2015-06-10
430
Антонио уже хотел вернуться, но забеспокоился.
«Вдруг произойдет что-то страшное? Франция Темный должен быть под присмотром, как и любой сумасшедший», - решил он и побежал на поиски беглеца.
Если сначала утро ему показалось достаточно прохладным и морозным, то после встречи с Бонфуа не то что согрелся, а прямо-таки в жар бросило.
«Ну, куда ты делся?» - разыскивал его испанец, щурясь от солнца, но ноги привели его куда нужно.
Стоило повернуть за один из технических корпусов цеха-базы, как он обнаружил нечто редкое и волнующее: Россия, который Пруссия, сжимал в объятиях француза и жадно целовал шею… а теперь впился в губы своими губами.
Антонио оцепенел, но глазами пожирал эту парочку. По телу прокатилась волна пьянящего жара и хотелось… смотреть дальше…
Испания встряхнул головой и спрятался за одиноко растущим деревом, совсем недалеко от них.
«Боже, Пруссия в ловушке его чар! Нужно немедленно вмешаться, но… - лазутчик прислонился к дереву не в силах оторвать своего взгляда от них. – Но вдруг это окажется опасным и для меня?»
|
|
|
Как бы он ни дружил с пруссом, но быть втянутым в групповое совокупление ему как-то не хотелось. А ведь Франция вполне мог бы и его утянуть в это болото… и убить…
«Гил, ты сейчас в теле Темного, может тебе повезет?» - про себя морально поддерживал его Испания.
Франциск вдруг сильно оттолкнулся, придавив Брагинского к бронемашине, ловко опустился на колени, спустил штаны и взял в рот «русскую игрушку», раздвигая крайнюю плоть губами и оголяя головку.
Гилберт лишь испуганно вытаращился, видимо он не ожидал, что все будет настолько стремительно. Хоть и говорят, что мужчины все одинаково устроены, но сейчас он готов был опровергнуть этот миф. Тело Ивана отзывалось по-иному, оно не заострялось на «сейчас мне хорошо», было что-то другое… эмоциональное. Гилберт привык сосредотачиваться на «процессах в теле», а тут, когда само понятия «тело» у России абстрактное, то такая близость с другим человеком словно доказывала его существование. Пруссия всегда чувствовал свое «физическое сейчас» и забывал про него только во время секса или в минуту сильной радости, для Ивана же все было наоборот: чтобы почувствовать свое тело, нужна близость другого человека, как бы соприкоснуться с тем, что реально.
Такое, буквально противоположное восприятие поразило Гилберта.
«Теперь мне понятно, почему некоторые люди так хотят близости: одни, чтобы перестать чувствовать свое тело, другие – чтобы его обрести…» - прусс даже улыбнулся, искренне наслаждаясь тем, как Иван «обретает тело», хотя для самого Гила это было таким обыденным… в его родном теле.
|
|
|
«Люди… какие же мы разные! – со стоном восхищался он. – Даже Франция, он как я «старый». Хочет близости, чтобы освободиться от оков тела и позабыть про «сейчас» хоть на время…»
У испанца даже голова закружилась. Порно на экране не вызывает того восхищения, как то, что он видел собственными глазами. Это все равно, что смотреть на горы по «ящику», или же самому взбираться на них и… любоваться.
Хоть он и понимал, что перед ним Пруссия и Франция, но, глядя на Россию, он все равно видел только Брагинского. А еще он впервые узрел его член, хоть испанец как-то ходил с Иваном в баню, но здесь же «он» в рабочем виде! Такой большой и пугающий…
Антонио сглотнул, следя за тем, как Бонфуа проворно справлялся с этой штуковиной, заставляя постанывать русского. Кроме того, было отчетливо слышно, как часто дышал Россия. У испанца уже давно стоял, а теперь еще и заболел.
«Я не могу уйти… - ему тоже хотелось стонать от сладкой муки. – Хочу это видеть».
Он заворожено следил за ними. Вся «игра» Франции с членом России тут же накладывалась на воображение Антонио – он представлял себя на месте Ивана. Но чтобы ощущения обострились, нужно…
Испания задыхался от стыда и желания. Делать это, подглядывая – подло и стыдно, но он уже попал в ловушку вожделения. Бесшумно расстегнул пуговицу, ширинку, а рукой нырнул в трусы.
- М-м-м… - сдавленно застонал он, подстраиваясь под движения рта француза.
Смазки выделилось достаточно, чтобы ладонь безболезненно заскользила по чувствительной коже, разжигая азарт парня еще сильнее.
Франция отпустил «игрушку» и провел губами по животу, помогая себе руками расстегивать все, что расстегивается и задирать – то, что задирается из одежды. Попробовал на вкус рельефный пресс, приласкал языком твёрдые соски, а руками гладил пах и «твердь».
«Ну, вот… меня сегодня точно изнасилуют…» - как-то смирился Пру-Пру, стоило заметить, как теперь и Бонфуа раздевался.
- Знаешь, я хочу, чтобы ты… - между ласками говорил франк. – Держал меня в руках крепко… а брал – яро… Сможешь?
Франция не забыл о своих грезах, когда подглядывал за Германией и Италией.
- Звучит, как вызов, - усмехнулся Гил.
Он терпеть не мог, когда его ловили на «слабо», потому что… «Нет, не слабо!»
Франция взобрался на высокого любовника и обнял ногами, благо с таким телом ему хватало сил, чтобы не соскользнуть, а его кошачья гибкость восхищала прусса.
Гилберт подхватил его – Иван и так мощный, а Темный так вообще, как пушинку мог держать. Пруссия чуть наклонился вперед, а Франция схватился за его член, чтобы направить в себя, а то любовник хоть и Темный, но третьей руки не наблюдается. От предвкушения соития Гил затрепетал…
«Россия, прости меня, но чары этого мерзавца сильнее моей воли, - он даже разочаровался в себе самом. – Пожалуйста, прости, что я это делаю с твоим телом… с твоим другом… Хотя, бля, он и мой друг тоже! Вот урод!»
Испания застыл. Да и точка обзора была такой удачной – всё видно! Он сильнее сжал свою руку на головке, да и соединил указательный и большой палец, чтобы изобразить «тесное кольцо», когда Россия начнет проникать…
Сердце неутомимо колотилось, словно Антонио взаправду на месте Брагинского.
«Ах… Он входит в меня… Россия! – теперь и Бонфуа заволновался. – Кто бы мог подумать? Пусть это делает Гилберт, но тело… такое желанное! Вроде, секс вдвоем, но по-существу – втроем! Хотя нет – даже вчетвером».
