Подобные - это какие?

Преобладающие курсы – история КПСС, марксистско-ленинская философия, то есть диамат, истмат. А также научный коммунизм и все сопутствующие дисциплины. Да еще и спецкурсы. И ходить на них не было никаких сил, когда тебе восемнадцать или девятнадцать лет. По студенческому легкомыслию, я не посещал лекции, полагая, что как-нибудь выкручусь. За что и получал. Периодически меня вызывали в деканат и отчитывали перед портретом дедушки. Заира говорила, что он вертится в гробу волчком от жгучего стыда за такого внука.

В ряду моих особо злостных университетских гонителей находился доцент Николай Андреевич Моисеев. Этакий затаившийся антисемит. Моим гонителям вообще никогда не везло. Причем, летально. С возрастом я заметил странную закономерность: без моей на то воли, и даже пожелания, все они скоропостижно мрут, как мухи, стоит им причинить мне серьезную неприятность. Мрут сами по себе, от каких-то болезней или внешних видимых причин... Так вот, п ервым был Моисеев. Будучи студентом, я еще никак не мог предощутить, что это станет закономерностью. Даже не мог ведать о ней. Моисеева, очевидно, страшно раздражала моя полуеврейская внешность, а также тот факт, что я таскался по бодегам с девочками вместо занятий. Наверное, он не пил, и ему бабы не давали. Или давали, но не те. Или не так. Короче, Моисеев был таким унылым преподавателем советской политической экономии эпохи капитализма и социализма. Но впертым.

И как-то раз, вместо того чтобы сидеть на лекции по политэкономии, я переспал с одной девицей в случайно свободной в это время аудитории. Был такой постыдный поступок в моей биографии. Но меня застукали. Я уединился со своей сокурсницей в аудитории имени не помню уже кого. Лежим себе на столе, как люди, прикрыли дверь, думали, что успеем. Ведь пара идет. И тут вошли доцент Чухрий, тогдашний парторг факультета, и доцент Сизоненко, у которой нос на портрете западал. … Знаешь этот анекдот о стадиях сифилиса? Первая – это когда причиндалы в унитаз падают. Вторая – когда нос на портрете западает, а третья – когда цветы на могиле не растут. Так вот, у мадам Сизоненко, видимо, была вторая стадия, у нее был сгнивший нос.

Короче, они обнаружили чудовищное моральное разложение на идейно-выдержанном факультете. Вопиющее безобразие. Радостно подняли хипеш и побежали докладывать Заире. Но даже сама Першина не нашлась, как реагировать на это происшествие. Ведь сразу выгонять за такое из университета обоих им самим было неудобно. Несмотря на то, что выгнать меня из университета было святым делом их жизни. Короче говоря, они подумали и мне объявили выговор. Текст был необычайно изящен и красив. Выговор висел на доске, в коридоре. Я могу воспроизвести его в почти аутентичном виде: «Студенту Добролюбскому А.О. объявляется строжайший выговор с занесением, там хрен знает куда, за то, что он сожительствовал со студенткой такой-то (не назову ее фамилию, потому что это достойнейшая женщина) в аудитории номер 7». Подпись: декан факультета Першина. После чего меня лишили стипендии...

Любви ко мне со стороны деканата и преподавателей марксизма-ленинизма эта история не прибавила. Когда наступило время очередной сессии, надо было сдавать экзамен по политэкономии капитализма и по «Капиталу» Маркса. Ты будешь очень смеяться, Андрюша, но я, вообще-то, «Капитал» внимательно прочел. Он у нас и сейчас в сортире на полке стоит. Причем, все три тома, потому что у меня наркотическая привычка читать всякую белиберду. В те годы я был молодым человеком и поэтому запомнил содержание этих великих трудов. Иными словами, я был в курсе проблематики. Короче, доцент Моисеев гонял меня по «Капиталу» минут сорок, а может даже пятьдесят. Я сопротивлялся, как сумасшедший и, по-моему, отвечал очень прилично. Но Моисеев глядел в мои мерзкие жидовские глаза, задавшись целью завалить меня полностью. И, несмотря на мое долгое сопротивление, он все-таки поставил мне двойку. Кстати, о Моисееве пишет в своих воспоминаниях профессор Саул Яковлевич Боровой, как о гэбешной гниде, которая работала в свое время в Институте народного хозяйства и его гноила во времена оно.

Ясно, что его ненависть ко мне была классовой. И я даже не имел к нему особых претензий. Обижаться было не на кого – только на самого себя. Диагноз ситуации был ясен изначально – доцент Моисеев слишком часто видел меня с девицами в «Ветерке» в Городском саду. Я, конечно же, огорчился, пошел себе и напился с Хасей и Сережей. Дисциплину следовало пересдавать, стипендии не предвиделось. Дома мне, естественно, влепили как следует. Пошел пересдавать. Благо по второму кругу экзамен принимал заведующий кафедрой политэкономии профессор Лобунец. Он меня выслушал и очень удивился, что студенту такого класса поставили оценку ниже пятерки. Извинился, что он вынужден поставить мне четыре, а не пять – потому, что пересдача. Стипендию мне все равно не дали - Заира нашла тому какие-то технические или идейные причины. Но я не об этом говорю. А о том, что доцент Моисеев, будучи совершенно здоровым человеком, скончался через месяц после того, как беспардонно меня завалил. Я не могу сказать, что безумно огорчился, но особого значения сему факту не придал. Мало ли что с человеком случается: умер-шмумер, лишь бы был здоров...