2015-06-10
310
Америка открыл глаза и обнаружил, что находится у себя дома. Часы однообразно отмеряли время, пылинки отражались на солнце и летали по воздуху, и, казалось, что ничего не изменилось. Альфред даже испугался: только что находился в парке, а теперь дома. Может, все приснилось: этот Грех и банкир? А, может, и вся эта Третья Мировая тоже кошмар? И роман с Брагинским? И тот злосчастный карантин на заседании, откуда все и началось?
Ал поднялся с кровати и в полной растерянности проследовал в ванную.
«Такое чувство, что по мне танком проехали… пару раз…» - невесело подумал он, затем включил кран и умылся.
Поднял взгляд и чуть стену не проломал от ужаса, когда в отражении позади себя увидел… самого себя! Судорожно осмотрелся – никого. Показалось.
- Не сон… - Америка начал вспоминать свою встречу с банкиром, с Грехом и страшной правдой, которая открылась ему.
Отчаяние вновь завладело им, да и злость на Ивана тоже не проходила. Не мог он простить его.
«Что же делать? – негодовал он, схватившись за край умывальника, и снова взглянул на свое отражение. – Я должен изменить эту гнилую систему! Этот человек… он служит злу. Но это никуда не денется, можно воспользоваться плодами Тьмы, разобраться с Россией, а там и самому все изменить! Даже если придется завоевать и переделать весь мир!»
|
|
|
Глаза Джонса загорелись, а губы невольно растянулись в печальной улыбке.
«У меня нет выбора. Меня все обманывали! Говорили, что только демократия принесет мир во всем мире, но теперь я вижу, что только деньги у руля! – Альфред засуетился и рванул к себе в комнату. – Нет времени лить слезы. Нужно пользоваться тем, что дают, а потом менять! Все менять!»
Он открыл свой гардероб и рука сама потянулась к черному… Ал замер! Он вспомнил Ивана.
«Значит, он не для красоты ходит в похоронно-готическом наряде», - улыбнулся Джонс и тоже переоделся.
Черные брюки, рубашка, пиджак и длинный плащ. Ему даже и не хотелось ничего другого. Но чего-то явно не хватало.
- Хм… - он нашел свои солнечные очки и черные перчатки. – Так лучше.
Он смотрелся в зеркало на дверце шкафа и даже блистательно улыбнулся самому себе.
Настроение тут же поднялось, а душа затрепетала от гармонии внешней и внутренней. Появилось какое-то равновесие, которое Альфреду раньше было недоступно из-за присущего ему неспокойного духа.
- Как интересно, - он вновь улыбнулся. – Мысли словно перестали путаться. Думать даже легче стало…
Парень открыл тумбочку и достал пистолет. Решил привести его в порядок: разобрать, промаслить, собрать и зарядить. Ему нравилось собирать и разбирать что-либо в принципе, поэтому уселся за стол и напевал себе под нос:
|
|
|
«Нас уже не гонит в пропасть грех, который над землею,
Правит безграничной властью, правит мною и тобою.
Твой печально-нежный шепот, как источник новой силы,
А когда окрепнут крылья, я возьму тебя насильно!»
Америка даже рассмеялся, представляя тот час, когда Россия станет его пленником.
«Колесом станут мои ноги,
Если то, что между ними,
Станет вдруг атомных размеров,
Несравнимых с земными.
Будет больно тебе…»
Да, Альфред намеревался надругаться над ним. Раньше он бы еще задумался о морали, но теперь Тьма завладела его сердцем. Сейчас он озлоблен и хочет возмездия за всё!
«Ты уйдешь, и День Последний будет как всегда без Света.
Сколько можно видеть это?
Буду вспоминать напрасно, зная, что тебя не станет.
Память – маленькая сволочь тебя помнить не устанет.
Где-то мысль будет пробиваться,
Между омертвевших клеток моих каменных извилин.
Память, значит, тебе было тоже очень больно, больно тебе!
Было больно тебе…»
Джонс собрал пистолет и поставил глушитель на дуло. Прицелился в свое отражение:
«Пусть твои воспоминанья будут чистыми, но все же,
Мы запачкали с тобою белых простыней свободу.
Я опять взгляну на стрелки сломанных часов и вновь,
Поверю в то, что они ходят верно.
Пламя несгоревших спичек было ярче, чем мое сознанье,
И я вновь с разодранной спиною в судорогах дышу тобою…
Снова больно тебе…
Ты уйдешь, и День Последний…»
***
Поздно вечером президент Соединенных Штатов вернулся домой после тяжелого дня. Прошел в свою спальню, стянул галстук с шеи и застыл. На кровати, сложив ногу на ногу, сидел Альфред Ф. Джонс и пристально, даже выжидающе смотрел на хозяина. Хотя, нет, это не его хозяин…
- Альфред, что ты здесь делаешь? – мужчина решил не кричать на него. – Не уговаривай меня. Хватит войн с русскими.
- Ошибаешься, - Ал соскочил с места и приставил пистолет ко лбу изумленного президента. – И прости…
Америка спустил курок, чтобы человек не разжалобил его словами, не пошатнул намерения. Кровь брызнула, залив собой всё, даже висящий на стене американский флаг. Мужчина упал замертво.
«Ты боролся, спасибо, но ты встал у меня на пути, - Альфред спрятал пистолет и вытер капли крови со своего лица. - Ты был слаб. Тебя бы все равно убрали они! Но я возьмусь и за них, правда, не сейчас. Сейчас мне нужны их деньги, чтобы…»
Он снова с яростью подумал о России.
- Да, мне нужна безграничная власть, которую мне дадут только деньги. У меня будет все необходимое для войны! – возликовал он, и Тьма сильнее окутала его разум и душу. – Прямо сейчас, пока Китай на моей стороне!
Голова закружилась от опьяняющего блаженства и предвкушения самого волнующего.
«К черту все! Брагинский, теперь мы равны! Но Тьма на моей стороне!» - Джонс поспешил прочь с места преступления.
Силы переполняли его, теперь он точно ощущал себя сверхчеловеком. Хотелось бегать и прыгать от ее избытка! Он мигом взобрался на небоскреб и на радостях закружился вокруг шпиля. Раскатисто рассмеялся, оглушая небо.
