Глава 43

- Как это понимать?! – раздался резкий голос Альфреда по коридорам Белого дома.

- У нас и так долгов выше крыши, конгресс уже негодует по поводу утверждения бюджета на следующий год, - строго ответил президент, размахивая папкой перед носом Джонса. – Считай, что у нас наступит кризис, если мы продолжим войну, или же затягивай пояса военным в Афганистане. Кстати, там уже никого не осталось, кроме нас и англичан, ведь НАТО уже не существует, а бриты как-то и забыли, что они оставили своих военных.

- Значит, мы не будем помогать Китаю? – сквозь зубы проговорил Америка.

- Сначала разберемся с экономикой, а то потом нам нечем будет воевать. И даже не умоляй меня! И щенячьи глазки тоже не строй, подумай о своих людях и о себе. Успеешь еще повоевать. Тем более, нужно разработать хороший план нападения, а то предыдущий с треском провалился.

- А как насчет набегов? – тут же предложил Ал.

- Ха-ха! Это совсем не демократично! Не забывай, наша война должна нести идею. Набеги совершали варвары и пираты, например британцы, - вот так ловко американский президент обласкал Старый Свет.

Альфреду внезапно захотелось вернуть старые и дикие времена. Ярость вновь закипела в жилах. Даже затрясло. Из Белого дома он вышел в очень плохом настроении.

«Как же так?! Я должен сдержать свое слово и травить жизнь России до тех пор, пока он сам ко мне не приползет на коленях! – негодовал он и быстрым шагом шел туда, куда глаза глядели. Во время ходьбы ему легче думалось. – Но мой собственный хозяин мне мешает. Что же делать?»

- А-а! Как все сложно-то! – вознегодовал он и схватился за голову. – Я должен что-то придумать, но ничего не придумывается!

Заурчало в животе. Точно! Ведь Америка так и не поел – сильно торопился, а тут полный провал. Забежал в ближайший «Макдоналдс» и уже уплетал биг-мак, запивая его кока-колой. Съел половину и замер: нахлынули воспоминания о недавнем унижении на земле русского. Холодные глаза Темного Брагинского. Резкие слова.

Губы Джонса задрожали, даже кусок в горло не лез и все тут. Он положил биг-мак на стол и посмотрел на свои руки. Дрожали. Да и горечь накатила.

Закрыл лицо руками и беззвучно заплакал.

«Если так подумать, то… то я вообще никому не нужен… - терзал он себя невеселыми мыслями. – Ни Ивану, ни Артуру… никому!»

Отчаяние сковало его. И стали всплывать те мысли, которые он всегда хоронил и считал уделом слабых: ему впервые захотелось исчезнуть. Да-да! Перестать существовать! Эта мысль была настолько нова и мучительна для него, что Альфред растерялся.

Вскочил и побежал прочь, сильно толкнув столик, из-за чего стакан опрокинулся и сладкий напиток разлился по его поверхности, стекая на пол. Но парня уже и след простыл. Он убежал в парк, прочь от чужих любопытных глаз, но ему все время казалось, что невидимая тень преследует его. Нагоняет, хочет поймать в свои тиски и удушить.

Рядом проходила женщина с ребенком, и Америка чуть не налетел на них.

- Простите! – извинился он и побежал дальше.

- Мама, вот дядя плачет, а ты мне говоришь, что я уже большая для этого! – вдруг возмутилась маленькая девочка, смущая строгую мать.

- Все дяди – козлы! – не подумав, воскликнула женщина.

Но этого Альфред уже не услышал, он и забыл, что повстречал их. Он бежал от собственных мыслей и чудовищ, которых себе вообразил. Затем споткнулся и налетел на высокого солидно одетого мужчину.

- А-а! – в голос заревел Америка, упав на колени и вцепившись в незнакомца.

В бегстве от невидимого монстра Ал проиграл. Но мужчина даже не опешил, словно в этом парке на него постоянно натыкаются сумасшедшие плачущие людишки.

- Почему со мной всегда происходит какая-то фигня?!! – Америка ничуть не смущался, что внезапными порывами может напрягать окружающих. – Когда удача снова улыбнется мне, да так, чтоб во все тридцать два зуба? А-а!

- Альфред Ф. Джонс, - вдруг обратился к нему незнакомец по имени и положил свою руку на голову парня. – Я как раз Вас искал.

- А? – насторожился Америка и задрал голову, заглядывая мужчине в лицо.

Знакомое лицо. Это оказался не кто иной, как сам глава Институтов Банка.

- Меня попросили поговорить с Вами. Вернее, кое-что предложить, - продолжил банкир.

Ал тут же поднялся и обострил все свое внимание на этом человеке. Плакать перестал так же внезапно, как и начал. А мужчина вел себя так, словно ничего странного не произошло.

- Президент ведь хочет отложить войну в долгий ящик, не так ли? – прямо спросил он.

- Д-да, а Вы откуда это знаете? – смутился Джонс.

- Давайте прогуляемся, и я Вам все расскажу, - предложил он и указал рукой на тропинку, ведущую к беседке.

И не дожидаясь ответа, отправился по ней. Ал последовал за ним.

- Я разговаривал с президентом на днях, поэтому знаю о его планах. Он не отправит войска в Китай, - продолжил он.

- Да, сегодня он мне сказал то же самое, - кивнул Америка и загрустил.

- Но до выборов еще два года, - мужчина явно подводил разговор к чему-то очень интересному. – И то не факт, что следующий президент захочет воевать с Россией. Сейчас модно дружить с русскими.

Джонс еще сильнее помрачнел и вздохнул.

- Но Вы меня искали не для того, чтобы все это рассказывать, ведь так? – иногда и он бывал проницательным.

- Да, - сказал банкир и сел на скамью в беседке. – Не секрет, что миром правят деньги. И война выгодна для меня, банкира, дающего деньги в долг государству под процент. Понимаешь?

Америка нахмурился. Если честно, то ему никогда не нравился этот тип. А теперь, когда он даже не скрывает своего тщеславия – вдвойне противно.

