Глас народа

У людей есть право голоса. Однако каналы для прямого выраже­ния их мнения, как мы знаем, сильно его ослабляют, а только что описанная нами схема предназначена для того, чтобы восстановить возможность быстрого выражения всего разнообразия мнений наро­да. Однако есть и другие средства его выражения.

Во-первых, это роль художника, поэта и музыканта как вырази­теля всеобщих чаяний, важность которых широко признается всеми политически сознательными народами. С творческими людьми в Чи­ли я проводил каждую свободную минуту в основном для собствен­ного обогащения. Тем не менее никто не сомневается (хотя меньше всего это осознают сами творческие работники) в том, что они игра­ют важную роль в политической борьбе. Снова подчеркнем, что с кибернетической точки зрения они служат усилительным элементом в замкнутой цепи оценки общественного мнения. Произведения ис­кусства — рисунок, скульптура, живописное полотно, маршевая ме­лодия или народная песня — фокусируют эмоции, выбирая их из огромного разнообразия, которое именно из-за его гигантского числа трудно оценить любому, кроме, вероятно, талантливого наблюдате­ля. Если выбор сделан точно, то люди связывают себя с произведе­нием искусства, усиливая его эффект своим всеобщим признанием.

Это особенно очевидно в песне, поскольку все могут принять уча­стие в ее живом исполнении.

Более того, в искусстве мы наблюдаем системные эффекты (в дан­ном случае стремительный рост отрицательной энтропии политиче­ского пробуждения) при отсутствии интерактивных "каналов", свя­зывающих творческого работника с публикой. Даже если его пер­вичное послание не очень четко политически выражено, как бывает в песнях протеста, достаточно того, что оно отражает широко рас­пространенное настроение. Но если творческий человек сможет удачно сфокусировать голос народа, то, как всегда бывало, он может вложить в его уста и нужные слова. Тогда творческий работник вполне сознательно принимает на себя и ответственность. Как ни странно, но наука, ставшая в значительной мере обособленной уси­лиями богатых и властных элементов нашего общества, вошла в число мишеней деятелей искусства. Каждый из них создает свою "Гернику". С моей точки зрения, и это я постоянно пропагандировал в творческих кругах, наука, как и искусство, является частью насле­дия человечества. И если она обособилась, то должна быть возвра­щена на свое место и использоваться людьми как принадлежащее им наследство, а не безропотно капитулировать перед теми, кто обрек ее на производство средств дальнейшего угнетения (военным или экономическим путем).

Во-вторых, голос народа можно заставить с помощью элементар­ной современной техники вторично звучать в его ушах. Стало обыч­ным делом во всем мире видеть тех, кто живет в экономически бед­нейших регионах, потеряв надежду и волю улучшить свое положе­ние. Сидят они на порогах своих домов, говорят один другому, что ничего нельзя поделать, надеясь, что в один прекрасный день поя­вится правительственная программа, которая спасет их от нищеты и безнадежности. В Канаде, кстати сказать, мне пришлось иметь дело с проектом, известным под названием "Клич к перемене" (Challenge for Change), когда группы молодых социалистов и работников кино предприняли попытки привлечь население восточного побережья Ка­нады к улучшению их собственного бедственного положения. Для реализации этого проекта, поддержанного министерством науки и техники и Национальным бюро кинофильмов, создавался фильм с помощью мобильной ручной киноаппаратуры. После того как фильм был смонтирован, его показали людям этого бедствующего сообщест­ва, которые до этого единодушно заявляли, что "сделать ничего нельзя" и "никто нам не поможет"; фильм оказался интересным, и все поняли, что кое-что все же можно сделать...

Это краткие заметки существенно упрощают проблему и не пре­тендуют на точное изложение канадского проекта. Однако такой подход мог кое-что предложить и для Чили, когда мы стали изучать роль коммуникации в обществе. Я тогда предложил привлечь к это­му проекту канадских социологов из числа желающих принять уча­стие в эксперименте. Ответ их был восторженным. Однако шли месяцы, а я не мог получить соответствующего оборудования, хотя нуж­дались мы в немногом. К этому времени мы столкнулись с жесткой технической и экономической блокадой Чили.

