Глава 52

Китай лежал лицом вниз, а левой рукой прижимал кровоточащую рану из обрубка оторванной конечности. Он был похож на поломанную выброшенную куклу. Его волосы разметались и спутались, а все тело дрожало.

- Яо… - невольно вырвалось из уст Беларуси.

Хоть она и кажется грозной и сильной девушкой, но все же – женское сердце мягче. Она не доверяла китайцу, но помнила, каким он был, когда приходил в гости к России, да и к ней тоже. Китай любил ей хвастаться фарфором и прочей посудой, рассказывал о чае и жаловался, что европейцы неправильно заваривают его и даже не так пьют. Приносил чабань и проводил чайную церемонию…

- О, какая красивая! Красное дерево? – Брагинский провел пальцем по краю чайной доски, затем погладил лысую голову деревянного Будды, который сидел в самом углу чабани и улыбался.

- Да! – ответил Китай, но заметив, что интерес русского переключился на Будду, продолжил. – Ару? Это Хотей – монах, живший в десятом веке. У него всегда с собой был мешок с подарками, чаще со сладостями, которые он раздавал людям. Он всем радовался, поэтому его часто изображают улыбающимся толстячком с мешком.

- Как Санта-Клаус у Альфреда, - шепнула Украина на ухо России.

- Нет, ару! – все же услышал ее Яо и рассердился. – Хотей оказался воплощением Будды-Майтрейя! Это бог радости и счастья! В Америке же, да и не только, такое счастье лишь раз в году бывает, ару. А Хотей дарил радость каждый день. Он лучше!

- Если бы Альфреду каждый день дарили конфеты, то он бы в дверях застревал, хе-хе, - пошутил Иван.

А может и не пошутил. Беларусь тогда еле сдержала улыбку.

- Ладно, а то мы поругаемся, ару, - сдался китаец и посмотрел на закипающий чайник. – Все равно я считаю, что Хотей круче всяких Санта-Клаусов и Дедов Морозов, которые дарили подарки раз в году, ару…

- Да, пока был жив, а Дед Мороз – бессмертен, - камень, прилетевший в огород России, вернулся к кидавшему.

- Эй! – обиделся Яо. – Я сейчас уйду!

- А кто тебя отпустит? – тень упала на лицо Брагинского.

- А вы не издевайтесь над моими святынями, ару! – то, что он хулил западные святыни, уже и забыл.

- Хорошо, продолжай, - Россия лучезарно улыбнулся – простил хвастуна.

Тут в чайнике заволновалась вода, и Яо легким движением руки отключил его прежде, чем тот закипел в полную силу.

- Кипяток обожжет чайный лист, и чай не даст много заварок, - пояснил Китай. – Сейчас вода успокоится, тогда можно приступать, ару.

На доске перед ребятами стояли маленькие чашечки.

- Мы из них пить будем? – недоверчиво спросила Украина.

Она привыкла к огромной чашке, а тут…

- Изысканные фарфоровые рюмки, - все же сказала она, чем снова вызвала гнев Яо.

- Поосторожней со словами, дорогуша! Вдруг чай окажется с цианистым калием? – пригрозил он, подмигнув.

- А? Ой, прости-прости! – замялась та.

Правильно, с поварами тоже лучше не ругаться, как и с тем, кто готовит тебе чай.

- Так, народ, подключаем хорошее настроение, а иначе чай взаправду станет ядом, - продолжил Яо и достал запакованный в бумагу чайный «блин».

- Пуэр, да? – почему-то удивился Брагинский.

На самом деле именно его Россия попробовал первым из всех чаёв, которыми угощал еще Золотой Орда. Потом пуэр забылся, да и не о чае он тогда всё мечтал.

- Да. Но скажу тебе, что каждый такой «блин» – особенный и неповторимый. Прессованный и ферментированный естественным способом – этот имеет семилетнюю выдержку. На его вкус влияет все: от места, где был собран, к чему прикасались его листья, и даже то, что он вбирал в себя, когда хранился все эти семь лет. Поэтому я и говорю, что каждый такой «блин» - никогда не будет похож на другой, ару, - пояснил Яо и распаковал подарок. – А вообще, пуэр – отец всех чаёв, он известен китайцам ни много, ни мало, а уже три тысячи лет.

Беларусь тут же почувствовала аромат спрессованного чая. Запах чего-то старого – земли.

«Хоть он и хвастливый парень, но… Господи, да ему дохрена лет! Естественно, он верен только своим традициям», - Наталья тоже ему простила красноречивое восхваление.

На доске стоял резной деревянный стакан с чайными инструментами: разнообразные деревянные лопаточки, щипчики, иголочки… Оттуда Яо взял нож, но особый – как раз для пуэра.

- Чем старше «блин», тем он плотнее, я бы даже сказал монолитнее, - Китай все говорил и говорил. – Не нужно разрушать чайный лист, а тем более крошить его в пыль, как это делаете вы, европейцы, со своим чаем в пакетиках. Посмотрите на пуэрный нож, он не больше ладони и не острый, но похож на миниатюрный меч, им я и отколю столько, сколько нужно, ару.

- Можно посмотреть? – попросила Беларусь и протянула развернутую ладонь.

Любила она такие безделушки.

- Можно, сейчас… - Китай наколол чая и отдал нож девушке.

«Он словно кукольный меч…» - про себя согласилась с ним Наталья и усмехнулась.

- Подари мне, - вдруг попросила она.

Яо посмотрел на нее с недоверием.

- Им ты никого не убьешь.

- Я знаю, но… - она призадумалась и посмотрела на чайную принадлежность. – Мне он пришелся по душе.

Любит Наталья ножи, пусть и игрушечные.

- Не жадничай! – теперь она не просила, а требовала.

- Ладно, бери, таких ножей у меня, как собак нерезаных, но на фарфор не покушаться, ару! – Яо не хотел с ней спорить, да и девушке не так жалко отдавать, другое дело, если бы это Брагинский выпрашивал.

Китай много чего рассказывал, поил чаем и уже не злился на них, если они снова ненароком обижали его. Их традиции настолько разные, но им было весело.

- Вот, через несколько грамм пуэра уже прошло полтора литра воды, а он лишь стал насыщеннее и слаще, - Китай уже в который раз открыл свой, почти игрушечный чайничек и давал понюхать заварку.

- Уже пахнет сухофруктами, - отметила Наталья, возвращая чайник.

- Поверь, в нем кроме чайных листьев нет больше ничего, да и… - тут Яо посмотрел за окно.

Была середина зимы, хоть солнце и слепило, но не грело.

- Я принес пуэр не для того, чтобы рассказать о том, какой он крутой и древний, - уже без лишнего бахвальства продолжил он, задумавшись.

- Да, обычно ты хвалишь только зеленые чаи, - заметил Ваня, но тут же замолчал.

- Эй! – Китай готов был снова обидеться, но… Россия – есть Россия…

Иногда Яо казалось, что с Брагинским может подружиться лишь тот, кто не только не испугается ударов краном по голове, но и выдержит все его шутки, которые порой перерастают в мозговыносящее издевательство похлеще, чем любая пытка. Иногда с ним разговаривать просто невозможно!