- Когда государство берет у меня деньги в кредит на войну, а это деньги колоссальные, то я обогащаюсь, - продолжал мужчина, улыбаясь своей ехидной улыбкой. – Война – самое выгодное предприятие, которое только существует в мире. И я готов пойти на многое, чтобы развязать войну и заставить государство брать у меня кредит. Вы, Альфред Ф. Джонс, тоже хотите войны, но Вас интересует победа, меня же такие мелочи не волнуют. Проиграете ли Вы, или же победите – мне все равно. В любом случае мой кошелек станет толще, а кризис…

Тут он задумался, затем негромко рассмеялся и надменно продолжил:

- А что кризис? Он касается только никчемного стада, а не меня.

Терпение Альфреда лопнуло. Он схватил этого негодяя за грудки и заставил подняться на ноги. Но не ударил, лишь яростно сверлил взглядом.

- Не кипятитесь, - высокомерно отозвался банкир. – Как бы Вы ко мне не относились, я могу помочь. У меня есть предложение: я могу сделать так, чтобы Вы воевали столько, сколько пожелаете, мистер Джонс, ведь вы из «этих людей».

Ал даже тяжело задышал. Он вспомнил свое желание извести Брагинского. И, как бы это прискорбно не звучало, в этом грехе ему помогут только такие мерзавцы.

- Хорошо, - Америка отпустил мужчину и плюхнулся на скамью напротив. – Я слушаю Вас.

Тот вдруг обрадовался: глаза загорелись, губы растянулись в улыбке. Он поправил свой пиджак и снова сел.

- Убейте президента, - прямо в лоб сказал банкир.

У Альфреда аж дух перехватило. Ему показалось, что он ослышался.

- С ума сошел?! – завелся он, когда очухался. – Убить своего хозяина?!

- Тише Вы, - прошипел мужчина и приложил палец к своим губам. – Не так громко.

Америка невольно заткнул себе рот ладонью и опасливо осмотрелся по сторонам. Вроде никого.

- А не совсем ли Вы, банкиры, охренели? - уже шепотом сказал он.

Тот лишь злорадно рассмеялся, но тут же вернул свое спокойствие.

- Знаешь, я порой поражаюсь тому, как «эти люди» могут быть настолько наивны, несмотря на то, что живут больше, чем простые смертные, - удивлялся мужчина. – Я бы все отдал ради такого бессмертия, но, увы, я могу лишь довольствоваться тем, что предоставляет мне один век. Как думаешь, почему умер президент Кеннеди?

- Его застрелили!

- Я спросил не то, как он умер, а почему?

- А, ну, у президентов всегда есть свои враги… - неуверенно ответил Ал.

- Какой же ты дурачок, все-таки, - мужчина даже умилился.

- Ясно, - Джонс вдруг стал серьезней. – Он перешел Вам дорогу?

- О-о, наконец-то твой котелок стал варить! – похвалил его собеседник и откинулся на спинку скамьи. – Он знал правду, в принципе, все твои хозяева знали правду в разных ее порциях: кто-то подчинялся нам, но были и те, кто напротив, противостоял.

- И?

- Альфред Ф. Джонс, я твой настоящий хозяин, а президенты - мои пешки! – заявил он и смерил парня высокомерным взглядом. – Поэтому ты должен делать то, что я говорю, а не они. Теперь тебе все ясно? Сначала идут банкиры, потом президенты и конгресс, затем американское стадо и стадо зарубежное. Америка, ты центр всей экономики, от тебя зависит все в мире и это нам решать, кому жить, а кому умереть. Цени то, что именно у тебя в руках самое главное оружие в мире…

Его новоиспеченный хозяин поднялся на ноги, сделал шаг вперед и склонился к его уху:

-…Деньги. А танки, самолеты, ядерные боеголовки – это лишь показуха. Только деньги делают нас самыми сильными в мире. Не будешь держать всех в долгах, не будет и власти, не будет и капитала. Демократия лишь фальшь.

Альфреда затошнило. Даже голова закружилась. Он даже смирился бы с тем, чтоб Иван победил и изнасиловал его еще десяток раз, чем принимать такую правду. Действительность показалось страшным сном, истина потрясла его настолько сильно и серьезно, что соперничество с Россией показалось жалким капризом.

Он задыхался, поэтому жадно хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег. Банкир еще что-то говорил, но Альфред уже его не слышал: в голове стоял лишь дикий звон, а в грудь вонзилась ядовитая сталь.

- Уйди! – Америка оттолкнул мужчину, а сам схватился за голову и сложился пополам, прижимаясь лицом к коленям. – Не желаю знать тебя! Уйди, а иначе я убью тебя!

Все о чем ему говорили: про идею, демократию, равенство… все оказалось утопией. Мировым злом оказались не Англия, не Россия, а он сам!

- Убивать меня нет смысла, - словно сквозь сон прозвучал голос коварного банкира. – Так же, как нет и незаменимых людей. На мое место придет другой и ничего не изменится. Эту цепь не разорвать, да и надо мной стоят более страшные силы, чем просто человек.

- О чем ты? – голос Джонса охрип; поднял голову и с ненавистью и изумлением посмотрел на нечестивца.

- Не важно, меньше знаешь – лучше спишь, - тот уклонился от ответа.

- Кто еще стоит за тобой?! – потребовал Америка и вскочил, надвигаясь на мужчину.

Тот лишь загадочно улыбнулся.

- Скажем так, существует настоящий хозяин, «Отец» или же «Создатель» всех «этих людей», - все же сказал он. – Я и так сказал тебе больше, чем нужно было. Мне пора уходить.

- Кто ты? Откуда тебе все это известно? Ты человек? – засыпал его вопросами Ал и развел руками. – Или же чудовище?