"Наставление"

Последняя составляющая нашего Народного проекта, успешно ре­ализуемого на втором этапе, начала разрабатываться бок о бок с проектом Киберсин и называлась нами "Наставление". Идея его со­здания возникла по ходу моей беседы с Фернандо Флоресом. Если считать, что мы начали понимать кибернетику правительственного управления, и если мы добиваемся пересмотра всего этого процесса, то следовало сформировать "Наставление", изложить в нем ключе­вые принципы государственного управления так, чтобы любой мог их понять.

Размышляя над этим требованием, я счел, что таких принципов должно быть семь плюс-минус два, поскольку именно такая цифра столь часто фигурирует как предел способности человеческого мозга различать разнообразие. С ошибкой в сторону большей надежности я решил, что нечто полезное можно изложить и в пяти принципах...

Ах, да, ведь в каждой жизнеспособной системе пять подсистем. Размышляя в этом направлении, я начал анализировать самое суще­ственное в каждой подсистеме с первой по пятую с точки зрения ря­дового гражданина: в чем чаще всего происходят ошибки при рас­смотрении конкретного дела и как следовало бы действовать пра­вильно.

Я написал пять эссе для себя, строго их отредактировал, обсудил каждый из принципов со всеми, кто мог мне помочь, и, что особенно важно, с лидерами рабочих из числа не сильно обремененных глуби­нами мудрости. В итоге я получил пять принципов, каждый выра­женный одной кибернетической фразой, каждый относящийся к од­ной подсистеме, хотя и несколько в другом порядке их номеров (в порядке 5, 2, 1, 3, 4). Далее следуют эти пять кибернетических утвер­ждений.

Первый принцип:

Система 5 при народном правительстве не может состоять из эли­ты правящего класса: она должна воплощать всю массу народа.

Второй принцип:

Решающее обстоятельство — скорость реакции в случае сложного сервомеханизма; особенно помните о сглаживании колебаний систе­мен 2.

Третийпринцип:

Технология управления разнообразием позволяет создать гомеостатичсские подсистемы, подчиняющиеся закону о требуемом раз­

нообразии, и определить рекурсию метасистем, этим обеспечивается автономия системы 1.

Четвертый принцип:

Командовать — не значит просто пользоваться властью, как не значит перегружать центральную ось и ее устройства снижения раз­нообразия. Система 3 передает власть и отчетность на элементный уровень и следит за синергетическими преимуществами, наблюдая в целом за системами 1.

Пятый принцип:

Особое внимание должно быть уделено Системе 4, иначе система 5 станет вести себя как система 3 и тогда вся структура мышления фирмы рассыпается; вместо адаптации и самоопределения мы столк­немся с кризисом управления.

Таким оказался кибернетический смысл "Наставления", но после этого потребовалось изложить его обычным языком, чтобы довести до народа с помощью брошюр, листовок, плакатов и (как я надеял­ся) песен. После многих попыток такого перевода я в конце концов подготовил буклет, названный "Пять принципов для народа на пути к хорошему правительству", который был издан в начале 1972 г. Он начинался с заявления, под которым, как я надеялся, подписался бы сам президент Альенде: "Минуло два года после революции за право собственности. Пришло время начать революцию в управлении страной". Такой призыв приурочивался к официальному открытию ситуаци­онной комнаты, позволяющей все движение за борьбу с бюрокра­тией сделать очевидным всем и повсеместным. Каждый из пяти принципов сопровождался пожеланием в двух формах: ПРЕКРА­ТИМ существующую практику, НАЧНЕМ пользоваться новой. И везде следовало "Все должны думать о том, что изменить к лучше­му" как определение, способствующее достижению цели, имеющее, пожалуй, более широкий смысл. Были подготовлены соответствую­щие рисунки, иллюстрирующие пять принципов, а сам буклет восп­роизведен как приложение к данной главе.

Упоминая о "переводе" (а именно, с языка кибернетики на обыч­ный язык общения в пределах культурной нормы англичанина), нельзя не сказать и о необходимости второго перевода (чего я и не пытался сделать) — перевода на испанский с учетом чилийской культуры и включая в него несколько политических моментов. Те­перь трудно сказать, было ли доведено это дело до конца и опубли­кован ли такой буклет, другие события захлестнули нас... Однако в то же самое время я решился обсудить возможность создания песни на эту тему. Как уже шпорилось, музыка важный усилитель в сис­теме культуры.

