Глава 51

- Чуваки! Их секретное оружие – какой-то клинок! – связистом был Польша.

Он вытер пот со лба и поправил наушники с микрофоном. Продолжил чуть тише, даже серьезнее:

- Америка сказал, что, «оно» может, типа, уничтожить целую страну…

- Америка так сказал? – на линии раздался недоверчивый голос Романо. – Да он ересь несет!

- Клинок у Китая, насколько я понял, - отозвался Феликс.

- Ясно! В любом случае, не приближаемся к оружию, пока все не выясним! – приказал Людвиг и открыл люк танка.

Выглянул и тут же осмотрелся. Китай и не прятался – уверенно приближался как раз к отряду Германии. Людвиг глянул на противника через бинокль: так и есть, в руках Яо странный кинжал.

Китай заметил наблюдателя и, остановившись, посмотрел в его сторону. Людвиг аж отпрянул от бинокля, когда встретился с тяжелым взглядом этого Темного.

- Стреляйте в него! – приказал Германия и спрятался в машине.

«Не нравится мне все это…» - цыкнул он.

Потянулся к рации:

- Венецианно, отступай к тылу! К России! – приказал он.

Оба Италии находились в другом танке.

- Понял! – отозвался тот, но затем его голос дрогнул. – Людвиг, береги себя, умоляю, не… не приближайся к этому клинку!

Немец отчетливо слышал тревогу.

- Не бойся, все под контролем.

- Этим кинжалом мне угрожал Грех! Издалека плохо видно, но я почему-то уверен, что именно он был в моих ужасных видениях. Боже мой! Грех не пощадит меня! – ужас охватил Венециано. – Он делает так, как и обещал!

- Успокойся и сиди в тылу! – накричал на него Германия.

Если честно, то теперь и у того кровь застыла в жилах.

Варгас замер, так как его снова настигло видение: Китай пронзает Темным клинком союзников одного за другим. И их уже нельзя вернуть. Хотелось закричать, но звуки застыли в горле. В видении показался мужчина, широко и зловеще улыбнулся, посмотрел на итальянца, как голодный зверь, но затем превратился в клинок и оказался в руках Гордыни.

- Уже ничего не изменить, - сказал Грех и, оказавшись совсем рядом, замахнулся. – Умри!

Венециано закричал, уронил рацию и сам упал, чем напугал Романо и еще двух танкистов.

- Италия! Прием! Что там происходит?! – Людвиг все еще был на связи и заволновался сильнее. – Италия, ответь! Романо, ты там? Скажи, что, черт побери, случилось?!

Южный же Италия не знал, что и делать: брата или немца успокаивать. Брат роднее...

- Венециано! – Романо приподнял его, хотел усадить на место, но Веня вцепился в него и, припав к груди, заплакал.

Видение растворилось, но ужас остался. Тогда Южный обнял его одной рукой, другой взял рацию:

- Все хорошо, просто истерика! – сказал он, пока у немца ответная истерика не началась. – Я присмотрю за ним.

- Спасибо, Романо, я полагаюсь на тебя, конец связи!

Парни даже и забыли, что все время делили Венециано между собой.

Остальные слышали это.

«Италию опять одолевает нечистый…» - догадался Керкленд и остановил свою БТР-ку.

Вышел, чтобы отправиться в разведку.

***

«Не время раскисать! - Америка вскочил на ноги. – Пойду и заберу клинок силой!»

Но тут он вдруг оказался… в своем подсознании. В центре круглого зала.

Парень осмотрелся: семь дверей, но открыто только две из них.

Подошел к одной, на которой красовалась табличка: «Обжорство». Задумал войти, но на пороге показался Темный двойник.

- Грех! – отпрянул Джонс обратно к середине зала.

Обжорство невозмутимо облокотился об дверной косяк и хищно посмотрел на гостя.

- Мне некогда с тобой возиться! – Америка собрался с духом и рванул к другой открытой двери, но вдруг притормозил у ее порога.

Что-то темное и зловещее было за ней. Нет, там было темно и пусто, но сама энергетика пугала, казалось, что сам воздух может убить.

Альфред подался вбок, чтобы посмотреть на надпись у входа: «Гордыня».

«Так это же… - Парень вернулся на место и посмотрел на таблички. – Гордыня, Похоть, Жадность, Ненависть, Зависть, Обжорство… О, Лень и Уныние в одной двери…»

Затем он глянул на своего двойника.

- Почему дверь с Гордыней открыта? – с удивлением спросил Америка, указывая пальцем на вторую дверь. – Разве не ты мой грех?

- Эта дверь всегда открыта, - ответил ему Обжорство, не глядя, куда указывает Ал.

- Всегда?! Это как?

Двойник вздохнул и приблизился к Америке. Посмотрел на дверь Гордыни и снова на парня.

- Потому что без первородного греха невозможны остальные, - Обжорство взял руку Ала и чуть не укусил за палец, если бы Джонс вовремя ее не отдернул.