- Я – человек, в отличие от тебя, но я выбран для служения вашим «Творцом», - сказал он, и Америка только сейчас заметил, что они давно перешли на «ты». – И я здесь по его приказу. Так что, не серчай. Ни я, ни ты уже ничего не изменим. Просто подчинись – убей президента, и, если хочешь, встань у руля правительства, как это сделал Брагинский.

- Что? – Джонс вдруг вспомнил: а ведь Иван убил своего хозяина и самопровозгласил себя главнокомандующим!

- Стань Темным, но эта сила имеет несколько уровней. Если прольешь кровь правителя и займешь его место, то ты станешь равным России. Понимаешь, о чем я?

Джонса снова затошнило. Как мерзок и отвратителен ему показался весь мир. Война вдруг отошла на второй план, и появилось острое желание избавиться от этих уз. Руки-ноги задрожали, он упал на колени, даже вырвало.

- Кстати о твоих любимых бургерах, - как бы между делом сказал банкир. – Чем хуже еда, тем больше люди болеют и тупеют; чем хуже образование, тем невежественнее становятся массы. Тем легче управлять таким стадом: их можно кормить мусором и рассказывать сказки по «зомбоящикам», они будут верить и делать все, что ты им скажешь. Внушить любую «идею», диктовать моду, как жить и как есть. Ха-ха! И они так и живут! Жиреют, тупеют и, главное, покупают! Отдают деньги, обогащают нас, настоящих хозяев мира!

Он все говорил и говорил, сводя с ума Америку своими откровениями. Альфред никогда не испытывал такого яда от одних только слов. Даже язвительность Артура не так была противна, как то, что говорил этот человек. Голова закружилась, а перед глазами потемнело…

***

Когда Америка открыл глаза, то понял, что парит в невесомости в кромешной темноте.

«Где я?» - про себя подумал он, но даже мысли давались с трудом.

Все стало каким-то безразличным, пустым, безликим. Но стоило ему задать вопрос, как перед ним, словно из ниоткуда, появились сверкающие огоньки. Они соединялись в единое целое, и стали просматриваться человеческие формы.

Прямо перед ним возник… Темный Америка. Он загадочно ухмылялся и с интересом разглядывал Альфреда так, словно видел его впервые. Изучал.

«Ты же хочешь стать таким, не так ли?» - мысленно спросил Грех.

«Теперь даже не знаю… - засомневался Джонс и… проронил слезы. – А если откажусь? Заставишь?»

«А не ты ли клялся, что завоюешь Россию? - вопросом на вопрос ответил тот. – Прославишься пустословом».

«Я не хочу жить в этом мире…»

- Правда – не хочу!!! – отчаяние его одолело, и он набросился на Грех.

Но Темный лишь рассмеялся:

- И что ты предлагаешь? Хочешь исчезнуть? Но «эти люди» не погибают так просто, как обычные люди. Для этого нужны особые условия и время! Вы либо сгораете во Тьме, либо должны погибнуть от рук таких же, как и ты.

- Как бессмертные из сериала «Горец»? – вдруг спросил Ал, отпустив противника.

- Да, как-то так, только без молний и прочего пафоса…

- Скажи, ты ведь Грех? – Джонс как-то приуныл.

- Да, он самый.

- А имя? Каково твое имя?

Темный лукаво улыбнулся и поймал парня за плечи.

- А угадаешь? – хитрил он.

Америка протянул руку, чтобы оттолкнуть его, но она вдруг провалилась в пустоту. Грех изменил свою форму и как-то перетек, оказавшись за спиной опешившего парня.

- Ха-ха! – Темный снова принял человеческий облик и одним легким движением бедра толкнул Джонса.

- Ах! – Америке показалось, что его столкнули с трамплина, и притяжение дало о себе знать.

Он падал в пустоту вниз головой, но потом собрался с духом, сгруппировался и полетел в позе парашютиста.

Трение воздуха обжигало кожу, особенно на лице. Дышать было трудно, а глаза и вовсе не открывались, без слез уж точно. Но тут тьма расступилась, вернее, потеряла свою густоту и стала прозрачной.

Скорость падения замедлилась, и парень прямо перед собой увидел, как в темноте что-то сверкнуло стеклянным блеском. Но вдруг он вновь завис перед… стеклом? В нем тут же появилось отражение – это зеркало!

Темный Америка там…

- Прекрати! – Джонс занес кулак и со всей дури пробил им дыру в стекле.

Раздался треск и тысячи осколков разлетелись по пространству во тьме, окружая юношу со всех сторон, вращаясь, словно в невесомости.

«В разбитых зеркалах

Ты видишь каждый раз…

Пугающий всех взгляд

Чужих жестоких глаз…» - мелодично и опьяняюще зазвучал голос Греха.

Альфред замер в бессилии перед этим колдовством. Смотрел на блестящие осколки, в которых порой мелькало его отражение. А может и не его, а Темного.

«Не слышен тихий пульс

Ни жизни, ни любви

Всё бесполезно,

Все вокруг тебя мертвы…» - Альфред видел, как в осколках отражались губы двойника и рождали слова.

«Рушатся под кольцами невидимой цепи

Хрупкие,

Кристальные,

Блестящие

Мечты…» - напевали они, все сильнее и сильнее воздействуя на раненую душу Америки.

Он уже ничего не мог поделать. Как этому противостоять? Что вообще происходит? И почему все эти метаморфозы сводят его с ума, а слова, словно заклинания, режут сердце на куски.

Вдруг что-то загремело. Из этой бездонной пустоты появились железные цепи. Они, как живые и хищные лианы из рассказов писателей-фантастов, напали на парня, сжимая в своих объятьях.

- А-а! – Америка попытался освободиться, но не тут-то было!

Цепи обнимали его крепче, а свободные концы даже хлестали его по спине и рукам, отбивая любые мысли о бегстве.

«Узник страха, боли, лжи,

От цепей, как зверь бежишь!

Ими скован ты, как все,

В сердце, мыслях и душе

Жизнь твоя – стальная цепь,

Разорвет ее лишь смерть!

Найдешь ли ты ответ,

Терзая сталью плоть?