Центральной фигурой среди музыкантов, с которыми я встречал­ся, и мы стали друзьями, был знаменитый фольклорист Анхель Пар-ра. Поначалу он страшно удивился тому, что я ожидаю от него пес­ни о научном долге народа, полагая едва ли подходящей такую тему для фольклора; Наблюдая, однако, с большим интересом за развити­ем нашей работы, он в конце концов согласился. В его "переводе" нашего "Наставления" кибернетические особенности комментариев к пяти системах переплелись с политическим призывом к реформе;

они каким-то образом отражали и все пять принципов, и текущие события, и всеобщие заботы. А два основных призыва нашего на­ставления решительно звучали в припеве хором:

Давайте остановим тех,

Кто не хочет, чтобы народ

Победил в борьбе.

И давайте вместе

Поддержим науку, Пока мы сила

или лучше, как в оригинале:

Hay que parar al que no quiera que el pueblo gana esta pelea

hay que junar toda la ciencia antes que acabe la paciencia

Анхель Парра назвал свою песню "Letania para una computadora у para un nino que vad nacer", что в переводе звучит как "Проповедь для компьютера и еще неродившегося ребенка". Тема выбрана вер­но, и по мере того, как будет проявляться влияние микропроцессо­ров, она останется темой, на которую людям надлежит обращать все большее внимание. Поскольку обработка информации с помощью компьютера с любой целью становится исключительно дешевой, масса людей может в принципе избежать скучной, монотонной рабо­ты, но поскольку кибернетику технико-социальных перемен не по­нимают ни правительство, ни народы, то скорее всего на деле массы людей будут "освобождены" от интересной для них работы...

Внешние обстоятельства

По мере того, как шел 1972 г., экономика Чили угасала из-за осадного положения. Сколько же нелепости в том, что при миллио­нах глаз во всех частях света, излучающих поддержку чилийскому эксперименту, их правительства и ведомства, которые, как предпо­лагается, выражают мнение этих либерально настроенных наблюда­телей, с нескрываемой враждебностью оказывали всяческое сопро­тивление становлению демократии в Чили, лишая ее всего — от фи­нансовых кредитов до продуктов питания; ее метаболизм "обмен ве­ществ" нарушился, оставшись без самого необходимого вплоть до за­пасных частей, программного обеспечения и экспертизы; буквально и метафорически те, кто раньше процветал, съедали семена, которые им надлежало сеять (побуждаемые к этому внешними силами). По еще больше нелепости в том (если оглянуться теперь назад), что каждый успех, достигнутый- Альенде, каждое его достижение в гла­зах народных масс (что обеспечило массовую поддержку его полити­ке на выборах) приводили к снижению вероятности, что чилийскому эксперименту позволят продолжаться, коль скоро он становится все большей угрозой для западной идеологии.

Центральным моментом в такой судьбе экономики, как и предпо­лагалось (см.гл.16), стала проблема международной торговли. Как упоминалось, получение страной от доходов внешней торговли пря­мо связано с экспортом ею меди, и нам пришлось наблюдать такое зрелище, когда "корабль-призрак", полный меди, подходил к одно­му европейскому порту за другим, не получая разрешения на раз­грузку. (При этом заявлялось, что чилийское правительство отказа­лось выплатить компенсацию владельцам за национализированные им предприятия медной промышленности. На самом деле чилийское правительство подсчитало баланс иностранных капиталовложений в эту отрасль и доходы, вывезенные иностранным капиталом из стра­ны, и подняло вопрос о том, кто же и кому что должен на самом де­ле.) Оставляя в стороне разбирательство того, кто тут прав, отме­тим, кстати, абсурдность "общенационального плана", согласно ко­торому предполагалось вложить большую часть получаемых из-за границы средств в медную промышленность. Такая стратегия, как мы уже знаем, была уязвима, но она не имела экономического смысла. Ситуацию здесь прояснил результат моделирования, полу­ченный с помощью программы Чеко, несмотря на всю ее "ненадеж­ность". Эта программа продемонстрировала, в каком темпе при су­ществующем внешнем давлении должна изменяться экономика стра­ны для достижения желаемого результата по сравнению с тем, что дало бы вложение капитала в медную промышленность.

