2015-06-10
324
- Привет! – Альфред прибыл на континент к Яо. – Как дела на фронте?
Китаец как-то раздраженно фыркнул, но затем ответил:
- Врагов прибавилось: Германия, Франция, Испания. Ну, и Южный Италия, но его я не считаю серьезным противником. Главное выпроводить немца, а там и остальная свита разбежится, ару.
- Ничего, справимся, я же с тобой! – развеселился Америка и энергично похлопал союзника по плечу. – Покажи, что там у тебя? - вырвал из рук бумаги. – Сейчас объединим силы и дадим жару! Брагинского я возьму на себя, а ты мочи остальных.
Темный Яо не был готов к такой наглости, но усмехнулся. А на бой с Россией он и не претендовал. Ему важнее был успех, а не сам ход войны.
Джонс же умолчал о Пруссии. Вернее, это Грех к нему снова возвращался, чтобы лишний раз напомнить: миссия секретная. Особенно молчок о волшебстве клинка! Но приходил он к нему еще раз не только для этого…
Альфред же не может равнодушно относиться к вещам, которые вроде не разговаривают, но имеют разум. Один раз, когда отдыхал, положил кинжал рядом с собой, поглаживая орнамент на ножнах. Стоило парню задремать и ненароком обнять Сердцееда, так тот словно с ума сошел – еле слышно зазвенел, и временами даже дребезжал.
- Альфред! Тебе жить надоело?! – голос Греха заставил Америку не только проснуться, но и подскочить спросонья.
Ал сел и в недоумении посмотрел на своего двойника.
- Не прикладывай его к своей груди, - уже ровно продолжил Грех.
- А? Что? Кого?! – не проснулся еще Джонс, но взгляд упал на клинок: он вылез из ножен на сантиметр.
- Он слышит удары твоего сердца, - пояснил Грех. – Не возбуждай его жажду, он, конечно, будет терпеть, но… - тут двойник усмехнулся. – Чем черт не шутит? Вдруг сорвется и сам вонзится в сердце?
- Правда? Это все равно, что голодного вампира прижимать к шее? – спросил Америка и состроил невинные глазки, как овечка, ей-богу.
Честно, он даже не предполагал, что клинок жив настолько…
«Сука, я прибью его! Взял и завел меня!» - разгневался Сердцеед.
Нет, даже жаловался.
- Не делай так больше; раньше он из вредности грозился расправой, а совсем недавно почувствовал биение твоего сердца, - предупредил Темный. – Теперь оно под прицелом. Отныне ты, Альфред, объект желаний Сердцееда.
- Ну, хоть кто-то меня желает… - невесело пошутил Джонс.
- В любом случае, не дразни его. Он – воин, успешность боя будет зависеть не только от тебя, но и от его спокойствия. А то в погоне за сердцем противника он может озвереть и выбрать любую жертву. В том числе и тебя. Так что, береги не только себя, но и покой того, кто теперь работает с тобой в паре.
- Я пытаюсь с ним подружиться, а ему все не нравится! – вознегодовал Америка, указывая пальцем на «друга». – Это он, дурак, не идет на встречу! Мерзкий! Мерзкий тип!
- А вам дружить не обязательно. Просто сработайтесь и ничего личного.
- Так неинтересно… - насупился Альфред.
- Убийство – смысл его существования, так же как и обыкновенное оружие создали для того, чтобы проливать кровь. Ему чуждо все человеческое. Ты хочешь дружить с чудовищем? Тот банкир и то добрее, хотя ты его ненавидишь сильнее, чем эту «диковинку».
Слова двойника задели Америку за живое. Он поджал колени к подбородку и загрустил: он вдруг вспомнил, как Англия постоянно катил бочку на Россию, называя его чуть ли не Дьяволом.
- Я не верю в хладнокровных чудовищ, - возразил Джонс и задумался. – Если Сердцеед может злиться, значит, может испытывать и обратные чувства. В другом случае ему было бы просто все равно…
- Вот как? – вдруг усмехнулся Грех и одновременно с Альфредом посмотрел на клинок.
«Чего надо?» - замялся тот.
«Тебя не считают сущим злом. Что скажешь?» - Темный передал свои слова только Сердцееду.
«Дурак он…» - ответил клинок.
«Но ты смутился, когда он это сказал», - подковырнул его Грех.
«Да мне уже за него стыдно стало!» - оправдывался тот.
«Врешь…» - не поверил Темный.
- Ладно, Альфред, - двойник посмотрел на Америку. – Я не буду каждый раз появляться, чтобы наставлять тебя. Сердцеед, если что, помоги ему.