Грех лишь ухмыльнулся, и Америка увидел острые зубы.

- Не ешь меня – отравишься, - сказал Ал; получилось очень серьезно.

Обжорство рассмеялся:

- Все вы говорите что-то подобное, но, поверь, я всё перевариваю! – Грех резко замахнулся рукой и расцарапал грудь Джонса.

Тот, ахнув, отпрянул и с изумлением смотрел, как хищный двойник облизывал окровавленные пальцы. А на руках красовались длинные когти, как у животного. Сердце Альфреда застучало сильнее, посмотрел на свою грудь и ужаснулся. Из царапины пробивался свет… Свет его сердца!

Именно его Обжорство и хочет больше всего.

- Но могу успокоить: я не съем тебя сейчас, - чуть ли не прошипел Грех, а его глаза засветились, как у кота.

- Это потому что тебе Гордыня так приказал? Да?! – набрался смелости Америка и даже схватил нечестивца за запястье.

- Как бы тебе так сказать? О! Хочешь правды? – Обжорство вдруг вцепился другой рукой в плечо своей жертвы и заглянул в глаза.

- Хочу! – гордо задрал свой нос Джонс.

- Посмотри, - Грех резким движением освободил свое запястье и обвел рукой зал с дверями. – Скажи, что ты видишь?

- Там другие Грехи, да? Тогда почему ко мне стал приходить Он? – Ал кивнул в сторону двери Гордыни. – И почему он выглядит, как Россия? Да и вообще, если честно, то я стал подумывать, что все Грехи – это и есть Князь под разными масками!

Обжорство вдруг отпрянул от него, как ошпаренный и взлетел вверх к сводам. Уселся на откуда-то появившийся из темноты резной уступ, имеющий форму звериной лапы. Грех сидел неподвижно, глядя на парня в центре зале, но затем спокойно заговорил:

- Ты отчасти прав. Но только отчасти, - тут Обжорство прищурился и усмехнулся.

- Я думал, что ты захотел меня наказать за потерю Сердцееда, - Альфред обратился к нему так, словно он разговаривал с Гордыней.

- Ладно, расскажу тебе небольшой секрет, - Обжорство мягко спрыгнул на пол. – У каждого Греха своя роль, особенность, но все мы имеем один разум…

- Это как? Как раздвоение личности, только вас тут дохрена? Ничего себе! – изумился Ал, открыв рот.

- Скорее, один разум имеет несколько тел, - уточнил Грех и указал на дверь Гордыни. – Все мы – это Он. Всё, что мы видим, слышим, думаем, он тут же узнает. Но, как бы то ни было, каждый из нас одержим по-своему.

- Ясно, у Гордыни есть семь тел, и у каждого тела разные способности. Это, как если бы у меня, например, были тела Супермена, Человека-Паука и Бэтмена… Круто! Я тоже так хочу! А мне так можно? А?!

- Тебе разве мало моих способностей? – как-то обиженно заговорил Грех, но решил уточнить. – Способностей Обжорства, имею в виду…

- Маловато будет! О, у меня идея! – Америка подбежал к одной закрытой двери и потянул на себя.

- Дурак, что ты делаешь?! – опешил Грех.

- Пытаюсь наделить себя разными силами! – отозвался Америка, судорожно дергая ручку, но замок не поддавался.

- В тебе недостаточно лени, чтобы открыть ее, - дразнил его Обжорство.

- А? – Джонс посмотрел на надпись «Лень и Уныние», недовольно промычал.

Для ленивца он уж больно веселый и энергичный.

- Тебе сначала нужно шило из жопы вытащить, а потом уже подумывать об этом грехе, - Обжорство его не останавливал, лишь наблюдал за тем, как парень исследует двери.

- Странно, почти все были: Гордыня, Жадность, Ненависть… Да, почти, все, а вот Лень еще ни у кого не проявлялась! Почему? – Ал вел себя как любопытное дитя. – И почему он вместе с Унынием живет?

- На то он и Лень, потому и не проявляется, - усмехнулся Темный. – Вообще, одержимые Ленью безынициативные и незаметные…

- А можно на него посмотреть? Или он будет выглядеть как я? – Америка умоляюще уставился на Обжорство. – Вы всегда принимаете облик жертвы? Каковы ваши настоящие лица?

- Ну, Лень выглядит так, - нечистый схватил Америку за руку и они прошли… сквозь дверь.

Джонс сначала испугался, что поцелуется с нею, но, к счастью, все обошлось, и он перед собой увидел разнообразные перины и… кошек!

- И где же Лень? – Альфред убрал несколько подушек в поисках самого ленивого греха, пока все же не натолкнулся на кого-то.

- Ах… - Джонс узнал в нем Грецию.

Да-да, перед ним лежал ни кто иной, как Темный Греция в обнимку с черным котом.

- Почему он так выглядит?!! – воскликнул Джонс, не веря своим глазам.