Франк уже давно почувствовал похотливого наблюдателя и даже с закрытыми глазами он знал, что рядом Испания. Горячий…
«Он трахает меня в своих мыслях», - Франциск не телепат, но сверхчутье подсказало правильный ответ.
Это потешило его самолюбие – ему дико нравится быть желанным. Да и… Теперь можно высасывать силы и из лазутчика тоже!
|
|
|
«Заодно научусь управлять тем потоком, который поглощаю. Если это возможно, то можно заниматься любовью без смертельных исходов…» - Франция только сейчас ощутил «нити энергии», которые обнимают его и связывают с Гилбертом и Антонио.
Пруссия неторопливо протискивался в своего соблазнителя членом, не только сам восторгаясь, но и заставляя дрожать шпиона за деревом.
Испанцу хотелось быстрее, но терпел и повторял за Россией, сладко пытая самого себя.
Когда Гил вошел «орудием» до основания, то подал тазом назад, вытаскивая «ствол» на две трети, и снова вогнал на всю длину.
- Мне хорошо… М-м! Можно быстрее… - Франция дал сигнал, что не порвется, хотя у Прусса промелькнула мстительная мысль разорвать его, чтобы больше не напрашивался.
- Тогда держись, - с ухмылкой пригрозил он ему.
Тут уже Испания смотрел на бешенный трах с горячими поцелуями и даже сильными укусами.
«Во дают!» - Антонио бы не позволил, чтобы на его теле оставляли такие кровоподтеки от зубов.
Но теперь их скорость «скачки» могла заставить извергнуться испанца.
«Ах… не так быстро! Я же в таком темпе и минуты не протяну!» - ему все же пришлось сбавить обороты, чтобы растянуть сладострастие.
Парочка чуть сменила положение: Пруссия удерживал француза под коленями, раздвинув и согнув его длинные ноги. Входил-выходил так же яро, как и просил Франция.
- Ах! Да! Да! Держи меня! М-м-р-р… - он получал то, чего так хотел: аэродинамический секс!
Даже испанец подумал о том, как это здорово.
- Франция… ах-ах… - Гилберт дышал ему прямо в ухо. – Ты хорош…
Бонфуа лишь, краснея, хохотнул. Еще бы! Ведь он сама Похоть!
- Ну-ну, сначала… Ах! Сначала манишь, ждешь, а потом… М-м! Не отдерешь! – веселился Франциск.
Руки прусса задрожали.
- Я подхожу… - признался он.
- Ха! – Бонфуа подмигнул и хитренько улыбнулся. – Кончишь первым, тогда я возьму тебя. Договорились?
- Размечтался! – заулыбался и Гил, но тут же стиснул зубы, а пальцы сжали ноги любовника до кровоподтеков.
«Не позволю, чтобы кто-то завладел телом, которое мне доверили! - про себя клялся Пруссия. – Да и… Россия мне голову оторвет!»
|
|
|
Но, как назло, он уже был на пределе. Одержимый Похотью знал, как пользоваться теми чарами, которыми был наделен. Он кожей чувствовал, как сильно сгорала жертва в его сетях.
- Гил… - томно заговорил коварный француз, запрокидывая голову назад, но затем нашел губами ухо любовника. – На нас кое-кто смотрит и не только…
Пруссия и так был разгорячен, а теперь еще больше бросило в жар. Он резко посмотрел в сторону дерева. Здесь больше негде было прятаться, если только за машиной, но чутье верно подсказало – Антонио и Гилберт встретились взглядами.
- Ах! – испанец испугался фиолетовых глаз Темного Брагинского: ярких, уверенных, опасных и… прекрасных.
Страх, разоблачение и похоть смешались в огненный коктейль, пламя которого прошлось с головы до ног и… низвергнулось семенем. Испания уже ничего не мог изменить, поэтому горел от страсти и стыда одновременно. Его жизненные силы стремительно уходили к зачинщику всего этого безобразия. Ноги подкосились, и Антонио упал на колени, уткнувшись лбом в кору дерева и скрывая свое лицо.
Гилберт ожидал увидеть кого угодно: язвительного Польшу, надменного Керкленда, даже любопытную Украину, но не Антонио! Прусс уже приготовился к чему-то страшному и готов был дать отпор, но испуг, стыд и сладострастие на лице Испании удивили и даже восхитили.
«Я никогда не видел его таким… вот таким…» - Гил не мог подобрать нужных слов, чтобы описать то, что он видел.
Оргазм не заставил себя долго ждать: прусс резко выдохнул, а головокружительный и утомительный экстаз настиг и его.
Франция вторым потоком ощутил темную энергию прусса, поэтому смог уменьшить напор, льющийся от испанца. Но оборвать его полностью не получалось.
«Антонио не Темный, как бы не убить его!» - забеспокоился Бонфуа в руках Темного любовника.
Гилберт вынул из него свое обмякающее «орудие» и опустился на сухие листья вместе с французом. Дышать тяжело, но он жив!
Периодически темнело перед взором, и Пру-Пру прислонился спиной к колесу бронемашины: переводил дыхание, унимал дрожь. Неестественная, болезненная. Всему виной яд инкуба.
Темный Франциск же, заметив ослабленную и практически беззащитную жертву, вновь пробудил азарт, ведь франк так и не удовлетворился!
Опасная улыбка, блеск в глазах… Хищник уже разместился между ног, целовал, гладил.
Антонио открыл глаза, хоть и не помнил, чтобы закрывал их. Стоял на коленях, прислонившись лицом к дереву, слегка обнимая его за шершавый ствол. Зрение сфокусировалось на парочке.
Стыд ушел на второй план – сейчас он отчетливо видел, что Пруссия в серьезной опасности.
- Гил… - он хотел крикнуть, но получился сдавленный непонятный гул.
Попытался встать, но сил было недостаточно, а дыхание мигом останавливалось и возобновлялось только тогда, когда замирал.
«Вот засада!» - вознегодовал Антонио, жадно глотая воздух и царапая неровную поверхность чуть липкой от смолы сосны.
Беспомощен. Мог только наблюдать.
Пруссия же временами проваливался в бессознательную тьму, но инкуб пробуждал в нем новый огонь, который не давал сил, а, напротив, сжигал жизнь.
«Я снова хочу его… как опасно… - Гилберт обнимал его, подпускал. – Перед глазами темно, но я слышу его дыхание… Его руки и губы держат меня в ловушке. Ах! Скотина, он входит в меня своим… Ах-ах! Ванька точно меня прибьет!»