На самом деле Россия так «зажигал», когда его собеседник заливался хвастовством, а Иван как бы намекал: «Да прекрати уже! Надоел!». Но не все его понимали, потому дулись и считали Россию бескультурным грубияном. Яо тоже злился, но в один прекрасный день его вдруг осенило: стал хвастаться нарочно, и чем больше заливался, тем больше колкостей слышал от Брагинского.

Этакий ходячий «индикатор бахвальства». А так как сейчас Китай хвалился, даже не осознавая этого, то язвительность русского его мигом отрезвила.

Иван очень хочет найти себе друзей, но терпеть хвастунов вокруг себя не станет.

«Хочешь тешить свое самолюбие, люби и падать в моих глазах», - Россия никогда не говорил этого вслух, но всегда поступал по этому правилу со всеми, кто любил выставлять свое тщеславие напоказ.

За что его многие до сих пор недолюбливают. Правда, все же у Ивана есть маленькое исключение – Франция. Почему-то именно ему он по сей день позволяет хвалиться чуть ли не до безобразия. В ответ он лишь улыбался французу или даже говорил, что да, ты круто выглядишь. Почему? А никто не знал и не спрашивал. А ведь Бонфуа порой заливается в таких красочных тонах, что всех тошнит розовыми лепестками и хочется застрелиться, а Россия сидит себе и слушает его.

Яо даже завидовал этому наглому французу, который занимал все внимание Ивана. Уже вся Европа стреляется от Франции, если тот, не дай Бог, придумал что-то или, например, сшил очередное платье. Керкленд тогда вообще закрывался дома, усиливал охрану и выкапывал ров, запуская туда голодных крокодилов, как в старые добрые времена, лишь бы не слушать этого светловолосого урода. Но тот все равно пробирался…

«Железные нервы, однако», - даже такой хвастун, как Америка дивился терпению России, когда на горизонте появлялся Франциск.

Да и вообще, странный этот мир: все хотят чем-то похвастаться, в то же время не желают слушать, как хвалится кто-то другой. Тут же завидуют.

Но и Россия не без греха. Успехи Америки были особенно болезненными. Как, собственно, и успехи Ивана для Альфреда. Взаимная зависть. Зато неудачи шли на ура! Конечно, кто-то из них мог посочувствовать на словах, мол, бедняга, но в глазах: «Му-ха-ха-ха! Так тебе и надо, придурок!»

Противостояние России и Америки – это вообще отдельный разговор. Яо до сих пор не мог понять, почему эти парни так невзлюбили друг друга, ведь они даже не воевали между собой, как, например, Англия и Франция. Ведь поначалу они даже были близки к дружбе тогда, когда не было этих страшных мировых войн. Альфред без всяких предрассудков о страшном России приходил к нему и… дружил. Европе это не нравилось, особенно Керкленду.

Яо помнил, с какой радостью к нему приходил Брагинский и рассказывал о тогда еще очень юном Америке.

- Знаешь, при мне он ведет себя не так как другие… - откровенничал он, держа в одной руке миску с едой, в другой – длинные китайские палочки.

- Да? И как же, ару?

- Непринужденно… как мои сестры…

- Э?

Россия поставил миску на стол и опустил ресницы. Блаженно улыбнулся:

- Я немного завидую Англии. Он стал его братом, а ведь я вполне мог опередить их всех. Если бы я его нашел первым – никому бы не отдал.

Его руки задрожали.

- Знаешь, я хочу найти себе друга, но… - Иван прикусил нижнюю губу. – Его хочу в братья. Мне с ним так хорошо…

Россия не врал. Поэтому Яо очень удивлялся тому, как их отношения после войн, где они всегда были союзниками, а не врагами, вдруг ухудшились.

«Где та кошка, что перешла им дорогу? - негодовал он. - Почему они теперь так завидуют друг другу? И почему тогда у России такой иммунитет к французскому пафосу?»

Яо глядел на хитрого Ивана, который ждал: перестанет ли китаец хвастаться, чтобы перестать язвить. Китай вздохнул и тоже улыбнулся.

- Да, зеленый лучший для меня, но пуэр больше всего подходит для вас, славяне, - продолжил он и указал за окно. – Смотрите, сейчас холодная пора, а черные чаи собирают тепло. Зеленые, напротив, охлаждают тело. Поэтому я всегда пью пуэр, когда наступают зимы или когда я гуляю в горах, чтобы согреться. И я принес его вам, чтобы согреть ваши души.

Китай протянул чайный «блин» Ивану:

- Берите, мне не жалко, правда, ару, - добавил он и одарил всех теплым взглядом. – Его хватит надолго…

Ваня даже открыл рот в изумлении, но подарок принял.

- Спасибо, Яо… - поблагодарил он его и раскраснелся – в душе и вправду потеплело.

Россия лишь попросил провести чайную церемонию, но не думал, что Китай сделает это с таким трепетом и заботой.

- И прости, если обидел, - тут же извинился Брагинский.

- Ничего, если меня не обижать, то я совсем совесть потеряю, ару! – Яо помнил про русский «индикатор тщеславия», может, неприятно, но полезно.

- Я это заметил, - подмигнул ему Брагинский и передал пуэрный «блин» Беларуси.

Та, кстати, давно хотела его потрогать и еще раз понюхать, но почему-то решила не вмешиваться в приготовления, а теперь ей предоставили такую свободу.

Прессованные листья с выдержкой – они действительно пахли землей. Но если ее поливать, она дарует сладкий фруктовый аромат…

Девушка лишний раз восхитилась дарами природы. Она и не думала, что простые сушеные листья расскажут, откуда пришли, что подарят и согреют, как и сама земля-матушка.

***

Наталья загрустила, теперь она понимала горечь Керкленда. Захотелось не убить Китай, а спасти – вернуть его прежнего.

- Яо! – это желание ослепило ее, и девушка кинулась к нему, как она думала, беспомощному.

- Бела, нет! – Лауринайтис не ожидал от нее такого порыва, поэтому не успел ее схватить.

Темный Китай услышал ее, почувствовал приближение – лукаво растянул губы в улыбке. Зачитал заклинания, призывал Тьму к помощи. И когда девушка оказалась совсем рядом – резко встал перед ней.

Беларусь в изумлении и ужасе замерла: в глазах Яо она увидела только непроглядную тьму и безумие. Китай жаждал ее крови.

Из обрубка плеча вдруг что-то зашевелилось: проклюнулись новые кости, что обрастали плотью, но это уже была не человеческая рука – хищная темная лапа с длинными когтями-ножами вместо пальцев. Темный схватил Наталью за плечо одной рукой, а звериную занес над нею. Беларусь отставила свободную руку, чтобы защитить самое важное для девушки – лицо, и ждала удара. Закрыла глаза.

- Дурочка, куда тебя несет? – раздалось негодование Лита одновременно с его прикосновением.