- Мы любим превращаться в тех, кто нам по душе, - пояснил Обжорство и почесал ухо. – Не кричи так громко, а то…

Тут Лень нахмурился и потянулся. Открыл глаза и с яростью посмотрел на шумного парня. В его взгляде было столько злости, что Ал побледнел так, словно сейчас наступит Апокалипсис. Лень даже набрал в грудь воздуха, чтобы выругаться, а возможно и вскочить, чтобы зазвездить непрошеному гостю, но… выдохнул, расслабился и снова заснул, прижимая к себе кота.

- Когда ему тепло и уютно, он быстро засыпает, - Обжорство потянул Америку к выходу, от греха подальше. – Но если его все же разбудить, то его гневу не будет границ.

- Так он это… Ктулху же! – рассмеялся Ал, да так звонко. – Тогда одержимые Ленью должны быть круты! Не так ли? – вслух подумал Америка и его глаза загорелись «вечным любопытством».

Хорошо, что они покинули обитель Лени, а то получил бы по шарам, и это в лучшем случае. Когда Джонс напоследок обернулся, чтобы посмотреть на Лень, то увидел, как кот в его объятиях озарился ярким светом и превратился в Темного… Италию? Америка не успел рассмотреть, но…

- Котяра только что превратился в Венецианно! – не смолчал он.

- Обычно Лень передает всех своих жертв в руки Уныния и дальше идет спать, - зевнул Обжорство. – Поэтому чувство лени и уныния неразделимы. Так же как Обжорство и Жадность. Жадность и Зависть. Зависть и Ненависть. Но все мы неотделимы от Гордыни…

- Может, Уныние от того так и уныл, что работает за двоих, хе-хе? – подтрунивал Америка и вновь прошелся по залу, глядя на двери.

- С Унынием не шути лучше, он опаснее, чем кто-либо из грехов.

- Ха! Тоже мне! Я думал, что Ненависть самый опасный!

- Ну, как бы тебе сказать? Уныние может убивать, не прикасаясь…

- Как так? – изумился Альфред, посмотрев на собеседника через плечо.

- Любимая казнь Уныния – самоубийство. Он может так измотать, что и не заметишь, как наложишь на себя руки.

- Все-таки… вас восемь, а не семь, как принято считать. Хотя Лень можно не считать…

- Не сбрасывай его! Его жертвы попадают в руки страшного Уныния. Это только кажется, что он ничего не делает, - заступился за него Обжорство и сел по-турецки в центре зала.

- Как интересно… О! Я совершенно забыл о нем! – Америка так громко и неожиданно воскликнул, что даже Темный передернулся, чертыхнулся и чуть не перекрестился.

Альфред толкнул дверь «Зависти» и рассмеялся, когда она отворилась.

- Я буду круче, чем кто-либо! – обрадовался он. – Зависть, выходи!

Подул сильный сквозняк и на пороге появился еще один двойник Америки.

- Ты тоже выглядишь, как я? – не ожидал Ал.

- А тебе завидно? – усмехнулся новый Грех.

- Эм-м… - смутился Джонс, но решил пропустить его шутку мимо ушей. – Мне нужна твоя сила. Поможешь?

Зависть посмотрел на Обжорство, затем снова на Альфреда.

- Сразу два греха? А выдержит ли твой рассудок? Нам пока нельзя тебя убивать, - сказал Зависть и переместился к Обжорству.

Тот сразу поднялся на ноги.

- Выдержит! – уверенно ответил Альфред, стукнув себя по груди.

- И чем же держать его будешь? – рассмеялся Обжорство, скользнув по полу и оказавшись вплотную к смельчаку.

- Да, у тебя должно быть что-то, что не позволит тебе сойти с ума, хотя бы до поры до времени, - пояснил Зависть, так как заметил замешательство на лице парня.

- Цель… - Америка поджал губы.

- А? – Грехи разом склонили головы набок, внимательно слушая свою жертву.

- Пока я не завоюю Россию и не сделаю мир лучше, создав новую систему, я буду держаться! – уже громогласно ответил он.

- М-да… интересный парень, с помощью Зависти и Обжорства он хочет сделать мир лучше, - проворчал Обжорство, отступив к своему Темному коллеге, но тут в животе заурчало. – Я голоден, так что давайте устроим мясорубку! И отведаем чьего-нибудь сердца!

Обжорству уже не терпелось поесть, его глаза загорелись.

Зависть же подошел к Америке и высокомерно впился в него взглядом. Склонился к уху:

- Я медленный яд, который будет убивать тебя, но, одновременно толкать на разные подлости, - прошептал он и запустил руку в грудь, сдавливая сердце.

