Вклад археологии

Археология - это наука со своими собственными законами, и пренебрежение ими может привести к тому, что человек несведущий начнет использовать отрывочную и внешне подходящую информацию для того, чтобы доказать истинность содержания той или иной части Библии. В прошлом так и делалось, однако в настоящее время эта проблема решается на гораздо более высоком научном уровне. По существу археология создает фон, необходимый для проведения библейских исследований в различных аспектах. Имеются не только данные, свидетельствующие, что те или иные события действительно совершались, но и материалы, рисующие и освещающие жизнь и обычаи народа библейских времен. Кроме того, в настоящее время многое известно о культурной ситуации того времени.

Некоторая информация такого рода, актуальная для литературной критики Библии, живо представлена в книге К.А.Кичена “Ancint Orient and Old Testament”. Он подчеркивает, что литературная критика возникла до расцвета археологии и, пользуясь множеством доказательств, утверждает, что некоторые теории, и по сей день находящие широкое признание, в действительности оказываются несостоятельными в свете археологических открытий. “Становится все очевиднее, что безотносительно к датировке тех или иных литературных форм художественные особенности древних ближневосточных договоров делают бессмысленными обычные критерии традиционной литературой критики”15.

Прежде всего бросается в глаза то, что форма Синайского завета (как он представлен в Книге Исхода и во Второзаконии) совпадает с обычным образцом договоров, принятых в конце второго тысячелетия до Р.Х., то есть того времени, когда, предположительно, он и был заключен; однако в то же время форма завета отличается от обычной формы договора, использовавшегося в первом тысячелетии, когда (согласно общепринятой теории документального анализа Пятикнижия) он был окончательно записан в своей подлинной форме. Все это ничего не говорит относительно датировки повествования и всего лишь подтверждает точность записи. Гораздо более существенно, что форма завета соответствует той, которая содержится в полном повествовании, вошедшем в нашу Библию, однако не соответствует форме, имеющейся в предполагаемых источниках (то есть в кодексах Яхвиста, Элохиста и т.д.). Объяснение, конечно, сводится к тому, что имеющийся у нас еврейский текст представляет собой первоначальную литературную форму, действительно применявшуюся в древности16. Прибегнув к обычному литературному анализу, мы окажемся в невероятной ситуации, когда форма договора, содержащаяся в более ранних источниках, не соответствует формам, существовавшим в древности, а форма, получившаяся при сложении этих источников воедино, напротив, соответствует той древней форме, к которой и относится этот составленный из разных источников документ.

Еще один тип аргументации, используемой в литературоведческом анализе, касается проблемы “дублетов”. Его суть сводится к следующему: если в процессе анализа обнаруживаются два в какой-то степени сходных повествования, то предполагается, что в действительности это всего лишь одно повествование, сохранившееся в параллельных пластах предания. К такому случаю относят, например, две истории об Аврааме, выдававшем свою жену за сестру (сначала в Египте, потом в Гераре)17. Считается, что первая история представляет собой версию, содержащуюся в кодексе Яхвиста, а вторая - версию кодекса Элохиста, и обе относятся к одному и тому же проишествию. Однако эта теория осложняется тем, что существует еще одна сходная история, а именно история с Исааком, который поступил так же18. По мнению С.Х.Хука, последняя представляет собой “измененный вариант истории кодекса Элохиста”, вставленный “позднейшим редактором повествования Яхвиста”19. “Вопрос о том, можно ли такое объяснение считать вполне удовлетворительным, обсуждению в данном случае не подлежит, - поясняет Хук. - Оно наверняка не удовлетворит тех, кто уже считает несостоятельной гипотезу о различных источниках Пятикнижия. Однако надо признать, что в то же время нелегко найти удовлетворительное объяснение всем этим повторениям, наличествующим в яхвистском замысле написания... истории спасения”20. Видимо, считается наивным предположить простое решение: Авраам в этом вопросе придерживался твердой линии поведения, а его сын просто последовал его примеру.

В том же комментарии Х.Дж.Мэй, пишущий о Книге Иисуса Навина, отмечает: “Полнейшая путаница, царящая в ветхозаветной библеистике, пытающейся на материале Книги Иисуса Навина провести различие между источниками Яхвиста и Элохиста, свидетельствует о всей трудности проведения такого различия”21. Таким образом, сама теория не объясняет того явления, ради объяснения которого она и была придумана. И тем не менее, значительная часть труда ученых уходит на то, чтобы еще более усложнить анализ библейского текста, а также на изучение работ своих коллег.

