Недопустимая ситуация

– Ма… ма. М‑м‑ма…

Лизи что‑то тихо напевала, пока месила тесто для пирога. Был прекрасный июньский день, не слишком теплый и не слишком холодный, в небе не было ни облачка. Она решила испечь яблочный пирог на ужин.

В тот момент, когда Нэд произнес эти слова, она застыла, ее сердце бешено забилось. Через несколько недель будет первый день рождения Нэда. Он произносил все звуки уже какое‑то время, но никогда не говорил связных слов. Лизи повернула лицо к ребенку, который сидел пристегнутый ремнями к высокому кухонному стулу, его красивое личико было перепачкано черникой, которую он ел.

– Нэди? – прошептала она, пораженная чудом, свидетелем которого стала.

Неужели он наконец заговорил?

– М‑ма! – закричал он, и ягоды черники посыпались из его руки.

Ягоды покатились по полу, но Лизи было все равно. Вскрикнув, она подбежала к сыну и обняла его.

– Нэди! О, скажи мне мое имя снова! Нэди, скажи: «Мама»!

– М‑ма! – закричал он; ему не нужно было одобрения, чтобы понять свое великое достижение.

Глаза Лизи наполнились слезами. Ее сердце так распирало от любви, что казалось, оно просто не может увеличиться еще больше.

– Мой милый мальчик, – прошептала она. – Ты такой умный! Прямо как твой отец!

И ей пришел на ум образ смуглого красавца Тайрела.

Как мать своего сына – ребенка, который выглядел точно так же, как, должно быть, выглядел в этом возрасте, – она не переставала думать о Тайреле.

Нэд перестал улыбаться. Сделавшись очень серьезным, он взглянул на нее и указал пухлой ручкой на пол.

– М‑ма! – сказал он. – М‑ма! Па… па.

На минуту Лизи застыла от недоверия. Так как у Нэда не было отца и он не видел никого из мужчин, кроме Леклерка, Лизи и подумать не могла, что он попытается сказать слово «папа». Затем он снова закричал, все еще указывая на пол, и она поняла. Она с облегчением вздохнула. Он не пытался сказать «папа». Он пытался сказать ей, что хочет спуститься с высокого стула.

– Поставь, – мягко поправила его Лизи, убирая ремень и опуская его на пол.

Он сразу же встал, шатаясь, и сделал несколько неуверенных шагов и упал. И в ярости завыл.

– Давай, Нэд, попробуй еще, – мягко сказала Лизи, беря его за руку.

Вспышка гнева исчезла так же внезапно, как и появилась. С нетерпением он встал, используя ее в качестве поддержки. Лизи помогла ему сделать несколько шагов. Нэд восторженно засмеялся, довольный своим очередным достижением.

– Думаю, он будет надменным мужчиной, – проговорила Элеонор, стоя в дверях кухни.

– Он только что назвал меня мамой, – возбужденно сказала Лизи. – И я думаю, он скоро начнет ходить.

Нэд дергал ее за руку; он хотел к Элеонор. Лизи передала его ей. Элеонор сразу же взяла малыша на руки.

– Умный мальчик, – нежно проговорила она.

Лизи улыбнулась им. С тех пор как она решила оставить Нэда, ее жизнь стала идеальной или почти такой.

Только страх мешал ей считать жизнь по‑настоящему прекрасной. Она жила в тихом страхе, в ожидании того дня, когда его отец появится в их жизни, признает его и, в ярости от ее обмана, заберет Нэда.

Конечно, Лизи напоминала себе, что Тайрел не сможет узнать правду, – она, Анна и Элеонор поклялись сохранить все в секрете. Было только несколько слуг, которые стали свидетелями очевидной беременности Анны; остальных отправили в отпуск. Слуги, такие как Леклерк и Рози, полностью заслуживали доверия. Элеонор и Лизи продолжали избегать гостей в Глен‑Берри до сегодняшнего дня. Даже Рори оставался в неведении, не имея ни малейшего понятия о существовании Нэда. Когда он посещал их, Нэди оставался в детской на четвертом этаже.