За этим скрывалась настоящая дилемма. С точки зрения ответст­венных работников Чили, было бы чудовищным не вкладывать в медную промышленность максимум средств, получаемых за счет внешней торговли. Не в этом ли была основная ошибка американ­ских владельцев? Национализация проводилась как признание не только экономической целесообразности эксплуатации этого исклю­чительного национального ресурса, но и как следствие десятилетнего пренебрежения капиталовложениями в эту отрасль. Выборочная вы­работка, плохое содержание оборудования, пренебрежение развитием структуры отрасли уже привели ее в катастрофическое состояние — таковы были основные отрицательные следствия ино­странного владения.

Как помнится, члены основной группы немедленно приступили к исследованию проблемы на примере пяти различных ее подотраслей, используя кибернетические принципы, которые показали, что капи­таловложения в медную промышленность, в прошлом обеспечивав­шие максимальную часть дохода за счет внешней торговли, приво­дили к положительной обратной связи (а не просто к обмену) в чи­лийской экономике. Более того, сказанное в последних фразах в то время имело собственную ценность. Эта история отлично отображает общую политическую двойную слепоту. Какой смысл заниматься перспективным планированием, проводимым при абсолютной неза­интересованности в судьбе будущих поколений и безразличии к ней, если неизвестно, сохранится ли страна в ближайшее время, а буду­щее ее тем более туманно? Или, напротив, есть ли смысл для буду­щих поколений в том, чтобы наследовать отрицание их интересов в пользу быстрого восстановления страны, чтобы обеспечить само ее существование? Так или иначе, но вся эта дилемма нашла свое еди­ное выражение в застольной песне, написанной Анхелем Парра Barque Phantasmo о корабле-призраке, загруженном медью, кото­рый никто не смел разгружать. Альенде одобрил песню и потребовал записать ее на грампластинку с тем, чтобы подарить ее всем членам Организации Объединенных Наций, на ассамблее которой ему пред­стояло вскоре выступать. Но фирма грамзаписи в это время проводи­ла забастовку.

Как упоминалось, группа Чеко взялась и создала предваритель­ную модель инфляции, и мы с ее помощью хотели понять природу и риск гиперинфляции. В учебниках тех времен (напомним, дело было в 1972 г.) утверждалось, что такое не может выдержать ни одна страна. Я соответственно разработал системно-теоретическую модель экономического регулирования денежного обращения, тщательно ее проверил при помощи видного английского экономиста, который поддержал мой подход к проблеме, и попытался использовать эту модель в рамках работы группы Чеко. Кибернетика денежного обра­щения, по-видимому, была совершенно чужда кибернетике свобод­ного общества, как это продемонстрировал чилийский эксперимент (что я могу сегодня показать на любой другой стране), поскольку регулирующий инструмент, вошедший в модель того, что должно ре­гулироваться в таком обществе, исключает рост разнообразия как средства адаптации и эволюции любой изменяющейся экономики.

Напомним теорему кибернетики, согласно которой регулятор счита­ется эффективным только в той мере, в какой его модель адекватна тому, что подлежит регулированию. Тогда станет видно, что монета­ризм исключает разнообразие реального экономического мира как следствие регулирующей его модели, неспособной охватить большее. Только разнообразие может справиться с разнообразием: закон Эшби выполняется либо увеличением регулирующего разнообразия, для поглощения Эволюционизирующего разнообразия, либо ограни­чением уроков эволюции до тех пор, пока разнообразие в экономике не станет соответствовать разнообразию регулятора, обладающего единственным регулирующим качеством — эмиссией денег, как это признается идеологией статус-кво.

Придя к такому заключению, я активизировал поиски новых и эволюционных областей чилийской экономики, используя которые чилийская экономика могла бы быстро восстановить приток ино­странной валюты к страну. Это, конечно, означало обращение к дру­гим национальным ресурсам, кроме меди, а также к решению про­блемы расширения ассортимента чилийских товаров, которая давно и серьезно рассматривалась правительством. Здесь я обнаружил три возможности, на которые стоило бы опереться. Первый ресурс — это произведения народного искусства. Весьма вероятно, они нашли бы растущий спрос в разных странах, живущих в утомительном однооб­разии архитектуры, броских, но безвкусных вещей; им можно было бы противопоставить товары народных умельцев, использующих на­родные традиции, символизм, богатство выработки и цвета. Вторым оказалось вино. Чили производит огромное количество вина, но страна сама потребляет лучшие его сорта, экспортируя лишь самые дешевые в сравнительно скромных количествах. Есть здесь и Инсти­тут виноделия, и по всеобщему убеждению, чилийские вина — на­следники французских традиций, единственные в мире производи­мые из винограда, которому удалось избежать эпидемии филоксеры в конце XIX столетия. Третьим ресурсом оказались 3 тыс.миль бере­говой линии и рыба в омывающем ее океане, в частности анчоусы.