Альфред не ожидал такой резкой боли. Она сковала все его тело, и стало невозможно ни вдохнуть, и ни выдохнуть. Налетели воспоминания…

«Россия чертовски сильный, и порой кажется непобедимым, это задевает! Так, что колет в груди. Он старше и, можно сказать, легендарен, но пришло новое время, и теперь я герой! Да-да... Я стал сильнее и могущественнее его всего за пару столетий, а он по сравнению со мной всего лишь неудачник. Я сделаю все, чтобы притемнить его славу! - Альфред вкушал яд зависти, и теперь порочные потаенные мысли всплывали, тревожили душу. – Я не позволю ему победить на этот раз. Я поймаю его, свяжу, он будет моим… моим… Ты слышишь, Брагинский?! Ты будешь моим и никуда тебе от меня не деться. Я – твое проклятье!»

Он подумал, как было бы неплохо всё это сказать Ивану прямо в лицо.

«Да, я озлоблен, зато честен!» - про себя оправдывался Ал, зажмурился от яда Зависти, но вдруг ощутил еще чье-то присутствие.

- А? – Америка широко открыл глаза.

Зависть отпрянул, а перед Альфредом появился сияющий шар.

- О-о-о!!! НЛО в моем подсознании! Cool! – обрадовался тот, сияя не меньше, чем сам шар, и тут же обнял «пришельца», чтобы он не вздумал улететь.

«Поймал-поймал! Так тепло… мягко… - отмечал про себя Джонс, снова закрыв глаза и уткнувшись лицом в светящийся шар, потерся. – Я готов к контакту третей степени!»

Но шар потерял свою идеальную форму: просачивался между руками, вытянулся и обрел человеческую форму.

Америка понял, что происходит что-то интересное, поэтому снова открыл глаза и, не отпуская гостя, чуть отстранился. Как же он удивился, когда вместо НЛО перед собой увидел сияющий образ России.

Ал был уверен, что это не Гордыня к нему явился, а именно тот, кому совсем недавно хотелось высказать всё, что накипело. Хотя, теперь можно и не говорить: Америка ведь сам передал ему эти слова, а раз они Темные, то иногда удавалось наладить подобную связь. Последний раз Иван так общался с Венециано, когда тот сражался с Керклендом.

Альфред разинул рот и неподвижно уставился на знакомого пришельца. Руки задрожали, ведь они держат того, кого так хотели поймать. Америка не знал, что и делать: то ли отпрянуть, то ли и дальше так стоять, как истукан.

Но русский дух вдруг обхватил лицо парня ладонями и, не шевеля губами, запел:

«Как ты живёшь?
Ищешь души тех,
Кто готов всю жизнь идти
За тобой.
Ты не вернёшь
Им счастливый смех.
Что забрал - теперь твоё,
Даже боль…»

Его мягкий голос звучал прямо в голове. Джонс не противился его рукам, ведь теперь их близость так редка, и кто знает, будет ли она вообще в скором времени. Да и хотелось послушать, что же Россия ответит на его гнев.

«Вершишь новый грех,
Забыв, что отразится всё,
Вернётся к тебе
И будет беспощадно зло!
Бегу от теней,
Спасаюсь от твоих оков
Я в лабиринтах снов…» - Россия не угрожал, скорее, предупреждал…

…Предупреждал, потому что глубоко в душе он дорожил этим несносным американцем и смерть как печалился из-за настоящей войны с ним. Если бы они затеяли её раньше, намного раньше, чем Иван успел к нему привязаться, то их разговор был бы коротким, или бы его вообще не было. И дело даже не в том, что они когда-то предавались похоти. Россия успел полюбить его, как родного: его улыбка в тридцать два зуба и навязчивый смех больше не раздражали, напротив, радовали; а его искренняя детская наивность, которая время от времени проявлялась в виде непроходимой тупости – умиляла.

Иван коснулся лбом его лба и закрыл глаза, запуская пальцы в золотые волосы. Страшно потерять того, кого полюбил. И гораздо ужасней, что дорогой тебе человек жаждет вражды. Ярой, беспощадной… Но кто-то должен положить этому кошмару конец!

«Настанет день,
Ты поймёшь, что боль
Невозможно ни понять,
Ни оправдать!»* - Россия отпрянул, а его свет мигом потускнел – Иван исчезал, неторопливо, но уверенно, словно мираж.

- То же самое скажу и тебе! – не растерялся Америка, но понял, что Брагинский не хочет его больше слушать и уходит. – Стой! Мы не договорили! Опять убегаешь от меня? Тогда вернись в свое тело и сразись со мной на равных! Ты понял меня? Хватит увиливать!

Но Россия так ничего ему и не ответил – ушел бесследно.

- Вот как?! – Ал в ярости сжал руки в кулаки и чуть ли не прорычал. – Брагинский, тогда не жди пощады, всё будет по-черному!

- «По-Тёмному», - передразнил его Зависть, чем рассмешил своего вечно голодного коллегу.

Джонс злобно зыркнул на шутника, но тот лишь опасно приблизился к нему и криво улыбнулся.

- Ну, так что? Так ты берешь мою силу, мой яд? – поинтересовался Зависть.

- Еще спрашиваешь? Конечно!