Что касается ее проступка, то она все объясняла так. Лизи знала, что неправильно скрывать от Тайрела де Уоренна его сына. Она знала, что он стал бы замечательным отцом. Но у него никогда не будет этого шанса. Лизк поклялась, что унесет секрет Анны с собой в могилу, чтобы репутация сестры не была испорчена, поэтому она могла выдавать Нэда за собственного сына.

Так много изменилось с тех пор, как было дано то обещание. Нэд был маленьким человечком в своем мире. Лизи стоило лишь взглянуть на него, чтобы понять, что он – настоящий де Уоренн. Лизи так сильно его любила, что она знала: однажды нужно будет рассказать ему правду о его отце, чтобы он мог заявить о своем праве по рождению. Но брак Анны был бы расторгнут, если бы Нэд открыто появился как де Уоренн. Тайрел никогда бы не поверил, что Лизи его мать, и, если бы принял Нэда как своего сына, правда раскрылась бы.

Одиннадцать месяцев назад обещание Лизи казалось достаточно простым. Сейчас Лизи четко понимала необходимость защитить права Нэда по рождению в будущем. Обещание, которое она дала Анне, придется в конечном счете нарушить.

Но пока еще не время.

Чувство вины невероятно мучило ее, но Лизи сказала себе, что подождет, пока Нэду исполнится восемнадцать, чтобы правильно все организовать. Разумеется, к тому времени даже Анна захочет, чтобы ее сын воспользовался своим правом в династии де Уоренн.

Элеонор вмешалась в ход ее мыслей.

– Нам нужно поговорить, Лизи, – твердо сказала она.

Лизи напряглась, понимая, о чем пойдет речь. Она просто не была готова поехать домой. Она никогда не будет готова вернуться домой – Рейвен‑Холл так близко к «Адару».

– Я пеку пирог, – торопливо сказала она. – Но закончу через час или около того.

– Пирог может подождать, – серьезно проговорила Элеонор. – Элизабет, я искала тебя, зашла в твою комнату и увидела письмо от твоей матери – письмо, которое ты еще не открыла! Судя по почтовой марке, оно пришло неделю назад. Пора прекратить это сумасшествие, моя дорогая.

Лизи вздрогнула, потому что Элеонор была права. Она скучала по родителям и Джорджи. Анна давно покинула Глен‑Берри и в сентябре вышла за лейтенанта Морли, как и планировалось. Лизи не поехала на свадьбу; такое решение они приняли с Анной вместе. Анна и ее муж сейчас жили в Дербишире в их фамильном доме; Томас ушел в отставку. Письма Анны говорили о том, что она очень счастлива. В Коттингеме часто бывали гости, и она написала, что очень популярна и Томас хочет завести ребенка. То, что жизнь Анны казалась замечательной, только убедило ее в том, что они поступили правильно, несмотря на то что Тайрел был лишен возможности воспитывать своего ребенка.

Но Лизи игнорировала письма из дома. Джорджи продолжала настаивать, чтобы она вернулась. Она недавно обручилась с Питером Гарольдом, и Лизи знала, что сестра очень несчастна, поскольку читала это между ее строк. Мать стала намекать, что ее визит затянулся. Было очевидно, что мать скучала по ней и обижалась на ее затянувшееся отсутствие. Даже отец написал, демонстративно прося ее вернуться домой, даже если придется привезти болеющую Элеонор с собой. На прошлой неделе Лизи получила письма от матери и Джорджи. Она не стала открывать их и положила на комод; ее оправдания своему пребыванию в Пейле закончились.

– Лидия также написала и мне. Она ужасно по тебе скучает, Элизабет, и не могу сказать, что виню ее. Прошло уже больше года, девочка моя, и пора тебе вернуться и храбро встретить трудности, если ты все еще хочешь продолжать этот маскарад.

Лизи отвернулась от тети, понимая, что страх внутри ее поднимается с невероятной скоростью. Она слышала, как Элеонор опустила Нэда вниз. Посмотрела, как он играет с черникой на полу, и, довольная, потрогала муку на столе. Элеонор была права. Но Лизи не готова поехать домой – она боится, только и всего.