Но жив ты или мертв,

Злой рок не побороть…

Вновь слезы и мольбы

В кромешной темноте.

Спаситель и палач,

Среди безликих тел…

Бьются, как в агонии под тяжестью цепи

Яркие,

Волшебные,

Прекрасные

Мечты…»

Перед глазами Альфреда промелькнули его достиженья, старанья, радость, идеалы… Все казалось таким безоблачным и жизнерадостным. Да, были минуты грусти и боли, но всегда теплилась надежда и уверенность в завтрашнем дне. Он сам создал для себя этот мир, в котором возможно все: пришельцы, огромные роботы, космические корабли, сверхспособности, все что угодно, но не было там места для отчаянья и тем более несправедливости.

Теперь в его мире образовалась брешь. И через нее проникло омерзительное чудовище невиданного ранее зла. Воздушные замки рушатся, рассыпаются в прах, растворяются, подобно миражам. И остается пустота.

Грех с клинком в руке безнаказанно ворвался в его и так разваливающийся мирок, и безжалостно вонзил лезвие в сердце.

«Крови капли алые застыли на цепи

Чистые,

Невинные,

Забытые

Мечты…» - Темный обнял своего пленника за шею и прижался всем телом.

Он ликовал. Разбить очередную девственную мечту – ни с чем несравнимое наслаждение.

Альфред закричал: дико, неистово и отчаянно…

***

«А он молодец…» - Артур поймал себя на мысли, что каждый раз удивляется, как стоит Италии проявить свою сообразительность.

Он проводил взглядом внедорожник и вздохнул с облегчением. Теперь не нужно беспокоиться о том, что с Венециано что-то случится, и Германия не оторвет голову ему, Керкленду. За что? Да так, найдет крайнего. Да и есть за что! Хоть Италия и простил брита, но это не значит, что немец того же мнения.

Но сейчас нужно было сосредоточиться на противнике. Китай замер посреди зала в изумлении. Его взор был устремлен на Темного Брагинского. Яо знал, что тот появится, но не думал, что так скоро. Не был готов!

- Ты как всегда не вовремя, ару, - сказал китаец Ивану.

Яо кипел от ярости, но знал, что бросаться на Россию в лоб – величайшая из глупостей.

- Лучше поздно, чем никогда, - усмехнулся русский.

Ну да, с его точки зрения он пришел не рано, а с запозданием.

Темный Яо усмехнулся, но его улыбка тут же исчезла. Темные пронзительно смотрели друг на друга, оценивали. Вся былая суета с появлением Ивана исчезла, и всё замерло, затаилось. Люди с напряжением и тревогой ждали приказов. Тайвань и Гонконг прижались друг к дружке и, затаив дыхание, предвкушали развязку.

Китай призвал свой меч, но наступать не торопился. Большим пальцем коснулся расписной цубы и чуть обнажил лезвие из ножен. Замер, не сводил глаз с России.

Яо представил себе, как скользит мечом по воздуху, наносит удар, но… противник лишь улыбается. Для него – это незначительная царапина. Или же можно постараться отсечь голову, но Темный Брагинский ударит с ноги быстрее, чем лезвие коснется горла. Пусть противник огромен и неповоротлив, но чтобы его завалить, нужна не столько сила, сколько хитрость. Брать простой грубой силой – безумие, хотя бы потому, что у врага этой силы в разы больше.

Яо усмехнулся, засунул меч в ножны полностью и расслабился.

- А? Что такое?! – удивился Англия и обратился к китайцу. – Не будешь нападать? Струсил, что ли?

Затем брит посмотрел на неподвижного Россию.

- Мы уже сразились, - ответил за него Иван, затем прищурился и улыбнулся, глядя на Китай.

- Когда?! – глаза англичанина округлились еще больше.

- До следующего раза, ару, - Темный Яо вдруг поклонился противнику.

- Если не произойдет страшного, то еще раз сразимся, - попрощался и Брагинский.

- За мной, ару! – приказал Китай своим людям и дрожащей парочке.

Тайвань и Гонконг резко встали и без лишних слов поспешили за ним.

Керкленд и Брагинский остались наедине посреди всего этого бедлама. Англия снова задрожал и голова закружилась. От осознанья того, что опасность миновала и можно расслабиться, все тело словно обрадовалось и страшно захотелось спать. Голова закружилась, и Артур поймал Ивана за руку. Ледяная! Так непривычно: обычно Россия всегда теплый, несмотря на суровый климат.

«Грех отбирает его жизнь…» - само собой пришло в голову англичанину.

Да и дышал Брагинский, хоть и спокойно, но редко.

«Плохо дело!» - заволновался Артур.

- Негодяй! Ты ведь так и умереть можешь! – завелся он и даже стукнул русского по плечу кулаком, но от этого сам потерял равновесие и шмякнулся на пятую точку.

Иван вдруг поймал себя на мысли, что холод обезболил его. Если некоторое время назад он винил себя в том, что надругался над Америкой, то теперь… теперь как-то все равно! Собственное равнодушие его напугало сильнее, чем вина. Как бы он не боролся с Грехом, он незаметно превращал душу в лед.

- Почему молчишь? Скажи, что с тобой происходит? – Керкленд уже успокоился; сидел и смотрел на Ивана.

- Меня не покидает одно странное чувство, - заговорил тот. – Почему так много Темных? Может, что-то стоит за этим?

От его слов стало жутко.

- О чем ты? – не понял Арти.

Иван словно к чему-то прислушивался. Затем подхватил Керкленда и понес к выходу из дворца.

- Ай-ай! Больно же! – возмутился тот, но тут же оказался на ногах. – Что такое?! Бомба в здании?!

- Нет! – вдруг резко сказал Иван, но тут же продолжил тихо. – Слушай…

- Ты пугаешь меня… - у Артура мурашки пробежали по коже, но замолк.

Он расслышал далекий металлический скрип.

- Кто-то еще на танках разъезжает? – спросил он, но вдруг окаменел.

