Что гэбешники делали в археологии? Какое отношение эта наука имела к советской власти?

Самое прямое. Хотя археологию советская власть сравнительно слабо доставала. Сейчас я попытаюсь это как-то сформулировать. Академик Рыбаков был главным археологом Советского Союза. Примерно так же, как Леонид Ильич Брежнев был главным в пирамиде государственной власти. Ведь система управления государством отражается во всех социальных структурах одинаково. И наоборот. Рыбаков написал довольно много книг, хотя неясно, он ли. Думаю, что он, потому что человеком был способным, в отличие от того же Артеменко. Тот, по-моему, вообще плохо умел писать и читать. Власть Рыбаков держал очень жестко. Внешне он был весьма похож на того борова, которого я пытался вытащить из свинарника в Лебяжьем. Даже «тем же выражением милого лица». Помнишь, я рассказывал. Росту небольшого, но в обхвате воистину необъятен. Он решал все вопросы в археологической ветви системы Академии Наук. Его полномочия были даже шире – он был, кажется, академиком-секретарем всей Академии.

По специальности «археология» невозможно было защититься мимо этой системы, потому что в стране было очень мало советов по защите диссертаций. Власть эти советы держали путем контроля над процедурой и самим фактом защиты. При вузах советов по археологии не было. Работать одновременно в вузе и Институте было крайне сложно. В те времена совместительство не разрешалось или позволялось с огромным трудом. Ты не мог выкрутиться через параллельный совет по защите в системе образования. Если ты работаешь в Институте археологии, то основной твоей научной задачей является преданное служение Институтскому начальству. Которое вовсе не было заинтересовано в том, чтобы ты защитился. А мурыжить они умеют. Профессионалы.

Я не могу судить обо всей системе Академии Наук, но об Институте археологии и археологических структурах в состоянии судить совершенно определенно. Эта система намного поганее – вот удачное слово, – чем армейская структура. Она жестче, консервативнее, этически куда грязнее и лицемернее. Ложь и коварство – норма жизни. Публика в академической системе очень амбициозна и иерархически озабочена. Здесь тебе не полковник или сержант распоряжается, тут свои византийские дела. Тут свой порядок. Он заключается в том, что если ты их сотрудник – то тебе хана. Ты находишься внизу иерархической лестницы, независимо от своих научных достижений. Образно выражаясь, при попытке проявить творческую инициативу и научные способности, превышающие способности твоего руководства, тебя отправят мыть сортиры.

Если ты хорошо будешь мыть им сортиры, лизать задницу начальству, проявлять преданность и раболепие, тебя переведут в старшие лаборанты годам этак к тридцати. Но не закоординируют тему диссертации. Если ты и далее будешь честно и верно служить руководству, тебя переведут в младшие научные сотрудники, смилостивятся и закоординируют тему. Потому что защитить диссертацию невозможно, если у тебя тема не закоординирована. Решает вопрос о координации исключительно дирекция Института. Закоординировать тему легче простого в смысле процедуры. Но они тебе не дадут ее шифр, если не желают видеть тебя кандидатом или доктором наук. Иными словами, у Института - монополия на возможность защиты диссертаций. Между тем, даже координация темы и готовая, даже хорошая, работа вовсе не означает, что диссертацию пропустят. Но, приблизительно к сорока годам, если ты уже доказал свою иерархическую преданность, тебе могут разрешить стать кандидатом наук. Потому что ты уже им неопасен. Результаты твоих великих научных достижений никого не интересуют. В доктора они пропускают примерно около шестидесяти лет, перед пенсией. Тогда они уже добрые, это не за их счет. Или не пропускают, если закапризничают. Таких судеб я знаю множество, имя им - легион.