Темный растворился в воздухе, оставив их наедине. Джонс почему-то расстроился: мало того, что пристыдили, так еще как-то паршиво на душе стало. А ведь ему так сильно хотелось подружиться с новым другом! А он, сволочь, ненавидит его…
«Гил и оглянуться не успеет, как попадет в ловушку, - предвкушал Ал, разговаривая с Китаем о делах. – А пока подыграю ему! Правда, Черный Сердцеед?»
На поясе под плащом находились ножны с кинжалом, и Америка коснулся рукояти.
Клинок, естественно, молчал. Возможно, как-то смирился с тем, что ему в напарники достался такой идиот. Даже перестал его обжигать холодом: а то Альфред постоянно перемещал его с одного бока на другой.
«Да что ж ты такой ледяной?! – возмущался тогда тот, запихивая его… в микроволновку, чтобы подогреть. – И большой…»
К счастью, кинжал не влез, и печь осталась цела. Но не в этом суть: так кощунственно с ним еще никто не обращался!
«Лучше б я током бил… - подумал тогда Сердцеед. – Да так, чтоб наверняка! И как мне после этого «терпеть и помогать?»
***
Гилберт и Англия оказались на месте, и каково же было их удивление, когда в штабе они обнаружили пополнение. Все союзники стояли над картой на столе, обсуждали стратегию и перемещение войск. Все замерли, стоило появиться Темному Брагинскому и Англии.
«И брат здесь!» - про себя заметил и испугался Пруссия.
Был бы он самим собой, непременно бы набросился на него и обнял. Но сейчас лишь поджал губы и сдержался.
- Ваня! – первой пришла в себя Беларусь и бросилась с «обнимашечками».
Гилберту ничего не оставалось, только вести себя, как Россия: тоже заключил девушку в объятья. Керкленд обошел их и, только хотел занять скромный темный уголок, как и его кто-то стиснул.
- Арти! – это Франция на него налетел и расцеловывал уже возмущающегося британца.
- А-а! И ты тут! – и как Керкленд его не разглядел изначально?
- Друзья познаются в беде, не так ли? – подмигнул ему весельчак.
«Друзья, да?» - задумался Англия.
Он даже и не рассматривал Францию как близкого друга. Тот просто всегда был и все тут. А сопротивляться ему не было сил – измотался в пути, потому притих и тоже обнял француза, но только неторопливо: прижался к его груди лицом.
«Если произойдет страшное, и Иваном завладеет Зло, у меня больше не будет возможности не только ругаться с Франциском, но и сказать, как я… все-таки ценю его, - загрустил Артур и вдруг испугался. – Ведь именно с ним у меня связано больше всего воспоминаний…»
- А?! Да что с тобой? – Франция опешил от взаимности Керкленда.
Он-то уже приготовился к гневной тираде и кулакам. А так даже сердце заколотилось сильнее, и франк еще больше растерялся, когда на них покосились некоторые личности.
«Может ему снова плохо?» - наконец-то догадался Бонфуа и переместился за дверь вместе с Артуром.
Он уже хотел начать разговор, как британец обвил его шею руками и заговорил первым:
- Ты пришел за помощью к Ивану или… или ко мне?
- К тебе… к тебе, конечно! - оторопел Бонфуа и прижал его крепче к себе.
- Спасибо… - голос британца задрожал. – Я рад…
Он снова вспомнил двойника Ивана, и дыхание сбилось от страха. Франция почувствовал, что трепет Керкленда был вовсе не от их близости.
- Что с тобой? Ты сам не свой, – он отстранился от него, чтобы заглянуть в лицо.
О, эти тревожные зеленые глаза! Франк не припомнил, чтобы Англия боялся чего-либо так сильно.
- Победа будет за нами, не плачь только, - Франция коснулся его лица, но Керкленд закрыл глаза и лишь сильнее расклеился: губы задрожали, слезы – ручьями.
- Мир рухнет, если мы не остановим Темных… - еле слышно сказал он.
Бонфуа подумал, что тот в переносном смысле говорит, но вдруг услышал шум за окном. Небо гремело, хотя было ясное. Артур узнал этот страшный звук!
- А-а! – он снова вцепился в блондина, пугая теперь и его. – Опять небо трубит! Это из-за Темных! Апокалипсис! Конец света!
- Артур, ведешь себя, как антивирус Касперский! Твой ужас заразителен! – перепугался и тот.