Почувствовал странную силу. Не сказал бы, что Темную, но все же силу. Скрип превратился в рев! Но откуда? Из земли? Или с небес?

Керкленд перепугался, лихорадочно осмотрелся, но не нашел того, что бы могло издавать такие звуки.

- Ешкин кот! – он побоялся даже материться. – Что это за шум?!

- Это небеса… - спокойно, даже жутко ответил Россия и устремил свой взор ввысь. – Небеса трубят…

Стоило произнести эти слова, как небо вновь громогласно зарычало, да так оглушительно на этот раз, что даже птицы словно с ума сошли: тревожно закричали и стали метаться по воздушному пространству.

Артур мигом протрезвел от ужаса, да так, что поджилки затряслись. Он обнял Ивана, крепко-крепко схватившись за него.

- Высшие силы злятся! – дрожал он. – Не к добру! Не к добру! Это знамение!

- Небо затрубило еще с лета, но я принимал эти звуки за работу каких-то механизмов, - Брагинский делился своими наблюдениями. – Потом об этом «реве небес» мне Канада напомнил. Он был в лесу и засомневался в том, что это человеческая деятельность. А в последнее время я слышу их на своей земле все чаще и чаще.

- Стань прежним! – Керкленд отстранился, но все еще держался за плащ Ивана. – Немедленно!

Глаза британца яростно загорелись. Он не просил, он требовал!

- Прости, - Темный Брагинский виновато улыбнулся.

- Бл..дь! А вдруг это Конец Света близится?!

Россия неожиданно рассмеялся, но негромко и устало.

- А ты такой суеверный, - умилился русский.

- Знамение – есть знамение! Ими нельзя пренебрегать!

- Чему быть, того не миновать, - Иван коснулся ладонью его щеки.

Керкленд готов был разразиться снова, но ласка обездвижила его. Возмущение затихало. Он хотел что-то ответить, но вдруг расклеился и проронил слезы. Понял, что не сможет повлиять на решение Брагинского, даже если от этого будет зависеть жизнь всего мира.

И, к счастью, небо замолчало. Если бы Англия впервые услышал такое, а рядом, например, был бы Франция, то они не просто бы испугались, а в штаны наделали. А если учитывать, что франк богобоязненный, то, даже глядя на него, становилось бы еще страшнее. Спокойствие Брагинского же, поневоле утешало, давало чувство безопасности.

- Вань… - тихо и с хрипотцой заговорил Артур и посмотрел в глаза возлюбленного.

- Да? – отозвался тот, неторопливо стирая слезы с лица «этой истерички».

- Если мир начнет рушиться, можно я буду рядом с тобой? С тобой не так страшно…

- Ты настроен на худшее? – удивился Иван, но как-то невыразительно.

- Я безнадежен? – вопросом на вопрос ответил Керкленд.

- Хорошо, если случится самое плохое, то приходи ко мне, - Россия обхватил лицо парня обеими руками и поцеловал в губы.

Англия жадно ответил ему и прижался, вцепившись руками в плащ сильнее. Ему хотелось согреть Ивана, да и в жар как раз бросило. Бабочки в животе ожили и затрепыхались. Тревожные мысли в этот миг растворились, как дымка. Существовало только «сейчас». Но Брагинский прервал поцелуй и отстранился.

- Пойдем, а то ребята там без нас воюют, - сказал он.

Артур чуть не грохнулся на землю: Иван был опорой, но тут вдруг взял да отодвинулся.

- Посидишь в тылу, пока не поправишься, - добавил русский.

Керкленд взглянул на себя: весь грязный, помятый, да еще не отошел от прошлых побоев.

- Пошли, - звал его Брагинский.

Англия кивнул и последовал за ним. Но через пару шагов чутье забило тревогу.

«Что это?» - забеспокоился он.

Будучи магом, он остро ощущал магическое присутствие, но это был не Иван. А способность видеть потустороннее, позволило заметить что-то темное.

- Вань! Тут кто-то есть… – Керкленд подбежал к России и прижался к его руке.

- Я знаю, - спокойно отозвался тот. – Не обращай внимания, просто иди.

- Что это? Китайский дракон? – шепотом поинтересовался Англия, старясь поравняться с солдатским шагом русского.

- Нет, не он.

Его слова еще больше нагоняли жути на британца: то разгневанные небеса, то неведомая хрень.

- А кто тогда? – не отставал Керкленд и нахмурился.

Иван ответил не сразу, сначала призадумался, а потом осторожно изрек:

- Мой Грех…

- Быть не может! – искренне изумился Артур и вдруг оглянулся.

Под деревом, упираясь спиной о ствол и сложив руки на груди, вдруг появился… Темный Брагинский!

- Твою мать!!! – испугался Керкленд, даже шарахнулся и от Ивана, который был рядом.

Но призрак под деревом вдруг растворился, словно его и не было.

- Что это было?! – разразился Англия, судорожно указывая пальцем на то место, где был второй Россия. – Как это понимать?! Уму непостижимо! Что за чертовщина?!

- Тише ты, чего разошелся? – успокаивал его Иван.

- Ты еще спрашиваешь?!

- Ладно-ладно, так уж получилось, что мой грех – Гордыня, - признавался Россия. – Не знаю почему, но он теперь воплощается не только в моем сознанье, но и снаружи, в нашем мире.

Арти слушал его с открытым ртом.

- Теперь он везде тенью ходит за мной, - добавил он.

- Да пи..дец! – матерился Керкленд с досады. – Ты должен избавиться от него! Не просто же так он тебя преследует. Наверняка ждет подходящего случая, чтобы напасть на тебя!

Теперь он разозлился. Какое-то чудовище угрожает Ивану!

- Эй! Чего тут ошиваешься?! – вдруг бесстрашно воскликнул Англия, обращаясь к Греху. – Только и можешь, что выжидать, змея подколодная! Пошел на фиг! Я не отдам тебе Ивана: только через мой труп!

Всё, Арти выговорился.

