О.Я.Зоткина 34 страница

Ввиду этого следует спросить: «В чем состоит смысл церковной истории?». Очевидно одно: церковную историю нельзя назвать «священной историей» или «историей спасения». Священная история заключена в церковной истории, но ею не ограничивается, причем священная история не только явлена в церковной истории, но еще и сокрыта ею. И все-таки церковной истории присуще одно такое качество, которого никакая другая история не имеет: поскольку во все свои эпохи и во всех своих проявлениях она соотносится с центральным проявлением Царства Божия в истории, то она имеет в самой себе предельный критерий против себя же самой - Новое Бытие во Иисусе как во Христе. Присутствие этого критерия возвышает церкви над любыми другими религиозными группами - и не потому, что они «лучше» этих групп, но потому, что обладают лучшим критерием против самих себя тл, имплицитно, против других групп тоже. Борьба Царства Божия в истории является, прежде всего, этой борьбой в жизни его собственных представителей, то есть церквей. Мы соотносим эту борьбу с теми ре4юрматорскими движениями, которые возникают в церквах снова и снова. Но протекающая в них борьба Царства Божия проявляется не только в драматической форме реформаторских движений; она продолжается и в повседневной жизни отдельных людей и сообществ. Последствия этой борьбы фрагментарны и предва рительны, однако они не лишены актуальных побед Царства Божия. И «все-таки ни драматические реформаторские движения, ни незаметные 1реобразования индивидов и сообществ не являются предельным крите->ием для определения призванности церквей и уникальности церковной ютории. Предельным критерием является отношение церквей и их истории к этому основанию в центре истории, даже и на самых искаженных стадиях их развития. Мы уже говорили выше, что история явленной церкви не была бы озможной без подготовительной работы церкви в ее латентности. Эта абота во всемирной истории сокрыта, и нижеследующее рассмотрение юрьбы Царства Божия в истории касается его влияния на всемирную историю. В. Царство Божие и всемирная история 1. Церковная история и всемирная история Смысл термина «мир» в контексте этой и предыдущей глав детерминирован его противоположностью терминам «церковь» и «церкви». Он не подразумевает веры в то, что существуют такая всемирная история, которая была бы последовательной и непрерывной историей всеобъемлющей исторической группы «человечество». Как мы говорили об этом выше, истории человечества в этом смысле не существует. Человечество — это такое место, где происходят исторические события. Эти события отчасти между собой не связаны, а отчасти взаимосвязаны, но они никогда не имеют единого центра действия. Даже и сегодня, когда достигнуто техническое единство человечества, человечеством как таковым центрированных действий не совершается. И если в неопределенном будущем человечество как таковое будет способно совершать центрированные действия, то главным содержанием всемирной истории все равно останутся отдельные истории. А если так, то мы должны рассмотреть эти отдельные истории в нашем анализе отношения Царства Божия к всемирной истории. Связаны они между собой или нет, но обсуждаемый нами феномен все-таки имеет место в каждой из них. Первая проблема (в свете того, о чем говорилось в предыдущем разделе) касается отношения между церковной историей и всемирной историей. Трудность этого вопроса вытекает из того факта, что церковная история в качестве представления Царства Божия является частью как всемирной истории, так и той истории, которая трансцендирует всемирную историю. Вытекает эта трудность и из другого факта, что всемирная история как противостоит церковной истории, так от нее и зависит (включая и те виды деятельности латентной церкви, которые подготавливают собственно церковную историю). Очевидно, что здесь мы имеем дело с высокодиалектичным отношением, включающим и некоторые взаимные утверждения и отрицания. Необходимо учесть следующие моменты. История церквей обнаруживает все характеристики всемирной истории, то есть все амбивалентности социальной самоинтеграции, самосо-зидательности и самотрансцендирования. В этих отношениях церкви являются миром. Они не существовали бы без структур власти, роста и возвышения, не существовали бы без амбивалентностей, имплицитно заключенных в этих структурах. Рассматриваемые именно с этой точки зрения, церкви представляют собой не что иное как особый раздел всемирной истории. Однако, несмотря на эту истину, данная точка зрения не может претендовать на исключительную действительность. В церквах существует и неодолимое сопротивление амбивалентностям всемирной истории, и происходят фрагментарные победы над ними. Всемирная история подлежит суду церквей по праву того, что они являются воплощениями Духовного Сообщества. Церкви как представители Царства Божия судят то, без чего сами они не могли бы существовать. Но они не просто судят это теоретически, в