Элеонор сзади дотронулась до ее плеча:

– Ты не можешь оставаться здесь и скрывать его у меня вечно.

Лизи повернулась, уныло закусив губу:

– Почему нет?

Лицо Элеонор смягчилось.

– Дорогая моя, что это за жизнь для тебя? Мы живем в полном уединении. Ни вечеринок, ни пикников, никакой культурной жизни, вообще ничего! Никто больше не приходит, потому что их всегда выгоняют. Ты знаешь, как сильно я полюбила тебя и Нэди. Но я скучаю по городу, по театру и опере, по балам. Я скучаю по Рори! И я не знаю, как долго смогу лгать ему.

Лизи могла представить, как ужасно чувствует себя Элеонор, игнорируя своего любимого родственника. Лизи тоже чувствовала себя ужасно. Она и Рори стали хорошими друзьями за последний год, и обманывать его стало невыносимо.

– Моя жизнь стала ложью, – прошептала она.

– Твоя жизнь гораздо больше, чем ложь, – не согласилась Элеонор. – Элизабет, тебе не обязательно через это проходить, ты же знаешь.

Лизи пришла в ужас.

– Я люблю Нэда. Он мой сын во всех смыслах, кроме биологического. Если вы советуете мне бросить его, то я никогда этого не сделаю.

– Я знаю это, дорогая. Я лишь советую тебе, когда вернешься домой, сказать, что он – подкидыш, которого ты усыновила, а не объявлять, что он твой собственный незаконнорожденный сын. У тебя все еще был бы шанс на замужество, моя дорогая.

Тон Элеонор был на удивление мягким.

Лизи почти безумно помотала головой:

– Если я вернусь домой и скажу, что усыновила Нэда, мама не примет этого. Она будет настаивать на том, чтобы я от него отказалась.

У Лизи не было сомнений. Мама будет в ужасе, и никакие доводы не убедят ее.

– Я полагаю, риск имеется, Элизабет, но, возможно, хоть раз Лидию можно будет убедить.

– Нет! Я не могу так рисковать, тетя Элеонор. У меня нет даже желания выходить замуж, моя жизнь – это Нэд! – воскликнула Лизи.

Элеонор похлопала ее по плечу:

– И ты действительно готова к скандалу?

– Да, – солгала она, так как отказывалась думать об этом. – Скандал – это ерунда по сравнению с такой драгоценной детской жизнью и будущим.

Как она могла рисковать, чтобы ее заставили бросить ребенка Тайрела? Она с радостью стерпит любой скандал ради Нэда.

– Ты удивительная мать. Я видела это собственными глазами. Полагаю, ты права. Мы не можем рисковать потерей Нэда.

Лизи с облегчением улыбнулась:

– У мамы, вероятно, будет удар, тетя Элеонор, когда приеду с ребенком на руках. Думаю, и папа будет разочарован.

– Никогда не бывает легко сообщить неприятную новость, но уже пора! – сказала Элеонор.

Лизи знала, что она права. Элеонор была невероятно щедрой, позволив ей так долго оставаться у нее дома. Нечестно держать ее в уединении за городом. У нее было полное право на богатую и полную событий жизнь. Ведь именно Лизи решила отказаться от всех контактов ради своего ребенка, но Элеонор платила такую же цену.

– По этой причине ты не хочешь ехать домой, Элизабет?

Лизи отступила.

Тон Элеонор был очень добрым.

– Анна рассказала мне о твоем интересе к Тайрелу де Уоренну.

Лизи ахнула.

– Анна рассказала вам? О, как она могла так поступить?

– Нет ничего плохого в том, что молодая женщина любит красивого знатного мужчину, который старше ее. Каждая девушка мечтает о своем принце на белом коне. Но как это иронично: ты любишь его на расстоянии большую часть своей жизни и сейчас воспитываешь его ребенка.

