Творчество. Ранним исследователям[кому?] литературной деятельности Гоголя представлялось, что его творчество разграничивается на два периода: первый

Ранним исследователям^{[ кому? ]} литературной деятельности Гоголя представлялось, что его творчество разграничивается на два периода: первый, когда он служил «прогрессивным стремлениям» общества, и второй, когда он стал религиозно-консервативным. Другой подход к изучению биографии Гоголя, включавший, среди прочего, анализ его переписки, раскрывавшей его внутреннюю жизнь, позволил исследователям прийти к выводу, что как, по-видимому, ни противоположны мотивы его повестей, «Ревизора» и «Мёртвых душ», с одной стороны, и «Выбранных мест» — с другой, в самой личности писателя не было того перелома, какой в ней предполагался, не было брошено одно направление и принято другое, противоположное; напротив, это была одна цельная внутренняя жизнь, где уже в раннюю пору были задатки позднейших явлений, где не прекращалась основная черта этой жизни — служение искусству; но эта личная жизнь была осложнена внутренним взаимным оспариванием поэта-идеалиста, писателя-гражданина и последовательного христианина^[4]. О свойствах своего таланта сам Гоголь говорил: «У меня только то и выходило хорошо, что взято было мной из действительности, из данных, мне известных». При этом изображённые им лица не были просто повторением действительности: они были целыми художественными типами, в которых была глубоко понята человеческая природа. Его герои чаще чем у кого-либо другого из русских писателей становились именами нарицательными. Другая личная черта Гоголя заключалась в том, что с самых ранних лет, с первых проблесков молодого сознания его волновали возвышенные стремления, желание послужить обществу чем-то высоким и благотворным; с ранних лет ему было ненавистно ограниченное самодовольство, лишённое внутреннего содержания, и эта черта сказалась потом, в 1830-х, сознательным желанием обличать общественные язвы и испорченность, и она же развилась в высокое представление о значении искусства, стоящего над толпой как высшее просветление идеала… Все коренные представления Гоголя о жизни и литературе были представления Пушкинского круга. Художественное чувство его было сильно и оценило своеобразный талант Гоголя, кружок приложил заботы и о его личных делах. Как полагал А. Н. Пыпин, Пушкин ожидал от произведений Гоголя больших художественных достоинств, но едва ли ожидал их общественного значения, как потом не вполне его оценивали друзья Пушкина и как сам Гоголь готов был дистанцироваться от него^[4]. Гоголь дистанцировался от того понимания общественного значения своих произведений, какое вкладывала в них литературная критика В. Г. Белинского и его круга, критика социально-утопическая. Но при этом Гоголь сам был не чужд утопизма в сфере социального переустройства, только его утопия была не социалистической, а православной. Идея «Мёртвых душ» в окончательном виде — не что иное, как указание пути к добру абсолютно любому человеку^[29]. Три части поэмы — это своеобразное повторение «Ада», «Чистилища» и «Рая»^[30]. Падшие герои первой части переосмысливают своё существование во второй части и духовно возрождаются в третьей. Таким образом, литературное произведение нагружалось прикладной задачей исправления человеческих пороков. Такого грандиозного замысла история

В 1831 году вышел первый сборник повестей Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки». Осо­бенностью русской, литературы этого времени стало обращение писателей и поэтов к жизни простого народа, его быту и нравам. Многие писатели в своих произ­ведениях описывали своеобразие русского нацио­нального характера. Гоголь же, издав «Вечера на ху­торе близ Диканьки», открыл читателю совершенно новый, живой и яркий мир украинского народа.

Великое мастерство проявил писатель и в описании самобытной украинской природы с ее привольными степями, густыми лесами, свободолюбивыми реками. В повести «Сорочинская ярмарка» перед нами пред­стает знойный, сверкающий солнцем летний день и красавица река Псел. В «Майской ночи» нас поража­ет великолепие украинской ночи, таинственный ме­сяц, заливающий всю землю серебряным светом. В «Страшной мести» писатель рассказывает о несрав­нимом ни с одной рекой величественном Днепре.

«Сорочинская ярмарка», как и другие повести сборника, знакомит нас с жизнью украинских кресть­ян. Искренняя любовь к простому человеку, умение увидеть поэзию в его жизни являются основной цен­ностью произведений Гоголя.