то же время принимая практически. Их суд состоит не только в пророческих словах, но еще и в пророческом уходе от тех амбивалентных ситуаций, в которых происходит движение истории. Те церкви, которые отказываются от политической власти, обладают большим правом судить амбивалентности политической власти, чем те церкви, которые никогда не видели сомнительного характера своей собственной силовой политики. Католическое осуждение коммунизма, сколь бы оправданным оно ни было само по себе, поневоле заставляет заподозрить, что это очень напоминает борьбу между двумя соперничающими властными группами, каждая из которых притязает на предельность своей частной действительности. Протестантская критика не свободна от этой иллюзии, но зато она открыта вопросу о том, ведется ли эта критика во имя предельной заботы человека или во имя той частной политической группы, которая пользуется религиозным суждением для своих политико-экономических целей (а именно таков случай с альянсом фундамен-тализма и ультраконсерватизма в Америке). Осуждение коммунизма протестантской группой может быть в равной степени и оправданным, и сомнительным, как и осуждение его группой католической. Однако при этом может быть подвергнута проверке ее честность, причем это такая проверка, в результате которой прежде всего были осуждены сами церкви - даже и в их фундаментальной структуре; это такая проверка, которой никогда не смогла бы подвергнуться Римская церковь. Ибо ее церковная история — это священная история без каких-либо ограничений в принципе, хотя, конечно, ограничения могут быть введены в отношении отдельных членов и отдельных событий. Церковная история судит всемирную историю, в то же время подвергая суду и себя потому, что она является частью всемирной истории. Церковная история влияет на всемирную историю. Последние два тысячелетия всемирной истории в западной части человечества проходят под преобразующим воздействием церквей. Так, например, климат социальных отношений изменяется самим существованием церквей. Это является как фактом, так и проблемой. Это факт, что христианство, где бы оно ни принималось, фундаментальным образом изменяло межличностные отношения. Сказанное не означает того, что последствия этого изменения были воплощены в жизнь большинством людей или даже многими людь ми. Но это означает, что всякий, кто не воплощает в своей жизни нового >браза человеческих отношений, хотя он-и осознает этот образ, подверга-тся суду собственной обремененной совести. Можно, наверное, сказать, [to основное воздействие церковной истории на всемирную историю со-тоит в том, что она заставляет испытывать угрызения совести тех, кто вос-гоинял воздействие Нового Бытия, но живет по образу ветхого бытия. Христианская цивилизация - это не Царство Божие, но постоянное напоминание о нем. А если так, то изменения в состоянии мира никогда не следовало бы использовать в качестве основы для доказательства действительности христианской Вести. Подобные аргументы не убеждают потому, что они упускают из виду парадокс церквей и амбивалентности каждой стадии всемирной истории. Зачастую историческое провидение действует через демонизации и профанизации церквей и приводит к актуализации Царства Божия в истории. Такая провиденциальность не дает повода считать искажения церквей извинительными, но она показывает независимость Царства Божия от его представителей в истории. В этих условиях написание церковной истории требует обладания двойной точкой зрения при описании всякого отдельного процесса. Во-первых, описывая факты и их отношения, церковная история должна пользоваться при этом самыми лучшими методами исторического исследования, не считая при этом божественное провидение некоей отдельной причиной в общей цепи причин и следствий. Церковный историк не обязан писать историю божественных вмешательств во всемирную историю тогда, когда он пишет историю христианских церквей. Во-вторых, церковного историка (равно как и теолога) не должно покидать осознание того факта, что он говорит о той исторической реальности, в которой действенно Духовное Сообщество и которая представляет Царство Божие. Тот раздел всемирной истории, с которым он имеет дело, обладает провиденциальным предназначением для всей всемирной истории. Поэтому он должен рассматривать всемирную историю не только в качестве той большой матрицы, в пределах которой осуществляется церковная история; он также должен рассматривать ее и с тройной точки зрения: во-первых, в качестве такой реальности, в которой подготавливалась и подготавливается церковная история как представление Царства Божия; во-вторых, в качестве такой реальности, которая является объектом преобразующей деятельности Духовного Сообщества, и, в-третьих, в качестве такой реальности, которая судит церковную историю, будучи в то же время судима ею. Церковная история, если она написана именно таким образом, является частью истории Царства Божия, актуализированного в историческом времени. Но у этой истории имеется и другая часть, и частью этой является сама всемирная история. 