- Лучше бы ты не злил темные силы, - Брагинский его поступок не оценил.

Вдруг подул ветерок и из того же дерева тень с огромной скоростью устремилась к ним.

- А-а! – опешил Керкленд.

Тень резко остановилась, и тут же, прямо перед Артуром вырос двойник Темного Брагинского. Его дикий и суровый взгляд пронзал Керкленда, а рука грозно потянулась к нему.

Артур чуть сердечный приступ не заработал! Нечистый во плоти, да еще в облике России – это самый-самый из страшных кошмаров Англии. Керкленд… грохнулся в обморок. Настоящий Россия только и успел подхватить своего горе-спасателя за подмышки, а сам поднял глаза на своего двойника.

Гордыня же чуть отступил и рассмеялся.

- Забавный он, - сказал сквозь смех, но тут же успокоился.

- Взял да напугал, он и так нервный, - пробурчал Иван.

- А, может, мне уже за тебя взяться? – пригрозил Гордыня.

- Не сейчас, мне некогда, - огрызнулся Россия и нахмурился, чем снова развеселил двойника.

- Некогда спасать свою душу? – Грех изобразил удивленье на лице.

- Душу? А есть ли душа у «тех самых» людей? – засомневался русский, поднимая Артура на руки.

Двойник хитро прищурился, задумался, проведя пальцем по нижней губе.

- Хорошо, - кивнул он. – А как насчет жизни? Но, допустим, душа есть…

- Но она обречена, не так ли? – перебил его Брагинский.

Грех из игриво-лукавого вдруг стал рассерженным, можно было бы подумать, что его задели за живое. Становилось опасно. Иван напрягся.

Пространство растворилось вместе с Артуром. Россия и его Грех оказались в мире подсознания один на один.

- Давай уже закончим, - предложил Гордыня и настроился серьезно. – Здесь нет никого. Никто нам не помешает.

- Я не знаю, как с тобой сражаться, - честно ответил Россия и даже пожал плечами.

Двойник лишь улыбнулся.

- Тогда предоставь всё мне, ведь я уже давно с тобой, - сказал он и переместился к своей жертве.

Слишком близко. Лукавая улыбка. Нежное прикосновение к лицу, почти как у любовника.

- Мы с тобой уже очень-очень давно, и ты мне нравишься, - волшебным голосом зашептал он, замыкая объятия. – Слушай меня, ты и так крайне устал. Тебе нужно отдохнуть.

Невероятная тяжесть вдруг надавила на плечи Брагинского и… заодно равнодушие. Желание упасть.

- Да, я – Грех, но сколько раз ты доверял мне что-то решать? – прошелестел Гордыня и провел ладонью по волосам. – Отдохни, а я за тебя тут наведу порядок. Хочешь, наваляю Китаю по самое не хочу? И Америке?

Его голос убаюкивал, успокаивал… Но…

- Нет! – Россия грубо оттолкнул его, но сам чуть не упал.

Все тело дрожало.

- Ты неспроста так говоришь! – добавил Иван. – Кто ты? Зачем тебе я? Почему выглядишь как я?

Грех плавно отпрянул, опустил веки, словно что-то вспоминая, и улыбнулся своим мыслям. Коварным мыслям. Затем вновь устремился к России и заглянул в глаза:

«Я навсегда в твоём сознанье,
Я проникаю в твои сны!» - запел он, теряя свою материальность, играя формами, перетекая то влево, то вправо.

«Я у истоков мирозданья,
Я порожденье вечной тьмы…» - Грех с силой толкнул опешившего Брагинского и тот словно провалился, но падал недолго, упал во что-то мягкое.

Россия резко приподнялся на локте и с изумлением обнаружил, что лежит в черном гробу с мягкой белой обшивкой внутри.

Но сверху на него свалился двойник. Одной рукой толкнул в грудь и уложил русского в гроб. Затем склонился и навис над ним. Уже нежно коснулся рукой его лба и мягким движением опустил веки.

«Раз - Закрой глаза!
Два - Отдай дыханье!» - Гордыня одними лишь волшебными словами обездвижил Брагинского и осмелился поцеловать. Сначала нежно и поверхностно, затем глубже и более пылко.

Целоваться с собственным двойником и злом… это чересчур даже для России. Этот поцелуй и вправду перехватывал дыханье, да и, казалось, что и саму жизнь забирал. Но он не был продолжительным.

«Три - Зови меня!
Четыре - Я рядом!
Пять - Закрой сейчас глаза!
Шесть - Отдай дыханье!
Семь - Зови, зови меня!
Я твой смертный грех, я рядом!» - Гордыня и дальше воздействовал на него словами-заклинаниями.

Уже совсем лег сверху и положил руку Ивану на грудь, там, где билось его сердце.

«Я покажу иные грани,
Я охлаждаю в венах кровь!
Отныне все твои скитанья
Ведут в мою обитель вновь!» - зачаровывал его Гордыня и вновь потянулся к его губам.

Россия забыл о тепле, боли, свете… тоже потянулся к губам Греха.

Но тут Иванушку словно переклинило: почему-то вспомнил о Гилберте! Его смерть, и… боль пронзила сердце.

- Слезь с него! Немедленно! – темноту разрезало чье-то громогласное требованье.

А лезвие меча пронзило крышку гроба между их носами, не позволяя Греху снова поцеловать Ивана.

Одинаковы с лица разом скользнули взглядом по мечу вверх, по руке и… Великий Пруссия собственной персоной возвышался над ними!

- Ну, надо же! – Гордыня взмыл в воздух над гробом и отпрянул.

Иван лежал неподвижно: ошарашено смотрел на Гилберта. Да так, словно сейчас крыша поедет! Наверное, это было самое дикое изумление за последнее время.

Пруссия вынул меч и яростно уставился на летающего противника.

- Тебе не заполучить его, понял?! – грозился Прусс, снося мозг не Гордыне, а России.

- Это не тебе решать, - лукаво улыбнулся Грех и растворился.

