Кто командовал

Иван (Ион): А как Леонид воспринял твое решение?

Светлана: Начальником твоим была я. В детстве у вас было много конфликтов, и Леонид тебя поначалу тряс, слегка встряхивал.

И тогда я сказала ему: "Мне повезло, что я могу воспитывать ребенка одна, сама, как хочу. Поскольку у тебя тоже есть дети, и ты тоже можешь их воспитывать как ты хочешь, то сделай такое одолжение и оставь моего ребенка мне. Я его воспитаю, может быть, косовато, кривовато, не идеально. Но воспитаю именно так, как хочу. Хочу получать от этого удовольствие и хочу, чтобы в этот процесс никто не вмешивался. В том числе и ты".

Эта славная речь сопровождалась подтекстом. Подтекст был таков: "Пусть вырастет кто угодно потом, но лишь бы сейчас я жила спокойно". Потому что у ребенка должен быть один начальник. Два начальника — это значит нервотрепка, это значит нестерпимо, и ссоры и прочее и прочее. То есть, это путь к несчастью. И после того был переход от двухначалия к единоначалию.

Иван (Ион): А Леонид-то что сказал?

Светлана: Он вынужден был согласиться, а куда ему деваться?

Иван (Ион): Но он огорчился?

Светлана: Нет, не думаю.

Иван (Ион): А он не спрашивал, как же теперь меня усмирять?

Светлана: Я говорила: поскольку я начальник, значит, обращайся ко мне со всеми просьбами, дам своему подчиненному задания.

Иван (Ион): Но ты, помнится, говорила, что если кто-нибудь из вас придет со своими жалобами!..

Светлана: Это уже были детали! Я тебе платила деньги за работу, посылала на работу и говорила: если ты вызовешь недовольство, ты получишь минус из этих денег. Если же Леонид придет и тебя похвалит, то получишь награду. И с тех пор ты стал хорошо работать, получая премии постоянно. А Леонид не мог тебе сказать: давай, делай то-то и то-то. Хотя пытался.

Иван (Ион): Но практически это нововведение на моей жизни особо и не отразилось.

Светлана: Да, единственное, что ты вырос спокойным человеком, не заорал ни разу в жизни... вот такая вот мелочь! С хорошими нервами, не истрепанными.

Иван (Ион): Давай про Леонида. Пару раз он меня... меня встряхнул. Причем я от его убежал в лес, он меня там догнал, настиг и совершил свое жестокое возмездие. Помнится, тут же были еще Борис и Глеб.

Светлана: Дети, какие это гадкие существа! Сколько они сил забирают!

Иван (Ион): Леонид, конечно, писал в " Оправданиях отчима", что он не делал различий между своими и чужими, но я ни разу не видел, чтобы он был неласков к своим детям. И не слышал.

Светлана: Он был вынужден делать так, чтобы они хоть когда-то к нему приезжали, если бы он их обижал, то вообще бы не мог их воспитывать.

Иван (Ион): Тем не менее. Не знаю, насколько он меня любил и...

Светлана: Да, и нужно ли это вообще?

Иван (Ион): Просто не знаю, как у него это чувство проявляется. По сей день.

Светлана: Да и вообще ведь неизвестно, люблю ли я тебя, в сущности. У меня тоже никак не проявляется.

Иван (Ион): И тем не менее, сейчас у меня к нему отношение очень хорошее, а вот в детстве...

Светлана: Вы мешали друг другу жить просто в одной комнате. Друг над другом спали — это вообще никто не выдержит!

Иван (Ион): У меня было постоянно такое ощущение, что Леонид ни в чем не хотел мне уступить, ни в одной мелочи, которая, прямо или косвенно мешала ему. А все эти причины мне казались такими надуманными, высосанными из пальца — как будто назло, чтобы меня в чем-то очередном ущемить. Именно в этом отношении я считал его ужасно нудным!

У меня на краю кровати может торчать апельсиновая корочка, но на него там пролился один раз стакан компота, он теперь будет меня тиранить по поводу каждого апельсинового зернышка и корочки, которые на моей кровати...

Светлана: Периодически по просьбе Леонида я выгребала из-под твоего матраса кучу засохших корок разнообразных. То есть считалось, что я не работаю за сына вообще, но втихаря все-таки эти корки сметала, жалея бедного Леонида, на которого все валилось.

Иван (Ион): Ну вот, я даже таких деталей и не знал, может, у нас бы с тобой по-другому отношения сложились.

Светлана: Хорошо, что у тебя там костей еще не валялось! Куриных.