Франциск безнаказанно пользовался его слабостью, забирая последние силы. Испания даже рот закрыл от ужаса, хотя все еще был связан с Темным, поэтому возбуждение вновь охватило и его.
«Нет-нет, я буду просто смотреть, иначе погибну…» - сражался Антонио.
Не хотелось ему умереть от «дрочилова». Бесславно как-то. Да и жить хотелось!
- Ты мой… - ликовал Бонфуа, не веря своему счастью. – Вы – мои… ты и Россия…
Но хорошего понемногу. Франция подходил к пику своей страсти. Крепче прижимал свою редкую находку, целовал губы… безумно, жадно!
Его яростные движения бедрами нарастали, теперь он сам готов был продать душу за эти минуты близости.
- А-а… мой хороший… - простонал он и излился в свою жертву, как паук – ядом.
Парни замерли. Приходили в себя, а одержимость Франциска затихала. Он трезвел, но сделанного – не воротишь. Стало страшно.
«Меня возненавидят… да? - он приходил в себя и ужасался собственным делам. – Да и я – словно не я, а зверь».
Руки-ноги задрожали, он подался назад, чтобы вынуть свой член из… изнасилованного?
Темной силы России хватало, чтобы не умереть и даже не исчезнуть, словно у этого тела имелся свой собственный источник мощи. Когда Гилберт пришел в себя после полуобморочного наваждения, то понял, что тело все еще горит. Оно будет гореть, пока рядом инкуб, пока не сгорит полностью.
- Исчезни… - процедил он.
Этого и боялся Франциск.
- Прости… черт попутал… - он дико сожалел.
«А я еще поражался тому, как Артур так легко отдавался греху!» - теперь он понял, что одержимость не зря так зовется. Она «неудержима», порочна…
- Проваливай, я сказал! – Пру-Пру приподнялся, но снова прижался спиной к холодному колесу.
- Не злись! – Бонфуа вдруг обнял его за шею. – Прошу тебя, не злись!
Его ненависть разбивала сердце.
- Придурок, я сказ… - тут Гил осекся.
Когда он схватил француза за бока, чтобы оттолкнуть, почувствовал, как тот… икает? Нет, плачет.
Франциск не просто рыдал, его терзало безумие. Тьма, которую от поглотил от Темного России, стала «перевариваться». Она разъедала и его душу, проникала в самые удаленные уголки сознания и нажимала на болевые точки. Затошнило. Теперь и он судорожно выдыхал и вдыхал.
- Франция? – Гилберт все же отстранил его от себя, но затем, чтобы взглянуть на него.
Тот, как перепуганный заика, икал, рыдал и смотрел большущими глазами на русскую морду.
- Что? Вкус Гордыни ядовит? – Пру-Пру тут же понял в чем дело.
- Убей меня… - еле слышно ответил Бонфуа и, глядя на собеседника, достал припрятанный пистолет и направил дуло себе в висок.
Он не шутил.
- Бл..дь! – Гил мигом повалил безумца наземь, перехватывая пистолет.
Франция нажал на курок, но к счастью, прусс успел отвести ствол в сторону.
- Отпусти! А-а-а! Мне больно! – закричал Франциск, извиваясь под ним, вырываясь и нажимая на курок до тех пор, пока Пруссия не отбил оружие. – Останови это! Сделай меня прежним, сука! А-а! Или убей! Убей!!!
Истерика. Безумие….
Гилберту пришлось его пару раз приложить головой об землю.
- Давай, убивай меня! Сделай это! – теперь француз смеялся, как сумасшедший. Хотя, почему «как»? – Ненавидь меня! Убей! Убей!
«Убей!» - все вторил он.
«Почему мне вечно приходится возиться с неуравновешенными?!» - про себя негодовал Пру-Пру, уже отвешивая оплеухи.
Франция болезненно хохотал в ответ на попытки парня привести его в чувство. Но затем, ивановская тьма настолько въелась в него, что Бонфуа перевернулся лицом к земле, прижав руки к своей груди, и притих. Больно… мерзко… слезы снова душили его…
- Эй, Франциск… - Пруссия нависал над ним и беспокоился. – Эй…
Но тот погрузился во тьму…
- Эй! – в голос воскликнул Гил и, схватив несчастного за плечо, перевернул лицом к себе.
Без чувств. Переваривает «гадость».
«А опасно ли это?» - с тревогой подумал Гилберт и поднял взгляд.
Он уже и забыл, что здесь еще и испанец.
- Да жесть! – ответил Пру-Пру на его немой вопрос, разведя руками.
Кроме того, связь с инкубом еще не оборвалась и он «тянул соки». Все бы ничего, похоть ослабла, но он все еще питался силой Темного России, которая его уничтожала.
- Нужно оборвать «канальчик», - решил Гилберт, поднимаясь, натягивая штаны на себя и на непреднамеренного самоубийцу.
Он открыл машину и уложил Францию туда. Закрыл его внутри. Пусть отдохнет. Тем более, были выстрелы, могут налететь остальные.
- Что оборвать? – не понял его Антонио, но тут же устыдился.
Мало того, что подглядывал, так теперь осмеливался смотреть в глаза, что-то спрашивать.
«Наверняка думает, что я низкий извращенец…» - прятал глаза Испания.
- Связь с инкубом, - ответил тот, причем совсем рядом. – С Францией, то есть.
- Ах! – Испания испуганно отпрянул от русского и упал голой пятой точкой на холодную землю.
Да еще и «стояк» оказался на виду! Как некрасиво вышло. Испанец тут же сжался, прикрывая свое достоинство.
- Пойдем, а то нас тут увидят, - Гилберт подхватил его на руки.
- Куда?! Зачем?! – испугался испанец, схватившись за темные одежды Ивана.
- Другого выхода я не вижу, - ответил тот, унося обессиленного южанина в какую-то подсобку одного из корпусов. – Потом объясню.
Испания хоть и знал, что в руках Гилберта, но дрожал от его русского облика.
«Да он меня трахнуть хочет!» - понял тот, когда оказался брошенным на пыльный пол; тут же забился в угол, в котором и упал, так как немощь еще давала о себе знать.
В помещении пахло мазутом и сыростью. Свет сочился рассеянными лучами через решетчатое окно. Не очень-то романтично…
- Р-р-россия! Ой, то есть Гил! Не сходи с ума! Отпусти меня! – умолял Испания и выжидающе смотрел на него. – Вдруг это не оборвет нить?