Небо вновь протрубило, но еще громче, и Бонфуа, чуть сам не завизжал, как упомянутая программа.
- Что с вами? – к ним вышла Беларусь.
- П-просто б-боимся! – ответил Франция.
Девушка прислушалась к небесным звукам.
- Ясно, опять этот странный шум, - сказала она и пожала плечами.
- Тебе не страшно?
- Скорее, неприятно, - ответила она и направилась по коридору, но вдруг усмехнулась. – Можете продолжать бояться, я не буду вам мешать. Кстати, на крыше страшнее: идите туда, если вам это в удовольствие.
Это было здание какого-то цеха, которое они обустроили под штаб. Наталья ушла проведать сестру.
- Дерзкая, но смелая женщина, - Керкленд вдруг рассердился.
- Еще и издевается, - обиделся и франк.
***
- Сейчас весь мир твердит о смерти президента Америки, - сообщил Лауринайтис. – Он был против войны с Россией, а уже вчера его убили выстрелом в голову. Наша разведка бьет тревогу: американцы уже в Китае! Такой взвод невозможно не заметить.
Он показал фотографии со спутника-шпиона.
- Ясно, Америка пошел обходным путем, - Брагинский не особо удивился.
Если честно, то Гилберт не ожидал, что вести себя как Иван – это непосильно сложно! Его так и порывало говорить дерзко, громко, но каждый раз себя одергивал.
- Если они нападут сразу вдвоем, Альфреда оставьте мне, - добавил он.
Германия сидел за столом как раз напротив него, и все бы ничего, если бы Иван не теребил в руке карандаш: порой тыкал себя им в щеку и… эти движения. Они были такими резкими, суетливыми.
«Беспокоится, что ли?» - подумалось немцу; раньше он не замечал такого за русским.
Обычно его телодвижения были плавными или вовсе – неподвижен: вот посмотришь на него, а он сидит спокойно в одной позе, отвлечешься – русский уже в другой позе. Германии иногда казалось, что Брагинский нарочно замирал, стоило на него уставиться. Почему он это делал – загадка. А если и удавалось проследить, то двигался русский неохотно, но пластично.
А сейчас Иван елозит на стуле, даже задумавшись, что-то черкает по листу бумаги, иногда трясет ногой; взгляд быстро скользит по предметам и людям; а лицо – оно тоже другое: беспокойное, подвижное, губы порой растягивались в нахальную улыбку, а глаза…
Что-то до боли знакомое было во взгляде. Людвиг помнил Темного Брагинского во времена Второй Мировой, но сейчас перед ним был совершенно иной человек.
«Черт возьми, мой конек – закономерность, а не проницательность!» - Германия понимал, что ему не хватает чутья, чтобы разгадать загадку.
Когда парни встали и снова перешли к карте, немец уже ни о чем другом и думать не мог. Ему показалось, словно в мире что-то поменялось, а его «настроить» под изменения забыли. Потому и «глючит».
Тогда он встал рядом с Россией. А вдруг чутье заработает? Гил же так был увлечен работой, что чуть опешил, обнаружив брата совсем рядом. Даже карандаш уронил, и тот покатился под ноги Людвига. Немец решил его поднять, но и Пруссия, будучи непоседой, тоже склонился за ним.
Все произошло настолько быстро, что парни не успели остановиться перед столкновением лоб в лоб.
- Scheiße!!! – воскликнул… нет, не Людвиг, а Ванька.
Он таки поднял карандаш за один конец, за другой – держал немец. Людвиг замер, схватившись свободной рукой за лоб, и с изумлением уставился на немецкобранящегося русского.
- Бл..дь, то есть… - исправился Гилберт, переведя на русский то, что он имел в виду, но слово не воробей…
Пруссия растерянно рассмеялся и криво усмехнулся, даже вспотел. Слишком по-прусски получилось! Людвиг же решил, что совсем сошел с ума и ему мерещатся призраки прошлого.
- Чего вылупились? На немецком уже нельзя выругаться? – оправдывался Гилберт. – Если учить язык, так надо начинать с народного матерного! И… это… отдай, карандашик, - он решил сменить тему и потянул злосчастный канцелярский предмет к себе.
Германия отпустил не сразу, скорее Россия его вытянул из рук остолбеневшего немца.
- Кстати, у нас есть много схожего: «nach» немецкий предлог, указывающий направление. По-русски «нах» - тоже направление, но более конкретное. Хе-хе… - заметил Пруссия, пытаясь улыбаться и шутить, как Ванька, с присущей долей превосходства.