– Я хочу попросить вас об одном одолжении, – сказала Лизи, повернувшись к тете. – Когда вы уже сделали так много, я не имею права просить вас ни о чем более…

– Ты всегда можешь попросить еще об одном благе, моя дорогая, – улыбнулась Элеонор.

– Вы не могли бы поехать вместе со мной в Рейвен‑Холл? Мне так страшно, тетя Элеонор. Я боюсь рассказать маме с папой. – Она помедлила. – И вы правы. Я боюсь, что однажды увижу Тайрела де Уоренна и он каким‑то образом узнает правду.

Десять дней спустя Лизи выглядывала из окна красивой черно‑золотистой кареты Элеонор, смотря на пышные бегущие холмы графства Лимерик; ее сердце бешено билось. Полчаса назад они проехали пригород и сейчас были в миле от Рейвен‑Холла. Элеонор была рядом с ней, Нэд – на заднем сиденье с няней Рози. Нэда укачало в карете, и он крепко спал. Загородный пейзаж был до боли знакомый, и Лизи отмечала каждую ферму, каждую каменную стену, каждый цветущий розовый куст. Она не хотела признаваться, что весь год скучала по дому; сейчас ей было совершенно понятно, что это так.

В возвращении была радость, но присутствовал и страх.

Элеонор взяла ее за руку:

– Еще минуты две, и мы въедем в центральные ворота, моя девочка. Ты бледная. Выше нос. Конечно же поднимется шум, но они полюбят Нэди. По‑другому и быть не может.

Лизи кивнула, закрыв глаза и попытавшись вдохнуть как можно глубже. Она была поражена запахом утреннего дождя, свежей травы, сирени и гиацинтов. У мамы будет истерика, уныло подумала она.

Лизи напомнила себе, что она больше не ребенок. Она уехала из дома в шестнадцать, такая наивная, более похожая на девочку, а не на женщину; в мае ей исполнилось восемнадцать. Теперь она была женщиной, женщиной и матерью…

– Вон они! – воскликнула Элеонор. – Все вышли встретить тебя.

Лизи открыла глаза и увидела мать, отца и Джорджи, которые стояли перед домом и улыбались. Ее мать начала махать, когда их карета подъехала ближе; было видно, что она взволнована. Джорджи тоже махала, улыбаясь. Отец опирался на трость – видно, его беспокоил артрит, – но и он не мог сдержать улыбку.

– Я скучала по ним, – прошептала Лизи, внезапно забыв о новости, которую привезла.

Здесь не было ничего, кроме ожидания, и она наклонилась вперед, улыбаясь и помахав рукой.

Элеонор повернулась к Рози.

– Подожди немного, прежде чем разбудишь Нэда и спустишься из кареты, – проинструктировала она ее.

Рози была тучной, веснушчатой женщиной всего на пару лет старше Лизи.

– Да, мэм, – кивнула она.

Карета остановилась. Лизи не стала ждать, пока лакей откроет дверь. Она распахнула ее и споткнулась, когда спускалась; ее родные подбежали к ней.

– Мама! Папа! Джорджи! – воскликнула она, окруженная ими всеми.

Лидия сначала тесно прижала ее к себе, заключив в долгие объятия.

– Лизи! Как ты могла уехать так надолго? О! Взгляни на себя! Ты совсем выросла. Ты подстригла волосы? Похудела? Какое красивое платье! – сквозь слезы проговорила она.

– Да, я подстриглась, и тетя Элеонор была так добра и купила мне новые платья, – ответила Лизи. – Я скучала по тебе, мама.

– Мы все скучали по тебе! И ты даже не приехала на свадьбу Анны! – упрекнула Лидия; в ее глазах блестели слезы.

Прежде чем Лизи ответила, Джеральд заключил ее в свои объятия.

– Какая ты красивая! – воскликнул он. – Но где моя пухленькая маленькая девочка?

Лизи не могла объяснить, что бегать за годовалым ребенком изматывающее занятие.

– Я все еще полная, папа.