Иван (Ион): То есть, практически каждая мелочь, которая так или иначе ему не нравилась, мне казалась трагедией.

Светлана: Но это, конечно, был жестокий эксперимент, поселить вас в одной комнате, но просто больше выхода не виделось. Моя писательская утомленная голова должна была спать одна. Хотя периодически думала, как бы разделить мою комнату, сделать из нее две.

Иван (Ион): И отселить туда Леонида!

Светлана: Да, отселить. Всех расселить. Может, пристроить что-нибудь. Но это настолько было все невозможно. Кстати, когда в шестнадцать лет ты перестал учиться, мы стали по очереди ездить к бабушке Антонине, в город. Один из троих всегда там жил. Примерно год мы так жили. Я уезжала, а вы неплохо жили с Леонидом два дня, потом следующая смена, мы так жили целый год, а потом ты туда отселился.

Иван (Ион): И мне постоянно хотелось определиться в своем отношении к Леониду. Он настолько солнечно выражался и проявлялся, когда у него хорошее настроение, и насколько он был мерзок, когда начинал нудить! Поэтому меня в течение всей жизни не было к нему однозначного отношения.

Светлана: Двоился.

Иван (Ион): Как к воспитателю я относился к нему, всегда достаточно критически, потому что вообще к воспитанию относился очень критически.

Но мы с Леонидом очень весело время проводили. Играли в "рэндзю", в шахматы, смотрели телевизор вместе. Но мне казалось, разногласий между нами, все-таки больше, чем единогласий. Очень нравятся отношения наши с ним сейчас. Хотя, конечно, мне хотелось бы видеть с его стороны больше внимания, приехал бы в гости на денек. Потусовался.

До сих пор не знаю, какова глубина его искренности, когда он говорит о своих чувствах, отцовских, отеческих. Не знаю, насколько он искренен со мной и с собой. Мне его нужно будет узнавать еще долго. Не знаю, насколько он сам себя хорошо знает, свою внутреннюю организацию и согласованность. И мне, безусловно, было бы с ним интересно общаться и дальше.

Но если у меня и случались особо отрицательные эмоции, то скорее на твой, Светлана, счет пришлось больше. Ты, как бы, была первопричиной всего зла, ведь ты принимала практические решение. А Леонида отстранили от принятия практических решений.

Светлана: Нет, его на дружеские рельсы переставили. Ему сказали, что любить тебя не надо. От него никто этого не ждет. Но и унижать тебя не надо, для меня это исключено. Когда при мне унижают любое существо, я начинаю возмущаться, независимо от должности унизителя и должности унижаемого.

Поэтому, например, и за детей Леонида заступаюсь, когда он командирует. И все наши споры и разногласия происходили из-за того, что он, все-таки, по-командирски относился к тебе. Леонид — очень интеллигентный человек...

Это, наверное, мужское желание власти, и прочая чисто мужская фигня. Ты же хотел власти над кроликами? Иногда он говорит: "Я прикажу сделать Боре то-то и то-то". А я возмущаюсь: "Что за слова?!". Если он тебя как-то унижал, я тут же вступалась, при тебе, кстати. Ты помнишь, да, эти моменты?

Обсуждается тема иногда: надо ли ссориться при детях. Надо, им полезно, учит жизни. Хотелось ли тебе, чтобы Леонид тебя любил? Вообще, зачем тебе нужна была от Леонида любовь? Тебя любил папа, тебя любила мама, две бабушки...

Иван (Ион): Просто чувство любви, оно проявлялось у всех по-разному и традиционным путем проявлялось только у бабушки Аиды и у папы. Более традиционно, ну то, что показывают по телевизору. Когда человек любит своего родственника.

Светлана: А как это? Я-то тоже нетрадиционно, очевидно...

Иван (Ион): Конечно, нетрадиционно. Традиционно это... Атрибутика всевозможная...

Светлана:...объятия, поцелуи, признания в любви. Сверхзабота, влезание в мелочи жизни, отчего все подростки пухнут в ужасе, когда мамаши начинают их любить.

Иван (Ион): И признания в полной бескорыстности по отношению к ребенку.

Светлана: А ты веришь в эту бескорыстность?

Иван (Ион): Не знаю, до сих пор не разобрался в этом. Видимо, мне дано будет это понять, когда у меня родится свой ребенок. Тогда я точно смогу сказать, как меня любил отец, как меня любила мать, как меня любил отчим...