- О чем ты вообще? – Германия запутался во всем.
Гилберт замолчал.
- Давайте устроим перерыв? - сообразил он и развернулся к дверям. – Нужно отдохнуть, голова болит уже.
- О, я – за! – поддержал его Романо.
Ему не терпелось вернуться к Венециано.
- Да, и я устал… - согласился и Лит.
Он тоже заметил странность России, но списал все это на переутомление и влияние Тьмы на психику Ивана.
«Что… что это за чувство? - Людвиг задрожал и встревожился сильнее. – Почему от России тянется такая, я бы сказал, «родная» аура? Да и, чтобы так спонтанно материться на немецком, нужно, как минимум, думать на нем. Тут что-то нечисто!»
***
Гилберт убежал в одно из помещений штаба-цеха и только тогда смог успокоиться. Встреча с братом – большая неожиданность! Он, конечно, предполагал, что Германия будет мелькать, но не думал, что придется вместе с ним работать.
- Фух, чуть не попался… - вздохнул он и сел на пол.
Схватился за голову. Дышать было тяжело.
«Боже, а Людвиг все такой же… - вдруг загрустил он. – Как же хочется ему раскрыться, но я… я все равно мертв. Только расстрою его своим появлением и последующим скоротечным исчезновением».
Гил вздохнул, поднялся на ноги, подошел к выходу… как дверь бесшумно, но резко отворилась и ударила Пруссию по носу. Тот снова захотел выругаться по-немецки, но сдержался и в гневе уставился на визитера, который все же с опаской заглянул за дверь. Видимо, почувствовал, что ударил кого-то.
- Ты это, поаккуратней с его носом-то, - виновато возмутился Англия, держась за дверную ручку. – Не суй его, куда не следует. Хе-хе…
- Я сейчас в твою задницу всуну что-нибудь! - Гилберт все еще злился, держась одной рукой за ивановскую гордость.
- Причем тут моя задница? - шутливо спросил Арти.
- А чтоб неповадно было!
- Хм… не надо меня наказывать, я – хороший, - усмехнулся Керкленд и схватил Пруссию за руку, чтобы убрать ее с лица и оценить масштаб повреждений. – Да и после Ванькиных возмездий моя задница уже ничего не боится…
Лицо Гилберта вспыхнуло краской: сердце Ивана открыло ему воспоминания, которые касались только Англии и России. Одно дело знать, что Россия пропускал через свое сердце, и совсем другое – увидеть всё воочию. Пруссия невольно ворвался в чужую память, за что был тут же наказан: испытал чужие воспоминания, словно свои собственные. Они волной прокатились по его телу и парализовали сознание.
Гил даже пошатнулся и схватился одной рукой за грудь.
- Что с тобой? Голова кружится? – перепугался Керкленд и схватил Брагинского за плечи.
Откуда ему было знать, что случилось?
Гилберт опешил и отступил на шаг назад. Ему хотелось остановить поток зрительных воспоминаний, но они бежали, как из ключа. Память возбуждала самые разнообразные чувства: от сладострастной пытки и радости до глубочайшего уныния, тоски и отчаянья. Он видел то, что и так знал, но… теперь это принадлежит не только Ивану.
- Боже, не молчи! – Артуру уже чуть самому плохо не стало.
Ему подумалось, словно это Тьма что-то вытворяет.
- Прекрати!!! – Гилберт обезумел: неописуемая ярость одолела его.
Отвесил такую оплеуху Керкленду, что тот влетел в противоположную стенку. Зато нескончаемый поток воспоминаний потерял свою силу и вовсе растворился. Пруссия упал на колени и посмотрел на свои дрожащие руки. Обессилен. Капли пота и слез звонко разбивались о пыльный пол.
- Совсем из ума выжил?! – очнулся британец.
Он даже не знал, что его больше переполняло: гнев, возмущение или недоумение.
- Нельзя!!! Нельзя так поступать с… ним… - голос Гилберта дрогнул.
- Объясни: в чем дело? – потребовал Англия, но приближаться не решился.
- Я невольно открыл тайники души Брагинского, - ответил он. – Оказывается, что у него были такие чувства и мысли, о которых я даже не подозревал. Какой я глупец! – Гил вскочил на ноги и развел руками. – А я-то думал, что знаю о нем всё! Но…
Он прищурился и недобро посмотрел на Арти. Того даже передернуло: почувствовал, как снова накалилась обстановка.
- Но мне и той ничтожной доли правды достаточно, чтобы желать твоей смерти, - продолжил Пруссия и снова схватился за сердце.