- Тогда… - Зависть потерял человеческий облик, стал темной бесформенной массой, которая вдруг превратилась в копье и вонзилась в грудь незадачливого американца, и там же исчезла.

Альфред закричал, на мгновенье его охватил животный страх: невидимые руки словно схватили его душу и пытались отделить ее от духа, а в образовавшейся трещине поселилось новое чудовище.

Обжорство тоже последовал примеру Зависти, не позволяя Америке даже прийти в себя.

- А-а-а-рх!!! – Джонс упал на четвереньки.

Темная сила охватывала все его тело и ослепляла рассудок.

***

Китай призвал из глубин реки своего верного дракона и натравил на танк, в котором был Германия.

- Что за чертовщина?! – испугался Людвиг, когда на пути появилось что-то огромное и змеевидное.

- Принеси мне эту немецкую собаку, ару! – приказал Яо дракону, а затем погладил рукоять дьявольского клинка.

«Хочу испытать свою игрушку в деле», - он улыбнулся своим грязным намерениям.

- Стреляйте в чудовище! – приказал Германия и раздался огонь орудий.

Но монстр был юрок и быстр – вмиг остановил танк, поймав его огромными лапами и погнув дуло, затем запрыгнул на броню.

Бронемашина забуксовала, но даже мощные гусеницы оказались бесполезными – танк, словно игрушка в кольцах и лапах зверя.

- А теперь доставай десерт, ару, - Китай наслаждался игрой дракона с «консервной банкой».

- Черт побери, только не стреляйте, ради Бога! – молил Людвиг своих танкистов, ведь дуло теперь согнуто и снаряд разорвет всю машину с боекомплектом.

Дракон сорвал крышку люка и заглянул внутрь. Германия замер, когда встретился с чудовищным красным оком с вертикальным зрачком – дракон увидел свою добычу и громко фыркнул.

Немец понял, что в ловушке и лишь с ужасом ждал своей судьбы. Не привык он биться с подобными тварями, да и не верил он в них до этого часа.

Затем око исчезло, и появились острые когти, разрывающие броню. Людвиг плотнее прижался к пульту управления.

- А? Что происходит? – от страшного скрежета металла проснулся Антонио.

Он не мог сообразить, где находился, почему немец так бледен, и что это за огромные когти скользят по обшивке…

- Спи-ка ты и дальше! – рассердился Германия; испанец был некстати со своим пробуждением и вопросами.

- А-а-а! Чудовище! – Испания соскочил и прижался к немцу сбоку. – Спаси меня!

- Отпусти меня! Мешаешь! – тот отстранял его от себя.

Пока они спорили между собой, ящер разорвал обшивку и поймал их: Германию схватил за плечо зубами, а Антонио – цепкими лапами.

У Людвига дух перехватило, стоило дракону резко взмыть в воздух, а боль от давления громадных челюстей была теперь не такой уж и важной. Испанец же держался не только за немца, но ещё и за дракона. С высоты полета прекрасно были видны боевые действия.

«Лучше бы я и дальше спал…» - Испания решил, что он попал в самое пекло ада.

- Ко мне, ару! – Китай подзывал к себе зверушку.

Дракон приземлился прямо перед ним, поднимая пыль. Людвиг тут же сосредоточится на странном клинке, который обнажился в руках Яо.

- Ну, кто самый смелый из вас, ару? – Темный приставил острие лезвия к горлу немца.

Тот лишь сжал челюсти – не любил он разглагольствовать с врагами.

«Теплый пульс… - Сердцеед еле ощутимо зазвенел в руках. – Я хочу это сердце!»

Китай почувствовал звенящую вибрацию кинжала, а рука вдруг против воли потяжелела и стала опускаться – остановилась на уровне сердца пленника. Клинок задрожал сильнее в нетерпении.

- Так вот почему тебя называют Сердцеедом, - Яо понял куда бить и приготовился для выпада.

- Опомнись, Яо! – Испания дернулся, но ящер лишь сильнее вонзил когти в его плечи. – Не…

Он не успел произнести что-либо ещё, так как раздался выстрел, а следом и яростное шипение китайца: волшебный клинок упал на землю, а кровь с руки Китая окропила лезвие уверенным потоком.

Темный с бешенством посмотрел на того, кто посмел дерзнуть ему: неподалеку стоял Керкленд. Он крепко держал револьвер обеими руками и не сводил глаз с неприятеля. Британец нарочно следил за китайцем все это время, как только услышал, что у того есть опасное оружие. Артур знал, что тот им воспользуется. (А-то! Сам же негодяем был). Поэтому и не отставал.

Сердцеед же почувствовал на себе капли темной крови, темной души. Он не особо любил Темные сердца, но голод – не тетка. Захотелось всех уничтожить. Это сводило с ума, но он держался.

- Оторви ему голову, ару! – приказал Китай дракону, с гневом указывая на вездесущего британца.

Зверь отпустил пленников и устремился к новой жертве. Англия не стал больше тратить патроны; спрятал револьвер и заговорил на латинском языке.

