Р. Мертон и концепция этоса науки

Совокупность поведенческих нормативов, общеобязательных для науч­ного сообщества, называют этосом науки. Концепция устойчивого и уни­версального этоса науки была предложена ещё в 1940-е гг. Робертом Мертоном в статье «Наука и демократическая социальная структура» (1942).

Согласно его концепции основными нормативами научной деятельности являются следующие.

1. Универсализм — требование руководствоваться в своих профессио­нальных занятиях не личными симпатиями и предпочтениями, а интер­субъективными, максимально очищенными от всего индивидуального всеобщими критериями доказательности, достоверности, научной значи­мости. Нарушением нормы универсализма считаются всякого рода откло­нения от универсальных критериев, например какая-либо манипуляция данными в угоду лоббируемой научной позиции и т.п.

2. Коммунальность (или всеобщность). Это установка на солидар­ность, сотрудничество, открытость, на совместный поиск истины. Сооб­щения о тех или иных научных достижениях должны быть открыты для ознакомления, предназначены для всеобщего обсуждения. Научное зна­ние — общее достояние всего научного сообщества. Нарушением нормы коммунальности считаются различные партикулярные (групповые, инди­видуальные) обособления, превозношение личного вклада в научное по­знание, неуважение к достижениям других учёных, ограничение доступа других к важной информации.

3. Незаинтересованность — требование бескорыстного служения ис­тине. Чистый познавательный интерес должен, безусловно, превышать все прочие соображения. Так, учёный должен принимать критические замеча­ния в свой адрес, сколь бы болезненными они ни были, соглашаться с разум­ностью другой точки зрения, сколь бы неприятной для него лично она ни была, в ситуациях внешнего давления на науку отказываться от соображе­ний материальной выгоды в пользу чистого познавательного интереса.

4. Организованный скептицизм. Это обязанность ничего не принимать бездоказательно, но всегда искать самому и требовать от других разум­ных оснований для принятия того или иного научного положения, конт­ролировать методологическую корректность в отношении научных ре­зультатов, занимать строгую критичную и самокритичную позицию по всем обсуждаемым вопросам.

Данная нормативно-ценностная структура, по Р. Мертону, неизменна в истории науки. Интересно, что она одновременно имеет как методоло­гическую природу, определяющую рациональность научного познания, так и этико-деонтологическую, определяющую профессиональные обя­занности учёного. Таким образом, этос науки объединяет и когнитивную, и ценностно-этическую составляющие. Сам Р. Мертон развивал концеп­цию этоса в её связи с культурно-историческим контекстом. Он указывал, что сочетание определённых социокультурных факторов, пришедшееся на период Реформации и начала Нового времени, способствовало тому, что кодекс научной деятельности одновременно воплотил в себе и черты

новой морали, находившейся под влиянием религиозного пуританизма. Поэтому поведенческие нормы учёных в период становления новой на­уки были легитимированы не только и не столько тем, что они методологиче­ски эффективны, сколько их нравственной ценностью самой по себе. Согласно Р. Мертону этос учёного является воплощением действительно циви­лизованного поведения, реализацией высших демократических идеалов.

Р. Мертон указал также на важнейшее значение профессионального признания как награду за научные заслуги. Учёный вкладывает в научное предприятие свой ум, талант, труд, а в ответ ожидает получение признания его результатов со стороны коллег; это является его главным мотивом.

Образ научного сообщества в современной социологии науки

Этос науки в изображении Р. Мертона выглядит достаточно привлека­тельно, а сам институт науки кажется образцовой социальной структурой. Но насколько верна эта картина? Начнём с того, в действительности ли по­ведение учёных является намного более сложным. Сам Р. Мертон вынуж­ден был признать в «Амбивалентности учёного» (1965), что под влиянием ряда факторов (таких как система социальных поощрений учёного, давле­ние на науку политических, экономических реалий и др.) учёные оказыва­ются в весьма неоднозначной ситуации. Кроме того, сами нормы этоса при своём последовательном применении могут оказаться противоречивыми (скажем, требование самокритичности содержательно противоречит сме­лости и уверенности в себе, в известной мере необходимых для осуществ­ления любого рода деятельности). Поэтому учёный оказывается в ситуации конфликта норм этоса и противостоящих им контрнорм — партикулярности, скрытности, организованного догматизма. В таких условиях поведе­ние научного сообщества оказывается двойственным, или амбивалентным.