«Я ем на обед золотые слитки,
Бриллиантовый десерт, нефтяные сливки.
Мне имя Вельзевул - хозяин стратосферы!
Я нереальный cool, мой respect без меры!» - да-да, ему хотелось петь и танцевать, но ограничился тем, что пересекал крыши небоскребов.
Он не знал, как обуздать ту силу, которая ему досталась только что.
«В левой руке - “Сникерс”, в правой руке - “Марс”.
Мой пиар-менеджер - Карл Маркс.
В левой руке - “Сникерс”, в правой руке - “Марс”.
Мой пиар-менеджер - Карл Маркс.
Капитал! Капитал! Капитал! Капитал!»
Ему захотелось сладенького, а шоколадные батончики как раз кстати – сразу откусил половину.
«Я ем города, морями запиваю,
Моя борода небо заслоняет.
Гром и молнии, туманы и дожди
Мои ботинки лижут министры и вожди!
|
|
|
В левой руке - “Сникерс”, в правой руке - “Марс”.
Мой пиар-менеджер - Карл Маркс.
Мое лицо - Мадонна, внутри из тухлых груш.
Все на колени! Оркестр, туш!
Капитал! Капитал! Капитал! Капитал!»
А для остроты ощущений – спрыгнул с крыши и полетел вниз, наслаждаясь обжигающим воздушным потоком. Проломал землю и оказался на станции в метро, перепугав людей. Но парень лишь снова залился смехом, затем встал, отряхнул пыль и… О! Как раз нужная ему станция! Сел на подъехавший поезд и умчался.
- Вот урод, - вознегодовал кто-то из сотрудников метрополитена. – Одет прилично, а проскочил зайцем…
***
Англия почувствовал, что его куда-то несут, поэтому приоткрыл глаза.
«Это Россия…» - сонно подумал Керкленд.
Да и голова разболелась так сильно, словно в черепной коробке кто-то отбойным молотком стучал по стенам, последним мозгам и всему, что там есть. Но тут британца переклинило: вспомнил Греха в облике Ивана и… перепугался! Резко закричал и забился в руках. Правильно, а вдруг его это… Зло несет, например, на жертвоприношение какое-нибудь?
- Да чтоб тебя!!! – даже Гилберт опешил и бросил сумасшедшего. – Какая муха тебя укусила?!
Керкленд больно ударился, но перекатился и стал пятиться назад.
- Ты Россия?! Ты точно Россия?! – Артур до жути боялся того, что перед ним лишь двойник. – Ответь правду, заклинаю!
«Неужели он заподозрил что-то? – недоумевал Гил и нахмурился. – Он же маг, как-никак…»
- Чужих грехов боишься, что ли? – Пру-Пру не спешил раскрываться.
- Тогда бы они не трогали меня. Но один точно нападал! – Англия на ватных ногах поднялся и отступил.
- Слабак! Как тогда ты свой победил?! – Гил взбесился.
Терпеть не мог трусов.
- Свои тараканы роднее и в своей коробочке: не расползаются по всей округе! Да и… - Арти вдруг прищурился.
Странное чувство дежавю настигло: показалось, словно в Иване только что промелькнуло нечто иное, но не совсем чуждое.
- У тебя уже конкретно крышу снесло! Пошли, зазвездим этому китайцу, чтоб ему, уроду, неладно было! – звал его Гилберт. – Чтобы даже думать не мог о моих землях!
|
|
|
Теперь Керкленд даже почувствовал, как рассудок и впрямь… покидает его. Россия Россией, но эта мимика, жесты, слова. Даже взгляд. Все изменилось! Это не Брагинский, но и не то Зло, которое недавно было здесь.
Артура затрясло: словно попал в параллельный мир, и Россия – не тот Россия, которого он знал. Стало страшно.
- Что происходит? – вопрошал Англия и от потрясения прикрыл рот ладонью.
- Да, блин, что с тобой?! – Пруссия привык к хладнокровному Керкленду, а не напуганному.
Подошел и схватил за плечи. Было несколько неловко не в своем теле. Да и Англия теперь ему показался таким коротышкой.
- Возьми себя в руки, слабак! Вон аж нос покраснел! – приговаривал он.
Англия лишь сильнее перепугался. Даже прикосновения иные: грубые, резкие и хваткие. Сердце забилось в тревоге.
- Ты не Россия! – вдруг закричал он. – Отпусти меня! Кто ты?!
- Что? Совсем не похож, что ли? – даже обиделся Гил.
Но Керкленд как-то собрался и даже разгневался.
- Чудовище! Верни мне Брагинского! – потребовал он и затряс знакомого незнакомца. – Кто ты, черт дери?!
«Ясно, он не успокоится…» - понял Гил и заглянул англичанину в глаза.
Тот почувствовал магию, и тьма затянула все пространство.
- Что? – удивился брит, но дух сильнее перехватило, когда вместо России перед собой увидел Пруссию.
Гил все еще держал его за плечи и уже в молчании глядел на Керкленда. Тот же так и замер: «Неужели вместо лекарства я принял опиум?».
- Ты мертв, а я – сошел с ума окончательно… - Артур опустил голову.
- Черт, ты прав по всем пунктам, - вдруг улыбнулся Гилберт. – Но я хочу тебе кое-что сказать…
- Что еще? – пробубнил брит.
- Зло, сука, не дремлет, - ответил Пру-Пру. – Пока мы тут тянем время, может произойти страшное.
Керкленд снова поднял голову.
- Глянь! – Пруссия взмахнул рукой, и они появились в той самой комнате, где спал Россия. – Я временно заменяю Ваньку, пока он отдыхает.
Англия с широко открытыми глазами приблизился к кровати. Он поразился безжизненному виду России.
- П-почему в груди дыра?! - заволновался Артур, осторожно касаясь дрожащей рукой плеча Брагинского. – Он жив? Он точно проснется?
Слезы скатились по щекам. Мысль, что Иван так и не проснется – мучительна.