Парень буквально оттащил ее за шиворот от опасности, а сам подставился под грозную когтистую лапу. Наталья открыла глаза и увидела, как пальцы-ножи застряли в костях предплечья Ториса – ему тоже нечем было защититься, кроме как подставить руку.

Лит стиснул зубы от боли, но глаза яростно уставились на противника. Кровь из разрезанной плоти стекала на землю.

- О, я и забыл, что тут шпротики, - не скрыл удивления Яо, но тут же сильнее нажал на живой щит Ториса. – Интересно, как скоро твои кости раскрошатся, ару?

Лит почувствовал, как когти скрипели по костям – даже замутило, но он не отступал, напротив, даже пытался протолкнуть руку вперед, чтобы сбросить ношу, хоть Китай и не отпускал.

Беларусь была впечатлена и безмерно благодарна.

- Сгинь! – не пристало ей стоять в стороне в бездействии, мигом метнула свои ножи.

Яо отпрянул назад, отпустив противников. Лауринайтис тут же опустил раненую руку и схватился за нее. Китай в голос рассмеялся:

- Вы просто не представляете, насколько слабы, ару! Хотите, я распотрошу вас в мгновение ока?

«Торис, конечно, будет биться до последнего, но против Темного Китая – верное самоубийство! - рассудила Беларусь. – Что же делать?»

И тут она вдруг откинула свою гордыню, набрала в грудь воздуха и:

- Спасите-помогите, убивают!!! Россия!!!

Да так громко, что даже у Яо в ушах зазвенело.

- Нет, Россию ко мне! Обойдешься! – ее услышал и Альфред, который тоже жаждал встречи с Брагинским.

***

- Франц! - окликнул друга Гилберт, остановил машину и указал на беспомощных перед Темным Беларусь и Литву.

- Понял! – бросил он и выпрыгнул из БТР-ки.

- А я к своему «ненаглядному» уродцу, - уже самому себе сказал Пруссия и тоже вышел.

***

- Ну, ты и разошлась, ару, - поразился Китай и даже как-то поостыл. – Думаешь, кто-то прибежит сейчас? Да и что он сможет против меня, Темного? Только пополнять список жертв, ару.

- Спасателей звали?! – раздался бодрый голос Франциска.

Яо и опомниться не успел, как его обняли со спины крепкие руки.

- Наличкой не беру, только натурой, - предупредил мсьё Бонфуа, и посмотрел на спасаемую парочку. – Но так уж и быть, с вас только поцелуи.

- Китай, убей его, - рассердилась Беларусь.

Она помнила свой уговор с Францией, где на кон поставила поцелуй, но это было инкогнито, а этот извращенец еще и Ториса требует. Неблагородно, однако.

- Эй! Я вообще-то на помощь пришел! – обиделся франк.

- Будешь так себя вести, то лучше приму смерть, чем помощь от такого как ты, - все еще гневалась Наталья.

Яо воспользовался замешательством и скинул с себя Франциска, да так, что тот прочертил собой землю, чуть ли не зубами и оказался у ног Литвы и Беларуси. Но он ничуть не расстроился – вскочил на ноги и поймал ребят за руки.

- Хорошо, ради вас – бесплатно, – исправился он и засиял.

- То-то же! – кивнула Наталья и благодарно улыбнулась. – А теперь: спаси нас, пожалуйста.

Франция чуть не захлебнулся в собственном потоке «любви».

- Когда девушка так просит, я… я слушаюсь и повинуюсь! – он бросился к противнику, испуская невидимые лепестки, светящиеся искры и прочие флюиды пафоса.

Он с Китаем отошли. Вернее, франк его погнал куда-то, когда тот увидел, что «оно» приближается…

«И когда она успела его так построить?!» - Лауринайтис с широко открытыми глазами посмотрел на свою даму сердца.

Та заметила его замешательство и сама замялась:

- Франциск хоть и последний извращенец, но все-таки не зря Ваня с ним дружит, - тут она призадумалась, сминая руками перед своей военной формы. – Франция – добрячок.

Торис еле сдержал улыбку от умиления.

«Все-таки женщины – олицетворение любви, ведь они побывали в руках Бога дважды: когда создавался Адам, и затем – когда Бог взял ребро Адама… - подумалось ему. – Злость уродует женщину, и никакая косметика не скроет изъяна, но стоит девушке только улыбнуться и обнажить свою любовь, как… Ведь даже Темный Яо не устоял перед ее улыбкой, когда похитил девушку».

- И ты будь доброй, Наталья, - Литва притянул ее к себе, обнял, несмотря на боль в ране и закрыл глаза. – Тогда мужчина смирится с чем угодно, перед женской любовью. Знаешь, я не верю в однополую любовь, в ней нет и не будет духовной близости. Плотская и душевная – да, но не духовная. Только в женской душе есть то, чего в мужской и днем с огнем не сыщешь. Все мы забыли о том, что заповедовали нам далекие мудрые предки и, чем дальше течет время, тем слабее наша память.

Беларусь даже затрепетала в его крепких руках.

- Уступи, мужество – удел мужей, а ты будь женой мне, и я не подведу, обещаю, - продолжил Торис, чем сильнее смутил Наталью.

Еще никто и никогда так бесстрашно не завоевывал ее сердце. Она дрожала и робела.

- Я буду мужеством, а ты – любовью, и чем сильнее ты будешь меня любить, тем мужественнее я буду. Такова симфония женской и мужской души, если ноты спутаются, то музыки не будет, духовности не будет, - Литва все говорил и говорил, а Беларусь резко обхватила его руками за бока.

А иначе упадет.

- Или что ещё тебе нужно для женского счастья? – спросил он и чуть отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза, прочесть в них ответ. – И не кажется ли тебе, что Россия тоже пришел к тому же и теперь хочет прогнать всех в шею? Ведь он никогда, слышишь, я уверен, он никогда не думал об Америке, Англии и ком-то из парней, как о «невесте». Да, он позволил греху соблазнить себя, и меня соблазнял, но тогда почему он так бежит от своих «любовничков»? А не от того ли, что его душа противится разврату, в который он погрузился с головой? Ты знаешь, о чем он мечтает на самом деле? Иван говорит, но его никто не слышит. Он объясняет, но его не понимают. Он кричит, но им все равно. Мы ему помогаем, но что в итоге? Он остался один на один со своими грехами. И знаешь, что я тебе скажу? Там не один монстр. И с ними нельзя договориться или подружиться. Там он плачет от скорби, страха и одиночества.

Наталья беззвучно роняла слезы. Раньше она жуть как ревновала Россию к Торису, да и к прочим прибалтам, но теперь она радовалась тому, что именно Литва всегда был рядом. Она ощущала острый запах крови и пота, но сейчас ее не волновали такие мелочи: уткнулась в грудь лицом и почувствовала себя под защитой. Страхи растворялись и не нужно тратить своих жизненных сил, когда рядом есть он.