2. Царство Божие и амбивалентности исторической самоинтеграции Амбивалентности истории мы рассматривали в качестве следствий амбивалентностей жизненных процессов вообще. Самоинтеграция жизни в измерении истории выявляет те амбивалентности, имплицитно заключенные в движении к центрированности: это амбивалентности «импе- рии» и «контроля», причем первая из них проявляется в движении экспансии к универсальному историческому единству, а вторая — в движении к центрированному единству в отдельной группе — носительнице истории. В каждом случае за амбивалентностями исторической интеграции стоит амбивалентность власти. Таким образом, возникает следующий вопрос: «Каково отношение Царства Божия к амбивалентностям власти?». Ответ на этот вопрос является еще и ответом на вопрос об отношении церквей к власти. Основополагающим теологическим ответом должно быть то, что, поскольку Бог в качестве силы бытия является источником всех частных сил бытия, власть по своей сущностной природе божественна. Символов власти Бога, Христа или церкви в библейской литературе множество. А Дух является динамическим единством власти и смысла. Презрительное отношение к власти, содержащееся в большинстве пацифистских заявлений, является столь же небиблейским, сколь и нереалистичным. Власть -это извечная возможность сопротивления небытию. Бог и Царство Бо-жие «осуществляют» эту власть вечно. Однако в божественной жизни, творческим самопроявлением которой является божественное царство, амбивалентности власти, империи и контроля преодолеваются неамбивалентной жизнью. В историческом существовании это означает, что каждая победа Царства Божия в истории является победой над дезинтегрирующими последствиями амбивалентности власти. Поскольку эта амбивалентность основана на экзистенциальном расколе между субъектом и объектом, ее преодоление включает в себя фрагментарное воссоединение субъекта и объекта. А для внутренней властной структуры группы-носительницы истории это означает то, что борьба Царства Божия в истории актуально побеждает в институтах и позициях и преодолевает, пусть лишь фрагментарно, то принуждение, которое обычно сопряжено с властью, и преобразует объекты централизированного контроля просто в объекты. В той мере, в какой демократизация политических позиций и институтов помогает сопротивляться разрушительным импликациям власти, она является проявлением Царства Божия в истории. Но было бы совершенно ошибочным отождествлять демократические институты с Царством Божиим в истории. Это существующее в сознании многих людей смешение привело к тому, что идея демократии была возведена в ранг непосредственно религиозного символа, который просто занял место символа «Царство Божие». Те, кто против этого смешения протестует, правы тогда, когда они указывают на тот факт, что аристократические иерархические системы власти в течение долгого времени препятствовали тому тотальному превращению людей в объекты, которое осуществлялось тиранией сильнейших. Помимо этого они правильно указывают и на то, что воздействие аристократических систем способствовало как формированию общества и личности, так и созданию демократического потенциала лидеров и масс. Однако это соображение не оправдывает прославления авторитарных систем власти как выражений воли Божией. В той степени, в какой централизующие и освобождающие элементы в структуре политической власти друг друга уравновешивают, Царство Божие в истории фрагментарно преодолевает амбивалентности контроля. В то же время это является и тем критерием, в , соответствии с которым церкви должны судить политические действия и 'теории. Осуждение ими силовой политики должно быть не отрицанием |власти, но утверждением не только власти, но даже и присущего ей элемента принуждения в тех случаях, когда попирается справедливость («справедливость» употребляется здесь в смысле защиты индивида как потенциальной личности в обществе). Поэтому хотя борьба против «объективации» личностного субъекта и является постоянной задачей церквей, которая должна выполняться посредством пророческого свидетельства и священнического служения, их функцией не является ни контроль над политическими силами, ни принуждение их к определенным решениям во имя Царства Божия. Тот способ, каким Царство Божие действует в истории, не тождествен тому способу, каким церкви хотели бы руководить ходом истории. Амбивалентность самоинтеграции жизни в исторических измерениях действенна также и в тенденции к воссоединению всех человеческих групп в империи. И на этот раз следует повторить, что Царство Божие в истории не подразумевает отрицания силы во встрече центрированных политических групп (таких, например, как народы). Подобно тому как в каждой встрече живых существ, включая и отдельных людей, сила бытия встречается с силой бытия и возникает необходимость принять