Читая «Вечера на хуторе близ Диканьки», мы ста­новимся свидетелями живых картин украинского на­родного быта, исполненного движения, искрящейся радости. В «Сорочинской ярмарке» нарисована увле­кательнейшая картина шумной, наполненной массой разнообразных звуков, играющей яркими красками ярмарки. «Вот истинная веселость, искренняя, не­принужденная, без жеманства, без чопорности. А мес­тами какая поэзия! Какая чувствительность!» — пи­сал Пушкин после прочтения «Вечеров». Но, чтобы показать истинную жизнь народа, мало дать пред­ставление об окружающей природе и основных прояв­лениях его быта. Настоящий художник, писатель обязательно раскроет чувства, своеобразные характе­ры людей, так, как сделал это Гоголь. Мастерство мо­лодого писателя позволило ему создать целую галерею ярких, запоминающихся образов, в которых уга­дываются характерные национальные черты.

Как дополнение к ярким краскам богатой приро­ды, колоритным бытописаниям выступают славя­щиеся своей красотой девушки-украинки. Восемна­дцатилетняя Параска из «Сорочинской ярмарки», красавица Оксана из повести «Ночь перед Рождест­вом», прекрасная Катерина из «Страшной мести» — все они своеобразное национальное достояние, вопло­тившие в себе красоту своего, народа. А ловкие, весе­лые, сильные и смелые парубки, которые умеют так преданно любить и так настойчиво бороться за свое счастье? Их образы проникнуты духом свободолю­бия, присущего всему украинскому народу. И не слу­чайно Гоголь с любовью называет своих героев «воль­ными казаками».

В «Сорочинской ярмарке», так же как и в других по­вестях сборника много забавных сцен, описанных в народном духе, живым образным языком. Гоголь уже в этой книге проявляет свой талант сатирика, ловко высмеивающего слабости своих героев, непригляд­ные черты их характера. Так, мы смеемся над бес­сильной злобой мачехи Параски — сварливой бабы из «Сорочинской ярмарки», над ее глупой напыщенно­стью, щегольством. Смешна и сцена безмерного ужа­са, охватившего героев при виде просунувшейся в окно свиной рожи, страшно поводящей глазами.

По свидетельству самого Гоголя, типографские ра­бочие «помирали со смеху», набирая эту книгу. Смех Гоголя в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» — это здоровый смех человека, ценящего прекрасное и не-приемлющего пошлость, человека, который верит, что добро и правда восторжествуют над злом.

"Вечера на хуторе близ Диканьки" - это произведение, наполненное народными поверьями, фантастикой, сказочными событиями, но важно то, что обычные человеческие истины, вера в добро и силу земную присутствуют в нём.

Добро здесь всегда побеждает зло, корысть и скупость нака-зываются, любовь торжествует над злыми силами, подлость и низость высмеиваются.

Писатель доказывает нам, что власть денег не ведёт к счастью, что земные страсти лишь помогают человеку попасть под власть тёмных сил, что вера и христианские добродетели спасут человека всегда, в каком бы сложном положении он ни оказался.

Читаем это произведение и рассказы о чертях и нечисти воспри-нимаются как суеверие, а на первый план выходят человеческие качества героев, их достоинства и недостатки.

Основная цель фантастики здесь - ярче высветить тонкий психологизм и провести идею победы добра над злом, доказывая, что всё тайное становится явным, а грехи рано или поздно наказываются.

Всё это у Гоголя представлено в комической форме. Вспомните, как ни старалась Солоха скрыть то, что ходят к ней мужики со всей округи, обман раскрылся, да ещё как комически раскрылся!

Дьявольщине у Гоголя всегда противопоставлена истинная христи-анская вера. Жизнь людей, верящих и несущих в своей душе великие и простые истины любви, сострадания и честности, всегда прекрасна.

Природа в "Вечерах..." как бы является отражением внутреннего мира героев. Все части произведения объединены темой величия и красоты мира природы, столь же прекрасного и таинственного у Гоголя, как и мир людей.

Гоголевский юмор не обжигает нас злой иронией, он светлый и добрый. Недостатки героев вызывают у писателя и читателей смех, они не требуют негодования и порицания, так как все недобрые поступки наказаны, а их герои осознают свою вину.