- Не бойся, его жизнь здесь, - Гилберт поймал Керкленда за руку и приложил ее к своей груди. – Чувствуешь силу ударов? Как только все наладится, я верну ему ее.
- Точно вернешь?! – вдруг рассердился Артур. – Только попробуй оставить его жизнь у себя – сам приду и выпущу дух! И вообще, откуда ты здесь взялся? Почему помогаешь?
Англия отпрянул от него и недоверчиво покосился. Это взбесило и Пруссию, но не захотел бить ему по морде, по крайней мере, здесь.
- В отличие от некоторых уродов, я люблю Ивана не только на красивых словах, а доказываю на деле, - твердо ответил Гилберт и спальня исчезла: вокруг снова наступила тьма. – Хоть, я с ним так ни разу и не делил одну постель, но между нами теперь есть нечто такое, что тебе и не снилось – это не страсть и не похоть! Но что-то настолько тонкое, что и не описать. Нам не нужны слова и тела. Я рад тому, что отдал свою жизнь только ему и никому более. У нас одна жизнь на двоих, и ты мне не соперник. Вы можете разговаривать, но не слышать друг друга, сливаться телами, но чувствовать одиночество. Всё можете, но только нет той нити, которая связывает души!
Керкленд остолбенел от его слов. Они кинжалом ранили в самое сердце и остепеняли.
- Я не претендую уже ни на что… - спокойно, даже как-то тихо заговорил Артур, схватившись за свою грудь. – Просто хочу помочь… и…
Он даже встрепенулся и печально улыбнулся:
- Спасибо, что ты есть у России. Я же принес ему только несчастья. Но… позволь быть рядом с ним, если он того пожелает?
Гилберт вдруг смутился, а сердце Ивана забилось сильнее.
«Черт возьми, неужели такие типы как Керкленд могут любить по-настоящему? - про себя удивился Пруссия. – Видимо, что-то ему прилетело в голову такое, отчего все встало как надо…»
Он присмотрелся к британцу и разглядел усталость не только телесную: если заговорил так безнадежно – значит, и дух обессилен.
- Хм… - Гилберт чуть смягчился и улыбнулся. – У тебя опять стакан наполовину пуст.
- Нет, что ты! – возразил тот. – Полон-полон! Ядом, правда…
- Другого я от тебя и не ожидал.
- Мир погружается во Вселенскую жопу, а я и не знаю, что делать. Честно, мне страшно как никогда, - признавался Артур.
- Чутье тебя не подводит: оживился сам Творец «этих людей», - объяснил ему Гил.
- Что? Кто это?!
- Артур, мы – лишь олицетворение знамен. А кто поставил людей идти под знаменами?
- Вот дерьмо, неужели сам Люцифер взялся за нас?
- Не знаю: он – не он, но это «что-то» имеет разум, и это Зло, - ответил Гилберт и вздохнул.
Тьма расступилась, и они оказались там, где были. Пруссия указал на свое русское лицо:
- И этот парень преследует нашего Брагинского. Хотел завладеть его сознанием и телом, но я опередил негодяя. Ивана же я усыпил, от греха подальше, в буквальном смысле…
- Что?! Что будет, если Зло завладеет Россией? – ошарашено промолвил Англия.
- Что-что? Кто его знает! Может, мир завоевывать, чтобы всех загрести под одно знамя и все: «Чики-пики»! Мы исчезнем, а Зло станет олицетворением всего мира.
- Вот, сука, как же ты прав! – Керкленд удивлялся тому, почему он сам не догадался. – Да, и будет Оно еще во плоти, и никого иного, как в теле Ивана.
- Ага, тот еще паразит…
- Подожди! А разве не должен был сначала появиться Антихрист? Который по замыслу и должен быть воплощением Дьявола? Вроде как, но могу ошибаться…
- Чем тебя тело Ивана не устраивает? В принципе, любой из «этих людей» подходит – они же воплощены в этом мире, а Люцифер – нет. Он может выбрать любого, да и мы – относительно бессмертны. Бери да вселяйся.
У Артура челюсть отвисла. Страшная догадка настигла его, от которой он даже вспотел.
- А что, если это Зло уже давно отметило Россию местом своего вместилища?
- На что намекаешь? – нахмурился Гил. – Хочешь сказать Антихрист – это и есть «тот человек» в олицетворении России?
- Пи..дец! Нет, не так! Я хотел сказать, что все мы, «эти люди» – возможные сосуды для Зла. Но, блин, если ты говоришь, что он мог выбрать именно Брагинского, то получается, что Иван – и есть сам Дьявол! – возмутился Англия. – Знаешь, я раньше даже верил, что Россия – воплощение Люцифера, потому и всегда боялся оставаться с ним наедине. Но потом осознал, что ошибался, и сам я – старый маразматик. А сейчас вдруг судьба повернулась так, что Брагинский взаправду может стать моим худшим кошмаром!
- Да уж… - Гилберт задумался и почесал затылок. – Но вопрос открыт: все мы сосуды или только Иван помечен им? Или же Брагинский изначально задумывался Злом, как его живое воплощение? Если первое: то Зло может сейчас вселиться в любого, кто обрел его Темную силу. Тогда нам немедленно нужно сделать так, чтобы те, кто стали Темными, отказались от этой силы. Когда остановим их, то и Россия отзовет свою Тьму. Нет Темных – закрыт сосуд для Дьявола.
Артур прошелся взад-вперед, как говорится: больная голова ногам покоя не дает. Решение Пруссии ему показалось самым разумным. Брит даже обрадовался тому, что тот здесь и проясняет всю ситуацию. Если раньше вся эта война казалась беспросветным хаосом, то теперь появились точные цели.
- Слушай, а почему Зло в тебя не вселилось? Тогда, когда тебя не стало…– спросил Арти.
- Я отдал свое сердце Ивану и умер.
- А разве тогда пустоту не должно было занять «сердце Зла»?
- Не знаю, я просто исчез, - пожал плечами Гилберт.
- А что, если Зло нас просто убивает, как негодных ему, а завладеть хочет только Иваном? Что делать в этом случае?
- По-сути ничего не меняется: уберем Тьму Ивана – закроем вместилище для Зла.