«Не лезть на рожон, дать ему возможность быть сильнее меня? - задумалась она, гордыня заверещала, но она подавила ее. – Да что скрывать? Долг передо мной и вправду сделает его, мужчину, сильнее…»

Она видела, что произошло с теми, кто отдавался Грехам. А еще она знала, что помимо Гордыни у нее есть еще и Гнев. И чтобы усмирить его, нужно много… много сил!

«Если я ослушаюсь Лита, то могу превратиться в Темную Тварь и наломать дров», - она боялась превратиться в кого-то похожего на Америку.

Да и не понятно, что там с Россией. Не пропал ли он вообще? Не сгорел ли в своих грехах?

- Торис, - она прижалась к нему плотнее, - знаешь, а ты прав. Я готова принять твой долг мужества, а я, в свою очередь, не забуду о своем. Я не знаю, когда этот кошмар закончится, но я буду твоей женой.

Тут она улыбнулась:

- Я покорюсь твоему мужеству, главное, не робей.

Ее слова неописуемо обрадовали Лауринайтиса. Они подействовали, как заклинание, его сила воли укрепилась, а с ней и его дух.

«Просто будь собой и не бойся!» - говорила его совесть.

- Спасибо, я не подведу, обещаю, – Литва скользнул руками по ее плечам и, отстранившись, взял нежные руки невесты в свои ладони. – Но сейчас, будь рядом и не убегай больше.

Торис тепло улыбнулся ей и отпустил одну руку, потянул девушку за собой.

- Пошли! Темным сейчас никто не поможет: они сами должны победить своего зверя. Поверь, я как-то уже встал между Россией и его Грехом – лишь оттянул их бой, но не более. Сейчас мы можем только наблюдать, разведывать и помогать раненым, - по пути говорил Лауринайтис, устремив свой взор перед собой и крепко сжимая руку любимой.

Они шли через небольшой лес к группе Польши и Украины. Те отвечали за разведку.

Торис шагал уверенно, а раны не беспокоили, ведь сейчас он был так счастлив и воодушевлен. Наталья ступала за ним в молчании и удивлялась тому, как же мужчина меняется, когда теряет страх перед женщиной.

Польша не раз видел, как тот проявлял мужество, спасая его от Пруссии. Даже если проигрывал, все равно, Феликс знал, на что способен этот парень – он настоящий друг. За это он его и уважал, хоть никогда и не признается на словах. Россия бился с ним и тоже знал, как силен его дух, поэтому не зря именно Торис – был любимчиком среди подчиненных и тем, кого он хотел обратить в друга. Да и остальные прибалты знали, что он хороший и делили между собой, если не приходил Польша и не занимал все его внимание. Беларусь же была ослеплена любовью к брату, поэтому успехи других мужчин оттенялись. Но теперь, когда Лит перестал робеть перед ней, то он вел себя непринужденно, и Наташа смогла разглядеть все его добродетели.

Раньше она могла подчиняться только брату, но душа больше не противилась власти Ториса. Ведь сейчас его сердце желает только добра, а не подчиняться добру – себе дороже. Другое дело, если бы Лит замыслил что-то плохое, но сейчас его помыслы чисты. Беларусь это видела и пока это так – делала всё, что он посчитает нужным.

На миг Торис посмотрел на девушку через плечо и, заметив в ее глазах, что она всецело доверяет ему, обрадовался ещё больше.

- Не бойся, сейчас мы найдем своих, и вместе разберемся во всем, - подбодрил ее Лауринайтис.

Девушка покраснела от столь нежного и уверенного взгляда.

Теперь она за ним куда угодно пойдет…

***

Китай не просто так отступил: он сразу понял, что за грех у Франциска, когда тот коснулся его. Яо искал открытое поле. Противника с такими возбуждающими кровь способностями можно победить только в дальнем бою. Бонфуа же рассмеялся:

- Что такое, Китай? Ищешь уединенное местечко, чтоб народ не смущать?

- Да! О, гений бл..дства, ару! – Яо решил не поддаваться не провокации и тоже отшутился. – И уже нашел.

Китай остановился и резко развернулся: призвал волшебный лук и натянул тетиву, целясь стрелой во Франциска.

- Ох… - тот вовремя заметил опасность и притормозил, скользя по каменистой земле.

- Слишком близко, - китаец выстрелил, и стрела в полете вдруг загорелась синим пламенем.

Франция отпрыгнул вправо к дереву, но стрела не успела коснуться земли, как Яо воскликнул:

- Огонь!

- А? – француз спиной ощутил жар и тут же понял, что сейчас произойдет, поэтому мигом спрятался за ближайшим деревом и упал на землю.

Стрела взорвалась не хуже, чем осколочная граната, да так, что даже земля содрогнулась. Франциск лежал неподвижно: земля холодила живот, а жар от огня дышал в спину и затылок. В ушах же неутомимо звенело.

Китай недовольно цыкнул: земля обуглена, а дерево, под которым лежал противник, почернело и потрескивало от огня, беспощадно облизывая и превращая его в угольки. Промазал.

«Нельзя медлить!» - Бонфуа испугался, что к нему сейчас прилетят еще пару таких «подарков».

И он был прав: стоило приподняться, как его вновь настиг жар синего пламени. Китай не просто так бросил две стрелы: одну справа, другую слева. Теперь, куда бы Франциск ни отпрыгнул, взрыв достанет его.

«Матерь Божья…» - растерялся он, а Яо усмехнулся, заметив его замешательство.

- Огонь!

Двойной взрыв заволок воздух огнем и дымом. Еще бы! Китай в эти две стрелы вложил больше силы, чем в первую. Яо прищурился от яркого света и жара, и отставил руку, чтобы защитить глаза от горячего пепла, дождем сыплющегося ему на голову.

- Ха! Вот и всё, ару, - обрадовался он, и его лук растворился в небытие. - В любом случае, это оружие только на три выстрела…

- Правда? – радостный голос Франциска рядом напугал китайца, да так, что на пот градом со лба пошел. – Тогда я победил!

Кто-то схватил его за лодыжки. Яо посмотрел под ноги и с ужасом обнаружил там своего врага. Франциск лежал на земле животом вниз, удерживая Китай за ноги.

- Как?! – страх страхом, но тот вопрос сейчас терзал Яо сильнее, чем что-либо.

Бонфуа же времени не терял, оказался на коленях, не забыв при этом потянуть Яо за ноги так, что тот упал на спину. Раздвинул его ножки и с интересом посмотрел на ошеломленную жертву.

- Так мне больше нравится, - еще и издевался. – Ну, ты меня и разогрел!

Франция взаправду дымился: его одежда местами еще тлела после взрыва. А глаза! Как же горели его глаза: и жаждой мести за испытания, и от желания.

Китай на миг поддался чарам и залюбовался прытким искусителем.

А чтобы хитрый Яо не улизнул, Франция навалился сверху и уже игриво покусывал шею. Китай сначала отбивался, но магия похоти проникла в его сознание. Тушила гнев, но распаляла сладострастие.