“Повести, служащие продолжением “вечеров на Х близ Д” – таков подзаголовок “Миргорода”. И содержанием и характерными особенностями своего стиля эта книга открывала новый этап в творческом развитии Гоголя. В изображении быта и нравов миргородских помещиков уже нет места романтике и красоте. Жизнь человека здесь опутана паутиной мелочных интересов. Нет в этой жизни ни высокой романтической мечты, ни песни, ни вдохновения. Тут царство корысти и пошлости.

В “Миргороде” Г расстался с образом простодушного рассказчика и выступил перед читателями как художник, смело вскрывающий социальные противоречия современности.

От весёлых и романтических парубков и дивчин, вдохновенно-поэтических описаний украинской природы Гоголь перешёл к изображению прозы жизни. В этой книге резко выражено критическое отношение писателя к затхлому быту старосветских помещиков и пошлости миргородских “существователей”.

Реалистические и сатирические мотивы гоголевского творчества углубляются в “Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем”. История глупой тяжбы двух миргородских обывателей осмыслена Г в остро обличительном плане. Жизнь этих обывателей лишена атмосферы патриархальной простоты и наивности. Поведение обоих героев возбуждает в писателе не мягкую усмешку, но чувство горечи и гнева: “Скучно на этом свете, господа!” Эта резкая замена юмористической тональности обнажённо сатирической с предельной ясностью раскрывает смысл повести. С виду забавный, весёлый анекдот превращается в сознании читателя в глубоко драматическую картину действительности.

Гоголь с присущей ему обстоятельностью вглядывается в характеры своих героев: двух закадычных приятелей. Они – “два единственные друга” в Миргороде – Перерепенко и Довгочхун. Но каждый из них себе на уме. Казалось, нет такой силы, способной расстроить их дружбу. Однако глупый случай вызвал взрыв, возбудив ненависть одного к другому. И в один несчастный день приятели стали врагами.

Ивану Ивановичу очень не хватает ружья, которое он увидел у Ивана Никифоровича. Ружьё – не просто “хорошая вещь”, оно должно укрепить Ивана Ивановича в сознании его дворянского первородства. Дворянство-то у него, впрочем, не родовое, а благоприобретённое: отец его был в духовном звании. Тем важнее ему иметь собственное ружьё! Но Иван Никифорович тоже дворянин, да ещё всамделишный, потомственный! Ружьё и ему необходимо, хотя с тех пор, как купил его у турчина и имел в виду записаться в милицию, он ещё не сделал из него ни единого выстрела. Он считает кощунством променять столь “благородную вещь” на бурую свинью да два мешка с овсом. Потому-то так и воспалился Иван Никифорович и с языка его слетел этот злосчастный “гусак”.

В этой повести ещё гораздо сильнее, чем в предшествующей, даёт себя чувствовать ироническая манера гоголевского письма. Сатира Гоголя никогда не раскрывается обнажённо. Его отношение к миру кажется добродушным, незлобивым, приветливым. Ну в самом деле, что же можно сказать худого о таком прекрасном человеке, как Иван Иванович Перерепенко! Природная доброта так и бьёт ключом из Ивана Ивановича. Каждое воскресенье он надевает свою знаменитую бекешу и отправляется в церковь. А после службы он, побуждаемый природной добротой, обязательно обойдёт нищих. Увидит нищенку и заведёт с ней сердечный разговор. Та ожидает милостыню, он поговорит-поговорит и уйдёт прочь.

Так-то и выглядит “природная доброта” и сердобольность Ивана Ивановича, оборачивающиеся лицемерием и совершенной жестокостью. “Очень хороший также человек Иван Никифорович”. “Также” – очевидно, он человек такой же доброй души. Нет у Гоголя в этой повести прямых обличений, но обличительная направленность его письма достигает необыкновенной силы. Его ирония кажется добродушной и незлобивой, но сколько же в ней истинного негодования и сатирического огня! Впервые в этой повести мишенью гоголевской сатиры становится и чиновничество. Здесь и судья Демьян Демьянович, и подсудок Дорофей Трофимович, и секретарь суда Тарас Тихонович, и безымянный канцелярский служащий, с “глазами, глядевшими скоса и пьяна”, со своим помощником, от дыхания которых “комната присутствия превратилась было на время в питейный дом”, и городничий Пётр Фёдорович. Все эти персонажи кажутся нам прообразами героев “Ревизора” и чиновников губернского города из “Мёртвых душ”.