решение о более высоком или более низком уровне этой силы, так это происходит и во встрече властных политических групп. И как в отдельной группе и ее контролирующей структуре, так и в отношениях отдельных групп друг к другу эти решения принимаются в каждый из тех моментов, в которые актуализируется значение отдельной группы для единства Царства Божия в истории. В этой борьбе может случаться и так, что полное политическое поражение станет условием того величайшего значения, которое эта группа обретет в проявлении Царства Божия в истории, — как это имело место в еврейской истории и, до некоторой степени аналогично, в индийской и греческой истории. Но может случиться и так, что военное поражение окажется тем способом, посредством которого Царство Божие, воинствующее в истории, лишит национальные группы их ложных притязаний на предельную значимость - как это имело место в случае гитлеровской Германии. И хотя это и произошло посредством победителей нацизма, их победа не дала им права неамбивалентно притязать на то, что сами они являются носителями воссоединения человечества. Если же они будут притязать на подобное, то, в силу самого этого факта, они выкажут свою собственную неспособность это притязание осуще- · ствить. (Примерами могут служить пропаганда ненависти в Соединенных Штатах и абсолютизм в коммунистической России.) Для христианских церквей это означает, что они должны пытаться найти средний путь между тем пацифизмом, который игнорирует или отрицает необходимость силы (включая и принуждение) в отношениях групп -носительниц истории, и тем милитаризмом, который верит в возможность достижения единства человечества посредством завоевания мира отдельной исторической группой. Амбивалентность имперского строительства фрагментарно преодолевается тогда, когда создаются те более высокого порядка политические объединения, которые, хотя они и не лишены принудительного элемента силы, тем не менее утверждают себя таким обра- зом, что между объединенными группами может быть установлено общение и ни одна из них не превращается в простой объект центрированного контроля. Это основополагающее решение проблемы власти, проводящей экспансию ради создания более крупных объединений, должно определять отношение церквей к имперскому строительству и войне. Войной называется тот элемент принуждения, который используется при создании имперских объединений более высокого порядка. «Справедливая» война - это или такая война, в которой должно быть сломлено произвольное сопротивление объединению более высокого порядка (такова, например, гражданская война в Америке), или такая война, в которой встречает сопротивление попытка создать или сохранить объединение более высокого порядка просто путем подавления (такова, например, революционная война в Америке). Нельзя иначе, как в порыве отчаянной веры, сказать о том, была ли или является ли война справедливой в этом смысле. И все-таки эта неуверенность не оправдывает ни того циничного реализма, который опровергает все критерии и суждения, ни того утопического идеализма, который верит в возможность устранения из истории принудительного элемента власти. Однако церкви в качестве представителей Царства Божия могут и должны осуждать такую войну, которая имеет лишь видимость войны, но в реальности является всеобщим самоубийством. Нельзя начать атомную войну с притязанием на то, что эта война справедлива, поскольку она не сможет служить тому единству, которое принадлежит Царству Божию. Однако нужно быть готовым ответить тем же, даже и атомным оружием, если другая сторона применит его первой. Сама по себе угроза не может быть сдерживающим средством. Все это подразумевает то, что путь пацифизма не является путем Царства Божия в истории. Но, несомненно, он является путем церквей как представителей Духовного Сообщества. Они утратили бы свой представляющий характер в том случае, если бы использовали военное или экономическое оружие в качестве средства для распространения Вести Христа. Из этой ситуации следует и оценка церковью пацифистских движений, групп и отдельных людей. Церкви должны отвергать политический пацифизм, но они должны поддерживать те группы и тех людей, которые пытаются символически представлять «Мир Царства Божия» посредством отказа соучаствовать в принудительном элементе сражений за власть, равно как и тех, кто хочет нести последствия неизбежных противодействий со стороны политических сил, которым они принадлежат и которыми они защищены. Это относится и к таким группам, как квакеры, и к тем людям, которые выражают протест своей совести. В рамках политической группы они представляют ту покорность власти, которая является для церквей сущностной, но не может превращаться ими в закон, который нужно навязать политической системе. 