- В следующий раз… когда будешь стрелять… - между поцелуями говорил Бонфуа, - убедись, что противника отбросило подальше.

- А? – Яо вдруг понял, что сделал француз.

- Да, я решил не уходить ни влево, ни вправо, - продолжит искуситель, залезая руками под одежду и лаская кожу. – Я бросился вперед… к тебе… Взрыв сильнее подтолкнул меня к твоим ногам, но дым скрыл от твоих глаз…

Франциск рассмеялся, но затем зашептал на ухо:

- А потом, я тебя поймал…

«Его голос и руки, - Яо закрыл глаза, кровь закипала от вожделения, и только одно могло ее успокоить. – Я в ловушке. Что делать? Надеюсь, он оставит меня в живых…»

***

- М-да… их бой, типа, длился недолго, - Польша сидел на танке с биноклем в руках и «собирал информацию». – Ой, фу…

Не всякие «данные» он мог переработать без ущерба.

- Хочу «развидеть», - устало продолжил блондинчик, положив бинокль на колени. – Украина, тут все ясно, пошли лучше к пруссу…

Он только сейчас посмотрел на девушку и чуть не упал с танка: Украина едва не срослась глазами с биноклем и, истекая фонтаном кровью из носа, смотрела на парочку противников.

- Да-да, минуточку… - ответила она, не отрываясь от созерцания любовного соития двух мужчин. – Сейчас… еще секундочку…

- Хватит уже! – Польше стало стыдно за нее, поэтому схватился за бинокль, отбирал его.

- А-а, нет! Что ты делаешь?! – воспротивилась девушка, но стоило сменить точку обзора, как вдруг заметила Беларусь с Литвой и заговорила серьезно. – Подожди, Феликс, я вижу еще одну парочку…

- Кто еще решил блудить средь поля брани? – поразился поляк, не так поняв, и тоже припал к биноклю. – Я думал, что на такое только Франциск способен.

К счастью, он не знал, что ещё и Брагинский с Керклендом успевали между делом, а то он и так Ивана за психопата держит, а тогда вообще – безнадежным и неисправимым…

- Так нет же, дурак! Это наши идут! – обрадовалась Украина и, поднявшись на ноги, замахала им. – Эй, ребята, мы тут!

Наталья и Торис тоже обрадовались и поспешили к ним.

***

Германия, Испания и Англия не решались нападать на того, кто с легкостью победил Темного Китая, да еще и лишил конечности. Америка сейчас сам по себе ужасен, может, Людвиг бы и рискнул, но клинок, который стал раздором между Альфредом и Яо, мягко говоря, смущал.

«Пока у него «это», нападать – верная смерть!» - рассудил немец, отступая.

Испания тоже последовал его примеру.

«Проклятье! Он дьявольски силен, кожей чувствую его мощь, она давит на меня… - боялся Антонио, даже ноги стали ватными. – Хочется только одного – бежать! Если он нападет на нас – исход очевиден. Если мы и с Китаем-то всей толпой не можем управиться, а тот его в мгновение ока отшвырнул…»

«Как же устал от всего, - унывал Керкленд. – Против такого Америки даже сражаться не хочется, тело и душа ноют».

Америка заметил вражеских союзников и злорадно растянул губы в улыбке.

- Россия, я начинаю злиться! Тогда вымещу злобу на кое-ком из твоих друзей! – пригрозил он.

- Чего расшумелся, «дибилоид»? – позади Америки из-за холмов показался Гилберт.

Он неторопливо шел к нему, но остановился в нескольких метрах.

- Наконец-то, явился – не запылился, - прищурился Альфред и снова хищно заулыбался.

Он был рад встрече, хоть и знал, что здесь Пруссия, но как-никак перед ним-то сам образ России.

«Я знал, что он опасен, но не мог даже вообразить, что настолько… - невесело подумал Гил, глядя на острые когти и наверняка ядовитое жало. – Интересно, и как же Иван собирался с ним сражаться? Да и мне не поздоровится, если поймает в свои когти. Кроме того…»

Пру-Пру посмотрел на таинственный клинок в руке врага.

«Наверняка орудие Князя, сука, вмешивается, хочет до Ивана добраться», - злился прусс.

В какой-то мере, он терпеть не мог несправедливость, правда, в основном по отношению к себе любимому, но раз коварство коснулось и его любимых, то теперь ему тяжело сдерживать нестерпимую ярость.

Он посмотрел на брата и кивком головы дал сигнал к бегству. Людвиг понял, что здесь будет очень жарко:

- Береги себя, ради Бога, - с тревогой сказал Германия и ушел с поля боя вместе с испанцем.

«Гил, давай, я надеюсь на тебя!» - отступал и британец.

Как бы им ни хотелось, сейчас самая лучшая помощь Пруссии – не мешать.

- Иди ко мне, чего встал? Боишься? – Альфред вдруг рассмеялся и грозно помахал клинком пруссу. – Боишься моего супер секретного оружия?!

«М-да… уже всем похвастался…» - Сердцеед очень надеялся, что «двойная Тьма» изменит Ала хотя бы на время, а нет – он всё тот же непроходимый хвастун.

- Секретное, говоришь? – усмехнулся Гилберт.

- Ха! Конечно! Ты же не знаешь, что оно делает, не так ли? Потому и секретное! – нашелся Джонс.

- Ясно одно – убивает, - этого для Пруссии было достаточно, чтобы в предстоящем бою вести себя крайне осторожно.

- Не умничай!

- Не дури!

- Сейчас получишь! Уходи, верни моего Россию! – Америка вышел из себя и уже не скрывал того, что перед ним не Иван.

Пруссия удивился, он-то надеялся устроить сюрприз, но враг уже каким-то непостижимым образом разузнал всю правду.

«Вот нигде от шпионов не скроешься! Даже в душу залезут…» - про себя вознегодовал он, но тут же нагло по-прусски заулыбался.

- А кто сказал, что он твой? – нарочно злил его. – Не заслужил…

- Исчезни! Я хочу драться с Брагинским!

Америка бездумно побежал на противника. Гил предполагал подобное и был готов: призвал… базуку. Усмехнулся. Будучи Темным он знал, как накладывать заклинания на предметы, чтобы потом их быстро «достать». Да и что греха таить? Почти все «эти люди» осознанно или неосознанно призывают те или иные вещи.

Рука не дрогнула, выстрелил. Огонь и дым заволокли небо. Гилберт отпрыгнул назад, перевесив базуку через плечо.

«Я попал! Я уверен в этом!» - он помнил удивленные глаза Джонса, когда понял, что на него летит снаряд.

Дым не спешил рассеиваться, а зловещая тишина щекотала нервы пруссу – чутье подсказывало: «Это не все!»

Так и есть, когда воздух немного очистился, можно было разглядеть силуэт Альфреда. Джонс стоял неподвижно и… собирался по кусочкам!

- А-а?! – изумился Пруссия, не веря своим глазам.