- А вдруг оборвет? – вопросом на вопрос ответил тот.
- Да брось, пусть себе «сосет» наши силушки, я не жадный! И не гордый… - Антонио даже заулыбался.
- Да я и сам не против, но посмотри на меня! – он снова развел руками, показывая себя. – Я – Темный, меня покусал сам Гордыня, и моя сила убьет нашего французика. Ты вспомни, что он вытворял совсем недавно! Нужно отключить «кран».
- Попроси Англию! Он же любовник Ивана…
- Я не хочу, чтобы он знал об этом! Мне и так попадет от Брагинского, ведь я в ответе за его тело!
Испания испугался его гнева и вжался в стену. Хотя, пред ним Пруссия, но… сейчас он все больше походил на Ивана, даже характером.
- Ты хочешь спасти Францию? – вдруг замялся испанец и усмехнулся. – А ведь он знал, что мог убить тебя… нас…
- Это лечится! - тут же выдал Пру-Пру, всплеснув руками.
Испанец вдруг сдавленно хрюкнул, но все же расхохотался в голос, запрокидывая голову.
- Ты тоже… того? – прусс приготовился и этого одаривать оплеухами.
- Нет, это ты того! Ха-ха-ха! – заливался Антонио, и даже помотал головой. – Гил, боже, ты не Гил, ты – Россия! Гил бы так не сказал!
- Антонио…
Его слова пугали прусса, который и так сомневался в своем «Я».
- Возможно, что ты и прав, - продолжил он и приблизился к вдруг притихшему испанцу. – Но я – Великий Гилберт Байльшмидт!
Он присел и склонился к его лицу:
- И я могу меняться… Дыхание смерти нас меняет…
Испания ощутил жар на своем лице. А перед собой он видел безумное сочетание России и Пруссии в одном лице.
- Как же далеко я зашел … - вслух осознал Гил. – От меня самого уже мало что осталось, не так ли? Я живу ради Ивана. Но живу ли? Но другой жизни я уже не знаю… Мне так хочется слёз, но их не осталось…
Его руки мягко коснулись лица Испании, а пальцы пощекотали ушные раковины.
- Я просто делаю то, что считаю нужным… - продолжил прусс и впился в горячие губы.
Антонио чуть сам не забился в истерике от губ Темного Брагинского. Прусс пруссом, а уста Ивана! Да и от мысли, что его целует Гил, легче не становилось.
Сердце словно подкатило к горлу и грозилось выпрыгнуть наружу. Страшно, но дико захватывающе!
«Меня не отпустят…» - понял Антонио, боязливо обнимая Россию за шею.
Стоило сделать это, как сильные руки прижали его вплотную.
- М-м-м… - в губы простонал Испания и ответил, смелее лаская руками горячую кожу…
Нельзя тянуть, нужно покончить со всем этим! Быстро, бесцеремонно.
Гил стягивал штаны и, отрываясь от губ, припал к шее. Раздевал себя и испанца. Тот уже не сопротивлялся, тем более, рука любовника легла на изнывающий от боли и желания «ствол».
- Ах-ах… Я его и так уже натер… - жалобно прошипел Антонио.
- Ясно, - прусс отпустил его член и намеревался овладеть парнем.
- Ты порвешь меня, - Антонио боялся его размеров и прижался лицом к плечу новоиспеченного любовника.
- Я буду… осторожен… - Гилберт вдруг покраснел, ведь он имел в виду «нежен».
Смущение только сейчас одолело его. Но испанец прочувствовал замаскированное пруссом нужное слово.
- Правда? – Антонио попробовал его кожу губами, а руками изучал рельеф мышц.
«А он приятен… - оценил его испанец. – Не только телом. Каким-то внутренним теплом…»
Он закрыл глаза. Ощущалось присутствие чего-то постороннего, но одновременно, знакомого…
«Как осторожно вошла в моё сердце твоя золотая стрела.
Звенят бубенчики, колокольчики, колокола…
Небо искрится, полыхают костры,
В сердце томится ослепительный взрыв.
Бьётся и рвётся наружу сиянье, размеры его велики.
Лучше бы не смотреть и не думать, спрятать лицо в лепестки…
Не удержать, не погасить, не разрушить
Кажется, я нашла всё, что мне нужно…» - запела невидимая душа России…
Ее слышали и Испания, и Гилберт, продолжая утопать в сладострастии. Она не злилась, ей присуще прощать и тут же трепетать от волненья. Мягко коснулась их сердец, как нежный шелк, и стала еще ближе... А легким движением оборвала нити Темного Соблазнителя, который вонзил клыки в ее тонкую струну.
Когда парни освободились от вампира, то ощутили пьянящую невесомость и… свечение…
«Целый мир на мгновенье перестанет вращаться,
И смотреть - не насмотреться, и дышать - не надышаться,
Не нарушим молчания…
Излучая сияние…
Может быть, это лишь новый мираж, эфемерный и сладкий обман,
Но пустыня внезапно закончилась, передо мной океан:
Волны и чайки, пьяный ветер надежд,
Но я боюсь прикоснуться к воде…»
Это – не силы тьмы, а что-то светлое, отчаянное и невероятно хрупкое в плену зла.
Пруссия и Испания предавались греху, но слушали… слушали волнующую песню таинственной и печальной русской души. Казалось, что она и вправду так велика, что остановит земное вращение, чтобы затаить дыханье и остаться в только ей полюбившемся миге. Но только одного парни так и не смогли понять: почему он вдруг засияла? Ведь сейчас они ее предают тьмой…
Но она продолжала гореть:
«Соединятся ладони, и время для них остановит свой бег,
И волшебству не исчезнуть, и тайнам не иссякнуть вовек.
Чистый нектар солнечных грёз и желаний,
Две разноцветные трубочки в тонком стакане…
Задержись на мгновенье, я хочу здесь остаться,
И смотреть - не насмотреться, и дышать - не надышаться.
Не нарушим молчания,
Излучая сияние…
К счастью ли, к горю ли, каждому сердцу - своя золотая стрела
Закаты, рассветы и лучики в уголках сияющих глаз
Взгляды встречаются, замыкается круг.
Тихо парит пёрышко на ветру…»*
От ее восторженного, полного чувств голоса, парни сгорали от стыда и грязи, которой они предавались. Но всё закончилось, они лежали рядом, приходили в себя от близости и ласкового пения бархатного голоса.