Композиция “Миргорода” отражает широту восприятия Гоголем современной действительности и вместе с тем свидетельствует о размахе и широте его художественных исканий.

Все четыре повести “миргородского” цикла связаны внутренним единством идейного и художественного замысла.

Вместе с тем каждая из них имеет и свои отличительные стилевые особенности. Своеобразие “Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем” состоит в том, что здесь наиболее отчётливо и ярко выражен свойственный Гоголю приём сатирической иронии. Повествование в этом произведении, как и в “Старосветских помещиках”, ведётся от первого лица – не от автора, но от некоего вымышленного рассказчика, наивного и простодушного. Это он и восторгается доблестью и благородством Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича. Это его приводят в умиление “прекрасная лужа” Миргорода, “славная бекеша” одного из героев повести и широченные шаровары другого. И чем сильнее выражаются его восторги, тем очевиднее для читателя раскрывается пустота и ничтожество этих персонажей.

Нетрудно заметить, что рассказчик выступает как выразитель самосознания народа. В том, как Рудый Панько воспринимает и оценивает явления действительности, проглядывает юмор и усмешка самого Гоголя. Пасечник является выразителем нравственной позиции автора. В “Миргороде” художественная задача рассказчика другая. Уже в “Старосветских помещиках” его нельзя отождествлять с автором. А в повести о ссоре он ещё более отдалён от него. Ирония Гоголя здесь совсем обнажена. И мы догадываемся, что предметом гоголевской сатиры является, по существу, и образ рассказчика. Он помогает более полному решению поставленной писателем сатирической задачи.

Лишь один раз предстаёт перед нами в повести о ссоре образ рассказчика, которого не коснулась авторская ирония, в заключительной фразе повести: “Скучно на этом свете, господа!” Это сам Гоголь словно раздвинул рамки повести и вошёл в неё, чтобы открыто и гневно, без тени иронии произнести свой приговор. Эта фраза венчает не только повесть о ссоре, но и весь “миргородский” цикл. Здесь – зерно всей книги. Тонко и точно заметил Белинский: “Повести Гоголя смешны, когда вы их читаете, и печальны, когда вы их прочтёте”. На всём протяжении книги писатель творит суд над людской пошлостью, становящейся как бы символом современной жизни. Но именно здесь, в конце повести о ссоре, Гоголь открыто, от своего собственного имени выносит окончательный приговор этой жизни.

В “Старосветских помещиках” и “Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем” Гоголь впервые выступил перед читателями как “поэт жизни действительной”, как художник, смело обличающий уродство общественных отношений крепостнической России. Смех Гоголя творил великое дело. Он обладал огромной разрушительной силой. Он уничтожал легенду о незыблемости феодально-помещичьих устоев, развенчивал созданный вокруг них ореол мнимого могущества, выставлял на “всенародные очи” всю мерзость и несостоятельность современного писателю политического режима, творил суд над ним, будил веру в возможность иной, более совершенной действительност

Арабески — скульптурный или живописный орнамент в виде пересекающихся линий, геометрических фигур, растений арабского и других стилей. У Гоголя слово используется в переносном смысле — соединение статей и материалов различного содержания и стиля. В том же 1835 г., когда был издан «Миргород», вышел еще один сборник Гоголя — «Арабески». В нем были опубликованы статьи на различные темы — об истории, педагогике, архитектуре. В состав сборникаГоголь включил и три повести: «Невский проспект», «Портрет», «Записки сумасшедшего». Спустя несколько лет Гоголь написал еще две повести — «Нос» и «Шинель», которые образовали единый цикл, вошедший в историю литературы под -названием петербургские повести.