Гил еще некоторое время смотрел в его сторону, но затем чуть расслабился, убедившись, что тот больше не появится.

Иван же поднялся. Он все еще ничего не мог говорить, смотрел на Пруссию с открытым ртом и не верил своим глазам. Даже подумал об иллюзии самого Греха. Но…

Гилберт обернулся и как-то неодобрительно зыркнул на Россию. Пру-Пру злился! Занес кулак и со всей дури звезданул Ивану по морде.

«Да, это его удар!» - подумалось Брагинскому прежде, чем снова сел в свой гроб, но уже поперек.

- Совсем голову потерял, что ли? Мои ошибки тебя совсем ничему не учат?! – кипятился Гилберт, бросив меч и сжимая кулаки.

Иван молча поднял голову и лишь слушал. Появление этого высокомерного парня выбило из колеи сильнее, чем что-либо. Только на днях он вспоминал его, а в голове крутились слова, которые он так и не сказал ему при жизни. И вот есть возможность рассказать ему все, что он чувствует и думает. Сердце снова ожило, но мысли спутались. Хотелось столько сказать и поведать, а не получалось! Что за проклятье?! А вдруг он снова исчезнет?

Сердце сжалось сильнее…

Пруссия вдруг остыл и внимательно посмотрел на Брагинского. Затем вздохнул.

- Не говори ничего, это не обязательно… - уже чуть тише сказал Гил, затем слегка склонился и коснулся рукой волос России. – У нас теперь одно сердце на двоих. Я знаю все твои чувства, в том числе и ко мне… Так что, не грусти о том, что не сказал или не сделал. Мне все известно…

Иван несказанно обрадовался! Он уже давно не радовался так сильно и, можно сказать, от всей души. И слова не нужны, чтобы выразить свои чувства!

Он резко поднялся и заключил Гилберта в объятия. Тот уже ожидал этого порыва, поэтому даже не сопротивлялся. Тоже обнял.

«Не плачь… - Иван услышал его мысли. – А-то и мне грустно…»

«Как ты здесь оказался?» - мысленно спросил его Россия, прижимая к себе крепче.

«Ты сам меня позвал», - ответил он.

«Как?» - недоумевал тот.

«Я мертв, Вань. Но каждый раз, когда ты думаешь обо мне, я воскресаю, ведь я теперь твой. И если ты умрешь, то и я исчезну навсегда, - объяснял Пруссия, зарываясь лицом в плечо Брагинского. – Последнее время ты вспоминаешь меня все чаще и чаще, позволяешь мне жить. И я так рад этому. Смерть для «этих людей» - это небытие, забвение, если, конечно, мы не отдадим свое сердце тому, кто будет его беречь. Ты бережешь мою жизнь, а я хочу сохранить твою…»

Взгляд Гила упал на гроб.

- Не позволяй Гордыне завладеть тобой! – потребовал Пруссия, уже посмотрев Ивану в глаза. – Наворотит он дел! И нас уничтожит!

Брагинский устало посмотрел на Гилберта. Вот еще один человек просит от него невозможного…

- И что ты предлагаешь? – с легкой иронией спросил Иванушка.

Пруссия усмехнулся.

- У меня есть обходной план! Только мне нужно твое согласие! – объявил он.

- Твои планы чаще нереальные, - засомневался Россия и нахмурился.

- Прошу тебя, доверься мне! Я постараюсь сделать все! – завелся он. – Я знаю, что Китай ты и без меня победишь, но я же слышу твое сердце. Тебе нужен покой! Если ты не отдохнешь, то Гордыня тебя уничтожит. У тебя просто не будет сил противостоять ему, а он хитрее, чем тебе кажется. Не знаю почему, но именно на тебя у него большие планы! Ему и так не нравится, что я тут живу, время от времени…

- Ты его так часто видишь, что ли?

- Да, так уж получилось, что мы даже ревностно боремся за место в твоем сердце. Он меня убивает-убивает, а я все время воскресаю. Ты меня оживляешь… - Гил опустил взгляд на его грудь и коснулся рукой. – Если бы ты меня не вспомнил в последний миг, то уже было бы поздно для нас обоих… И…

Голос Прусса задрожал:

- И я рад, что ты помянул именно меня, а не Англию или кого-либо другого. Боже, если бы я только был жив… Я бы не подпустил к тебе ни того, ни другого.

Странное чувство одолело Ивана. Ему всегда приходилось самому отбиваться от нападок или защищать кого-то. Но ему никогда не приходило в голову искать защиту для себя. Собственную безопасность он не доверял никому, да как-то никто особо и не собирался. Сестры, если только, но чаще Россия был щитом для них.

А теперь, когда кто-то не просто предлагает свою помощь, а даже упрямо ее навязывает и обижается, что ее не принимают, то… Брагинский растерялся!

Ему показалось, что Пруссия бесцеремонно забил его в угол и говорит: «Стой тут, а я на разборки!» Никакого выбора – просто подчинись и все тут.

Ивана одолело странное чувство беззащитности перед защитником.

- Сначала расскажи, что за идею ты предлагаешь?! – Брагинский так просто не доверится.

- Гордыня не только хочет уничтожить тебя, но и завладеть твоим сознанием, - напомнил ему Гилберт и поднял глаза. – Я могу его опередить! Ведь нас двое! Черт возьми, Россия, твой герб – двуглавый орел! Пусть твоя голова отдохнет, а я поработаю.

- А если что-то пойдет не так?

Россия привык все контролировать, а отдать свое тело и быть в неведении всего происходящего – самый страшный риск!

Гилберт схватил его за грудки и внимательно посмотрел в глаза. Сначала яро давил, но Брагинский в ответ лишь нахмурился. Вновь случай два барана на пути друг друга. Пруссия вдруг это понял, и отчаяние охватило его. Взгляд смягчился, а глаза загрустили.