Пруссия схватил Керкленда за локоть и потащил к уцелевшей машине.
- Поехали, попробуем все объяснить Китаю, может, он сложит оружие. Если нет – его беда, – добавил он.
Керкленд сел на сидение рядом и пристегнулся. Далее они ехали в тишине. Британец внезапно расстроился. Смотрел на дорогу и размышлял. Его всё ещё трясло от этой мистики. Он даже поклялся себе, что сожжет все свои оккультные книги, если всё закончится благополучно. Не будет он больше привлекать опасные силы.
Мелькающий за окном пейзаж усыплял его, и Артур опустил спинку сиденья: лег на бок и закрыл глаза. Хотелось отдохнуть, пока есть возможность. Гилберт мельком глянул на него, но ничего не сказал.
«Он тоже на пределе своих возможностей…» - подумалось ему.
Англия хоть и страшно устал, но уснуть не мог: тревога и мрачные мысли тяготили.
«А что, если Россия окажется воплощением Люцифера? То, что мы не позволяем им воссоединиться в одно целое, ещё не значит, что они не одно и то же. Ведь и Люцифер когда-то был хорошим, пока не пал. Единственная разница: Иван знает, к чему может привести грех, а тот – первопроходец. Но, так или иначе, они двойники, только один имеет тело, а другой – нет, - размышлял Керкленд. – Но это лишь голая теория. Версия с разными сосудами мне нравится больше, но она противоречит Писанию. Антихрист может быть только один. И если им окажется Иван, то…»
Англия закрыл лицо руками: «…То, что делать мне?»
- Гил… - вдруг заговорил Артур.
- А? – отозвался тот.
- Предположим самое худшее: Иван – это и есть физическое воплощение Люцифера, тогда появление последнего во плоти – лишь вопрос времени…
- Меня это должно волновать сильнее, - Пруссия внезапно улыбнулся. – Если это так, то получается, что я отдал свое сердце самому Дьяволу!
- Не смешно! – рассердился Керкленд и привстал, глядя на беззаботного парня.
- И еще: тогда наш Князь должен очень сердиться на меня, - продолжил Гил. – Ведь я угнал его тело.
- Эй! Я серьезно! Не зря же Иван на протяжении всей жизни постоянно воюет. Словно кто-то нарочно хочет его утянуть на Темную сторону…
- А не ты ли ему по жизни подкидывал неприятелей?
Англия чуть не лопнул от возмущения, но промолчал. Знал: Прусс был прав.
- Да и я не лучше был… - добавил Гилберт и призадумался, смотря на дорогу. – В любом случае, кем бы Брагинский ни был, все мы, и я с тобой, не от Бога. Только люди, настоящие люди будут жить всегда, а мы, «олицетворения» – исчезнем. Сегодня, завтра, через век или через сто веков – исход один. Да и что говорить? Ты это знаешь. Иван – знает. Но одно дело знать, другое – столкнуться лицом к лицу со смертью. Вот я – уже мертв. Да и люди такие же: знают, что алкоголь и наркотики убивают, но все время думают, что смерть к ним не зайдет.
- Тогда… тогда для чего созданы «эти люди»? – загрустил Артур.
Он и так ненавидел себя за всё, что он заварил, а теперь еще небытие его ожидает.
- Кто его знает… - пожал плечами Пру-Пру. - Может быть, Люцифер создавал «знамена» и различные формы правления, чтобы выбрать лучшее, ведь он хочет властвовать. Мы порой забываем, что он не просто Зло, а изначальная его революционная идея: мир, в котором не будет никакого Бога, и каждый сам выбирает, что хорошо, что плохо. Демократия, например, очень похожа на его «идеальный мир». Грешить – не «перегрешить». Но, как бы ни была заманчива свобода выбора, есть законы тонкого мира, которые нельзя нарушить и при этом остаться в живых, даже ему, Дьяволу. Грехи изменяют сознанье, искажают, ослепляют… Да вспомни себя, когда ты был одержим!
Гилберт замолчал, а британец лишь вздохнул. Он совсем приуныл, да и странно было слушать голос Ивана, но при этом осознавать, что это не он. Снова вспомнил Пруссию, но таким, каким тот был раньше: веселым, наглым, бесшабашным…
Керкленд бросил взгляд на собеседника и вдруг усмехнулся.
- Ты стал таким серьезным и рассудительным, - вслух сказал он, продолжая улыбаться.
Гилберт посмотрел на него и смутился. Улыбка Артура – такая искренняя и непривычно добрая. Пру-Пру тоже усмехнулся и протянул руку: схватил парня за щеку.
- Больно! – возмутился Керкленд. – Что ты делаешь? Отпусти!
Гил оставил его в покое, но добавил:
- Никогда бы не подумал, что ты можешь быть такой душечкой… Любовь, если не убивает, то облагораживает.
Англия ничего ему не ответил. Надулся, как хомяк.
- А вдруг окажется, что воплощение нашего Князя, не Иван, а Альфред? Как тебе такой вариант? – предположил Гилберт.
- Быть не может! – не согласился тот.
Уж кто-кто, но только не его брат!
- Тогда уж скорее я, чем он! – добавил брит.
- Сам посуди: Америка – один из самых поздних, но при этом его желание не завоевать весь мир, как у любого из нас, а подчинить его под одну систему. Его цель – один закон для всего мира, а не как у России – у каждого свой. Если быть честным, то методы Брагинского основаны на самодержавии и, не побоюсь этого слова – тирании, а у Альфреда – на какой-то идее, системе, которой бы подчинялся весь мир. Они, как «плюс» и «минус», настолько разные, что если бы эти парни объединились под одним флагом – глобализация неизбежна. Россия бы поглощал страны, Альфред – систематизировал и регулировал. Иван без Альфреда – сущий хаос, Альфред без Ивана – как художник без красок и кисточек. Вместе же они дополняют друг друга. Разве не они взбудоражили весь мир своим противоборством? Но когда они действительно делают что-то вместе, у них все получается. И завидуют они друг другу: у одного получается лучше там, где другой слабее. Тогда они делают то, что получается, чем сильнее разжигают зависть друг у друга.