Как же оно болело…
- Не вмешивайся в наши отношения, - отрезал Керкленд.
Арти явно не понравилось, что кто-то указывает ему и обвиняет во всех грехах. Но затем чуть остыл.
«Что же такое ему открыл Иван?» - промелькнуло в голове, и даже ревность разыгралась.
- Ты мерзавец! Я даже не предполагал, что человек может таить в себе настолько тяжелые и мучительные воспоминания, и при этом делать вид, что ничего не произошло или же считать: горе не море – выпьешь до дна. То, как ты с ним поступал – самое омерзительное и неблагодарное из всего, что я только видел! – злился Гил.
- Ты не лучше. Мы с тобой вместе выживали не только Ивана, но и других изгоев. Наверняка те люди испытывали то же самое, - парировал Англия. – Сейчас ты рассуждаешь со стороны России, так как его сердце у тебя.
Пруссия замер, хотел возмутиться, но растерялся. А ведь и вправду: на него сейчас давят чувства Брагинского.
- Скажи, что он думает обо мне? – вдруг спросил Артур, но уже помягче.
Гилберт усмехнулся. Ответил не сразу:
- Не скажу…
- А?! Почему? – не ожидал Керкленд.
Он-то надеялся, что Гил откроет ему чувства Ивана.
- Если он тебе не сказал, значит, не время, - ответил Пруссия и призадумался. – Я не имею право говорить за него. Даже не пытайся. Не отвечу!
- Хорошо, но позволь узнать лишь одно: сильно ли он злится на меня?
Гилберт прислушался к своим ощущениям, а затем покачал головой:
- Он не забудет боли, которую ты ему причинил, но… он умеет прощать и любить.
Лицо Артура вдруг озарилось надеждой и радостью. Он даже опешил.
- Скажи, его сердце сильно болит?
- Да… очень…
- Гил, - уже чуть тише заговорил Керкленд.
Даже замялся.
- Да?
- Спасибо тебе. Ты делаешь то, что мне не по силам…
- Да будет тебе! – тому даже неловко стало. – Мне не «впадлу»…
- Мир и дружба?
- А мы ссорились?
- У меня «морда лица» до сих пор болит от твоего удара! – насупился Артур, потирая щеку.
- А это так, за все «хорошее», хе-хе… - от Пруссии жалости хрен дождешься!
Но Керкленд только усмехнулся.
***
Романо вернулся к брату. Венециано отправили отдыхать в небольшую подсобку цеха. По крайней мере, там было тепло из-за горячих горизонтальных труб, идущих вдоль стены и внутри нее. Веня свернулся в калачик под одеялом, а спиной прижался к теплой стене.
Южный вздохнул с облегчением и даже обрадовался: «Наконец-то все хорошо. Он спит так мирно».
Глядя на него, Романо тоже захотел вздремнуть, потому притулился рядышком. Родное тепло грело сильнее, чем что-либо.
***
Сновидения Венециано сменяли друг друга, как плохо запоминающиеся кинокадры. Но следующий сон вдруг обрел краски и стал похожим на явь.
Италия открыл глаза во сне и понял, что проваливается в темноту. Омерзительное чувство: словно проник в темное густое болото. Даже дышать стало трудно.
- Ах! – Веня встрепенулся и взмахнул руками, отчего получилось выпрямиться и ощутить опору под ногами.
«Болото» растворилось, и перед собой он увидел настенное зеркало. Такое старое. Но он не успел в полной мере восхититься антиквариатом, как в отражении он увидел призрачные крылья за своей спиной. Они переключили на себя всё его внимание и изумили.
«Чего только не бывает!» - итальянец осознавал, что он во сне.
Развернулся, проследив, как крылья прочертили дугу в воздухе и, словно занавес, открыли картину комнаты, в которой он был. Просторные, почти королевские покои. А на кровати кто-то неподвижно лежал.
«Мертвец?!» - подумал Венециано и присмотрелся к нему.
Лицо такое знакомое. Это же…
«Россия! - наконец-то узнал его Италия и в полном недоумении подошел к кровати. – Он спит?»
Из-за черной одежды Ивана он не сразу увидел дыру в груди. Но когда разглядел – замер. Уставился в черную пустоту вместо сердца и затрепетал.
- Россия… т-ты спишь? – он задал самый-самый дурацкий вопрос на Земле. – Только не говори, что вечным сном…
Италия перевел взгляд на лицо Брагинского. У юноши даже мурашки по коже пробежали.