- Мы опять за старое… - его губы задрожали, а голова опустилась. – Прошу тебя… Доверься мне, хоть разок. Я в курсе всех событий, так что все будет хорошо. Позволь мне стать твоей козырной картой. Пожалуйста, ведь я… ведь я люблю тебя… И я не позволю каким-то уродам причинять тебе боль. Буду биться, как никогда в жизни, думая о тебе. А если что-то пойдет не так, то я уступлю место тебе…

Иван поджал губы, снова хотел гнуть свое: нет, я и сам обойдусь! Но…

«А почему я отказываюсь? – вдруг задумался он. – Из страха? А, может, гордыня не позволяет?»

Мысль о Гордыни его чуть отрезвила. Если он научится уступать и это пойдет на пользу, а не во вред, то ослабнет и сам грех.

«Я привык решать все сам, а что, если у Гилберта получится лучше?» – даже мысли об уступках заставили его дрожать.

«Ты самый сильный, ты самый умный, ты все можешь сам! Тебе все нипочем! – твердила Гордыня откуда-то из самого сердца. – Не слушай никого, не подчиняйся. Спасение утопающих – дело самих утопающих!»

Ивана затрясло сильнее, а Пруссия ждал ответа. Россия стоял на распутье перед выбором.

«Гордыня – самый хитрый из грехов, - вдруг подумал он. – Мудрого поймает мудростью, сильного – силою, красивого – красотою, даже дурака – тем, что он дурак…»

- Я… - начал он и сильно сжал Пруссию за плечи. – Я…

Тот поднял голову: он видел и чувствовал, как тяжело Ивану бороться с грехом.

- Спаси меня, Гил… - почти задыхаясь, проговорил Россия.

Оба почувствовали, словно что-то разбилось. Просьба о помощи – серьезный урон по Гордыне, и оба услышали ее ярость.

Страшная слабость заставила Ивана рухнуть на колени, поэтому он обнял Прусса руками и прижался к нему, закрыв глаза.

- Прошу тебя, сделай все, что в твоих силах… - голос России все еще дрожал, но приятное тепло на сердце радовало его.

- Обещаю, - Гилберт сам затрепетал: он ожидал чего угодно, вплоть до насильного оказания помощи, а тут такое! – Я не подведу!

Он тоже опустился на колени. Как же было приятно и радостно, что Иван просит его о самом ценном – спасении. Пру-Пру был так тронут. И Иван выглядел уже не так сурово и грозно. Он взял его за руки.

- Спасибо за доверие, - сказал Прусс и поцеловал в лоб.

Россия уже и забыл, что бывает и братская близость.

- А теперь отдохни, - добавил Гилберт.

За время пребывания здесь, он научился изменять пространство. Ведь эта темнота – лишь сырой материал для бурной фантазии! Можно вообразить все, что хочешь!

Они вдруг оказались в спальне старой эпохи. Раньше это была комната Гилберта. Именно ее он и воссоздал.

- Устраивайся как тебе удобно, а я одолжу твое сердце, - сказал Пруссия, укладывая Брагинского на шелковые простыни. – Ты ведь позволишь?

Гил залез на него сверху и коснулся его груди. Россия вспомнил, как когда-то Гилберт отдал ему свое сердце. Теперь пришла и его очередь.

- Бери, - кивнул Иван и прикрыл глаза.

Слова стали заклинанием, и Пруссия смог погрузить свою руку в грудь возлюбленного. Он чуть не обжегся: сгусток тепла был такой живой и сильный! Трепет охватил обоих. Порой им казалось, что до них никто из «этих людей» подобным не занимался. Но чутье подсказывало, что все хорошо.

Пруссия сглотнул и потянул. Теперь у него в руках сияло маленькое, но яркое солнце. Оно билось ровно и спокойно. Гил прижал его к своей груди: тепло и неведомое ранее блаженство охватило всю его суть. Он оживал. Сердце занимало пустоту.

Гилберт даже склонился к спокойному лицу Ивана.

- Это в сто раз приятнее, чем похоть, - улыбнулся Пру-Пру и уткнулся лбом в холодеющий лоб России.

Да, в груди Ивана образовалась дыра, а сам он, как нетленный и мертвый лежит.

- Я сделаю все… только не умирай… - Гилберт осторожно, еле ощутимо поцеловал его в губы, боясь разбудить. – А я буду дышать за тебя…

Россия уже не слышал его. Он спал мертвым сном. Казалось, что только этого он и ждал уже много-много времени.

***

- Не мешай мне, - пригрозил Гордыня, стоило Пруссии покинуть покои России.

Грех был в облике Ивана. Лицо серьезно.

- Это ты мне не мешай! – Гил поравнялся с ним, но затем добавил. – И вообще, ты не грех. Грех – это смерть, а она, как и жизнь, не имеет олицетворения. Просто есть.

Гордыня как-то разом оживился, заулыбался:

- Тогда и «тех людей» нет - вы всего лишь страны. Но мир так удивителен: если есть олицетворение стран, то почему не может быть олицетворения грехов?

Прусс задумался, смерил его взглядом:

- Я знаю, кто ты, - уверенно ответил он. – Ты многоликое зло. То тут, то там успеваешь. И ты – Творец «этих людей», я прав?

Зло вдруг отпрянуло, как ложь от истины: не испугалось, но разоблачилось.

- А ты смышленое дитя, - вдруг как-то по-доброму улыбнулся Отец и исчез.

***

Темный Брагинский стоял с Артуром на руках. Глаза Ивана открылись, но взгляд уже изменился. Выдавал совершенно другую личность: ни тени тоски, легкая игривость, даже усмешка. Гилберт в теле Ивана.

- Артурище… - он и забыл, что Россия держал на руках этого гаденыша.

Пру-Пру посмотрел на него искоса и коварно растянул губы в улыбке…

«Отшить всех соперников!» - пришла в голову мыслишка, но Пруссия понимал, что это только его желание. Россия, когда вернется, все расставит так, как ему угодно.

Вот только Гилберт еще не решил: сразу сказать, что он Пруссия, или притворяться Россией?