- Но и друг без друга уже не могут… - добавил Артур и усмехнулся. – Как бы я не хотел их разлучить, они всегда будут интересоваться делами друг друга.
- Ревнуешь?
- Вот не бей по больному! Да, мне было больше по душе, когда они в ссоре. Но если честно, я всегда бесился, что у Ивана есть кто-то, кто готов с ним дружить. И невольно начинал ненавидеть и того: друг моего врага – враг. Но… - Керкленд притих. – Теперь, если Альфред забудет свои обиды и простит нас, я уже не буду так болезненно относиться, если их снова потянет друг к другу. Да и, глядя на них, я чувствую себя таким… старым, что ли…
Пруссия не перебивал его. Он приятно удивился тому, каким открытым стал Артур. Дальше они ехали молча, пока Гилберт взглядом случайно не поймал свое отражение в зеркале. Непривычно. Лицо не свое…
- Ну и шнобель же у Ивана, - Пру-Пру нарушил тишину и почесал нос.
У него самого-то носик был обычный, а тут!
- Отставить! Зато незаурядный! – возразил Англия.
- Ага, видный такой, - подшутил Пру-Пру и снова посмотрелся в зеркало. – Но, знаешь, в его внешности это своеобразная изюминка. Был бы нос поменьше и уже как-то не так.
- Россия не влезает ни в какие рамки стандартов, даже внешне: своеобразен, но привлекателен, - заметил Керкленд и усмехнулся.
Если бы сейчас перед ним был не Гилберт, а Иван, то уже полез бы трогать его нос. Да и вообще, ему остро захотелось близости: прижаться к плечу, обнять… Но только Брагинского.
Артур лишь вздохнул.
«Интересно, как сам Иван отнесется к тому, что в его тело хочет вселиться Зло? – вдруг подумал он. – Если бы мне сказали, что я воплощение самого Люцифера, то… не знаю даже… Сказать, что я бы расстроился – значит, ничего не сказать…»
***
Альфред уже готовился к походу на Восток на помощь Китаю.
- Наконец-то! Теперь мне никто не помешает! – ликовал он.
Конечно, было неприятно доверить все банкирам, но пока они ему нужны, чтобы осуществить свою месть.
«Но как только я завоюю Россию, они познают мой гнев! – злился Ал. – Я поступлю так, как обычно поступает Иван: снесу все нахрен! Я построю новый мир вместе с ним! В нем будет процветать наука и открытия, радость и равноправие. Я уничтожу все эти корпорации и деньги. И… и религий в этом мире тоже не будет…
Если так подумать, то все эти войны на религиозной почве такие жестокие и беспощадные. Пора двигаться вперед и перестать верить в сказки. Если не верить в чудовищ – они исчезнут».
Америка находился на военной базе: прошелся по аэродрому, проследил за погрузкой боеприпасов, затем взобрался на крышу и лег. Ждал, когда его люди сообщат, что сборы завершены.
Но стоило ему закрыть глаза и расслабиться, как тут же провалился в темноту.
- Есть срочный разговор, - раздался голос и перед ним появился его Темный двойник.
Причем вид его был настолько зол и суров, что Джонс невольно отпрянул.
- Да что такое? Напугал! – возмутился он.
- Россия отказывается сражаться с тобой. Сейчас его сознание занимает Пруссия, - сообщил Грех.
- Что?! Как такое может быть?! – разгневался Америка, но вдруг вспомнил, как сам Брагинский рассказывал ему что-то про сердце Гилберта.
- Правильно мыслишь. Иван оживил Пруссию, а сам ушел на покой, - кивнул тот.
- Как разбудить Брагинского? – тут же поинтересовался американец.
Грех вдруг широко заулыбался, а глаза засияли, словно этого вопроса он только и ждал.
- Победи Прусса этим, - Темный протянул ему кинжал в расписных ножнах. – Воткни прямо в сердце.
- А? – Альфред взял оружие в руки: тяжелое и очень холодное, словно из ледяной воды извлекли. – О-о-о! Какой крутой! И такой красивый! А-а-а! Я в восторге!
Темный вдруг расхохотался и даже зарумянился, наблюдая, как парень маниакально восхищается и щупает кинжал.
- Хорош, оставь его в покое, - уже серьезно добавил Тень.
- А что будет, если я воспользуюсь им? – теперь Джонс обратил свое внимание на таинственного собеседника.
- Гилберт умрет, а Иван проснется, - ответил Грех и хитро прищурился.
- Умрет? – Америка вспомнил, с каким теплом Иван говорил о Гиле…
- Пруссия и так мертв уже очень давно! Сейчас он нечто иное, вроде воображения самого России, - Темный даже немного разгневался от колебаний Ала. – Тебя это не должно волновать! Если тебя это успокоит, то Гил оживет снова, как только Иван захочет этого. Попытка Пруссии помочь России провалится, и Брагинский сам возьмется за дело. Второй возможности он ему больше не даст, будь уверен.
- Вот как? – Америка вынул оружие из ножен и с открытым ртом посмотрел на клинок.
Обоюдоострый, прямой и достаточно длинный.
- Осторожно, только сам не поранься, - предупредил его Тень.
Альфреду даже показалось, что тот готов был сорваться с места и отнять опасную игрушку, как у шаловливого ребенка.
- Что будет, если его воткнуть в сердце живого «этого человека»? – спросил Джонс, пряча клинок в ножны, чтобы не нервировать своего двойника.
- Если его воткнуть в сердце не Темного – смерть мгновенна, - предупредил его Тень, но затем вновь засиял. – Кстати, имя клинка – Черный Сердцеед, это живое оружие, так что не шути с ним, он имеет свой нрав: вдруг ты ему еще и не понравишься? Поэтому прошу, не изучай его так маньячно, как ты это делал минуту назад. Он привык к хладнокровным хозяевам, а ты ему сейчас, не побоюсь таких слов: мозг вынес в первый же миг знакомства.
- Ой! – устыдился Ал и посмотрел на кинжал.
Америка даже почувствовал, насколько тот недоволен.