- Да-да, помолись перед смертью! – все еще бесновался Китай и не заметил того, что враг неторопливо «кастовал».

«Тьма уже и ему крышу сносит…» - заметил Сердцеед.

Но сэр Керкленд вдруг облачился в призрачные рыцарские доспехи и призвал самый легендарный из мечей – Экскалибур.

«Вот так встреча! – искренне удивился Сердцеед. – Я-то думал, что он давно канул в Лету, но нет – всё еще служит…»

Дракон раскрыл пасть, чтобы растерзать противника, но волшебный меч вонзился ему в нёбо, а затем ослепительный свет разорвал его голову на две части. Чудовище с оглушительным ревом рассыпалось на тысячи разноцветных искр, которые исчезли, стоило им коснуться земли. Керкленд же стоял неподвижно с мечом в руках: глаза горели жаждой битвы с противником.

«Ты следующий!» - бесстрашно грозили они Китаю.

- Ахренеть… - хором восхитились Германия и Испания и их челюсти отвисли.

Они привыкли видеть этого англичанина гордым скрягой, бурчащим на весь мир, собирающим все сплетни, строящим хитроумные козни и убегающим в самый ответственный час. Но сейчас он казался не змеей подколодной, а настоящим воином. Возможно, таким он и был, но почему-то всегда шел по пути наименьшего сопротивления. Может, доспехи сейчас и не в почете, но это особая призрачная и легендарная броня воина Света, и она была как раз кстати.

- Go! Go, Артур!!! – поддержал его Антонио и засуетился, размахивая откуда-то появившимися британскими флагами. – Ха-ха! Разруби этого негодяя! Ох, Артур, нельзя так круто выглядеть, я ж влюбиться могу!

Испанец всегда был ценителем мечей, а тут такое творилось! Он дико скучал по тем временам, когда нужно было биться холодным оружием, а не огнестрельным. Поэтому появление Артура в столь экстравагантном виде привело его в дикий восторг.

- Хватит молоть чушь, ару! – рассердился Яо и, подняв Сердцееда, побежал на противника в броне.

«Ну вот, опять все лавры Англии…» - позавидовал Людвиг.

Ну не любил он его, как бы тот себя ни повел. Но, несмотря на это, был благодарен за спасение.

«Тем более, этот мерзавец знает про опасный клинок Китая и мог бы запросто слинять, да ждать, когда мы навоюемся (или перебьем друг друга). Я бы не подошел к клинку, не будучи Темным, я тут поневоле оказался, а Артур… - тут немец улыбнулся. – Он ринулся в смертельный поединок, но наверняка не для того, чтобы спасти наши задницы. Тогда для чего? Что им движет? Он не Италия, не будет бросаться во что-то безрассудное. В любом случае, Испания чертовски прав: честь ему больше подходит, чем бесчестие».

«Подожди, куда ты несешься?! – опешил Сердцеед. – Я так не договаривался!»

Но было уже поздно: Темный и Светлый клинки пресеклись, отражая удары.

- Когда я одержу победу, твои доспехи и меч станут моими! – преждевременно ликовал Темный Яо и задел сталью нос Артура.

- Тогда тебе придется очень постараться, хе-хе… - ни чуть не смутился брит.

Они снова скрестили стальные лезвия и заглянули друг другу в лица.

Царапина на лице Керкленда затянулась в мгновение ока.

- Что?! – Яо, на его счастье, был сильнее телом и смог оттолкнуть от себя противника, да и сам отпрянул.

- А ты что думал? Эти доспехи не для красоты: они не только защищают от меча и огня, но и заживляют все мои раны! Мне не страшен твой клинок! – теперь и Артур вошел в раж битвы. – Я не отстану от тебя!

Он снова бесстрашно ринулся в схватку с врагом.

«Я не знаю, какой магической силой обладает его Темный кинжал, но пока у меня есть эти доспехи, я не позволю ему убить кого-либо… - Керкленд хотел нанести увечье, но и Китай не промах: на нем тоже заживали любые повреждения. Да и отражал он любое нападение с такой мощью, что кости рук Артура трещали и ломались под ударами, но магия исцеляла, а крепкий дух не давал уронить меча. – Как же он силен! Уже рук не чувствую, но я должен… Должен что-то сделать!»

Следующий удар китайца сбил его с ног, – Артур покатился по склону, но зацепился руками о камни и землю, – поднялся. Может, повреждения и сходили на нет, но силы... они беспощадно истощались.

- Я заварил всю эту кашу, и мне ее расхлебывать! – он даже не замечал, что говорил во всеуслышание.

Англия снова побежал, вложив оставшиеся силы в свои руки. В памяти всплыл светлый образ России, затем Альфреда…

Он сражался за них.

- Я должен искупить свой… - для Артура время замедлило свой шаг, а воздух потяжелел, сгустился.