Понятие контрнорм было введено в важном исследовании социолога И. Митроффа в «Субъективной стороне науки» (1974). И. Митрофф, изучая высказывания самих учёных, пришёл к выводу, что этос науки не может быть описан с помощью некоторого множества норм. На самом деле профессиональное поведение учёного оказывается колеблющимся между той или иной нормой и противостоящей ей контрнормой, так что этос науки выглядит скорее как совокупность пар норм, где внутри каж­дой пары обнаруживается конфронтация между её компонентами.

Например, требованию эмоциональной нейтральности противостоит контрнорма эмоционального предпочтения. Ведь, по мнению многих учёных в науке необходима значительная преданность собственным идеям, без кото­рой невозможно выдерживать критику и продвигаться вперёд в многолетних исследованиях. Норма универсализма на поверку уживается с контрнормой партикулярности: учёные привычно руководствуются в своей деятельности

личными предпочтениями. Вместо того чтобы беспристрастно относиться ко всем сообщениям о тех или иных исследованиях, они выбирают для себя из потока литературы работы лишь тех коллег, которых они по каким-то причи­нам считают наиболее заслуживающими доверия, опытными, авторитетны­ми. Таким образом, оказывается, что учёные оценивают в данном случае именно индивидов, а не их научные результаты. И. Митрофф показывает, что контрнормы так же функционально полезны в научной практике, как и оппо­нирующие им нормы. Например, партикулярность экономит время учёных при анализе научной литературы. Это же касается контрнормы секретности, противостоящей норме коммунальности; учёные часто ограничивают доступ других коллег к информации о своих исследованиях, однако это может играть и позитивную роль. Так, сохраняя до поры свои исследования в тайне, учёные получают возможность не делать скоропалительных выводов, более надёжно проверить их истинность и т.п.¹

Что же касается утверждения Р. Мертона о ведущей мотивационной установке учёных на получение признания, то здесь ситуация тоже более сложная. Хотя установка на получение признания действительно работа­ет в среде учёных, научное сообщество в действительности подчиняется замысловатому переплетению мотивов. Эта отдельная и весьма интерес­ная тема требует дальнейших исследований.

Современные критики науки (X. Лонжино и др.) доказывают, что на дея­тельность учёных весьма серьёзное влияние оказывают различные внекогнитивные представления и предубеждения². (Например, это предпочтения, ока­зываемые научным сообществом авторам научных работ по половому, национальному, расовому, географическому признаку). Научное сообще­ство в целом оказывается далёким от идеальной эгалитарной картины — рав­ного веса и равного участия учёных в общем продвижении науки. Напротив, социологические исследования открывают высоко стратифицированный, т.е. расслоенный образ научного сообщества. Не секрет, что социальный институт науки весьма существенно ранжирован по престижу, качеству, ма­териальной обеспеченности его учреждений и работающих в них групп. На­учная элита сосредоточена в немногочисленных престижных центрах. Она забирают себе львиную долю финансирования, снабжения и социального признания; она цитирует преимущественно работы людей своего круга, при­чём периферийные учёные тоже в основном цитируют их же. Прочие же неэлитарные научные центры оказываются в некотором смысле дискрими­нированными. Из массива производимых ими публикаций подавляющее

1 Малкей М. Наука и социология знания. М, 1983. С. 115-117.

² Longino H. Science as Social Knowledge. Values and Objectivity in Scientific Inquiry. Princeton, 1990.

большинство этих работ почти не оказывает влияния на ход науки. Многие социологи полагают, что научное сообщество вообще разбито на отдельные группировки, которые презирают деятельность прочих учёных как ненауч­ную и даже «снижают вероятность того, что открытия учёного, работающего в институте более низкого ранга, вообще найдут признание»¹. Иными слова­ми, декларируемые эгалитарно-демократические принципы науки конфлик­туют с её явным элитоцентризмом.

Итак, образу научного сообщества как социальной группы присущи противоречивые черты. Современная социология науки, отбрасывая безоб­лачное изображение науки, созданное Р. Мертоном, пытается более деталь­но исследовать ту сложную картину, которую представляет собой в дейст­вительности жизнь научного сообщества.