- Извини, я не знал! – тут же нашелся парень, уже обращаясь к Черному Сердцееду, держа того за рукоять. – Я думал ты просто вещь, а ты – личность! Давай сначала: Я – Альфред Ф. Джонс, олицетворение Америки!!! Ха-ха! Будем друзьями? – Ал посмотрел на Сердцееда так… выжидающе!
«Кому ты меня отдал?! Я же его прибью раньше, чем Пруссию!» - грозился дух клинка, но его слышал только Грех.
- Оставь его, он не ответит, - Грех уронил лицо в свою ладонь.
«Или пока не получил в лоб от него…» - про себя добавил двойник.
- Точно, он же кинжал! У него нет рта! – осенило Америку, но тут он почувствовал, как острый холод обжег ладонь. – Ах!
Альфред от неожиданности уронил Черного Сердцееда, а тот упал ему на ногу. Да еще так больно!
- А-а, бл..дь! – Джонс даже не заметил, как выругался.
- В общем, вам деваться некуда, так что попытайтесь сработаться, - вздохнул Темный двойник. – Сердцеед, будь поласковей, не огорчай меня. Пока не выполнишь задание, даже не показывайся.
- Ворчун! – вдруг развеселился Америка, бесстрашно поднимая своего нового друга. – Совсем как мой братец! – Тут Джонс уже обратился к Греху. – Ничего, я привык к таким мрачным типам! Скорее они от меня шарахаются, чем я от них.
Альфред вдруг заулыбался и многообещающе посмотрел на Сердцееда.
«Дурак…» - надулся дух, но Америка его не услышал.
- А что будет с сердцем Темного, если его пронзит этот несговорчивый клинок?
- Замораживается, но это обратимо, если дух Темного Сердцееда отпустит свою жертву.
- Если я воткну его в Брагинского, разве он не заморозит и его сердце? – насторожился Америка.
- Я уже договорился с ним, что отпустит, - улыбнулся двойник и отстранился. – Меня он не может ослушаться – я его хозяин.
«Кто же этот Грех? – встревожился Альфред и невольно вспомнил банкира, который говорил о Творце всех «этих людей». – Может это Он является ко всем под разной личиной?»
- Не беспокойся, - Темный словно прочитал его мысли и тут же подлетел к нему: положил руки на плечи и легонько поцеловал в губы.
Мигом стало спокойно и даже как-то равнодушно на сердце. Словно принял таблетку «пофигизма».
- А теперь – иди, и пусть тебя ничто не тревожит, - ласково произнес Тень и растворился. – И еще одно: кинжал призывной, как только подвернется случай – призови его мысленно, и он появится в твоих руках.
- Я все понял, - кивнул Джонс, зачарованный словами.
***
- Ребята, встречайте! – раздался голос Украины по рации, и Лауринайтис взглянул на горизонт через бинокль.
К ним подъезжал черный внедорожник.
«О, там должна быть Беларусь!» - парень тут же расцвел и воодушевился.
В животе ожили бабочки, сердце застучало сильнее, мысли спутались, и теперь он предвкушал встречу.
- У тебя, типа, стояк, хе-хе… - заметил Феликс.
Он как раз сидел на бревне и собирал пулемёт.
- А! Не опошляй мои светлые чувства! – возмутился Торис и раскраснелся. – И не подглядывай!
- А я не подглядываю, типа, и так заметно, - хихикнул блондин. – Небось, опять о малышке Беларусь думаешь…
Лит надулся и показал язык другу. Автомобиль со спасательной командой и невестой остановился перед ними.
- О, Украина! – вдруг оживился Польша и, толкнув Ториса, мигом оказался у машины.
Он даже дверь ей открыл.
- Как, типа, все прошло? Ох, ты вся в крови! Как ты? Давай помогу! – затараторил тот, помогая ей выбраться.
«Вот гаденыш!» – про себя разгневался Торис.
- Хе-хе, в большой семье клювом не щелкают, - поляк заметил его ярость.
Наталья же сама выбралась из машины, пока они там спорили, да и не возникло у нее даже мысли о проявлении джентльменских замашек в ее сторону. Не поняла она причины их спора – решила, что все парни кинулись на помощь к ее раненой сестрице.
- Торис, там Италия ранен, - Беларусь сразу перешла к делу и даже схватила прибалта за локоть, указывая на заднее сидение. – Помоги ему, пожалуйста.
Лауринайтис снова расцвел: девушка его мечты сама обратилась к нему за помощью! Да и дух у него перехватило, когда он увидел Наталью в красном наряде и с довольно яркой косметикой. Немного непривычно, но она его сразила. Даже не так: умоляющее взволнованное личико этой девочки – вышиб мозг с полуоборота!
- Беларусь! – Лауринайтис схватил ее за руки и восторженно уставился ей в глаза. – Выходи за меня замуж! Все отдам: и руку, и сердце, и саму жизнь! Всё, что пожелаешь!
Будь Арловская прежней, переломала бы ему не только пальцы, но и руки. Но сейчас лишь открыла рот в изумлении и потеряла дар речи. Покраснела, как рак.
- Потом поговорим! Италию спасай! – спотыкаясь на словах, сказала она и отпрянула от жениха номер два. Или три? Или Брагинский уже не считается?
Венециано же сам выглянул из автомобиля, с интересом наблюдая за происходящим.
- Хорошо! – вновь воспарил духом Литва.
Еще бы! Ведь Беларусь не сказала: «Нет!»
От переизбытка чувств, он итальянца даже на руки подхватил.
- Ах! – не ожидал Венециано и от страха крепко обнял Лауринайтиса за шею.
Лит держал его крепко. Италия даже не предполагал, что этот парень такой сильный.
- Позаботься о нем, а я к сестре, - бросила Наталья и умчалась за Польшей и Украиной, которые уже направлялись к грузовику, где находился оборудованный медпункт.
Торис проводил ее взглядом и тяжело вздохнул.
«Я – дурак, - загрустил он. – Я так теряюсь, когда она рядом и веду себя, как отмороженный…»
Итальянец же улыбнулся.
- А вы хорошо смотритесь вместе, - сказал он и зарумянился. – Так что: удачи тебе!