– Ты потеряла несколько фунтов! – воскликнул Джеральд, потрепав ее по щеке. – Добро пожаловать домой, ребенок.

Лизи улыбнулась ему. Затем повернулась к Джорджи.

Джорджи плакала и пыталась скрыть свои слезы. Она совсем не изменилась: такая же высокая, волосы лежали волнами на плечах. Они заключили друг друга в объятия.

– Я вижу, жизнь в Уиклоу изменила тебя! – резко сказала Джорджи.

– А ты совсем не изменилась, – ответила Лизи и поддразнила: – Ты по‑прежнему самая высокая женщина, которую я знаю.

Они улыбнулись.

– Тебя слишком долго не было, Лизи. Я начала думать, что ты никогда не вернешься домой.

Лизи не знала, что сказать.

– Так хорошо быть снова дома. Ты права, меня слишком долго не было.

Джорджи улыбнулась, а затем посмотрела мимо Лизи на Элеонор.

– Тетя совсем не похожа на больную, – заметила она, подозрительно прищурив глаза.

Лизи напряглась, думая о том кризисе, который разразится, когда она представит Нэда как своего сына. Мама вмешалась; она слушала каждое их слово.

– Здравствуй, Элеонор! Боже, ты, должно быть, выздоровела, ты красива, как никогда! Или так полюбила мою Лизи, что тебе без нее не обойтись?

Лидия была недовольна и не старалась этого скрывать. Ее тон был едкий.

– Я так полюбила твою младшую дочь, Лидия, – спокойно ответила Элеонор. – И я полностью выздоровела. Привет, Джеральд.

– Элеонор, мы так рады, что ты решила приехать к нам вместе с Лизи, – сказал Джеральд; он действительно так думал.

Сейчас она им расскажет, уныло подумала Лизи. Но если мама упадет в обморок, ее придется нести внутрь дома.

– Что такое? Что не так? – быстро спросила шепотом Джорджи.

Не ответив, Лизи посмотрела на Элеонор, которая ободряюще ей улыбалась.

– У меня есть новость, – с трудом произнесла она. – Давайте пройдем и сядем в гостиной.

Элеонор дотянулась до ее руки и сжала ее. Лидия с Джорджи заметили этот жест.

– Какая новость? – удивленно спросила Лидия.

– Хорошая, – ответила Лизи как можно веселее.

– Ты встретила мужчину? – воскликнула Лидия. – Ты помолвлена? О, пожалуйста, скажи мне, что ты отсутствовала так долго по этой причине!

– Думаю, нам лучше зайти в дом и сесть, – сказала Лизи.

Элеонор взяла Лидию за руку, ведя ее в дом:

– Идем сядем в гостиной и выпьем по бокалу шерри.

Лидия смотрела на Лизи, пока ее вели в дом; вся семья шла следом.

– Что происходит? Если это не помолвка, то что за новость может быть?

Лизи остановилась у двери. Когда Элеонор подвела Лидию к дивану. Джорджи села на стул, а Джеральд встал у камина, опершись на трость. Лизи почувствовала головокружение и была готова упасть в обморок. Может, надо принести Нэда или сначала сказать о его существовании? Все в ожидании уставились на нее.

Она решила, что просто невозможно избежать потрясения. Она отступила в переднюю и показала Рози жестом выйти из кареты и зайти внутрь. Затем вернулась в гостиную.

Лизи попыталась улыбнуться, но ей это не удалось.

– Вот причина, по которой я сначала поехала в Дублин, по этой же причине я оставалась там больше года, – хрипло сказала она.

Она дрожала так сильно, что ей пришлось подойти к фортепьяно, чтобы прислониться к нему.

Лидия казалась сбитой с толку. Джеральд мягко сказал:

– Мы знаем, почему ты поехала в Дублин. Тетя Элеонор вызвала тебя, чтобы ты за ней ухаживала.

Лизи быстро посмотрела на Элеонор. В глазах тети по‑прежнему было одобрение. Она избегала встречаться взглядом с кем‑либо еще.

– Нет. Не было никакого вызова. Я подделала то письмо. Элеонор не ждала меня и Анну.