Но чтобы по достоинству оценить всю значимость приводимой аргументации, мы вновь обращаемся к археологии. Некоторые параллели к таким дублетам К. А. Кичен обнаруживает в других древних текстах22. Существуют древние повествования о двух царях - Тутмосе I и Тутмосе III, совершавших военные походы на Евфрат, воздвигавших стелы и охотившихся на слонов. Однако никому не придет в голову считать, что это всего лишь параллельные повествования об одной и той же цепи событий23. Следовательно, и в случае с библейскими повествованиями нам не следует думать, что две сходные истории в действительности являются двумя рассказами об одном и том же и что можно говорить о наличии различных источников.

По аналогии с вышесказанным считается, что два повествования о творении, представленные в Книге Бытия, имеют различные источники. Однако и тут Кичен приводит несколько литературных параллелей из древних текстов, где сначала представлен рассказ общего содержания, а затем обстоятельное повествование о конкретном событии24. В приводимых им случаях речь не идет о существовании различных источников. Исходя из этого, а также учитывая, что оба повествования о творении взаимно дополняют друг друга, тот факт, что их два, не может быть расценен как доказательство в пользу существования двух источников.

Используются, конечно, и другие аргументы. Так, например, считается, что различие стилей говорит о существовании различных источников. Однако применительно к рассказам о творении всякое различие проистекает из самой природы содержания. Кроме того, археологические данные показывают, что стилистические различия могут иметься даже в одном фрагменте сочинения, даже в одной надписи25. Таким образом, мы видим, что те особенности, которые применительно к Библии рассматриваются как свидетельство в пользу нескольких различных источников, могут заявлять о себе и в одном произведении. Отсюда явствует, что доказательства в пользу существования нескольких источников выглядят весьма сомнительно.

Следовало бы провести более широкое ознакомление с работой профессора М.Х.Сегала из Иерусалима, поскольку он весьма критически относится к теперь уже традиционной теории формирования Пятикнижия из разных источников26. “Эта теория, - пишет он, - использует только филологический и литературоведческий инструментарий и ныне представляет уже устаревший взгляд на вещи. Она полностью игнорирует богатые находки современной археологии... Скептицизм, исповедуемый этой теорией, а также ее педантизм, искусственность и абсурдные длинноты, характерные для текстологического анализа, когда однородные отрывки и даже отдельные стихи разбиваются на малые фрагменты и затем распределяются среди различных документов, якобы выявленных этой теорией, - все это уже встречало резкую критику, которая, однако, оказалась неспособной опровергнуть теорию... Основные положения системы, вначале бывшие всего лишь предположениями, по прошествии лет и от постоянного их повторения приобрели вид аксиоматических истин, контролирующих научное мышление и определяющих подход к проблемам библеистики... Ни еврейская литература, ни какая другая не могут представить еще одного примера создания литературного произведения, в котором участвовало бы столько составителей и редакторов из разных эпох, работающих одним и тем же методом, сколько упомянутая теория приписывает процессу формирования Пятикнижия. Однако помимо этой поражающей надуманности теория выдвигает крайне неправдоподобные предположения, не приводя никаких свидетельств их достоверности”27. Подход самого М.Х.Сегала к данной проблеме состоит в том, чтобы на принципиальном уровне признать, что автором Пятикнижия был Моисей (чему он находит серьезные основания в археологии), а затем, исходя из соображений критики, выяснить, какие части текста не могли быть им написаны. Сегодня никто, даже консерваторы, не считают, что все Пятикнижие принадлежит Моисею. Здесь мы не можем вдаваться в подробности, но, тем не менее, коснемся того типа критической аргументации, которой, с точки зрения Сегала, оказывается несостоятельным. “Мы не можем признать весомость тех аргументов, - пишет он, - которые, отказывая Моисею в авторстве, основываются на нашем современном рационалистическом способе мышления, относящем отрывки с описанием чудес к области легенд и на этом основании усматривающем их более позднее происхождение... Моисей сам мог рассказать историю необыкновенных событий, пережитых им, как цепь чудес Божиих во имя той великой цели, ради которой он трудился... И наконец мы не можем принять аргументацию, направленную против Моисея как автора Пятикнижия и основанную на современном гипотетическом воссоздании истории религии Израиля в рамках теории эволюционного развития. По сути дела, такие аргументы голословны, поскольку само это воссоздание основывается на непризнании Моисея автором и отрицании подлинности Пятикнижия как истории израильской нации”28.