Только что оторванные руки висели на коже, но неведомая сила присобачила их на место. Плоть срослась. Грудная клетка была разорвана, ребра обнажены, но и она обрастала плотью и кожей прямо на глазах у изумленного противника.

Альфред, видимо, был сам удивлен и поначалу даже испугался, но когда понял, что он, по сути – неуязвим, то возликовал. Предвкушал победу.

- Тебе меня не одолеть, самозванец! – Джонс зарычал как зверь и устремился на врага, уже не страшась вообще ничего.

«Вот засада!» - Гилберт намеревался его порвать на куски, но теперь он даже не представлял, как и чем убить этого страшного Темного.

Но, чтобы оттянуть время и подумать, еще раз выстрелил в противника. На этот раз Альфреда отбросило далеко за холм, он покатился в глубокую расщелину, в буквальном смысле собирая свои кости по пути.

- Ах, черт! – Америка попытался не упасть в пропасть.

Он не боялся за себя, так как уверовал в собственную неуязвимость, но боялся, что пока будет оттуда выбираться, Иван смотает удочки. Да и клинок куда-то отбросило.

- Замечательно! – Пруссия словно прочитал его мысли и выстрелил, чтобы земля дрогнула и провалилась вместе с нечестивцем.

«Если его нельзя убить, то можно замуровать!» - сообразил Гилберт и принялся обстреливать ущелье.

Америка закричал так же оглушительно, как и гремели взрывы. Он вдруг испугался быть замурованным под землей. И как назло соскальзывал, а земля просачивалась между пальцами.

- Нет… - он с ужасом понял, что падает.

«Помогите!!! Кто-нибудь…» - молил он, закрыв глаза и даже протянув руку перед собой.

Но его полет длился недолго. Резкий рывок чуть не вывихнул ему плечо, а сам парень завис над пропастью.

- А? – Альфред открыл глаза и с изумлением обнаружил незнакомого мужчину с недовольным лицом, державшего его за руку. Хоть Ал его и не знал, но казалось, что у спасителя по жизни такое недовольное лицо. Сам незнакомец лежал на уступе и, прищурив один глаз, держал ношу.

- Придурок безмозглый, я устал за тобой бегать, - еще и возмущался.

- Кто ты? – вмешательство посторонних озадачило Америку, поэтому его сейчас волновал только этот вопрос, а не то, что он висит над пропастью.

- Сука, в нас стреляют! Забирайся!!! – вдруг накричал на него мужчина, втягивая парня за собой на уступ.

Да, Гилберт заметил сообщника Америки, поэтому не стал мешкать, пока тот спасет его. Огонь! Еще! Но даже призываемые снаряды закончились.

Таинственный помощник тащил за собой незадачливого бойца по хрупким уступам между взрывами. Альфреду показалось, что опьянел от всего этого шума и лишь послушно, но неуклюже следовал за проводником. Тот, в свою очередь, крепко держал Джонса за руку и, если парнишка оступался, то резко дергал, чтобы не упал.

Последний взрыв сбил с ног и незнакомца – оба полетели на уступ ниже. Теперь из-за дыма и пыли их не был видно.

- Вроде утихло… - Альфред вздохнул с облегчением, пусть и упал на спасителя и отдыхает теперь на его груди.

Пахло гарью и пылью, даже глаза слезились.

- Встань с меня! – разгневался пришедший в себя мужчина, да так, что его заколотило.

Джонс невольно испугался его трепетного гнева и приподнялся на руках.

- С-спасибо… - Алу вдруг стало неловко оттого, что разозлил того, кто рисковал собой ради него.

- Ладно, - брюнет вздохнул и успокоился, хотя под Америкой расслабиться не так-то просто. – Теперь соберись и возьми меня…

Альфред только приготовился смущаться и удивляться столь внезапному предложению о «соберись и возьми меня», как таинственный мужчина вдруг превратился в Темный клинок. И лежал себе, словно так и надо. Америка мигом забыл о недоразумении, так как его от природы детскую душу потрясло изумление и восхищение другого рода.

- Сердцеед! – Альфред обнял его, и прижался горячей щекой у холодной к рукояти, потерся. – Ах ты, шалунишка, так долго притворялся холодным и молчаливым! Ня-ня-ня!

«Сука, някающий монстр Темный Америка…» - Сердцеед продолжал негодовать про себя.

И чем крепче Ал прижимал к себе Сердцееда, тем сильнее тот хотел его убить.

В это время Гилберт стоял на краю обрыва и судорожно высматривал врагов. Он потерял их из-за пыли, которая до сих пор клубилась в ущелье.

«Где? Может, упали? Спуститься и проверить или закидать всё к чертовой бабушке гранатами?» - Пруссия боялся ждать. Достал гранаты и, чуть отпрыгнув назад, чтобы ненароком самому не упасть в пропасть, кинул пару штук.

- Я вас похороню так, что не выберетесь!

А если Америка избежит этой ловушки, Гилберт знал, что «бессмертного» лучше поймать, связать и куда-то заточить. Другого решения он пока не видел.

Почва под ногами сотрясалась, обваливалась. Прусс вновь благоразумно отпрыгнул назад и перестал бросаться гранатами – трудно было устоять. Гил упал на четвереньки, но земля не успокаивалась, даже разверзлась прямо перед ним, а из расщелины вылетел чумазый и уверенный в своих силах Альфред с клинком в руках. Замахнулся и Пруссия даже сам не понял, как ему удалось вскочить на ноги и податься назад. К счастью, землетрясение прекратилось.

Сердцеед полоснул наискосок от плеча к нижней части груди. Лишь царапина, но Америка ощутил мягкое приятное колебание клинка – тот доволен и жаждет крови. Гил тоже услышал ненавязчивый звон вражеского кинжала. Да и Альфред слишком близко. Опасно, может схватить.

Пру-Пру цыкнул и отошел, понимая, чем дальше, тем лучше.

- Не уйдешь! – Джонс, неожиданно для противника, подкинул кинжал высоко в воздух, а сам рванул на беглеца.

«В чем дело?» - Гилберт обратил внимание на зачем-то брошенное оружие.

- Отойди! – прусс решил не играть с судьбой, кинул последнюю гранату.

Не убьет, но хотя бы отдалит врага. И можно поразмышлять над тем, что делать дальше. Взрыв! Снова пыль и дым.

- Сердцеед, давай! – воскликнул Джонс.

- Что за… - Гилберт не успел убежать далеко.

Сердцеед, вращаясь в воздухе, вдруг замер и завис, словно притяжение Земли ему было нипочем, и торпедой полетел вниз. Воткнулся в землю у ног своей жертвы и обратился в человека прямо перед изумленным Гилбертом. Тот ожидал чего угодно от оружия: огня, холода, самонаводящейся атаки, но не клинка-оборотня! Это была самая неприятная неожиданность – разумный напарник Америки умело маскировался под простым оружием. А теперь эти холодные глаза демона предвещали только смерть.

«А я-то думал, что за хмырь бегает с Альфредом по ущелью?» - прусс слишком поздно всё понял.