Сияние, яркое, безграничное теперь не давало покоя и им, но их чувства казались лишь еле заметно искрой по сравнению с этим пламенем…
Гилберт оказался прав: нить с Темным Франциском прервалась.
***
- Черт возьми! Чего вы никак не соберетесь?! Где Брагинский, мать вашу, Пруссия который, будь он неладен! А Испания еще куда пропал?!
Гилберт и Антонио подскочили с полудремы, которая их объяла после разрушительного яда инкуба, но тут же обратно рухнули на грязный пол.
- Угадай, кого я слышу? – испанец потер свои виски указательными пальцами, растягивая уголки глаз.
Он все еще не мог поверить, что переспал с Гилбертом. Для него это был самый безумный, опасный и странный секс в его жизни, хотя бы потому, что он чуть не склеил ласты, но невидимое и волшебно-поющее присутствие русского духа все исправило. Теперь эта песня ему казалась самой прекрасной и спасительной, запавшей в душу.
«Я хочу снова обнять то, что так ярко полыхало, - Антонио все еще был впечатлен. – И слушать сияние…»
- Да это ж наш сдержанный Керкленд, - отозвался прусс и чуть прокашлялся.
Горло саднило.
- И кто это придумал? – развеселился Антонио, вытирая лицо ладонью от пыли и пота, чем лишь сильнее размазал грязь по лицу. – Он же истеричка…
- Да уж… странный стереотип…
Тут послышалось, как открылась дверь машины.
- Франция?! – изумленный голос «истерички».
- Собака, нашел же! – адреналин заиграл в крови прусса, и Гил поспешил к выходу.
- Подожди! Куда ты голый?! – остановил его Антонио, отлипая от пола и шустро одеваясь.
- Черт! – вернулся тот.
***
Керкленд, в поисках пропавших, обнаружил пистолет на земле у машины.
«Что тут произошло?» - он нагнулся и поднял темное металлическое орудие смерти.
Англия распознал в нем пистолет Франциска и забеспокоился сильнее. Обернулся к бронемашине и заглянул в нее, открыв дверь.
- Франция?! – удивился он находке.
Если честно, то после всего, что произошло между ними, было страшно найти именно его. Не сейчас! Артур еще не опомнился, но…
«Почему он в крови?» - брит заметил кровь на опухших губах француза.
- Закрой ящик Пандоры, - раздался знакомый голос, а дверца захлопнулась.
Перед ним стоял Пруссия, придавливая броню ладонью.
- Он даже спящий опасен, - продолжил он, а позади него появился бегущий Антонио.
- Что произошло? И… - тут Англия осекся, так как Испания споткнулся и навалился на прусса, обняв того со спины, отчего этот громила чуть на него не свалился.
Но Керкленд вовремя отставил руки, толкая Гила в грудь и отстраняя.
- Вы пьяные что ли?! Или… - недоумевал брит, но заметил подозрительные кровоподтеки на шее Ивана. – Что?
Англия оттянул ворот рубахи и заметил еще кровоподтек, и еще несколько. Разозлился.
- Мы сражались с Темным Франциском, как видишь, – тут же нашелся Гил.
Не хотелось отчитываться еще и перед ним. Гнева России и так по горло хватит.
- И я тоже… - признался испанец, разжимая объятия и показываясь из-за Ивана.
Тоже весь покусанный, но не Францией. Правда, Керкленду этого никто не скажет.
Англия бы вылил всё свое негодование, если бы вдруг не вспомнил, как сам недавно «сражался» с Бонфуа.
- Да уж… сражались… - проворчал он.
Испанец вдруг ощутил немощь. Все-таки тело требовало отдыха, а теперь оно закапризничало: голова закружилась, ноги не держали.
- Ах… - Антонио бы свалился на землю, но Пруссия вовремя подхватил его.
- В общем, так, Артур, - приказал Гил, вручая испанца ему. – Вы езжайте, а я за вами с Франциском.
- С ума сошел?! – тот несколько не ожидал, что ему дадут ношу, поэтому удерживал ее за подмышки, чуть наклонившись вперед.
- Я – Темный! Он только что впитал тьмы ивановской и чуть не застрелился, - пояснил Пруссия, указывая пальцем в висок, изображая пистолет, но потом опустил ладонь на грудь. - Кто-то должен быть рядом с ним.
- Что? – перепугался Арти и чуть не выронил испанца, но посмотрел на него, подтянул повыше и снова бросил взгляд на Россию.
Да, сейчас он отчетливо видел в нем именно Ивана. Это взволновало брита.
- Тогда… тогда будь осторожен… - отпустил его Англия с тревогой в сердце. – И…
Он обернулся к машине.
- Когда он очнется, скажи… - Артур опустил глаза и усмехнулся. – Скажи ему, что я не злюсь. Может, ему от этого легче станет.
Тут Пруссия почувствовал узы. Узы инкуба и Артура!
- Ты тоже с ним «сражался»? – спросил он, хотя мог бы и не спрашивать, а затем продолжил по-русски обиженно. – А еще на меня наехал, ревнивец.
Керкленд вспыхнул от стыда и неловкости. Да, «сражался»! А еще и целовался с французом до того, как тот стал Темным. Аж два раза! Но устроить сцену ревности всё равно надо.
«Звенят бубенчики, колокольчики, колокола… - сквозь дрему пропел Испания. – Много «кол-кол»… значит, она все же рассердилась…»
Парни уставились на Антонио в надежде, что тот очнется, но нет, ложная тревога, он просто что-то бубнил себе под нос и снова замолкал.
- Кто «она»? – поинтересовался Керкленд.
- Артур, позволь я кое-что сделаю? – вдруг попросил Гилберт, да так мягко, потревожив саму суть британца.
- Что такое? – тот даже испугался и замер.
Прусс неожиданно поймал того за лицо ладонями и пленил его губы своими.
«Что за?!» – Керкленд не успел возмутиться или что-либо предпринять, так как его объяло что-то теплое и сияющее, как от Венециано, но нет, это другая сила.
«Ответь мне…» - в голове прозвучал мягкий голос Ивана.
Да-да, именно его, а не Гилберта, и Артуру показалось, что обезумел то ли от удивленья, то ли от радости. Иван жив!
«Позволь, я оборву темную нить Франции, а то она губит тебя…» - Россия не просто так просил поцелуя.