- Спасибо, - скромно поблагодарил его Лит и внимательно посмотрел на Веню.
Тот был весь в пересохшей крови с красной повязкой на шее. Украина еще милый бантик завязала из этих шелковых лент…
- Да уж… Ладно, пойдем, сделаем нормальную перевязку и смоем кровь, - сказал Торис и тоже направился к медпункту.
Уже после всех процедур, Литва решил спросить:
- А Керкленд с Россией остался?
- Угу, - кивнул тот.
Ему было больно говорить, рана давала о себе знать. Даже глотать и двигать шеей – больно. Веня лежал и страдал от этого. Да и горло отекло, отчего говорить особо не получалось: голос осип, и сразу кашлять хотелось.
- Ладно, отдыхай, - Лит укрыл его одеялом.
«Надеюсь, что Артуру хватит ума не навредить Ивану своими ядовитыми словами…» - забеспокоился он.
Кому-кому, а Керкленду он не доверял. Торис помнил, что за Брагинским следует страшная Тень, и теперь переживал, что Англия мог ненароком сделать хуже. Да и сама мысль, что они там вместе, страшно злила его.
Украина с Беларусью тоже отдыхали, потому за командование взялся Лауринайтис: изучал данные разведки и отмечал на карте. Боевые действия не прекращались, потому он с головой ушел в работу.
«Чем быстрее мы одержим победу, тем быстрее Иван станет прежним…» - думал он.
Беларусь уже спасена, потому Торис вдохновлялся другим замыслом. И делал он это бескорыстно. Но стоило ему представить, как Грех нападает на Россию и уничтожает, так слезы тут же душили.
- Нет! Иван не погибнет! – сокрушался он. – Не позволю!
Тут он услышал шорох за дверью.
«Опять Польша подглядывает за мной!» - рассердился он, представляя, как этот блондин скажет, мол, опять ты сам с собой разговариваешь.
И будет смеяться.
- Хм… - Лит покраснел от стыда и одним прыжком оказался у двери: резко открыл ее. – Опять следишь?!
Внезапно он сам опешил: за дверью стояла застигнутая врасплох Беларусь!
Она была переодета в военную форму, волосы же собраны в хвост, на голове бейсболка.
Девушка отдыхала вместе с сестрой, перед этим смыв всю косметику, но в свадебном наряде ей было жутко неудобно. Полежала немного и переоделась в то, что нашла своего размера, но сон ушел, и она решила пройтись. Мимо Ториса проходила случайно и заинтересовалась его делами. Ее впечатлило, как он старается ради Ивана и даже вслух думает о нем.
«Он всю душу вкладывает в его спасение…» - задумалась Наталья.
Ей раньше не приходилось наблюдать за Торисом, а при ней он всегда вел себя неестественно.
И когда тот застал ее, разглядела на его лице что-то гневное и давно знакомое – Княжество Литовское.
- Ах, прости! – он тут же растерялся: засуетился, вспотел. – Я… я подумал, что з-за дверью Польша! Я тебя не пришиб?!
- Нет, все хорошо, успокойся, - ответила девушка и сама заробела.
«Почему она следила за мной?!» - испугался парень и покраснел.
Да и постоянная смена облика любимой рвала ему все привычные представления о ней, которые только были. Поэтому он затаил дыхание и внимательно рассматривал девушку-солдата. Но такую маленькую и хорошенькую! Ведь сейчас у Натальи не было этого привычного выражения лица: чего смотришь, козел?!
Беларусь вспомнила его недавнее предложение руки и сердца да призадумалась.
- Торис, - начала она.
- Д-да? – отозвался тот.
Он трепетал уже от того, как она называла его по имени.
- Почему ты сражаешься за Ивана? – вдруг спросила она.
Раньше она думала, что Брагинский каким-то образом надавил на прибалта, отчего теперь тот воевал на стороне русских. Или что Лит тут ради нее самой, но подслушав его за дверью, поняла, что точно не первое, но второе – лишь отчасти.
- Я? Хм… - он вспомнил свою недавнюю близость с Россией и как-то собрался с духом.
Да, растерянность перед любимой вдруг исчезла, и Торис стал вести себя непринужденно.
- В последнее время мы с ним очень подружились, и я даже не препятствовал ему в перевороте, - отвечал он, а перед глазами проносились все эти печальные события. – Я многое узнал о нем и очень полюбил! Я сделаю все, чтобы защитить его!
Лауринайтис заулыбался. Беларусь заметила, как оковы робости покинули парня, и она снова разглядела настоящего Ториса.
- Хм… - она вдруг тоже улыбнулась и опустила взгляд. – Спасибо… и… я подумаю над твоим предложением…
Контрольный в голову: Литва чуть не упал без чувств! Мир точно сошел с ума, раз Беларусь говорит такое ему!
- Я… - он взял ее руку и поцеловал. – Я буду ждать ответа столько, сколько нужно.
Наталья вздрогнула от неожиданности и даже задрожала от волненья.
- Я люблю тебя уже очень-очень давно, - признался он.
Получилось слишком серьезно и спокойно. Не то, чтобы Бела не догадывалась о его чувствах, но раньше она его считала полным ничтожеством и слабаком, недостойным ее внимания. Но, все же, Китай – удивительная страна! «Небо упало» на нее так удачно, что исправило все, как нужно. Теперь, когда Лит тратит все свои силы на спасенье ее брата, она сильно поменяла свое отношение к нему.
- Но я не против того… - заговорила она и зарумянилась. - …Чтобы сначала подружиться с тобой. Можешь приходить ко мне, я буду рада.
- Обязательно! – в Ториса вселилась надежда.
Давно он не был так счастлив.
- Кстати, Иван не против того, чтобы мы были вместе, - сказал Лит.
- А-а! Он благословит меня с кем угодно, лишь бы не с ним самим! – вдруг разгневалась Наталья, чем напугала своего ухажера. – Прости, я это… сгоряча…
Лит лишь рассмеялся. Женщина, которую страшится даже Темный Брагинский! И угораздило же ему влюбиться именно в нее…
- Жених и невеста! Тили-тили тесто! – подтрунивал над ними Феликс.