Светлана: Могу про себя сказать, что я по отношению к тебе сейчас поступаю бескорыстно, те деньги, которые я в тебя вкладываю, они вкладываются просто как в яркую личность, талантливую. Которой нужно помогать или неплохо было бы помочь.

Поскольку мы связаны с тобой не только дружественными отношениями, но и родственными, я понимаю, что скорей всего помогу тебе я, а не посторонний человек. Помогаю не потому, что ты мой сын, абсолютно нет, а потому, что тебя просто люблю как человека, мне нравится с тобой общаться.

Иван (Ион): Вот видишь, это очень правильный подход.

Светлана: Думаешь? Ну, для многих он покажется ужасным.

Иван (Ион): Но тем не менее, он нетрадиционный, а традиционный подход как раз у бабушки Антонины по отношению к Сашке.

Светлана: И проявляют все свиньи к своим поросятам.

Иван (Ион): "Вот какой бы ты ни был, но ты мой сын, я тебя люблю. Чтобы ты мне ни сделал, все равно тебе прощу".

Светлана: "Всегда ты найдешь дома приют для своей души, каким бы ты ни был, мы тебя примем", да это показано в сериалах. Это считается классикой, действительно, классическим образцом поведения: "Ты дома найдешь приют, прощение, всепонимание, чистую тарелку и чистую постель".

Иван (Ион): Потому что ты наш родственник.

Светлана: Любим потому, что ты наш родственник, и это записано в документах.

Иван (Ион): Именно вот традиционного проявления любви я и не видел ни тебя, ни от Леонида. Вы говорили чуть ли не каждый день…

Светлана: Говорили, любовь надо заработать или там хорошее отношение надо подтвердить. Ты уже не младенец, ты человек.

Иван (Ион): Ты можешь быть легко выгнан из дому, и знать мы тебя не хотим. Было сказано не один раз в жизни. А несколько. Возможность такая обсуждалась.

Светлана: Как это, выгнать из дома?

Иван (Ион): Ты же мне сказала!

Светлана: Когда воровал деньги? Да. Был один-единственный случай.

Иван (Ион): Один-единственный случай, когда это было сказано настолько явно, не завуалированно. Открытым текстом вполне и бескомпромиссно. Но о такой возможности я знал с детства, жил вообще с ощущением гостя, а не с ощущением хозяина. Все детство практически. Не могу сказать, что это плохо, сейчас настало мое время, когда я живу, как хозяин.

Светлана: Я в детстве жила не просто с ощущением гостя, а вообще с ощущением нуля. На гостя-то хоть как-то обращают внимание. А я просто будто какой-то сосед в доме.

Думаю, и Леонид жил с таким же ощущением. Все равно ты зависимое существо, тебя заставляют не шуметь, двинуться, подвинуться. А есть еще хорошая индийская философия: относись к ребенку, как к гостю. Родительский инстинкт, куриность, когда она превосходит разумные пределы, начинает сильно мешать жить. Поэтому я с куриностью довольно-таки рано начала бороться. Просто себе внушала, что у тебя другая, своя жизнь. Что ты хозяин своей жизни.

Иван (Ион): Мое ощущение гостя в доме — это была минимальная цена, которую мне пришлось платить за твое спокойствие.

Светлана: Я думаю, нет ни одного ребенка, кроме самого большого хама, который чувствовал бы себя хозяином в доме. Просто это невозможно, ведь он не хозяин, он не зарабатывает деньги, не моет, не красит, не ремонтирует.

Иван (Ион): Может, кинематограф, конечно, показывает...

Светлана: Каких-то любимых деток, которые живут вседозволенно.

Иван (Ион): Нет, у которых есть своя комната, в которую мама не заходит. Или заходит раз в десять лет. Чтобы покрасить подоконник.

Светлана: Ну а ты, Мэри, когда-нибудь чувствовала себя в доме гостем, когда жила с родителями?

Мэри: Нет, ни разу. Я, почему-то никогда не говорила: у моих родителей на кухне. А говорила: у нас, у меня на кухне. Трехкомнатная квартира позволяла мне иметь отдельную комнату. Сначала мы жили в одной комнате с сестрой, при том очень сильно ссорились. В результате нас расселили. А потом и сестра уехала, вышла замуж.

Светлана: Вот тогда-то ты почувствовала себя хозяйкой. В своей комнате или в доме?

Мэри: Я могла привести друзей, предварительно спросив, конечно же. Чтобы не доставить кому-то неудобства. Была зависимость от желаний друг друга, но это почему-то не отягощало.

Иван (Ион): У тебя была территория, где ты могла делать все, и если кому-то не нравится — пусть идет в задницу.