Критическое направление проявилось у Гоголя уже в таких его произведениях, как «Иван Федорович Шпонька и его тетушка», «Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Ники-форовичем». Теперь, в петербургских повестях, сатирический пафос творчества Гоголя проявляется еще более остро. На первый план выдвинулась проблема социальных противоречий, особенно ощутимых в условиях столичного Петербурга с его резкими контрастами, лихорадочной погоней за чинами и богатством, гибелью «маленьких людей». В петербургских повестях много фантастики, но функция ее уже иная по сравнению с «Вечерами…». Там она часто включалась в народное сознание, была одним из средств воссоздания поэтического мира/ Здесь же фантастика — злая сила, олицетворение искаженных человеческих отношений, неразумной жизни, построенной на нарушении нормальной, естественной логики. В данном случае фантастические мотивы и образы не противоречат реалистическому подходу к изображению действительности, а, напротив, способствуют раскрытию, обнажению самой сути ее. Впоследствии этот же принцип будет блестяще использован в творчестве прямого наследника Гоголя — великого русского сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Во всех повестях действие происходит в Петербурге. Город у Гоголя — не просто некое место действия, на фоне которого происходят те или иные события, а активная сила, определяющая судьбы его героев. Это отчетливо видно уже в первой же повести, с которой начинается петербургский цикл— «Невский проспект». Параллельная история двух молодых людей — художника Пискарева и поручика Пирогова — давала возможность Гоголю глубоко раскрыть тему нравственных и эстетических противоречий столичного города, где прекрасное — лишь обман, где пошлый и ничтожный Пирогов наслаждается жизнью, а благородный мечтатель Пискарев гибнет. Идеальный мир, созданный воображением художника, не выдерживает столкновения с грубой и реальной действительностью. Напротив, поручика Пирогова ничто не может вывести из душевного равновесия и пошлого довольства собой даже тогда, когда в результате неудачного любовного похождения он был высечен. «Пискарев и Пирогов — какой контраст!..— писал Белинский.— О, какой смысл скрыт в этом контрасте! И какое действие производит этот контраст! Пискарев и Пирогов, один в могиле, другой доволен и счастлив, даже после неудачного волокитства и ужасных побоев!.. Да, господа, скучно на этом свете!..».

Не случайно повесть открывается панорамным описанием Невского проспекта. Это своеобразное введение ко всему циклу. Представление о цельной и гармоничной человеческой личности невозможно в мире, где существуют только чины, прически, костюмы, шляпки — все, что угодно, но не человек. Здесь писатель блестяще использовал прием синекдохи (выявление целого через его часть): «Один показывает щегольской сюртук с лучшим бобром, другой — греческий прекрасный нос, третий несет превосходные бакенбарды, четвертая — пару хорошеньких глазок и удивительную шляпку».

Нос, который может приобрести самостоятельность, представляя или даже заменяя человека,— тема повести Гоголя, которая так и называется: «Нос». Это история о том, как у коллежского асессора Ковалева (впрочем, он любил себя называть майором ‘) сбежал нос. Мало того, оказалось, что сбежавший нос ездит по городу в коляске и одет в мундир статского советника. И ничего не может сделать Ковалев с собственным носом, ибо чин у носа оказывается значительно выше! Повторяется тот же прием, построенный на синекдохе, с которым мы уже встречались в «Невском проспекте»; только здесь часть уже не просто заменяет целое, но становится даже значительней целого. Чин становится важнее человека. Ситуация с пропавшим (а потом и найденным) носом, конечно, фантастична. Внешнее правдоподобие явно нарушено. Но тем острее проявляется фантастичность, ненормальность всей тогдашней действительности, при которой возможна продажа живых людей (крепостных крестьян), возможна торговля мертвыми душами… Кроме того, необычность происшествия позволила Гоголю ярче, колоритнее раскрыть ничтожество и пошлость майора Ковалева (родного брата по духу поручика Пирогова), его нравственное убожество, всю призрачность тогдашней внешне добропорядочной и внешне устойчивой жизни.

Еще в «Невском проспекте» Гоголь затронул проблему искусства, показав трагическое столкновение высокой мечты художника с жестокой реальностью. Эта тема стала центральной в повести «Портрет». Традиционный конфликт был раскрыт Гоголем с позиций писателя-реалиста. Романтики, охотно писавшие на темы искусства, возвышали обычно художника над жизнью, делая его выразителем «небесного» вдохновения, далекого от мирской суеты. Гоголь же показывает прямую зависимость своего героя — Чарткова — от среды, где успех и деньги ценятся гораздо выше таланта и подлинного искусства. Чартков становится жертвой этого общества. Правда, во второй части повести причину нравственного падения художника Гоголь видит уже не в конкретных общественных отношениях, а в дьявольских, потусторонних, сверхъестественных силах, которые вмешиваются в жизнь Чарткова. В 1842 г.

