Джованни Пико делла Мирандола. Речь о достоинстве человека (1486 год)

Япрочитал, уважаемые отцы, в писаниях арабов, что, когда спросили Абдаллу Сарацина, что кажется ему самым удивительным в мире, он ответил: ничего нет более заме­чательного, чем человек. Этой мысли соответствуют и сло­ва Меркурия: "О, Асклепий, великое чудо есть человек"[432].

Когда я размышлял о значении этих изречений, меня не удовлетворяли многочисленные аргументы, приводимые многими в пользу превосходства человеческой природы[433]: человек есть посредник между всеми созданиями, близкий к высшим и господин над низшими, истолкователь при­роды в силу проницательности ума, ясности мышления и пытливости интеллекта, промежуток между неизменной вечностью и текущим временем, узы мира, как говорят персы. Гименей, стоящий немного ниже ангелов, по сви­детельству Давида[434].

Все это значительно, но не то главное, что заслуживает наибольшего восхищения. Почему же мы не восхищаемся в большей степени ангелами и прекрасными небесными хорами? В конце концов, мне показалось, я понял, по­чему человек самый счастливый из всех живых существ и достойный всеобщего восхищения и какой жребий был уго­тован ему среди прочих судеб, завидный не только для жи­вотных, но и для звезд и потусторонних душ. Невероят­но и удивительно! А как иначе? Ведь именно поэтому че­ловека по праву называют и считают великим чудом, жи­вым существом, действительно достойным восхищения. Но что бы там ни было, выслушайте, отцы, и снисходи­тельно простите мне эту речь.

Уже всевышний Отец, Бог-Творец, создал по законам мудрости мировое обиталище, которое нам кажется авгу­стейшим храмом Божества. Наднебесную сферу украсил разумом, небесные тела оживил вечными душами. Гряз­ные, загаженные части нижнего мира наполнил разнород­ной массой животных. Но, закончив творение, пожелал мастер, чтобы был кто-то, кто оценил бы смысл такой большой работы, любил бы ее красоту, восхищался ее раз­махом. Поэтому, завершив все дела, как свидетельствуют Моисей[435] и Тимей[436], задумал наконец сотворить человека.

Но не было ничего ни в прообразах, откуда Творец про­извел бы новое потомство, ни в хранилищах, что подарил бы в наследство новому сыну, ни на скамьях небосвода, где восседал сам Созерцатель вселенной. Уже все было за­вершено; все было распределено по высшим, средним и низшим сферам. Но не пристало отцовской мощи отсут­ствовать в последнем потомстве, как будто она истощена, не подобало колебаться Его мудрости в необходимом деле из-за отсутствия совета, не приличествовало Его благоде­тельной любви, чтобы тот, кто в других должен был вос­хвалять Божескую щедрость, осуждал бы ее в самом себе. И установил наконец лучший Творец, чтобы тот, кому Он не смог дать ничего собственного, имел общим с други­ми все, что было свойственно отдельным творениям. Тогда согласился Бог с тем, что человек — творение неопреде­ленного образа, и, поставив его в центре мира, сказал: "Не даем мы тебе, о Адам, ни своего места, ни опреде­ленного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно своей воле и своему решению. Образ прочих тво­рений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центре мира, чтобы отту­да тебе было удобнее обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпоч­тешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные су­щества, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие божественные". О, высшая щедрость Бога-Отца! О, высшее и восхитительное счастье человека, ко­торому дано владеть тем, чем пожелает, и быть тем, кем хочет! Звери при рождении получают от материнской ут­робы все то, чем будут владеть потом, как говорит Луциллий[437]. Высшие духи либо сразу, либо чуть позже становятся тем, чем будут в вечном бессмертии. В рождающихся людей Отец вложил семена и зародыши разнородной жиз­ни, и соответственно тому, как каждый их возделает, они вырастут и дадут в нем свои плоды. Возделает растительные — будет растением, чувственные — станет животным, рациональные — сделается небесным существом, интеллек­туальные — станет ангелом и сыном Бога. А если его не удовлетворит судьба ни одного из этих творений, пусть вер­нется к своей изначальной идентичности и, став духом единым с Богом в уединенной мгле Отца, который стоит над всем, будет превосходить всех. И как не удивляться нашему хамелеонству! Или, вернее, чему иному можно удивляться более? И справедливо говорил афинянин Асклепий, что за изменчивость облика и непостоянство харак­тера он сам был символически изображен в мистериях как Протей[438]. Отсюда и известные метаморфозы евреев и пи­фагорейцев. Ведь в тайной еврейской теологии то святого Еноха[439] превращают в божественного ангела, которого на­зывают "MaPakh Adonay Shebaoth", то других превраща­ют в иные божества. Пифагорейцы нечестивых людей пре­вращают в животных, а если верить Эмпедоклу, то и в растения. Выражая эту мысль, Магомет часто повторял: "Тот, кто отступит от божественного закона, станет живот­ным, и вполне заслуженно". И, действительно, не кора составляет существо растения, но неразумная и ничего не чувствующая природа, не кожа есть сущность упряжной лошади, но тупая и чувственная душа, не кругообразное вещество составляет суть неба, а правильный разум; и ан­гела создает не отделение его от тела, но духовный разум. Если ты увидишь ползущего по земле на животе, ты увидишь не человека, а кустарник, и если увидишь, подобно Калипсо[440], кого-либо ослепленного пустыми миража­ми фантазии, охваченного соблазнами раба чувств, ты уви­дишь не человека, а животное. И если ты видишь фило­софа, все распознающего правильным разумом, уважай его, ибо небесное он существо, не земное. Если же ви­дишь чистого созерцателя, не ведающего плоти и погру­женного в недра ума, то это не земное и не небесное су­щество. Это — более возвышенное, божественное, обле­ченное в человеческую плоть. И кто не станет восхищаться человеком, которого в священных еврейских и христиан­ских писаниях справедливо называют именем то всякой плоти, то всякого творения, так как он сам формирует и превращает себя в любую плоть и приобретает свойства любого создания! Поэтому перс Эвант, излагая философию халдеев, пишет, что у человека нет собственного природ­ного образа, но есть много извне привходящих. Отсюда и выражение у халдеев: "Hanarich tharah sharinas": человек — животное многообразной и изменчивой природы. К чему это относится? К тому, чтобы мы понимали, родившись — при условии, что будем тем, кем хотим быть, — что важнейший наш долг заботиться о том, чтобы по крайней мере о нас не говорили, что когда мы были в чести, то нас нельзя было узнать, так как мы уподобились лишен­ным разума животным[441]. Но лучше, если о нас скажут словами пророка Асафа: "Вы — боги и сыны Всевышнего все вы"[442]. Мы не должны вредить себе, злоупотребляя ми­лостивейшей добротой Отца, вместо того чтобы привет­ствовать свободный выбор, который Он нам дал.

Пусть наполнит душу святое стремление, чтобы мы, не довольствуясь заурядным, страстно желали высшего, а так­же добивались (когда сможем, если захотим) того, что по­ложено всем людям. Отвергая земное, пренебрегая небесным и, наконец, оставив позади все, что есть в мире, по­спешим в находящуюся над миром курию, самую близкую к высочайшей божественности. [...]