3. Царство Божие и амбивалентности исторической самосозидательности Если амбивалентности исторической самоинтеграции ведут к проблемам политической власти, то амбивалентности исторической самосозидатель ности ведут к проблемам социального роста. Именно отношение нового к старому в истории и порождает конфликты между революцией и традицией. Типичным примером неизбежного элемента несправедливости обеих сторон в процессе роста являются отношения поколений друг к другу. Победа Царства Божия создает такое единство традиции и революции, в котором преодолеваются и несправедливость социального роста, и ее разрушительные последствия — «ложь и убийство». Они не преодолеваются отказом от революции или традиции во имя трансцендентной стороны Царства Божия. Принципиальная антиреволюционная позиция многих христианских групп в своей основе неверна независимо от того, относится ли она к бескровной культурной или бескровной и кровавой политической революциям. Тот хаос, который наступает после всякой, даже и бескровной, революции, может быть хаосом созидательным. Если группы-носительницы истории не желают брать на себя этот риск и успешно избегают всякой, даже и бескровной, революции, то динамика истории оставляет их позади. И, конечно, они не могут притязать на то, что их историческая устарелость является победой Царства Божия. Но этого нельзя сказать и о попытке революционных групп разрушить данные структуры культурной и политической жизни посредством тех революций, которые стремятся насильно осуществить Царство Божие и его справедливость «на земле». Именно против подобных идей христианской революции положить конец всем революциям и выступал Павел, который в 13-й главе Послания к Римлянам говорил о долге повиновения властям. Одним из многочисленных политико-теологических злоупотреблений библейскими положениями является понимание слов Павла как оправдывающих антиреволюционное предубеждение некоторых церквей (и, в частности, лютеранской). Однако ни эти слова, ни какое-либо другое новозаветное положение не имеют отношения к методам завоевания политической власти. В Послании к Римлянам Павел обращается к эсхатологическим энтузиастам, а не к революционному политическому движению. Царство Божие одерживает победу над амбивалентностями исторического роста только там, где можно увидеть, что революция включена в традицию таким образом, что, несмотря на напряженности в каждой конкретной ситуации и в отношении к каждой отдельной проблеме, творческое решение в направлении предельной цели истории все-таки найдено. Природа демократических институтов в отношении вопросов политической центрированности и политического роста такова, что они пытаются соединить истину двух противоборствующих сторон. Двумя сторонами здесь являются новое и старое, представляемые революцией и традицией. Возможность смещения правительства легальными способами представляет собой попытку такого соединения, и в той мере, в какой попытка эта оказывается успешной, она представляет победу Царства Божия в истории потому, что она преодолевает раскол. Однако это еще не устраняет тех амбивалентностей, которые внутренне присущи самим по себе демократическим институтам. Существовали и иные способы соединения традиции и революции в политической системе, как это происходило в федеральных, доабсолютистских организациях общества. Не должны мы забывать и о том, что демократия может привести к созданию массового конформизма, который для динамического элемента в истории и его революционного выражения гораздо опасней, чем открыто действующий абсолютизм. Царство Божие столь же враждебно устоявшемуся конформизму, как и негативистскому нонконформизму. Если посмотреть на историю церквей, то можно убедиться, что религия, включая и христианство, с поразительным упорством стоит на консервативно-традиционалистской стороне. Те великие моменты в истории религии, когда пророческий дух бросал вызов жреческим традициям - вероучительным и обрядовым, - являются исключениями. Данные моменты сравнительно редки (иудейские пророки, Иисус и апостолы, реформаторы) в соответствии с тем общим законом, согласно которому нормальный рост жизни — это рост органический, медленный, без катастрофических перерывов. Этот закон роста наиболее действен в тех сферах, в которых данность облечена разного рода табу, как нечто священное, и в которых, следовательно, любые нападки на данность воспринимаются как нарушение табу. История христианства вплоть до современности изобилует примерами этого ощущения и, следовательно, традиционалистского решения. Но везде, где духовная сила порождает духовную революцию, одна стадия христианства (и религии вообще) преобразуется в другую. Необходимо очень долго накапливать все то, что связано с традицией, прежде чем профетические нападки на нее станут осмысленными. Этим и объясняется количественный перевес религиозной традиции над религиозной революцией. Однако всякая революция в силе Духа создает новое основание для жреческого сохранения и роста длительно существующих традиций. Этот ритм динамики истории (который имеет аналогии в биологической и психологической сферах) и является тем способом, которым Царство Божие действует в истории. 