Лидия задохнулась.

Лизи все же взглянула на нее. Она была белая как мел. Джорджи широко раскрыла глаза от недоверия.

– Что ты пытаешься сказать нам, Лизи? – хрипло спросила Джорджи.

Лизи знала, что ее сестра уже чувствует предательство. Папа был единственным, кто не беспокоился; он полностью ей доверял.

– Я уверен, у Лизи есть уважительная причина тому, что она сделала, – сказал он.

– Зачем тебе было придумывать вызов? – воскликнула мама. – Ты хочешь сказать, Элеонор никогда не болела?

Лизи услышала, как Рози входит в дом.

– У тети Элеонор прекрасное здоровье. Однако мне пришлось покинуть графство. Мама, папа, мне жаль. – Она облизала губы. – Я уехала, потому что не знала, что мне делать.

– Я тебя не понимаю, – сказала Джорджи.

Ее внимание было приковано к лицу Лизи.

Лизи повернулась к входу. Там стояла Рози с Нэдом на руках. Он сонно зевал. Лизи забрала его и вернулась в гостиную.

Повисло молчание. Все были в шоке.

– Это Нэд, – шепотом проговорила Лизи. – Мой прекрасный сын.

Лидия побелела, ее глаза широко раскрылись. Джеральд и Джорджи были почти в одинаковом шоке. Казалось, у всех пропал дар речи.

Затем Лидия упала в обморок. Элеонор, готовая к такому исходу, стала махать на нее, но никто больше не двигался. Казалось, Джеральд и Джорджи не заметили, что Лидия в обмороке. Затем Джорджи встала, все еще недоверчиво глядя на Лизи.

– Боже мой, – сказала она.

Джеральд смотрел на дочь в таком же полном недоумении. Затем он пришел в себя. И подбежал к дивану, где Элеонор подносила соль к носу Лидии. Она закашлялась, приходя в себя, когда он опустился перед ней на колени.

– Мне пришлось уехать, чтобы родить ребенка, – прошептала Лизи, прижимая Нэда к себе.

Нэд полностью проснулся и вцепился ей в плечо.

– Та… – скомандовал он. – Та!

Теперь он знал дюжину слов.

– Тише, – сказала Лизи, не глядя на него.

Она почувствовала, как по щеке бежит слеза.

Джорджи рукой прикрыла рот. Ее янтарного цвета глаза были широко распахнуты.

– Он твой сын? – спросила она, словно не верила этому.

Лизи кивнула.

– Пожалуйста, люби его так, как я, – удалось сказать ей.

Глаза Джорджи наполнились слезами. Она всхлипнула и резко села.

– Та! – приказал Нэд. – Нэд, та!

Лизи опустила его. Он вцепился ей в ногу, чтобы продолжать стоять. Затем улыбнулся Джорджи. На его щеках появились две ямочки.

Наконец Джорджи взглянула на него, и, когда его рассмотрела, ее глаза расширились еще больше. Она догадалась, что отец Нэда – Тайрел де Уоренн.

Джорджи потрясенно переводила взгляд с Нэда на Лизи. На ее лице отображалось понимание; его было невозможно перепутать.

Лизи испугалась.

Джеральд пришел в себя. Он встал без помощи трости, которую бросил у камина.

– Кто он? Лизи, я требую, чтобы ты сказал, кто отец этого ребенка! – Он был красный от ярости. – Я хочу знать, кто сделал с тобой это! Черт возьми, он за это ответит!

Лизи вздрогнула. Она никогда не видела, чтобы отец терял самообладание, никогда не слышала, чтобы он ругался, ни разу в жизни. Отец был самым мягким и покладистым мужчиной, которого она когда‑либо знала. Сейчас он выглядел так, словно был готов убить. Лизи покачала головой. Она ожидала разочарования, но отец был в бешенстве.

– Не говори мне, что не знаешь, кто его отец! – прорычал Джеральд, тряся перед ней кулаком.

Его лицо становилось пунцовым.