Внутренняя регуляция деятельности научного сообщества

Хотя сами учёные подчёркивают свою приверженность строгим деонтолого-профессиональным стандартам, их действительное поведение ока­зывается результирующей многих факторов. Однако эта результирующая не так уж плоха. Явным преувеличением было бы считать, что научное предприятие спланировано настолько неудачно, что достижение научных истин в сообществе учёных весьма затруднено. Научный проект, как и вся­кий другой проект, претворяется в жизнь довольно сложным образом.

Прежде всего, следует признать, что этос науки, обрисованный Р. Мерто­ном, в самом деле, оказывает нормативное действие на научное сообщество. Систематическое нарушение этоса привело бы к деструкции самой науки, деградации научного сообщества как социальной группы. Однако, с другой стороны, не существует каких-либо общепринятых алгоритмов воплощения в жизнь стандартного этоса. Как показал Т. Кун, учёные, основываясь на одних и тех же профессиональных ценностях, часто существенно расхо­дятся между собой в отношении того, что эти ценности действительно значат и как они должны быть претворены в практику. Сами нормы оказыва­ются подверженными историческим изменениям; они, кроме того, не навяза­ны науке извне, а включены в саму внутреннюю сферу научных дискуссий, как уже говорилось в связи с концепцией сетевой рациональности Л. Лауда­на (§ 4.5). Поэтому поведение научного сообщества осуществляется в поле напряжения между различными содержательными соображениями, интер­претациями одних и тех же ценностей, альтернативными точками зрения.

При всей сложности картины научное сообщество тем не менее доста­точно чётко представляет себе, что является приемлемым для учёного,

¹ Кроул Дж.Р. Схемы интеллектуального влияния в научных исследованиях // Комму­никация в современной науке. М, 1976. С. 390-425.

а что — нет. Ведь, по сути дела, сам ход научного познания держится только на кодексе профессиональной чести учёных, т.е. только на том, что они ведут себя определённым образом, в соответствии с требуемым деонтологическим контекстом.

Существуют гласные и негласные требования, оказывающие норматив­ное воздействие на научное сообщество. Важнейшей характеристикой дея­тельности научного сообщества является его известная замкнутость. Здесь имеется в виду то, что свои внутренние познавательные задачи учёные должны решать самостоятельно. Неприемлемым является вмешательство внешних вненаучных инстанций (скажем, правительства) в какие-либо спорные вопросы науки. Это неприемлемо как в случае насильственного вмешательства внешних инстанций, так и в случае сознательного обращения к ним каких-либо групп или партий учёных с целью воздействовать на дру­гие. Это требование ясно формулирует Т. Кун: «Одно из наиболее строгих, хотя и неписаных правил научной жизни состоит в запрете на обращение к главам государств или к широким массам народа по вопросам науки. При­знание существования единственно компетентной профессиональной группы и признание её роли как единственного арбитра профессиональных достиже­ний влекут за собой дальнейшие выводы. Члены группы как индивиды благо­даря общим для них навыкам и опыту должны рассматриваться как един­ственные знатоки правил игры»¹. Следует заметить, что данное требование не является, как кажется на первый взгляд, самоочевидным. Действитель­ность показывает, что оно может грубо нарушаться, примеры этого мы най­дём в истории науки тоталитарных режимов. Таковы, скажем, сомнительные кампании, проводимые властью и заинтересованными группами учёных в отечественной науке советского периода, в биологии, химии, кибернетике и других областях. Инциденты подобного рода создают серьёзную угрозу самому существованию науки. Тем не менее, эти аномалии должны быть расценены именно как аномалии на фоне безусловной самодостаточности профессионального сообщества для решения внутренних вопросов.

Итак, научному сообществу присуще внутреннее урегулирование вопро­сов, возникающих в ходе профессиональной деятельности. И хотя социоло­ги науки в период, непосредственно следующий за публикацией куновской «Структуры научных революций», были склонны выделять и преувеличи­вать такие явления, как разногласия и затруднение коммуникации между сторонниками различных парадигм, доходя порой до сильной версии тезиса несоизмеримости (см. § 4.4), все же ход науки демонстрирует другую тен­денцию. Не закрывая глаза на различные отклонения и противоречия, мы должны признать, что в сложном сплетении событий научной жизни су-

Кун Т. Структура научных революций. С. 220-221.