Сил Италии хватило лишь на то, чтобы вернуть Керкленда к жизни, но «пиявку» отодрать так и не смог. Тем более, там был Уныние…
«Д-да… конечно… - Керкленд уронил Антонио, но только для того, чтобы прижаться к любимому, пока слышен его отклик. – Вань… не исчезай…»
Артур задрожал, как осиновый листочек на ветру, но подхватил поцелуй и отдавался ему, такому ласковому и теплому.
«Я за реченькой бегу,
Я догнать ее могу.
Так и ты беги вослед,
А догонишь ли, мой свет?
Ты, ой, люби меня,
Ой, люби меня, легок будь.
Ты, ой, люби меня,
Ой, люби меня, я твой путь», - сияла душа России и согревала, связи ненужные обрывала.
«Так и ты беги вослед,
А догонишь ли, мой свет?
Поспешая, не спеши,
Настигай огнем души…»
Прочности их собственной общей нити хватило, чтобы освободиться лишь одним поцелуем.
«А догонишь — береги:
Не найти другой реки.
А догонишь — береги:
Не найти другой реки.
Ты, ой, люби меня,
Ой, люби меня, легок будь.
Ты, ой, люби меня,
Ой, люби меня, я твой путь…»**
Даже мимолетное касание русского сердца чуть не опалило Англию, а когда оно обняло его, то захотелось покинуть свою оболочку и воссоединиться с ним. Да, догнать! Догнать и не отпускать!
Но как только свет очистил Артура, то задержался всего на пару мгновений и стал угасать.
«Нет, не уходи, прошу!» - умолял Артур и больно впился пальцами в плечи Брагинского.
Исчез…
Оставил лишь приятное тепло надежды.
- Ты почувствовал это? – тут же поинтересовался Англия у Гилберта, стоило отстраниться.
Ему важно было знать: а вдруг крыша поехала и всё просто-напросто примерещилось?
- А как же? – улыбнулся тот и отпустил британца, поднимая бедолагу Испанию. – Этот тоже слышал его душу и теперь напевает. Проникся, как видим…
Пру-Пру снова передал Антонио в руки Англии.
- Не роняй, свой же, - попросил он. – И… пора идти…
Прусс даже порозовел, поглядывая то на машину, то на Керкленда.
- Давай, удачи! – вдруг воодушевился Арти, прижимая к себе южанина.
- И тебе! – взволновался и Гил, затем склонился, снова поцеловал британца легким и быстрым движением губ, но так же резко отвернулся и скрылся в машине.
Теперь это был его поцелуй.
Керкленд промолчал в ответ, да и не успел бы ответить: мотор завелся, и машина с шумом покатилась.
«Что это с ним? – удивился брит. – Или он вправду становится Россией, поэтому тянется ко мне?»
В любом случае, Артур обрадовался: это означало, что Иван любит и не собирается его бросать, даже после всего того зла, что стоит за британцем.
«Простит не сразу, может и негласно, но я так надеюсь», - силы вернулись к нему, и даже не верилось, что только утром хотелось сгинуть навеки.
Подхватил испанца на руки, и хоть в спине что-то больно хрустнуло, воодушевленный, понес его к остальным. Сияя…
«Ой, Ваня, Ваня, Ваня, Ванечка,
Медведь ты мой таежный.
Ванечка! Защитник мой надёжный.
Ванечка! Ты ж моя голуба,
Сладко в кровь искусаны мне губы…» - и пел, и негодовал Артур, вспоминая старую песню, которую иногда мечтательно напевала Беларусь.
«Ой, Ваня, Ваня, Ваня, Ванечка,
Ты пряник мой медовый,
Ванечка! Касатик мой бедовый…»***
Тут он тяжело вздохнул: «Бедовый… Как верно она подметила-то!»
Он мысленно был солидарен с Натальей.
- Ну и рожа же у тебя, как будто, типа, и тебя трахнули… - заметил его Польша, хотя он все еще злился за шумную ночь.
- Так, народ, кто посмеет испортить мой настрой – убью! – пригрозил Керкленд.
- А что с Антонио?! – подбежал к нему Романо.
- Держи! – Арти всучил парня итальянцу, но Южный грохнулся на землю вместе с ним.
- Ох… я посажу этого придурка на диету… - вознегодовал Романо, пытаясь поднять того на руки, но как-то безуспешно.
- А тебя отправим в тренажерный зал, - смеялся над ним Англия, направляясь к машинам. – Германия! Гилберт и Франция вместе поедут отдельно – так безопасней для нас!
- Ясно, - услышал его Людвиг и открыл люк танка. - Так, уже все на местах, Романо, не задерживай нас! Чего ты там застрял?
- Придурок, слепой, что ли?! – разгневался тот, упав на пятую точку и прижимая к себе испанца.
- Силенок не хватает? – широко улыбнулся немец, придерживая крышку люка рукой.
Издевался, чем вызвал матерную гневную тираду итальянца.
- Что-то ты слишком наглым стал! Вот что, значит, немцам давать… – отметил Романо и замолк.
- Всё? Сдулся?
- Нет! – насупился тот, и снова попытался подняться вместе с ношей. – Сука, Испания, я брошу тебя первым к врагу, чтобы очнулся и сражался!
На самом деле он все еще кипятился на немца из ревности к Венециано, но злобу вымещал уже на друге, раз ненароком под горячую руку попался.
- М-м-м…
Голос этого итальянца не только Антонио, но и мертвого поднимет.
- Давай, придурок, просыпайся! Почему ты такой дурак? – Романо стал бить его по лицу, чтобы быстрее очнулся, да и жизнь медом не казалась. – Вставай и иди сам!
- Ладно, нам некогда, - Людвиг спустился к ним, шумно спрыгивая с брони танка, и поднял испанца. – Не знаю, что с ним случилось, но расскажет потом.
- Отдай! Он мой! – вновь завелся Романо, хватаясь за одежду Людвига.
Из танка показался Венециано и в мгновение ока оказался рядом с братом.
- На! Можешь меня нести! – веселился Веня, повиснув на шее брата. – Я легче!
Южный вдруг смутился и усмирился, слегка отстраняя брата за бока.
- Кое-кто будет против… - пробубнил он.
- Людвиг, можно я с ним поеду? – отпрашивался Венециано, повернув голову к жениху.
- Только до линии огня, - разрешил ему тот. – А потом оба – ко мне!
Немец не ревновал того к брату, он боялся, что эти итальянцы без его контроля подорвут себя гранатой, например, или еще каких дел натворят.
***
Гилберт сначала опередил ребят, но потом ушел назад в тыл и остановился.
«Чем они дальше от Темных, тем безопаснее…» - решил он, да и помнил про наставления брата: держаться подальше от врагов.
