Когда возникла такая структура?

Думаю, это большевистское явление. Ведь Академия Наук считалась главным научным учреждением страны, а посему и самым важным. Например, в Академии считали, что сотрудники Минвуза должны координировать свои темы у них, принося тем самым присягу на вассальную преданность. Вузовские работники это, разумеется, не всегда делали, поскольку в минвузовской системе своя координация. На таком двоевластии можно было сыграть.

Как решался вопрос с материалом, полученным в ходе раскопок?

Чей открытый лист на раскопки, тот и хозяин материала. Ты можешь сделать любое открытие, но формальное право на него имеет начальник экспедиции, как владелец открытого листа. Материал предписывалось ввести в научный оборот после окончания экспедиции. Полевой отчет по результатам раскопок принимается на хранение в Институт археологии. Но начальник экспедиции может и не дать материал своему коллеге. Или подчиненному. А может и отчет не написать – чтобы никто не украл...

Тогда такому начальнику не выдадут открытый лист на следующий сезон.

В Институте свои люди. Они могут дать, если хорошо попросить. Вот, Римма Дмитриевна Бондарь так несколько десятилетий копала Орловку. Все материалы до сих пор неясно где. Ничего не опубликовано, отчетов нет. Доступа к материалам тоже нет. В музей, вопреки требованиям Полевого комитета, она материал не сдала и может не сдавать его очень долго. Есть археологи, которые тащат материал домой, и держат его, допустим, под кроватью. После чего кормят Полевой комитет обещаниями написать отчет. Такое происходит сплошь и рядом, если только не были найдены драгоценности.

Посторонний человек может смотреть на материал с утра до вечера. Но только смотреть. А опубликовать его без ведома автора раскопок не имеет права. Обязательно вспыхнет скандал по поводу нарушения авторских прав.

Это тормозило развитие науки...

Еще бы. Институт археологии – это обычное феодальное государство со своими вотчинами. Мало того, без согласия автора отчеты в архиве первые три года хранения не выдавались. Если автор умер, тогда выдавались. Да и то не каждому. Для работы с материалом и отчетом в архиве Института требовали справку от автора находки. Начальник экспедиции должен был расписаться на заявлении: «не возражаю». В противном случае, тебе отчет в архиве не дадут.

В середине семидесятых начинает активно развиваться курганная археология. Курганные могильники включают материалы всех эпох. Каким образом решался на кургане вопрос с распределением материала среди раскопщиков?

Очень просто. Каждый был занят своей плановой темой, которая была связана с его научными интересами. Моя многолетняя начальница Александра Васильевна Гудкова занималась черняховской культурой. А я занимался средневековыми кочевниками. Копали мы курганы. И меньше всего ее колыхали средневековые кочевники, поэтому она мне их спокойно отдавала. И все отдавали. Я нашел себе, тем самым, экологическую нишу. Мне никто не препятствовал заниматься этой темой, потому что кочевники никому не нужны. Было принято считать это «этнографией». Археология заканчивалась где-то четвертым веком нашей эры, эпохой Великого переселения народов. Считалось, что дальше все написано в документах, копать нет смысла. Такое мнение бытовало до восьмидесятых. И даже господствовало.

Я помню, когда мне утвердили плановую тему по средневековым кочевникам, моя первая начальница Ира Алексеева искренне пожалела меня: «Бедный мальчик! Что же ты будешь делать без материала? Хочешь, я поделюсь?». Она занималась ямниками, у нее их было, как грязи. Добрая женщина...