел несколькими языками. Как он ими овладевал – не знаю, но он ведь необычайно талантливый. Древнегреческий и латынь знал прекрасно. Что касается современных языков, то немецким владел просто превосходно и мог на нем почти свободно разговаривать. Французский знал средне. Английский почти не знал. А русская речь у него была просто изысканной. И богатейший лексикон. Очень красиво. Такого великолепного собеседника у меня никогда не было и, боюсь, не будет. И внешность у него была истинно профессорская, очень эффектная – высокий, красивый, с седой гривой. Но он часто вел себя не совсем адекватным образом, обильно и громко матерился, при этом как бы оправдываясь: «Откуда у меня могут быть хорошие воспитание и манеры? Я вырос на Молдаванке и на Новом базаре, не хуй ко мне приёбываться».

ПэО был членом большого ученого совета университета. Он называл это «Великим Сидением» и ненавидел принимать в нем участие. Но должность обязывала. Он там заседал раз в месяц и читал книжки. … Однажды какой-то проректор делал доклад о совершенствовании идейно-воспитательной работы. Он уже проговорил около часу, когда Петя оторвал глаза от книжки и громко, видимо, машинально, сказал: «Кончай пиздеть!» И тот ответил: «Сейчас, сейчас, Петр Осипович, уже кончаю». И таки кончил.

Петя мало мне рассказывал о своем отце. Я спрашивал его об этимологии фамилии, и он сказал, что точно не знает. Но где-то на стыке границ Белоруссии, Украины и Польши есть какое-то село под названием Карышки. И оттуда происходит его фамилия. Довольно редкая. Ее все путали. Моя мать помнила его в молодости, он приходил к деду. Она говорила, что с возрастом он стал в тысячу раз красивее, а в молодости не на что было особенно и смотреть.

Петю почему-то считали учеником профессора Готалова-Готлиба. Хотя сам говорил, что у того было учиться нечему, если честно. Кроме интриг, лицемерия и коварства. А вот у профессоров Варнеке и Болтенко было чему поучиться. Он считал их своими наставниками. Но, в принципе, Карышковский действительно самоучка и стал образованным человеком автоматически, читая книжки. Кстати, он читал книжки всегда, даже когда пил или шел на работу, на улице, в трамвае, на перерывах между лекциями, в бодегах.

В социальном отношении ПэО всю свою жизнь был очень боязливым и осторожным человеком. Ведь он оставался на оккупированной территории во время войны, в Одессе. И учился тут в университете, который тогда был румынским. Как он выжил, непонятно. Он об этом старался не говорить, несмотря на то, что я с пристрастием расспрашивал. После войны работал в археологическом музее, который тогда назывался историко-археологическим. В пятьдесят шестом году историческую часть из него выделили и сделали отдельный историко-краеведческий музей. В тот период Петя занимался не античной нумизматикой, а историей Византии. Он византинист изначально, и его первые публикации посвящены этой проблематике. Его кандидатская диссертация называется «Политические взаимоотношения Византии и Руси при Святославе». Археологом он не был никогда, хотя все его таковым считают. Чистый историк древнего мира. Энциклопедистского типа – память у него была изумительной. По-моему, он наизусть знал едва ли не всех древних авторов. Причем, в оригинале.

Он никогда не копал, не любил это дело и не желал этим заниматься. На раскопки ездил только для того, чтобы выпить. Дружил, естественно, с многими археологами. И если ПэО надумает посетить какую-либо экспедицию, то для ее начальника это была высокая честь и большой праздник. Принимали его с распростертыми объятиями. Мне повезло, так как я часто оказывался в его свите – тогда и на меня его аура тоже немножко распространялась. Ведь едва ли не все нынешние мэтры антиковедения считают себя Петиными учениками. А я с ними познакомился еще в молодости, в экспедициях. Наверное, поэтому, когда я занялся на старости лет античной археологией, они соглашаются со мной разговаривать. Все-таки помнят, что я – любимый ученик ПэО. Это же «фирма».