- Нет, лучше скажи, - промолвил он и осторожно коснулся щеки Ивана. – Холодный. Словно неживой.
Ком подкатил к горлу.
- Что с тобой? – голос задрожал.
Ладонь погладила бледную кожу на лице и скользнула по шее, к груди… к дыре. Венециано не решался ее касаться, но все же сделал это. По всему телу словно ток прошелся: ноги подкосились, и парень упал на колени. Руку отдернул. Резкий холод обжег его.
«Что это?» - Италия невольно глянул на себя и увидел… себя насквозь!
Вернее, его восприятие стало таковым, что тело показалось прозрачным, как стекло, а в груди ярко светилось… сердце? Душа? Жизненная сила?
От этого солнца струились лучи и пронизывали все тело. Италия смотрел на себя сначала с ужасом, а потом – с интересом.
- Куда делось его сердце? – вслух размышлял Венециано, опять посмотрев на Ивана. – Россия, проснись! – взял за ледяную руку. – Прошу! А то ты пугаешь меня!
Тут он заметил движение в комнате и насторожился. Что за тени?
- Уходи! – раздался властный голос… Темного Брагинского. – Тебе нечего здесь делать.
Он появился из темного угла и уверенно приближался к незваному гостю.
- Двойник! – то, что перед ним не Иван, Италии подсказало чутье.
Он, естественно, испугался.
- А-а! Не трогай меня! – Венециано мигом оказался на ногах и отпрянул. – Что с Россией? Это ты что-то с ним сделал?! Ведь ты – Грех, не так ли? У меня тоже такой был…
Двойник вдруг развеселился: последнее высказывание итальянца «порвало» его.
- Вечно ты трындишь, как телевизор, - Грех улыбался, внимательно наблюдая за остолбеневшим парнем.
- А мы знакомы разве? – удивился Веня.
- Я же сам Грех! Я всех вас знаю…
- Ха-ха! Человек-невидимка! – Италия немного успокоился: если с ним разговаривают и улыбаются – значит, не все так плохо.
В любом случае, незнакомец уже не нападал.
- Да уж… невидимка… - двойник вдруг исчез со своего места и в сию же секунду появился прямо перед изумленным итальянцем. – А человек ли?
Веня чуть опешил и сдал назад.
- Ты меня прогоняешь отсюда? – предположил Италия.
- Да, прогоняю, - ответил тот.
- А зачем тебе Россия? Найди кого-нибудь другого! Пожалуйста! Верни его мне! – выпрашивал Венециано, сложив ладони вместе перед собой.
- А зачем мне отказываться от него?
- Он мой друг! – уверенно ответил Италия и пристально посмотрел на врага.
- М-да… логикой тебя Бог явно обделил…
- А зачем мне думать, если есть чутье?
- Ну-ну, сердечной мудростью еще называется, - предвзято ответил Тень и смерил взглядом. – А вы все: «жопа чувствует»…
Но Италия проигнорировал его высокомерие, а все потому, что обрадовался:
- Правда? Сердечная мудрость? Ха-ха! Здорово! А что правильнее: сердечная мудрость или логика?
- Оба правильные.
- Но что-то должно быть сильнее?
- Это все равно, что сравнивать железное и теплое.
- Железо холодное, так что можно! – Италия уже и забыл, что разговаривал с Грехом.
- С твоей «логикой» можно прийти к тому, что железо – зло.
- А разве нет? – парировал Веня. – Тот, кто идет наперекор своему сердцу – врет себе. Только оно направит туда, куда ты хочешь на самом деле и спасет!
- Хорошо. Но это только доля правды, - согласился Грех, затем прищурился и оказался слева от юноши, коснувшись его плеча. – А если это сердце злое, а не доброе? Что тогда? Если оно хочет власти и похвалы? Что его остановит?
Италия замер. Эти вопросы застали его врасплох! Он невольно посмотрел на спящего Ивана.
«Каково его сердце? Было, по крайней мере, – задумался Венециано и даже загрустил. – Нет, не злое. Это мне мой моторчик говорит!»
- Иди думать в другое место, – Грех легонько его толкнул.
Италия открыл глаза и обнаружил себя лежащим у стены. Его не покидало чувство, словно его вот только что разбудили уверенным прикосновением. Невидимая рука? Веня от страха резко сел, а внезапное пробуждение Романо (тот тоже подскочил, стоило младшему зашевелиться) перепугало его, отчего Северный с криком чуть под потолок не взлетел.
- Чего орешь, дурак?! – разгневался Южный.