шествует, если воспользоваться выражением У. Куайна, «объективная тяга» (objective pull). История науки показывает, что в конечном итоге разногласия учёных сглаживаются и общее признание завоёвывает более перспективная парадигма; причём консенсус достигается не благодаря авторитету той или иной группировки, которая подавляет остальные, а исходя из рассмотрения самого существа дела, т.е. содержательно. Консенсус достигается не каки­ми-либо формализованными процедурами, подобно политическим приёмам (голосованием, командным способом или ещё как-то), а совершенно уни­кальным образом, специфичным, пожалуй, именно для науки. Это тот случай, когда побеждают все-таки действительно рациональные сообра­жения, когда даже меньшинство может со временем убедить оставшихся членов сообщества в своей правоте, и те согласятся с убедительными довода­ми и перейдут на другие позиции.

Внутренняя регуляция деятельности научного сообщества держится на преимущественном познавательном интересе учёных, т.е. их наце­ленности на достижение истины, на совместное научное продвижение, на улучшение гипотез, теорий, методов, на постоянное приращение зна­ний в целом. Научная деятельность принципиально ориентирована на новации, открыта для любых предложений, способных оптимизировать научные знания. Внутренняя регуляция деятельности учёных осуществ­ляется так, что от их разногласий выигрывает сам же познавательный интерес.

По определению, научное сообщество занимается принципиально коо­перативной деятельностью¹. Функционирование научного сообщества — яркий пример того, что Ю. Хабермас называет коммуникативным дейст­вием, т.е. действием, изначально ориентированны на взаимопонимание; исследование в одиночку — это самопротиворечивое понятие. Подобно тому, как всякая аргументация предполагает второго участника, которо­му она адресована, так и научная деятельность в целом предполагает со­общество, которое интерсубъективно обсуждает, критикует, проверяет и обосновывает те или иные решения.

Кроме того, деятельность научного сообщества осуществляется, как правило, в условиях известного соперничества учёных. Это, например, вид­но из того значения, которое учёные придают проблеме приоритета в дости­жении того или иного научного результата. Сама система социального при­знания и поощрения учёных нацеливает их на своего рода соревнование в решении научных задач. Так, по подсчётам Р. Мертона и Д. Прайса более 40% открытий совершаются учёными в условиях реального соревнования.

¹ Мамчур Е.А. Когнитивный процесс в контексте представлений о самоорганизации // Са­моорганизация и наука: Опыт философского осмысления. М., 1994.

Явления одновременных открытий тоже имеют одной из своих причин именно эту. Но здесь важно подчеркнуть, что научное соревнование — по определению честное и открытое. Безусловный приоритет в этом соревнова­нии отдаётся соображениям выяснения истины, а не утверждению субъек­тивных позиций. Исследовательский поиск, осуществляемый научным сооб­ществом, — это свободное познавательное состязание.

Непосредственные профессиональные интересы участников научного сообщества не являются фиксированными. Ситуация свободного позна­вательного состязания естественным образом приводит к тому, что учё­ные ищут для себя новые области, где они могут приложить свои силы и где у них появится возможность быстро отличиться. Поэтому можно сказать, что для научного сообщества в целом характерна внутренняя подвижность специализаций, процессы постоянного смещения интере­сов. Многие учёные свободно переходят от одной темы к другой — к той, которая их сможет заинтересовать, покажется более перспективной на данный момент. Результатом этого является непрерывная динамика дис­циплин, областей, научных тем. Важную роль здесь играют, конечно, науч­ные коммуникации. Социологи заметили, что привлечение учёных в но­вую область прежде всего происходит за счёт общения с теми учёными, которые уже работают над данной темой. Учёные, увлекаясь в итоге но­вой проблематикой, начинают интенсивно прибывать в эту область.

Поэтому для научного познания не характерно какое-либо равномер­ное расширение во все стороны. Поведение научного сообщества проис­ходит, видимо, по типу неких волн активности. Ярким выражением этого являются научные бумы, сменяющиеся затем периодами стабилизации и, часто, последующего затишья. В предыдущем параграфе говорилось об экспоненциальных тенденциях в динамике научной деятельности. Если же говорить о содержательной стороне научных бумов, то в период бума, как правило, наблюдаются завышенные оптимистические ожидания (сопутствующие почти всякой интенсивной деятельности), затем — зати­хание интереса. Некоторая часть интеллектуальной энергии уходит в дру­гие темы. После бума происходит оценка того, что было достигнуто. Как правило, результаты оказываются скромнее, чем первоначально намеча­лось, но зато уже их ценность достаточно твёрдая, не подлежащая (по крайней мере в ближайшем будущем) концептуальной инфляции.