По существовавшему в России табелю о рангах все чиновники и офицеры были разделены на 14 разрядов. Гражданский чин «коллежского асессора» соответствовал в военной службе майору. Чин этот давал право на потомственное дворянство, получить его было нелегко, поэтому чиновники, дослужившиеся до предыдущего чина — титулярного советника, так всю жизнь в нем и пребывали. Для получения желаемого чина Ковалев поехал служить на Кавказ, что Гоголь специально подчеркивает, называя его «кавказским коллежским асессором». Гоголь переработал повесть (возможно, под влиянием резкой критики Белинского), значительно ослабив в ней фантастический элемент. Однако и во второй редакции идейно-эстетические противоречия повествования все же не были преодолены до конца. «А мысль повести,— писал Белинский в 1842 г.,— была бы прекрасна, если б поэт понял ее в современном духе: в Чарткове он хотел изобразить даровитого художника, погубившего свой талант, а следовательно, и самого себя, жадностью к деньгам и обаянием мелкой известности. И выполнение этой мысли должно было быть просто, без фантастических затей, на почве ежедневной действительности…». Демонические мотивы никак не сочетались с реалистической направленностью «Портрета». Успех сопутствовал Гоголю там, где он использовал формы не романтической, а реалистической фантастики, как это уже было им сделано в повести «Нос» и проявилось в «Записках сумасшедшего».

В «Записках сумасшедшего» повествование ведется от первого лица. Автор записок — титулярный советник Поприщин — обычный незаметный чиновник с весьма низким умственным и культурным уровнем. Гогольспециально подчеркивает это обстоятельство, включая в текст пародию на «светский роман» в письмах. Поприщину, постепенно сходящему с ума, представляется, что он читает собачьи письма. Стиль этих писем вполне соответствует низкому эстетическому вкусу самого титулярного советника. Они построены на уровне низкопробных романов, которые Поприщину приходилось читать. О литературных же пристрастиях его можно судить по тому, что он способен восхищаться совершенно ничтожными стишками, приписывая ихПушкину. Это самый рядовой, типичный чиновник. Но вспыхнувшая любовь к генеральской дочери выбивает его из привычной колеи. В сознании мелкого и ничтожного чиновника нарастает протест против господствующей в жизни социальной несправедливости. Это приводит его к безумию: он воображает себя испанским королем Фердинандом VIII. Но в безумии своем Поприщин неожиданно возвышается и, подобно Евгению из пушкинского «Медного всадника», оказывается способным на бунт, поднимается до прямого обличения: «Мать, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы!».

Поприщин — порождение и жертва этого мира. Он же становится и его обличителем. Однако гоголевское сочувствие Поприщину проявляется не тогда, когда он был обычным чиновником, и не тогда, когда он — в своем воображении — становится королем. В самом конце повести в Поприщине пробуждается человек. Он оказывается способным на человеческие чувства, на страдание, наконец-то, он вспоминает о матери, о родине, и тогда Гоголь отдает ему самые дорогие свои образы и слова: «тройка быстрых, как вихорь, коней», «струна звенит в тумане», море, Италия и т. д.

Петербургские повести с характерным для них переплетением юмора и трагизма, высокой лирической патетики и сатирического негодования сыграли очень важную роль в истории русской литературы. Под воздействием прежде всего петербургских повестей сложилась в русской литературе так называемая натуральная школа, подхватившая гоголевские традиции в постановке острейших социальных проблем современности. Основой этой школы стало внимание к той повседневной действительности, которую реакционные критики презрительно называли «низкой» и «грязной», благородные гоголевские идеи гуманизма, сочувствие к страданиям униженных и оскорбленных, высокое реалистическое мастерство.

Петербургские повести — общее название ряда повестей, написанных Николаем Васильевичем Гоголем, и название сборника, из них составленного. Объединены общим местом действия — Санкт-Петербургом 1830—1840-х годов.

Петербургские повести составляют особый этап в творчестве Гоголя, и историки литературы говорят о втором, «петербургском», периоде в его литературной деятельности^[1].