«Живой клинок? - удивился и Англия, наблюдая за боем из укрытия. – И как я сразу об этом не подумал?!»

- Гил, не подходи к нему! – прокричал он.

Но время было упущено…

Сердцеед наградил несчастного противника ударом с ноги такой силы, что с хрустом впечатал его в ствол дерева. Америка же внезапно оказался рядом со своим Темным другом, тот успел принять свою форму кинжала и довериться рукам напарника. Джонс не мешкал: как только, так сразу оказался у дерева с врагом.

«Я успею!» - ликовал Альфред, уже схватив соперника когтистой рукой за плечо.

- Не смей! – Керкленд побежал на помощь со всех ног, но…

Пруссия едва голову поднял, как встретился глаза в глаза с Темным. Победа отражалась во взгляде Джонса, а в грудь вдруг что-то сильно ударило.

Пру-Пру посмотрел на себя и с ужасом обнаружил кинжал. Он прошел в тело, но не пробил насквозь, словно где-то в самом сердце есть дыра, куда и погружался клинок, проникал в саму душу.

Англия затормозил на полпути. Понял, что опоздал и со страхом ожидал того, что же будет дальше. Сжимал кулаки до боли, но смотрел.

«Отпусти меня, дальше я сам», - сказал Сердцеед Альфреду и тот подчинился.

«Ах… не могу пошевелиться… - как бы Гилберт не силился, но чем глубже проникал клинок, тем было хуже: даже дышать больно. – Неужели конец? Ах, Россия, прости, не справился, не уберег…»

Сердцеед вошел в тело вместе с рукоятью и исчез, не оставив и царапины. Он хоть и умеет ранить плоть, но он – оружие духовное, разрушительное, если дотронулся до сердца, то только туда и проникнет.

«Прости…» - сознание Гилберта угасало, а сам он обмякал в руках врага.

Альфред его удерживал за плечи, но сел вместе с ним под дерево.

«Я победил этого самозванца! Теперь должен очнуться Иван», - Джонс терпеливо ждал и предвкушал эту встречу.

Даже усадил поудобней, спиной к стволу и приложил ладонь к его груди. Темное Сердце бьется, значит, Князь не обманул, не умер его Брагинский.

- Не убил, не дрейфь, братец, - усмехнулся Ал.

Он заметил Англию и даже подумывал пришибить, если вмешается, но раз тот просто стоит в нескольких шагах, то – пусть.

На запястье Америки что-то закапало, но это была не кровь. Теплые горькие слезы – Гилберт сожалел: хотелось спасти, но не смог.

- Гил… - Артур догадался, что кинжал каким-то образом вернет Ивана.

С одной стороны: он наконец-то увидит Ивана; с другой: Пруссии больше нет…

***

- Прости…

В сводах своей обители души Пруссия был прикован Темным клинком к кресту. Вот здесь Сердцеед пробил его насквозь, словно гвоздь бабочку к колышку. И еще: больно, но не телу. Душа разрывалась и там, где прорезал клинок – только начало. Порез расползался и разрывал его духовную сущность. Сердцеед хочет отделить его душу от духа: на это нужно было время, но он терпелив. Радовался тому, как паутинкой появлялись трещинки на прусской душе.

Гилберт знал, что ему не вернуть своего тела, но умирать духовно – страшно до безумия!

- Россия!!! – в ужасе и отчаянии прокричал он.

И зарыдал.

- Россия… я хочу… вознестись, а не погибнуть…

Иван появился пред ним и растерянно посмотрел на заключенного. Так как он с душой Пруссии един, то и ему стало невероятно больно и страшно. Не нужно было объяснять, что произошло, Брагинский и так всё понял.

- Что за чудовище?! – Россия схватился за рукоять клинка, потянул, но тот был намертво прибит.

Да еще холодом обжёг и его душу.

- Ах ты… - русский не был бы русским, если бы снова не попробовал.

Чем дольше он держался за него, тем больнее тот его обмораживал, но он не сдвинулся ни на миллиметр.

- Россия, отпусти! Мне хреново от этого! – гаркнул на него Пруссия и зажмурился от духовных ран.

- Гил, - Ваня прижался к нему сбоку и взял его лицо в свои ладони.

Заглянул с тревогой в глаза.

- Прости меня... – все еще сокрушался Пруссия. – Тебя не спас и сам подставился…

Иван думал, что и он растворится от безысходности даже раньше, чем его друг, можно сказать, сердечный. Россия представил себе, что тот растворится, а все почему? Позволил ему вмешаться в то, что должен расхлебывать сам? И что в итоге? Гибнет душа.

Вина тяжелой ношей легла на Брагинского как никогда ранее. Хотел уйти «от дел», а «дела» только приобрели страшные метаморфозы.

Он обнял Гилберта и задрожал.

- Не извиняйся. Я должен был сам отвечать за свои поступки… - он прижался лицом к его плечу. – Гил… не исчезай…

- Да я рад бы остаться с тобой хоть навсегда, но… - как бы то ни было, он даже проткнутый духовным оружием умилялся тому, как Россия умеет просить того, чего даже Бог не сделает.

«Умри, но сделай» - такие слова частенько проскакивают из уст Брагинского, пугая, ведь у остальных есть только «сделаю, но умру», а не наоборот.

Смерть вообще для России не является уважительной причиной для отказа в просьбе или прихоти.

Гилберт улыбнулся через печаль:

- Не плачь, береги себя, Америка ждет боя с тобой, так покажи ему, где раки зимуют… - он потерся щекой о его щеку. – Я… люблю тебя…

Его улыбка исчезла: Гилберт обмяк.

- Гил, - Россия отстранился и окликнул его, но тот не отвечал.

Нет, Сердцеед только приступил к его медленному убийству.

«Он жив, значит, его еще можно спасти!» - Россия горевал недолго, неожиданно для себя обнадёжился.

Сейчас все его личные проблемы показались такими жалкими и самовлюбленными, по сравнению с тем, что произошло. Даже справедливый гнев заклокотал в нем.

- Альфред, подлец, я убью тебя, если не скажешь, как убрать эту дрянь!!! – рассвирепел Россия и забыл о жалости.

Только одно желание овладело им: спасти душу Гилберта и неважно как.

«Правда, убью!» - клялся он.

- Я этот клинок тебе в жопу затолкаю!

***

«Не надо меня в жопу Альфреда, - Сердцеед долго размышлял над словами России, такая страшная угроза просто из головы не выходила. – Лучше снова в микроволновку. Вечно у русского всё через одно место…»

***

Джонс уже заждался.

- Ну, просыпайся уже, я хочу тебя победить, - он потряс русского. – Хочу посмотреть на твое лицо, когда осознаешь свое поражение! Я хочу, чтобы ты склонился передо мной, лицемер!

Глаза Брагинского открылись, взгляды встретились. Америка надеялся в них увидеть растерянность и недоумение, но столкнулся с невероятным презрением и нарастающей свирепой яростью.