Таким образом, деятельность научного сообщества и динамика его инте­ресов выглядят весьма неравномерными. Учёным, как и всем людям, тоже свойственны эмоции; им тоже свойственно увлекаться и разочаровываться. Концепция парадигм Т. Куна (§ 4.3) достаточно хорошо моделирует действительное поведение научного сообщества. Напомним, что согласно этой концепции в ходе научного познания различимы относительно стабиль-

ные периоды концептуального продвижения в рамках некоей общеприз­нанной матрицы, когда учёные работают достаточно согласованно, отраба­тывая и углубляя то, что заведомо должно оказаться успешным. Действи­тельно, работа в рамках утвердившейся парадигмы заведомо гарантирует учёным возможность достичь заметных результатов, успешно заявить о себе. Как правило, мало кто может отважиться оторваться от общеприз­нанной парадигмы и т. о. оказаться в некоторой изоляции. Но постепенно в парадигме нарастают проблемы, затем проявляются первые признаки парадигмального кризиса. Появляются смельчаки-первопроходцы, которые интенсивно расшатывают парадигму и пытаются выдвинуть альтернатив­ную. Возникают сложные взаимоотношения первопроходцев и защитников старой парадигмы (которых, пожалуй, можно назвать истеблишментом). Смена парадигм есть научная революция. По ряду причин истеблишмент может составлять новаторам сильную оппозицию. Но все же в итоге с те­чением времени разногласия благополучно разрешаются и побеждают разумные соображения. Случаи затяжных разногласий и остракизма на самом деле весьма редки. Следует ещё раз отметить, что все-таки научное сообщество состоит из людей, которые умеют внимать убедительной аргументации, умеют оценивать рационально.

Неравномерность динамики научного познания, чередование бумов и спадов в развитии научных тем и областей, научные разногласия, борьба между приверженцами различных парадигм — все это суть феномены, говорящие о том, что научное сообщество находится в состоянии живого, спонтанного креативного исследовательского поиска. Это деятельность, которая не предсказуема заранее и которой часто присущи весь спектр человеческих эмоций и подлинный драматизм. Но все эти явления не долж­ны заслонять от нас понимания высокой эффективности саморегуляции научного сообщества, наличия в нем действенных разумных начал, способ­ствующих достижению рационально обоснованного консенсуса.

Резюме. Научное сообщество обладает комплексом стандартов профес­сионального поведения, называемым этосом науки. Отклонение от этого комплекса чревато разрушением научного познания как такового. Действи­тельное поведение учёных не состыкуется безукоризненно с нормативами этоса, однако этос оказывает важное нормативное воздействие на научное сообщество. В целом научное сообщество достаточно чётко представляет себе, что приемлемо и что неприемлемо для поведения учёного.

Научное сообщество обладает свойством внутренней регуляции. Науч­ному сообществу присущи такие черты, как кооперативность, состяза­тельность, подвижность профессиональных интересов. Общая динами­ка научного познания неравномерна. Она показывает, что научное сообщество находится в состоянии спонтанного творческого познавательно-

го поиска. Рост научного знания сопровождается сложными процессами, ко­торые включают как нарастание концептуальных конфликтов, так и их устра­нение на рациональной основе и достижение обоснованного согласия.

7.4. Функционирование науки

и факторы общественной жизни

Наука как социальный институт пронизана влиянием массы факторов, относящихся к различным сферам общественной жизни — политике, про­мышленности, бизнесу, праву и др. Социальные факторы воздействуют на науку, оказывая влияние на её материально-техническое обеспечение, задавая правовое пространство её деятельности, оказывая идеологиче­ское давление, адресуя ей конкретные вопросы, подлежащие разрешению, и многими другими путями. Поэтому наука работает как бы одновременно в двух измерениях: она, с одной стороны, решает собственные задачи и хранит чистоту рядов научного сообщества, с другой стороны, она открыта для социальных влияний и запросов и поэтому должна искать согласие с другими сферами общественной жизни.

В настоящем параграфе мы рассмотрим преломление некоторых важ­ных факторов общественной жизни в функционировании социального института науки.