Китай вдруг испугался его взгляда: смелого, верного и добродетельного. Яо приготовился отбиваться, но руки как-то разом обессилели – Китай сдал духом. Звон мечей… и Сердцеед оказался в воздухе вместе с Экскалибуром: Яо не вынес удара телесного и духовного, а Артур больше не мог держать меч – запястья переломаны.

Но на этом чудеса не закончились. «Стальные ребята» засветились и перед тем, как коснуться земли, превратились в людей.

Сердцеед – немного смуглый мужчина с длинными черными волосами ниже пояса; одет он в кожаные доспехи со стальными вставками. Экскалибур – тоже мужчина, но светлокожий блондин с собранными в хвост длинными волосами; одет в уже виденные ранее сверкающие доспехи. Мужчины были настолько разными, как образы рыцаря и разбойника. Они сцепились руками, словно в схватке, и сверлили друг друга взглядами. Сердцеед – пронзал его своими черными, как смоль глазами, тот – спокойными лазурными.

Но Экскалибур был на голову выше и в плечах шире, чем Сердцеед, да и выглядел благороднее.

- Кому ты служишь сейчас, Экскалибур? – спросил его Темный клинок, не сводя глаз с него, напоминавших два дула огнестрельного ружья. – Ему или Князю?

У Артура и остальных, кто здесь был... в общем, они уже устали подбирать свои челюсти. Керкленд столько раз пользовался мечом, а тот только сейчас показал свой истинный дух.

Экскалибур еле заметно усмехнулся:

- В нашем мире всё относительно, так что сейчас я с Артуром.

- Вот как? – Сердцеед вдруг отпрянул и заулыбался. – А если сам Князь явится, что тогда скажешь?

- Это уже другой вопрос…

- Нет, все тот же: ты не сможешь ему не подчиниться. Поэтому – отойди и не мешай. Не влезай в Его планы, - Темный клинок вернул себе беспристрастный вид.

- Что вы задумали? – обеспокоился Экскалибур.

- Увидишь… - прошипел Сердцеед и обратился в обычный клинок – вонзился в землю. – Обязательно увидишь…

- Подожди! Что происходит? – Керкленд все же нашел в себе силы подбежать к своему мечу, пока тот не исчез.

Британца охватил трепет. Ведь он столько раз призывал его и сражался. Он знал, что у клинка есть дух, потому у него, собственно, есть и имя. Но… но он всегда был безмолвен.

Англия смотрел на него, как ребенок на чудо, как Америка на НЛО, а сердце так и выбивалось из груди.

- Прости, Артур, но я вынужден сейчас отступить, - вдруг извинился Экскалибур и сдержанно улыбнулся. – Я вылечу твои раны, но я не могу пойти против своего истинного Князя. Я могу сражаться с Его слугами, но если Он скажет мне «Стой!», то я подчинюсь.

- Истинный Князь? – удивился Керкленд, хотя, скорее, испугался. – Происки Дьявола?

- Да, тут его замыслы свершаются, береги себя, - предупредил его меч и исчез.

- Ребята, я хочу сказать кое-что предсказуемое, - Англия обратился к немцу с испанцем. – Но все же: я так и знал!

- М-да, плохо дело, - расстроился Испанец и прижал рукой расцарапанное плечо. Щипало.

- Но бой еще не окончен, ару! – вдруг засиял Китай, напоминая о себе, как враге.

- Артур, отдохни, теперь моя очередь! – приказал Людвиг, вытаскивая пистолет.

«И спасибо!» - про себя добавил он.

- Не так быстро! – Китай оттолкнулся от земли и оказался в воздухе.

- Ох, уж эти летающие китайцы… - отметил испанец.

Яо приземлился рядом с Сердцеедом и теперь меч снова был в его руках. Артур, конечно, мог опередить его, но природное чутье ему подсказало: не тронь – убьет!

«Бей в сердце! Только в сердце!» - Темный клинок подсказывал Китаю, а тот в ответ лишь заулыбался, но стоило сделать пару шагов к противникам, как вдруг земля задрожала под ногами, да с такой нарастающей силой, что пришлось остановиться на полпути.

- Сердцеед, сука, вернись!!! – раздался дикий рев Америки.

Воздух вновь загустел и затаил угрозу. Что-то невероятно темное и бесформенное стояло на вершине холма, откуда, словно от эпицентра, дрожала земля.

Густая тьма вдруг вихрем свернулась в шар, который с огромной скоростью покатился к Китаю, сметая все, что было на пути: машины, людей, холмы.

- А жесть крепчает… - Артур понял, что этот шар или то, что внутри шара, есть Америка.

Керкленда малость прижало к земле от магического «удара». Последний раз его так плющило, когда он был в Москве.

- Черт, стой! – опешил Китай и выставил клинок навстречу надвигающейся опасности.

Германия подхватил обессиленного Артура на руки и закинул на плечо, перепуганного испанца – за шиворот, и в сторону в укрытие. Керкленд даже не сопротивлялся.