Ал не успел что-либо предпринять, как получил кулаком по лицу и распластался на земле у ног Артура. Англичанин даже отошел назад на несколько шагов.

«Точно, Иван очнулся! - он тоже с трепетом ожидал его, сердце забилось сильнее, но не спешил. – Сейчас ему не до моих раскаяний…»

Отступил еще дальше.

- Не смей прикасаться к моим родным и близким! – Россия поднялся на ноги, сжимая кулаки. Его дикий от гнева и отчаяния взгляд чуть ли не сверлил противника номер один в мире. – Чтобы я ни совершил, чем бы ни обидел тебя, не тр-р-рогай их…

Иван уже не мог сдерживать звериный рык.

Америка многое слышал о «таком» Иване, но, даже сделав его Темным, довел до знаменитого «такого» только сейчас. У Джонса даже голова кругом пошла: его это жутко забавляло, но и восхищало. Столько мучил-мучил, а стоило сделать лишь шаг – всё, Конец Света.

- Когда меня бьют, могу и простить, но когда какая-то тварь губит моих любимых… - продолжал Брагинский, бесстрашно опустившись на колени к Альфреду и схватив того за грудки, оказался сверху. – Говори, как вытащить чертов клинок из души Гилберта?

- Пусть полежит, отдохнет немного, чего расшумелся? – Альфред не понимал его тревоги.

Несмотря на гнев, Россия смекнул, что Князь (а русский был уверен, что это его игрушка) что-то да не досказал наивному парню.

- Идиот! – в сердцах, сказал Иван и пару раз встряхнул негодяя. – Клинок убивает душу!

- Да нет, он просто заснул! – не верил тот.

- Дурак, какой же ты дурак, Альфред! Гил заснет навсегда, если не вытащить эту тварь из него! Его душа стремительно отделяется от духа – гибнет, - Россия – есть Россия, хочет вразумить неразумного.

«Так, погодите! – про себя подумал Англия и его глаза увеличились. – Клинок-то в Иване. Если он сожрет душу Пруссии, то что? Вылезет из его тела или нападет уже на его душу?»

Артур растерялся, и тревожное предчувствие одолело его.

Что-то кольнуло в душе Джонса. Даже не так – закричало. Да так горько. Стало больно. Он теперь понял, почему Иван вдруг так рассвирепел: Князь – обманщик. Нет-нет, он знал, что ему не стоит доверять, но не догадывался, что все настолько серьезно.

«Сердцеед оказался Душеедом…» - Америка пришел в ужас, вспоминая, как им безрассудно размахивал, терял, и… О, Боже – прижимал к своей душе!

Даже сам Князь приходил спасать его от этого демона.

Иван заметил, как Америка поменялся в лице, но ждал… надеялся…

Ведь он верил, что глаза не врут, по крайней мере, глаза этого человека.

- Пожалуйста… прошу в который раз: давай помиримся? – да, Россия готов был молить об этом каждый раз, когда появится хоть незначительный проблеск надежды. – Давай остановимся, пока не случилось что-то воистину ужасное. Разве тебя не пугает вмешательство Князя?

Альфред замер, слушая его мольбы. А Иван ничего не предпринимал, с трепетом ждал его согласия. Почему он сменил свой гнев на милость? Был уверен, что Америка все равно не знает, как извлечь кинжал. Его использовали. Зато знает Князь, вот на него теперь спускалась ярость.

Америка все еще молчал. Был растерян. Иван со скорбью улыбнулся ему, но тепло и, положив руку сердце, сказал:

- Теперь мне нужен Князь, чтобы узнать, как вытащить клинок. Давай его вместе замочим?

Такое искреннее и смелое намерение русского вдруг одновременно развеселило и поразило Джонса. Он расхохотался в голос и неторопливо выскользнул из рук России (тот не стал его удерживать). Сам же Иван смиренно сел, поджав пятки к ягодицам. Надеялся на благоразумие со стороны Альфреда.

«Россия, не пугай меня…» - Керкленд чуть инфаркт не заработал от того, что за желания таятся в душе Ивана.

Но ещё он отметил смиренность и терпение Брагинского даже перед врагом. Не то, чтобы это удивило Артура, скорее, он поражался тому, как раньше не замечал этой черты у России.

- Ты зовешь меня дураком, а сам-то не лучше! – не унимался Ал. – Хочешь достать Князя? Да ему сам Бог разрешил править этим ничтожным миром! Только Бог может его наказать и свергнуть, глупо так самонадеянно бросать ему вызов. Даже я бы такого не осмелился сказать вслух. Кому ты продал свой страх перед высшими силами?

Россия вдруг вспыхнул и вскочил на ноги. Дурак дурака отчитывает.

- Мне нужно спасти Гилберта, поэтому и не боюсь, - спорил он.

Но отметил про себя, что Альфред прав: бросаться на самого Князя себе дороже, пусть и из благих намерений. Ценное предупреждение.

Россия так надеялся разузнать у Джонса, что делать с этим проклятым клинком, и даже готов был разорвать на куски этого американца, но все оказалось напрасным. Если он сейчас и убьет его, то Гилберта все равно не вернет.

Не вернет…

Когда злость чуть развеялась, Ваня острее почувствовал то, как гибнет его друг.

Так мерзко и больно. Хотелось сделать хоть что-нибудь…

- Эй, нам еще сражаться! – напомнил ему Альфред и толкнул того в плечо.

На самом деле он прочувствовал его печаль.

- Пошел нахрен, а то пришибу, - России было уже не до него.

- Знаешь, ты несправедливо обвиняешь весь мир, разве твоей доли нет в его погибели? – Америка все же решил не проявлять жалости к своему противнику, давил. – Или скажешь, что я один виноват? Или возьмешь весы и будешь взвешивать грехи: у кого тяжелее – тот и виноват?

Брагинский и без него винил себя, но обвинения ещё из его уст были особенно противны и болезненны.

- Не желаю это слышать от тебя, мерзавец, - ярость снова вскипала.

- Ха! В любом случае давай так: если тебе нужен Дьявол, то давай я буду твоим Дьяволом! – глаза Америки злорадно загорелись. – Покорись мне, и я лично попрошу Князя спасти твоего друга. Как тебе такое встречное предложение?

Джонс победоносно рассмеялся:

- Поступись с гордыней своей и будь моим! Тогда я помогу тебе спасти Гилберта!

Худшего Россия и представить не мог: Пруссия отдал свою душу ради того, чтобы он, Брагинский, из-за своих грехов не погиб и не попал в лапы Америки… И что? Все его труды напрасны? Станет разменной монетой в междоусобной войне?

Иван так старался подобрать ключ к сердцу Альфреда, образумить, помириться, можно сказать, открыл объятия и душу. А что получил? Удар под дых и плевок в лицо, теперь стоит растерянный и огорченный.

Даже Артур вдруг разгневался так, словно он сам на месте Ивана.

- Выбирай: жизнь Гилберта и вечная покорность мне или же его смерть из-за твоей гордыни? – прозвучал ультиматум из уз уст Темного Америки.