При поддержке других членов основной группы были установлены соответствующие контакты во всех трех областях. Сложным оказа­лось дать количественное выражение возможностей народных умель­цев; однако вскоре появились надежные факты и практические воз­можности, чтобы скелеты двух других идей обросли плотью. Более того, вскоре выяснилось, что в стране скопилась гора железного ло­ма, готового к немедленному экспорту. Я вернулся в Европу, воору­женный соответствующими досье и заверением, что два полномоч­ных представителя министерства экономики прибудут ко мне в лю­бой момент для решения вопросов.

Получилось так, что в течение этого периода я стал партнером (одним из пяти) консорциума (теперь распущенного), созданного с целью содействия деятельности крупнейшего международного пред­приятия в Чили. В числе других партнеров значились юрист-международник, физик и бывший дипломат, иностранный банкир и извест­ный профессор экономики. Все мои партнеры располагали обширны­ми связями во всем мире по областям их специализации, а наш план (который, как оказалось, далеко опережал время) сводился к тому, чтобы обеспечить синергетическое развитие крупномасштаб­ных проектов, привлекая для этого любых нужных специалистов. Казалось, что проект рыболовства предлагает идеальную перспекти­ву для привлечения к его реализации подобных участников. Пока я занимался агитацией в пользу продажи металлолома (и обнаружил, что картель в области черной металлургии в Европе стал значитель­но более мощным, чем 10 лет тому назад, когда я оставил эту от­расль) и одновременно пытался учредить рынок для чилийского вина средней цены в Великобритании (при существенном преимуществе в цене и качестве чилийских вин по сравнению с аналогичными фран­цузскими), мои партнеры рассматривали рыбный проект.

Японцы в то время на своих мощных судах уже ловили рыбу в прибрежных чилийских водах к огорчению чилийских рыбаков, об­виняющих японцев в нарушении территориальных границ. Наша идея сводилась к тому, чтобы арендовать большие корабли, которые могли бы непрерывно производить рыбное филе прямо в море. Мы не видели в этом никаких трудностей: казалось, что такие корабли можно за известную цену арендовать, и при этом не потребуется что-то делать на берегу. Готовый продукт, вероятнее всего, можно будет продавать Китайской народной республике. С Китаем могли возникнуть свои юридические и политические проблемы, но два уполномоченных вести переговоры были убеждены в их разрешимо­сти.

Ни одному из этих планов не суждено было созреть, и нельзя ска­зать точно почему, поскольку всякий раз переговоры загроможда­лись нереальными требованиями и жалкими увертками. Насколько я могу, вспоминая теперь, судить, все дело в том, что включение сколько-нибудь существенной части машины капиталистической экономики в качестве поддержки открыто признанного неосоциали­стического государства принципиально неприемлемо как предложе­ние для обеих сторон, даже если можно доказать рациональность по­добного соглашения. (Заметьте слово "меосоциалисгический", так как подобный анализ не годится для торговых соглашений между Западом и Востоком, которые в принципе носят капиталистический характер с обеих сторон.) Я уже упоминал о вопросе Альенде: "Как может небольшое социалистическое государство продолжать сущест­вовать в капиталистическом окружении?. Конечно, не может без мощной поддержки, какую имеет Куба и не имеет Чили. В конце этого этапа предпринималась еще одна попытка переворота власти, которую президент Альенде назвал "Сентябрьским заговором". Об­становка в стране стала очень напряженной. Возникло такое чувст­во, что безответственные внешние силы используют любые симпати­зирующие им внутренние группы, чтобы свергнуть существующее правительство. И даже в этих условиях заговор удалось преодолеть, а Главнокомандующий снова заявил о лояльности вооруженных сил правительству Чили.

Глава 18