У него самого душа чуть в пятки не ушла от всего этого действа.
Венецианно замер. Да, перед ним брат. Что он тут делает? Точно! Он и Германия пришли за ним.
- Романо! – младший кинулся к нему, обняв за шею и повалив.
Заплакал. Южный аж опешил, но отстраняться не стал – тот и так многое пережил, так что, если хочет, пусть поплачет.
- Мне кошмар приснился! – пожаловался младший. – И Россия там был!
- Тогда точно – кошмар, - посочувствовал Романо. – Даже я проснулся от твоего полета в «космос»…
- Подожди, а разве не ты меня растолкал? – Венециано отстранился и приподнялся, сидя на брате.
- Нет, я спал. Ты сам проснулся и меня разбудил.
- Я был уверен, что меня толкнули…
Младший вдруг задумался: «А ведь мне снился Грех. А если этот сон и не сон вовсе?!»
От этой мысли у него глаза широко открылись. Он резко схватил брата за грудки и подтянул к себе:
- Где Россия?! – Венециано пронзал брата взглядом, отчего тот растерялся. – Что с ним?!
- Да что с тобой?! – Романо никогда не видел его таким… злым, что ли.
- Где?!
- Да здесь! Он вернулся вместе с Керклендом! А-а! Что за допрос? Венециано, отключи режим берсерка немедленно, а то мне страшно!
- И как он? – уже помягче поинтересовался Северный, отпуская брата.
- Жив здоров! А что с ним может случиться? Ты лучше о себе позаботься…
Младший подорвался с места.
- Ты куда?! – Романо не понравилась решительность братика.
«Он что-то задумал!» - пронеслось у него в голове и, вскочив с места, уже намеревался остановить того.
- Прости! – Веня увернулся от его рук и убежал.
Он со всех ног несся по бесконечным коридорам штаба, заглядывая в каждое помещение и сбивая с ног всех, кто ненароком попадался на пути.
«Если Иван сейчас спит мертвым сном без сердца, то значит… - Венециано, пролетая по коридорам, вдруг увидел за окном Брагинского, стоящего в полном одиночестве на крыльце другого корпуса. - …Это значит, что он не Россия, а самозванец!»
В коридор с чашкой горячего кофе неторопливо вышел Людвиг. Италия заметил его и на мгновение растерялся: боялся, что если остановится, то потом не найдет Россию и произойдет страшное. Кроме того, вдруг Германия его и вовсе остановит? Он все еще не верил тому, что такой рационал как Людвиг поверит в те бредни, которые Италия себе вообразил. Вернее, это не бредни для итальянца, но чуял: слова о том, что Россия может оказаться не Россией, а кем-то другим (например, тем самым Грехом) вынесет мозг Германии и тот «зависнет». А что-то объяснять и доказывать – долго, нудно и только запутает его и себя.
Людвиг заметил его – они столкнулись взглядами. Немец был изумлен: лицо Венециано серьезно и решительно, а сам парень явно не просто так бегает по коридору – что-то преследует. А он – явно мешает!
«Прости, но сейчас не до тебя!» - мысленно извинился Италия, отвел взгляд и, не сказав ни слова, скрылся с глаз долой.
Людвигу даже показалось, что кофе остыл от ветрища, которое оставил за собой этот неугомонный паренек.
- Италия!!! – ну, а чего вы еще ожидали услышать от Германии?
Если его любимый опять куда-то сбежал, значит, породистые тараканы в его голове организовали путч и выдвинули требования. По крайней мере, опыт с исчезновениями итальянца уже научил его предвидеть подобное – что-то случилось!
Из противоположной двери показался Франция. Правильно, интересно же: чего это немец орет?
- Держи! – Людвиг впихнул ему в руки свою чашку с кофе и молча скрылся.
Бонфуа с изумлением похлопал глазками, затем пожал плечами и отпил горячий Эспрессо. Удалился в предоставленные ему покои.
***
Гилберт преспокойно дышал свежим воздухом и думал над тем, как ему победить Китай и Америку. А еще хотелось бы опробовать возможности чужого тела: выносливость, силу и тому подобное. Ведь оно совершенно иное! Лезть в драку, не зная своих способностей – глупо.
«Да, надо бы… - вздохнул он. – И чем быстрее, тем лучше».
Он спустился по лестнице с крыльца. Нужно было найти такое место, где бы его никто не увидел. Уйти в лес?