Шар остановился, и Китай разглядел его поверхность – быстрый вихрь черной массы. Но он развеялся и перед ним предстал Альфред, но выглядел он уже иначе. Словно лютый зверь преисподней: глаза безумные с кошачьими зрачками, ногти острые, словно когти, на голове небольшие рога, направленные назад под небольшим углом, а когда Джонс оскалился, то были видны звериные клыки. Но самое впечатляющее в его новом образе – задранный кверху хвост с жалом на конце.

И его взгляд, полный ярости, яда и мощи…

- Upgrading? – изумился Керкленд, наблюдая из укрытия.

- Нет, уже upgrade, - заметил Людвиг.

- Но как? Что он сделал? – недоумевал Арти и всплеснул руками. – Уму непостижимо! Грех должен был его поглотить, а не…

Китай и опомниться не успел, как Америка поймал его за руку, в которой находился клинок, и резко потянул на себя. Джонс хищно, но блистательно заулыбался – он не просто так обнажал клыки. Грех Обжорства наградил его крепкими челюстями и цепкими когтями.

Америка впился в руку противника – в месте локтевого сгиба. Раздался хруст костей, и хлынула кровь – он оторвал конечность и отпрыгнул назад, пьянея от теплой крови, как от вина.

Яо же стоял смирно, но явно поразился тому, что его собственная рука оказалась отдельно от тела в лапах и зубах этого зверя.

Но больше всех испугался все же Артур. Америка – его брат, какие бы раздоры не стояли между ними, он любит его. Даже больше – полюбил сильнее, когда понял, что возврата может и не быть. Непросто подойти и сказать «Прости меня, я тебя очень люблю», да и поверит ли? А если поверит – простит? Так или иначе, Керкленд собирался это сделать, но…

Но сейчас перед ним – не Америка, а монстр какой-то. Артур даже подумал: «А что, если не все исчезают, когда Грех побеждает? А что, если они могут обращаться в это… в это чудовище?»

Горечь и страх потери объяли его. Керкленд сполз на колени, закрыл рот ладонью и склонил голову – заплакал. Не громко, но невыносимо горько, не стесняясь никого. Да он и забыл, что рядом еще кто-то есть.

- Артур… - немец никогда бы не подумал, что пожалеет этого парня.

- Матерь Божья! – растерялся и Антонио, тоже приземлился на колени, да притянул того к себе за плечи. – Арти, что такое? Война идет, а ты плачешь! Да еще так…

Испанец сам растрогался.

- Зараза… - все же пустил слезу.

- Давайте вернем Альфреда… пусть он будет прежним… пусть… пусть смеется столько, сколько хочет… даже если я оглохну… - бормотал Керкленд, безудержно всхлипывая между словами. – Я не хочу его смерти… не хочу видеть, как его убивают…

- Да ты оптимист – как бы он нас всех не похоронил, - Германия не мастер утешения, но зато метит не в бровь, а в глаз.

Сердцеед уже был у Америки, а руку Китая Джонс поглотил, как удав, и, облизнувшись, с интересом посмотрел на «союзника». Даже довольно прорычал.

- Не мешай мне больше, Яо, - предупредил его Альфред, а за спиной зашевелился длинный хвост, жало выглянуло из-за плеча. Джонс коснулся его и погладил. – А иначе отравлю ядом Зависти и… и я тебя съем!

Америка с силой отшвырнул «союзника» хвостом, но не ужалил. Яо покатился со склона и оказался рядом с укрытием Беларуси и Литвы. На самом деле уже все стали свидетелями этого, но просто сидели и ждали того, чем закончатся отношения Китая и Америки.

- Брагинский! – звал его Джонс, подняв Темный клинок острием к небу. – Выходи и бейся со мной, а иначе я убью каждого, кто здесь находится! Считай, что они мои пленники!

***

- Шумел камыш, деревья гнулись... – безрадостно запел Пруссия, сидя за рулем бронетранспортера. – А ночка темная была…

- Одна возлюбленная пара, всю ночь гуляла до утра… - запел и Темный Франция, а потом продолжил без рифмы. – А потом весь мир взял да рухнул.

- Да уж, правдивая история про наших блядунов, - задумался Пру-Пру, затем посмотрел на француза и покачал головой в сторону Америки. – Ну, что? Идем?

- Рад бы, да что-то «сыкотно» стало, ты же видел, как он ловко Темного Китая без конечности оставил, стоило тому коснуться его вещи. А если я его начну трогать своей главной конечностью?

- Боишься, что откусит? – рассмеялся Гил и вышел из машины.

- И съест!

- Тогда подставь руку.

- А если ужалит? Ты же видел, какое у него жало!

- Тогда давай так: выбиваем зубы и вырываем хвост! Вперед! – Гилберт смело потянул трусишку за собой.

- Люблю твою находчивость, однако! – Франциск уже в который раз пожалел, что стал Темным.

------------------------

*Dark princess – «Вершишь новый грех».