Он уже давно стоял в коридоре, но не вмешивался, пока не разрешатся самые важные вопросы для его друга.
- Польша! – покраснел Лит.
- У нас, типа, гости! – вдруг сказал он.
- Китай наступает? – удивился тот.
«Неужели Яо собственной персоной явился?!» - про себя решил он.
- Нет, «западенцы» налетают, - ответил Феликс. – Хотят переговорить.
Он, видимо, устал за весь день, потому уже не шутил, а общаться с чужаками он стеснялся.
- Что им тут нужно? – напряглась и Наталья.
Она, как и Польша, неуютно себя чувствовала рядом с «чужаками».
- Сейчас всё выясню, - Лауринайтис вызвался отвечать за переговоры.
***
- Нам дали разрешение на посадку, - сообщил второй пилот Людвигу.
- Слава Богу… - вздохнул Германия.
А ведь он бы тогда высадился десантом, даже если бы не разрешили! Уже при посадке его колотило, как при лихорадке. Как же он волновался!
И вот: Германия, Франция, Испания и Южная Италия уже идут по аэродрому, а их встречают Литва, Беларусь и Польша.
Франциск и Романо сразу заметили хорошенькую Наталью и с интересом пожирали ее глазами. Та заметила их жадные взгляды и спряталась… за Польшу. Почему за него? Да потому что тот прятался за Литву!
- Простите за беспокойство, - первым заговорил Германия. – Мы хотим стать вашими союзниками! Мы – на стороне России!
Торис стоял в изумлении, не веря своим ушам, а Феликс с Натальей тут же выглянули из-за него.
«Точно, Венециано же у нас…» - догадался Лит, а то, с чего бы этим парням помогать Брагинскому?
- Добро пожаловать, - поприветствовал их Торис. – Хорошо, отныне мы – союзники!
Он протянул свою руку, и Людвиг пожал ее.
- Венециано в палатке, отдыхает, - уже не так официально обратился Лауринайтис и тепло улыбнулся немцу.
«Он читает мои мысли!!!» - тот даже испугался и отпустил руку.
- Можно к нему? – попросился Германия.
- Даже если не пущу, все равно побежишь? - Лит еще и подтрунивал.
Немец смутился:
- Да, побегу, - надулся он.
- Так беги, - Торис дал-таки разрешение.
- Спасибо, - немец направился к палаткам.
- Можно и мне?! – взволновался Романо и побежал за Людвигом. – Я не буду мешать!
«Он тоже хочет увидеть его, - Германия остановился и посмотрел на беспокойного итальянца. – Раньше бы он даже не спрашивал меня, просто бы пошел. Он его брат, у него больше прав на эту встречу, чем у меня».
- Да, конечно, - кивнул Людвиг.
Романо засиял, но, промолчав, последовал за ним.
- Ох, они подружились в кои-то веки, - радовался Испания, провожая их взглядом.
- А где Англия? – поинтересовался и Франция.
- Он с Россией остался сражаться с Яо, - ответил Литва и надулся.
Он все еще злился даже от одной лишь мысли об Артуре.
- Хе-хе, а я еще переживал, что пропадет парень, - успокоился Бонфуа. – Вот я дурак.
- Да уж, такие, как он, не пропадают! – все же высказался Лит.
- Да ладно, не злись, если бы я каждый раз сокрушался из-за него, то поседел, полысел и умер еще в средневековье, - рассмеялся француз.
***
Венециано проснулся от резкой боли в горле и шее, когда повернулся во сне. Все тело горело огнем.
- Ах-ах… - стонал он.
Другие звуки он не мог извлекать.
«Как же хреново… - про себя думал он и проклинал все, что можно и нельзя. – Боже, лучше убей меня сразу, если я снова задумаю «геройствовать»… Ах! Как же я не переношу боль! Тошнит, мутит, знобит!»
Италия схватился за шею и поджал колени к лицу. Обезболивающий укол не помогал, и он уже подумал по-британски: выпить алкоголя столько… в общем, пока не вырубит.
«Но потом же похмелье…» - невесело подумал он и о последствиях.
Но тут вход в палатку открылся и на пороге появился взволнованный Германия, а за ним и Романо.
«У меня уже галлюцинации!» - решил Веня и резко сел, вытаращившись на гостей.
Даже боль ушла на второй план.
- Италия! – немец несказанно обрадовался, когда увидел его и побежал обнимать.
А Романо остался позади: он же обещал, что мешать не будет.
- Италия! Я так рад, что ты в безопасности, а не прыгаешь от Китая! – Людвиг уже сидел рядом, и, обхватив лицо парня руками, рассматривал его. – Ты как? Рана не серьезная? Ты весь горишь, солнце…
Он поцеловал его в лоб. Веня же осознал, что это не сон: перед ним его Людвиг и теперь уже не так страшно. Как гора с плеч. Он так расчувствовался, хотел сказать, как он рад его видеть, но из звуков – лишь хрип и свист. Тогда он заплакал и прижался к его груди.
Германия тут же вспомнил свой странный сон и сам проронил слезу.
- Боже, Италия, прости меня за все… - он крепче обнял его. – Не нужно больше доказывать что-то. Просто будь собой, а я буду любить тебя за это. Хочешь – плачь, хочешь – будь слабым, а я буду защищать тебя и успокаивать, а ты – наполнять мою жизнь смехом и красками.
Венециано притих, перестал плакать. Ему стало так хорошо: улыбнулся и закрыл глаза, слушая удары сердца. За спиной же расправились призрачные белые крылья…
У Людвига и Романо челюсть отвисла в изумлении от волшебного превращения. Германия смотрел на крылья, затаив дыханье, даже разглядел, как они переливаются перламутром на свету, который просачивался в палатку из входа.
Веня провалился в бессознательный сон, и крылья растворились в воздухе.
- С ума сойти… - Германия все еще был под впечатлением.
- Я всегда знал, что он ангел, - восхитился и Романо.
Затем тоже присел к ним.
- Он счастлив, - добавил он.
- Давай оставим его, пусть отдыхает, - сказал Германия, укладывая Венециано.