– Папа! Пожалуйста! – воскликнула Лизи. – У тебя будет инсульт! Пожалуйста, сядь!

Но Джеральд не двигался.

Лидия застонала.

Лизи закусила губу и отвернулась от отца и матери. Она увидела упрек в глазах Джорджи. У Лизи застучало в висках. Это было намного хуже, чем она ожидала. Лизи нуждалась в сестре как в союзнике.

– Лизи! – всхлипнув, воскликнула мать.

Лизи подбежала к ней. Элеонор помола ей сесть.

– Прости, мама, – прошептала она, опускаясь на колени и хватая ее руку.

Позади нее раздался лестный крик Нэда; он упал на пол. Она обернулась и увидела, что Джорджи помогает ему подняться.

Она посмотрела на маму.

– Мне так жаль!

– Жаль! Жаль! Одного этого недостаточно! – закричала Лидия. – Мы опозорены! Опозорены! – заревела она; по ее щекам ручьем полились слезы.

– Но здесь Нэд, – попыталась возразить Лизи. – Не правда ли, он красив? И он такой умный, мама. Он твой внук!

– Красивый? Умный? Нам конец! Конец! О боже, мистер Гарольд теперь никогда не жениться на Джорджи! Он порвет с ней, как только узнает об этом. Лизи, как ты могла?

– Мне жаль, – повторила Лизи.

Ей каялось, что ее сердце остановилось. Разумеется, мама полюбит Нэда, своего внука!

– Я требую, чтобы ты сейчас же назвала имя отца этого ребенка, – сказал Джеральд, с трудом контролируя свой гнев.

Лизи вздрогнула и перевела взгляд на него.

– Это не имеет значения, – тщетно сказала она.

– Не имеет значения? Конечно же имеет! – визгливо закричала Лидия.

Нэд сидел на полу, с жадным интересом разглядывая Лидию. Джорджи стояла рядом с ним, посматривая на него.

– Это неприемлемая ситуация, и он за это ответит! – рявкнул Джеральд, сжав кулаки.

Лизи знала, что должна немедленно закрыть эту тему.

– Он женат, – резко сказала она; ей было невыносимо снова лгать.

– Женат? – заплакала мама. – О боже, нам и правда конец. Никто больше не пустит нас на порог своего дома! О! Нужно будет воспитывать еще одного ребенка – и кормить еще один рот!

Лизи стало дурно. Она покачнулась и села на пол. Нэд подполз к ней, и она взяла его на колени.

– Нэд твой внук, – прошептала она, – а не еще один рот, который нужно кормить.

Лидия закрыла лицо руками, беспомощно зарыдав от горя.

Лизи посмотрела на отца, который сидел возле матери, но выражение его лица было растерянным. Она задрожала и посмотрела на тетю:

– Мне не нужно было приезжать домой.

Элеонор покачала головой и мягко сказала:

– Выбора не было. Дай им время.

Лидия опустила руки и перестала рыдать.

– Как ты могла так с нами поступить? – спросила она.

Лизи не знала, что сказать. Она медленно поднялась с пола:

– Я совершила ошибку.

– Да, ошибка, которая будет дорого стоить всей семье. Мы никогда не переживем этот скандал, – горько произнесла Лидия.

Лизи даже не знала, позволят ли ей остаться дома.

– Хватит, – слабо проговорил Джеральд. – Лидия, хватит. Мы все пережили потрясение. Я устал и хочу прилечь.

Он потянулся к трости, опираясь на нее, с ее помощью встал. Он поковылял к двери; казалось, он постарел лет на двадцать.

Лидия тоже встала. Держась за Элеонор, она с упреком посмотрела на Лизи и пошла вслед за мужем.

– Я иду к себе и не хочу, чтобы меня беспокоили, – сказала она, снова начав плакать, на это раз почти неслышно.

Лизи закрыла глаза, в комнате остались только Джорджи и Нэд.

Джорджи покачала головой, слеза покатилась из глаза, и она тоже вышла из комнаты. Лизи жалела, что приехала домой.