Ему хотелось бы кинуться первым на противников и разорвать на куски, но… ловушка. Она затаилась и ждет его.
Машина подпрыгнула на неровной дороге, и пруссу показалось, словно в животе кувыркнулся резиновый шарик с водой. Неприятно.
Гил бросил беглый взгляд на Францию. Тот все еще был без сознания, пристегнутый к креслу ремнями.
- Ох… - все же выдохнул Бонфуа, потревоженный тряской.
Он до сих пор переваривал тьму Ивана: тяжело дышал, покрылся испариной, бредил, молил о смерти.
У Пруссии даже мороз по коже пробегал, стоило вспомнить тот приступ безумия у француза.
- Давай, крепись… - Гил убрал с лица Франциска прилипшие волосы, и сердце сжалось от боли.
Видеть его таким – страшно. Он очень надеялся, что Похоть не уничтожит того прямо здесь и сейчас.
Пру-Пру боялся, что, следя за дорогой, забудет про Францию на пару минут, а друг уже исчезнет. Эта мысль стала навязчивой, поэтому Гил остановил машину и посмотрел на Бонфуа. Отстегнул ремни и притянул несчастного к себе, положив его голову на свои колени.
- Не умирай… - прусс только сейчас заметил, как сильно дрожат руки.
Длинные ресницы Франциска вдруг приподнялись вверх, словно крылья бабочки. Все еще мутило, но теперь сознание немного прояснилось.
- Раша… - еле слышно сказал он, совершенно позабыв, что перед ним Гилберт, - …ты опять взволнован…
- Это из-за тебя, дурак! – разозлился Пру-Пру, уже не обращая внимания на то, что его назвали Россией.
Подергал за плечо:
- Война идет, просыпайся! Сражаться будешь! – теребил его Пруссия.
- Точно, ты же Гил… - Франция приходил в себя и собирал мозаику прошедших событий.
Но тут Бонфуа вспомнил, как соблазнил его и Артура, чем чуть не уничтожил их. Вина проснулась и сильнее сжала горло, Франциск закрыл лицо руками. Задрожал.
- Ты снова плачешь?! – опешил Пруссия, так как отчетливо слышал всхлипы.
- Я… я безнадежен… прости меня… - Бонфуа поджал колени к груди, но чуть не упал с сидения, и Гилберт подхватил его, притянув за плечо.
От неожиданности француз схватился руками за кресло, перевернулся на живот и уткнулся лицом в ногу союзника.
- Кстати, - вдруг мягче продолжил Пруссия и коснулся головы парня. – Англия просил передать, что он не злится на тебя.
Франция затаил дыхание:
- Так и сказал? – не верилось ему.
- Да, - кивнул Гил. – Он надеется на лучшее, что удивительно для такого пессимиста, как Керкленд.
- А ты не злишься? – осторожно спросил Франция и перевернулся на спину, чтобы увидеть его глаза.
Тот на мгновение замолк, но все же ответил:
- Нет, ты меня напугал, придурок!
«Ага, как же не злится…» - Бонфуа вдруг рассмеялся и сел, но тут же успокоился.
- Прости… - он опустил глаза.
- Ладно, проехали, - сказал Гилберт и завел мотор. – Потом разберемся в своих отношениях, сейчас не до этого.
Машина поехала, а Гил даже и забыл, что его «потом» может уже и не быть…
***
- О, а вот и наши красавцы! – заметил врагов Америка.
Он сидел на крыле небольшого самолета-истребителя и через бинокль высматривал противников. Пока он там находился и болтал по воздуху ногами, по обшивке самолета взбирался Черный Сердцеед. Толчок, прыжок и теперь он тоже на крыле.
Альфред почувствовал чьё-то присутствие, но решил, что это Китай к нему пришел.
- Хочешь посмотреть? – предложил он и протянул руку с биноклем… в пустоту. – А?
Никого нет, а рядом лежит лишь кинжал.
- Точно! Пора в бой! – Джонс подхватил Сердцееда за рукоять острием вверх, словно тот никуда и не пропадал. – Вместе – мы сила!!! Ха-ха!
«Какого хрена я вернулся? - самого себя корил клинок и обжег холодом ладонь мальчишки. – Это ему за то, что забыл меня!»
- Ах! – Альфред разжал кулак, и Сердцеед грохнулся ему на голову, а затем и рукояткой на ногу.
Америка даже не знал, за что и хвататься: за клинок, голову или ногу. Хорошо, что хоть бинокль повис на ремне на шее, а не приземлился, например, на другую ногу.
- Ах, за что ты опять меня? Я тоже могу дать сдачи! – в ответ разгневался Джонс, взял и пнул своего напарника, да так, что тот упал с крыла, воткнувшись в землю.
«Ну, всё, тебе пи..да, парень…» - лопнуло терпение Сердцееда, и только он замыслил принять человеческий облик, как его кто-то схватил за рукоять и вытащил из земли.
- Чего разбрасываешься антиквариатом, ару? – отругал американца Китай, рассматривая клинок.
И Сердцеед, и Америка как-то разом испугались.
- Не тронь мое секретное оружие, оно очень опасно и непредсказуемо! – прокричал Альфред, хватаясь за голову. – Верни его мне!
- Да? – вдруг удивился Яо, но тут же усмехнулся, проведя рукой по рельефным узорам на клинке. – Именно поэтому ты его бросил, ару?
- Я его не бросал, он сам на меня набросился! – Альфред спрыгнул на землю и протянул руку к своему оружию. – И вообще, забудь, что видел его!
- Да ну? – шире растянул губы в лукавой улыбке Китай и спрятал кинжал за спиной. – Он мне понравился, подари мне.
- Еще чего! Мне его потом вернуть надо в целости и сохранности! – Джонсу не понравился тон жадного китайца.
- А ты не возвращай, ты же Америка, скажи, что потерял в бою, - настаивал Яо, отступив назад.
- Отдай мне моего Сердцееда! Я, может, с радостью его тебе отдал бы, но не могу, - Джонс заволновался, не хотелось ему сейчас драться с Темным союзником из-за клинка.
«Ну вот, теперь еще поругайтесь, когда враги на пороге…» - про себя негодовал кинжал в чужих руках.
- Так вот как его зовут, ару? – приятно удивился Китай, явив взору смертоносную игрушку.
Тут раздался грохот. Снаряды полетели с воздуха, и едкий дым застелил землю.
- Нам пора! – Яо исчез в этой неразберихе вместе со своей «добычей».