Если честно, то он до сих пор не мог приспособиться к «высоте обзора». Пруссия ведь всегда был ниже Ивана, и привык существовать с миром, так сказать… с определенной «точки обзора». А стоило ее чуть сменить, как уже словно что-то не так. Иногда даже голова кружилась, например, когда он подбирал карандаш с пола. «Огромность» Брагинского была ему неудобна, отчего чувствовалась некоторая неповоротливость.
«И вправду: к телу привыкают годами, а не так с бухты-барахты… Теперь я понимаю тех девушек, которые жалуются, как им тяжело и неудобно, когда они резко толстеют или же худеют, - Гил посмотрел на свои руки. – Да и вообще, такое чувство порой, что забываю, что у меня есть тело. А стоит сделать неловкое движение, так словно с небес на землю падаю. Интересно, это у меня такое «отторжение» к чужому телу или же это особое восприятие Ивана, обусловленное его природой? Если так подумать, раньше я с легкостью отмерял расстояния в точности до метра, а сейчас… Сейчас все как-то приблизительно! Да и весь мир…»
Гилберт окинул взглядом горизонт: «Весь мир кажется другим… таким неопределенным, абстрактным… бесконечным…»
Пруссия невольно вспомнил русские сказки: «В некотором царстве, в тридевятом государстве…»
Он невольно улыбнулся: «Так вот, почему ты такой неопределенный и непредсказуемый – ты не видишь границ».
Тут двери с треском распахнулись, и Гилберт резко развернулся на шум. Его глаза широко раскрылись: Италия летел прямо на него и не собирался останавливаться.
Венециано спрыгнул с крыльца с распростертыми руками.
«Если передо мной Грех, то я его разоблачу!» - думал он, когда расстояние стремительно сокращалось между ним и Россией.
Кроме того, Италия заметил, что Германия погнался за ним, а потому не боялся рисковать. Если что, можно позвать на помощь!
Гилберт уже подумал о том, как бы отскочить от этого адского летящего «метеорита», но не стал: вдруг еще расшибется об землю? Пришлось ловить.
Италия обвил его шею руками, а взглядом впился в глаза. Пруссия еле-еле на ногах удержался – юноша чуть не снес его. Сам же обнял сорванца и… они оказались в подсознании против воли Гилберта.
Венецианно сам ворвался сюда, чтобы узнать правду! И… как же он удивился, обнаружив там не предполагаемого Греха, а Пруссию!
«Меня разоблачили!» - Гилберт замер от неожиданности.
Кроме того, за спиной Италии лучились мягким белым светом крылья. Гил невольно залюбовался.
- Ах! – Италия отпрянул от него, как ужаленный, и «выпрыгнул» в реальность.
Он бы упал, но сзади его кто-то подхватил.
- А? – Венециано задрал голову и увидел недоумевающего жениха.
Еще бы: пробежал мимо него и лезет обниматься с Брагинским! Но на самом деле Германия не разглядел измены, ведь Италия всегда всех обнимет и целует. Так он выражает свои чувства, как и говорит руками. Без рук уже молчит.
«Плохо дело…» - Гилберт вспотел.
- Италия, нам нужно переговорить с глазу на глаз! – Пруссия хотел поймать юношу и утащить за собой, но Германия перехватил его руку за запястье и не дал прикоснуться к тому.
- Что тебе нужно от него? – Людвиг сурово посмотрел на Россию, казалось, готов был напасть, если понадобится. – Что вы там замышляете? Хватит Италию подвергать опасностям! Не позволю!
Гилберт не ожидал и отдернул руку. Вот и неприятности…
- Людвиг, перед нами не Россия, - Веня, уличив его, поднялся на ноги и оказался между ними.
Этого Гил и боялся.
- Что ты такое говоришь?! – немец получил «сбой системы»: видит же Брагинского, но уверяют, что это не он.
- Он только выглядит, как Россия, но это не Россия! – взорвался Италия и указал пальцем на Ивана. – Кто ты? Отвечай!
То, что Венециано в подсознании видел Гилберта – не показатель. Вдруг это маска Греха? Но почему именно Пруссия? Это Зло гробокопатель какой-то…
- Охренеть… - Гил вдруг очаровался. – Наш малыш такой проницательный… как вилка – тупая, но если очень постараться, проткнет.
Италия вдруг смутился и спрятался за жениха.
Тут уже и Людвиг насторожился: снова эта до боли знакомая манера речи!
- Черт возьми, да что тут творится? – сокрушался он. – Если ты не Брагинский, то ответь! Иначе я с ума сойду…
- Если я скажу, кто я – то точно крыша поедет, - невесело изрек Пру-Пру и вздохнул.
