Чертаново – это что?

Чертаново – это местность. Ныне - едва ли не в центральных районах города. По московским, разумеется, понятиям. Типа Черемушек. Этакое гетто 60-х – 70-х годов. Его архитектурные достоинства навевают суицидальные размышления. Туда даже провели метро. Станция прямо около дома моего друга, что было необычайно удобно. Только в самом метро туда пилить минут сорок, причем, по прямой ветке, без пересадки. Никаких развлечений в дороге. Тем не менее, я до него доехал, и он меня немедленно осудил за пьянство. После чего мы с ним выпили и легли спать. Потом пришла его жена и сказала, что пить вредно. Тогда я ушел к своей подруге Вале, сообщив, что нравится ей это или нет, но я буду у нее жить. И улегся. У Вали огромная квартира. Потом я позвонил Юре Виноградову и Феде. Мы выпили. Потом я остался жить у Юры. Потом пришла его жена и нас выперла. Затем я переселился к Феде. Пришла его жена и тоже нас выперла. Так я тынялся недели две. Погулял с Эмкой, Ирой Аржанцевой, Сережей Кулландой и другими своими московскими приятелями. На дворе самый конец марта, а в ВАК я даже не заглянул. Не было ни сил, ни желания. Просто ломало, – ведь я доказал себе и окружающим, что способен защитить докторскую диссертацию. Так какая мне сейчас разница, подтвердят ее какие-то чиновники, или нет? Что делать с докторской степенью, я толком не знал. К тому же и бабки кончались. Правда, Левка мне дал кучку монет разного номинала, который назывались фунты-стерлинги. Они у него валялись на полу. Насобирал на ковре и мне вручил. Я тогда и не знал, что фунт-стерлинг – это даже больше, чем доллар. Я их выменял у Вали на рубли и ходил за вином. Его разливали из бочки, на улице, в пластмассовые бутылки, на Цветном бульваре.

Моим московским подругам это надоело, они сговорились и купили мне билет на самолет. Мать Эмки работала в аэропорту и билет достали, что сделать было трудно общепринятыми методами. Затем они позвонили моей Галке и попросили принять в Одессе тело. Я прилетел домой тридцать первого марта. На следующий день цены на самолеты подскочили в пять раз. Я прилетел самым последним дешевым рейсом. На прощание оставил Вале номер и код ячейки, попросив забрать диссертацию и занести ее в ВАК. Она поклялась, что все сделает. И сделала. В самолете я ухитрился снова выпить. На прощание. Тогда еще разносили. Каких-то остатков моих грошей еле хватило на сто пятьдесят граммов коньяка. Галка меня встретила, привезла домой и положила. На руках у меня не осталось ни одного экземпляра диссертации...

Вскоре выяснилось, что мне феерически повезло. Союзный ВАК распадался стремительным домкратом. Шла реорганизация, и они быстро сворачивали дела. Отказов в подтверждении, кажется, не было вообще. Они понимали, что это уже их не касается. Им было не до того. Выписывали дипломы всем без разбора. Мой докторский диплом был внешне такого облика, что им стыдно подтираться. Опасения насчет Плетневой не оправдались. У меня были оптимистические сведения. Незадолго до описанных событий Плетнева сломала шейку бедра, выйдя на улицу, и ей было не до меня.