- Эй! Верни мне его! Сердцеед, трахни его по голове, как меня и вернись! – разгневался Альфред, но его слова растворились в грохоте последующей бомбардировке.
«Ладно, пусть это будет ему уроком, - размышлял клинок и злорадствовал. – Когда надо, я появлюсь, а с Китаем мне даже спокойней…»
- Дурак, как будто я отдам то, что мне понравилось, - радовался и Темный Яо, смело приближаясь к армии противников. – Так, теперь найти и уничтожить…
***
Америка использовал свои сверхспособности и запрыгнул на вершину холма.
- Так-так! Где мой ненаглядный китайский друг с моим волшебным кинжалом? – Ал осмотрелся, но затем взял бинокль, висящий на шее.
Американо-китайская армия уже вела огонь с союзниками России. А вот и Яо…
- А вдруг он использует Сердцееда на ком-нибудь другом, а не на Пруссии? – вдруг осенило Альфреда.
Бинокль снова повис на ремне, а сам Джонс покрылся испариной. Он вдруг вспомнил предупреждение Темного Князя: Сердцеед поглощает сердца.
- Это значит, что в руках Китая – оружие массового поражения! – он только сейчас осознал всю силу своего потерянного клинка и… ужаснулся.
Шлепнул себя ладонями по лицу и провел ими вниз. Что же делать?
- О, у меня же есть связь! – парень достал рацию.
- Прием! Яо на… - китаец не успел договорить, как его перебил Альфред.
- Что ты творишь?! Верни мне клинок, ты не понимаешь, что у тебя в руках! Один удар – и целая страна погибнет! Не используй его!
«Дебил, взял и всё рассказал!» - Сердцеед не уставал удивляться умственным способностям своего напарника.
- Правда? А я-то думал, что он для красоты, - язвительно отозвался Китай, погладив рукоять кинжала. – Вот и прекрасно, теперь я знаю, чем прогнать врагов с моей земли.
- Подожди, он не для этого предназначен! – растерялся Америка.
- А для чего, ару? – уже с искренним интересом спросил китаец.
«Нас может прослушать враг!» - осенило Сердцееда, и мигом ужалил холодом Яо.
Тот ахнул от неожиданности, отпустил рукоять, но кинжал не упал: провернулся в воздухе, отбил рацию и упал на землю вместе с ней. Сама рация разбилась, хотя не понятно, то ли от удара клинка, то ли от поцелуя с твердой поверхностью земли, а может от того и другого.
Раздались помехи на линии радиосвязи.
- А? – Джонса смутил странный треск, и он отстранил от себя рацию. – Прием! Китай, ты меня слышишь?
Но в ответ лишь потрескивания.
Вообще-то Китай был уверен, что Америка преувеличивал возможности оружия, но сейчас он ощутил от него магическую темную силу.
«Это не изобретение человечества, - Яо замер, больше не решаясь прикоснуться к Сердцееду. – Это что-то… живущее своей жизнью!»
- Сердцеед – твое имя? – он сел на корточки, но затем улыбнулся собственной глупости: пусть клинок и волшебный, но вряд ли он ему ответит. – Не щипайся, хорошо?
Яо осторожно коснулся пальцами рельефной рукоятки, проверяя на холод, но Сердцеед больше не кусался. Тогда китаец смело взял клинок в руку и поднялся, затем посмотрел на рацию.
- Наверняка враг уже знает о тебе, - произнес Темный Яо и перевел взгляд на молчаливого «товарища». – Поэтому ты заткнул Америку, ару? Ха! Несмотря на то, что ты всего лишь кинжал, о хитростях современного боя ты знаешь больше, чем некоторые выскочки…
Китай обернулся и посмотрел вдаль на вершину холма, откуда за ним ревностно следил Альфред.
- Я не знаю, для чего ты был предназначен, Сердцеед, но я тебя использую так, как посчитаю нужным, - спокойно промолвил Темный Яо и его глаза загорелись дьявольским огнем.
«Так вот почему мой Лорд просил Америку не говорить обо мне Китаю, - внезапно понял Сердцеед. – Он Темный уже достаточно долго… достаточно для того, чтобы его сердце остыло настолько, что теперь не заботит ничто, кроме собственного благополучия. Сейчас он способен крошить всех налево и направо. Но так же он может и на Пруссию напасть и сделать то, что требовал Лорд от Америки. Так почему же мой господин решил пойти по пути наименьшего кровопролитья? Странно, по мне так нет разницы, если задача будет выполнена, да и в руках Яо мне нравится больше: он не разменивается по мелочам, не несет ахинею, трезво мыслит, и не пытается со мной подружиться, хотя только один дебил за всю мою жизнь попытался со мной… э-э… сблизиться. Мне удобней, когда меня используют по назначению».
Сердцеед вспомнил, как его беспощадно засовывали в микроволновку, чтобы согреть. Это было самое страшное унижение, которое он когда-либо испытывал! Если бы он сейчас был в человеческом облике, то мороз бы по спине пробежал от таких мыслей.
***
Альфред представил себе, как Китай уничтожает клинком всех, кто тут есть… Но это еще не всё! На этом азиат не остановится: Темный Яо – его грех Жадность.
«А с таким оружием он захватит весь мир! – Америка теперь сосредоточился на новом враге. – Я должен спасти мир!»
Воодушевился, и уже позабыл, что он один из зачинщиков всей этой заварушки. Теперь же в Китае видел не союзника, а опасного врага.
«Если я попытаюсь напасть на него сейчас и отобрать клинок, то могу стать первой жертвой Сердцееда, тем более, он на меня зуб точит! – Америка спустился с холма, а то его там так хорошо видно и все норовят в него попасть снарядом, как с земли, так и с воздуха.
Кровь закипела в жилах, а живот заболел от тревоги. Джонс не знал, как ему вернуть своё оружие, которое столь глупо потерял.
Снаряд прогремел в шаге от него, и парня отбросило на несколько метров. Если бы не его темная сила, то контузило бы надолго, а так он лишь упал, распластался по земле лицом вверх и устремил свой взор в серое от дыма небо.
«Я всего лишь хотел вернуть его… - устало подумал Альфред о России, и накатила горечь. – А его-то и нет…»
- Вернись, сволочь! Это должен быть наш бой! – взревел Джонс, протягивая руки к небу.
------------------------
*Flёur – «Сияние».
** Алевтина ex Мельница – «Ой, люби».
*** Комбинация – «Ах, Ваня, Ваня, Ванечка…»