Мэри: Меня всегда за беспорядок ругали, заставляли прибирать. Но все равно получалось, что я прибирала чаще всего тогда, когда мне хотелось.

Светлана: В таком случае это уже не называется хозяйкой.

Мэри: Я не говорю, что была хозяйкой, а говорю о том, как себя чувствовала. Если бы у меня не было ощущения "хозяистости", я бы не мыла посуду за всей семьей, полы, не выносила бы ведро с мусором.

Светлана: Ну вот, видишь, значит такое бывает. Я решила — все дети чувствуют себя гостями, кроме самых наглых.

Мэри: Я, конечно, фактически не была хозяйкой в полном смысле этого слова. У меня была своя, детская "хозяистость" — как раз хватало на детскую голову. И я не задумывалась и не огорчалась.

Иван (Ион): А вот признаки родительской любви... Какие?

Мэри: Насчет папы я все-таки иногда сомневаюсь. Он просто человек достаточно замкнутый, лишнего не скажет и не покажет. Но чисто интуитивно все-таки чувствую.

Светлана: Просто женщины привыкли проявлять любовь и в поцелуях, и в словах. А я себя веду по-мужски. А мама твоя — традиционно.

Мэри: Да, обнять — поцеловать — это было в порядке вещей. Я ни с того ни с сего могла подойти и начать обнимать.

Иван (Ион): Очень всегда удивляюсь, когда бабушка Мэри меня целует при встрече.

Мэри: О! Моя бабушка очень любвеобильная. Поймает и допрашивает обо всех делах, очень внимательная.

Светлана: Американцы в каждом разговоре говорят "ай лав ю", даже по телефону. Это же не означает, что они любят детей больше, чем русские. А вот скажи, пожалуйста, отец тебя любил, или ты тоже сомневаешься в этом?

Иван (Ион): С ним чувствовалось такое потрясающее родство...

Светлана: Что можно было и не говорить.

Иван (Ион): На всех уровнях это проявлялось, в его неравнодушии ко мне я был уверен железно. И более того, у меня какая-то внутренняя уверенность была, совершенная: всё, что он делает по отношению ко мне — всё на благо.

Светлана: При этом он, знаешь, в тысячу раз меньше пальцем шевельнул, чем я. Просто не сравнить! В миллион раз больше сил затратила! И тем не менее видишь, как говоришь...

Мэри: У него, наверное, только хорошие воспоминания сохранились.

Светлана: Да, мы пришли к очень интересной мысли. Она банальна, но очень интересна. Очень важно, дружит ли родитель с ребенком или воспитывает его. Он вынужден и дружить, и воспитывать.

Твой отец Константин ведь ушел от этой функции воспитателя, он оставил только функцию дружбы. Он не раздваивался. Я, например, вынуждена была раздваиваться. С одной стороны должна была достичь полного единодушия с тобой, полной откровенности. С другой стороны знала, что могу тебя наказать, могу повлиять на твою жизнь, прямым, непосредственным, жестким, может непоправимым, ужасным образом.

И попробуй-ка сочетать эти две функции так, чтобы ты не замечал раздвоения. Ты меня воспринимал как воспитателя или как друга? Леня раздваивался: ты говоришь, когда он был веселый, он был один, когда он начинал нудить и заставлял убирать, он был другой.

Иван (Ион): Нет, ты никогда не раздваивалась, в отношении тебя у меня не водилось никаких сомнений особых. Я тебя очень хорошо знал.

Светлана: Ну кто я была: монстр что ли?

Иван (Ион): Нет, ты была судьба.

Светлана: Которую не выбирают.

Иван (Ион): Которую не выбирают, которая предсказуема в своей непредсказуемости. То есть твою непредсказуемость очень легко предсказать. Ты была как жизнь. В каких-то моментах прекрасная, в каких-то — неизбежная, ну и злая, конечно, весьма, как это водится. Мне в детстве хотелось, чтобы меня кто-то приобнял за плечо и сказал: "Давай я на тебя денек свой потрачу".

Светлана: И это говорит ребенок, с которым я разговаривала часами каждый день.

Иван (Ион): "В зоопарк сходим с тобой".

Светлана: За город его на такси возила! Чистым воздухом подышать. Я так чувствую, ребенок существо ненасытное, в отношении любви, конечно.

Иван (Ион): Скажем, бабушка могла слушать, открыв рот, как я ей рассказываю про бабочек. Именно этого не хватало, ты просто в задницу, мягко говоря, меня сразу посылала, как только разговор начинался об интересном только мне.