4. Царство Божие и амбивалентности исторического самотрансцендирования Амбивалентности самотрансцендирования возникают в результате напряженности между реализованным в истории Царством Божиим и ожидаемым Царством. Демонические следствия проистекают от абсолютизации фрагментарного осуществления цели истории в самой истории. С другой стороны, если сознание осуществления отсутствует совершенно, то его заменяет утопизм с теми неизбежным разочарованиями, которые создают питательную почву цинизма. А если так, то никакая победа Царства Божия невозможна в том случае, если отвергается либо осознание реализованного осуществления, либо ожидание осуществления. Как мы уже видели, символ «третьей стадии» может использоваться как тем, так и другим образом. Но он может использоваться и таким образом, который объединял бы осознание присутствия и еще-не-присутствия Царства Божия в истории. Это было проблемой ранней церкви и это осталось проблемой как всякой церковной истории, так и секуляризованных форм самотрансцендирующего характера истории. И хотя сравнительно легко увидеть теоретическую необходимость единства присутствия и еще-не-присутствия Царства Божия, очень трудно удержать это единство в состоянии живой напряженности, не позволяя ему выродиться в поверхностный «средний путь» церковного или секулярного самодовольства. В случае или церковного, или секу-лярного самодовольства именно влияние тех социальных групп, которые заинтересованы в сохранении статус-кво, во многом, хотя и не исключительно, несет ответственность за подобную ситуацию. И реакция критиков статус-кво ведет в каждом случае к восстановлению «принципа надежды» (Эрнст Блох) в утопических терминах. В подобных движениях ожидания, сколь бы нереалистическими они ни были, воинствующее Царство Божие одерживает победу над силой самодовольства в ее различных социальных и психологических формах. Но, конечно, победа эта ненадежна и фрагментарна потому, что ее носители склонны игнорировать данное, хотя и фрагментарное, присутствие Царства. Импликацией этого для церквей как представителей Царства Божия в истории является то, что их задачей становится сохранение живой напряженности между осознанием присутствия и ожиданием пришествия. Опасностью для воспринимающих (сакраментальных) церквей является то, что они стремятся акцентировать присутствие и пренебрегать ожиданием; а опасностью активистских (профетических) церквей является то, что они стремятся акцентировать ожидание и пренебрегать присутствием. Наиболее значимым выражением этого различия является контраст между акцентом на индивидуальном спасении в одной группе и акцентом на социальном преобразовании - в другой. Поэтому Царство Божие одерживает победу в истории в том случае, если сакраментальная церковь делает своей целью принцип социального преобразования или если активистская церковь декларирует Духовное Присутствие во всех социальных условиях, акцентируя вертикальную линию спасения и отдавая ей преимущество перед горизонтальной линией исторической активности. А поскольку вертикальная линия является, в первую очередь, линией от индивида к предельному, то встает вопрос о том, каким образом Царство Божие, в его борьбе в рамках истории, преодолевает амбивалентности индивида в его историческом существовании. 5. Царство Божие и амбивалентности индивида в истории Выражение «индивид в истории» в этом контексте означает индивида в той мере, в какой он активно соучаствует в динамике истории. Участвует в истории не только тот, кто действует политически, но и всякий, кто в той или иной сфере творчества способствует универсальному движению истории. И это именно так, несмотря на преобладание в историческом существовании политического. Следовательно, каждый подчинен амби-валентностям того самого соучастия, основной характеристикой которого является амбивалентность исторической жертвы. Царство Божие не одерживает победы в истории в том случае, если индивид пытается устраниться от соучастия в истории во имя трансцендентного Царства Божия. Это не только невозможно, но даже и сама эта попытка лишает индивида полноты человечности потому, что происходит его отделение от исторической группы и ее творческой самореализэ- ции. Невозможно достичь трансцендентного Царства Божия, если не соучаствовать в борьбе внутренне-исторического Царства Божия. Ибо трансцендентное актуально во внутренне-историческом. Каждый индивид ввергнут в трагическую судьбу исторического существования. Он не может избежать ее независимо от того, 'умирает ли он ребенком или великим историческим лидером. Нет такого человека, судьба которого не испытывала бы влияния исторических условий. Но чем больше чья-либо судьба непосредственно детерминирована его активным соучастием, тем более значительная историческая жертва тут требуется. Победа Царства Божия происходит там, где эта жертва предпринимается по зрелом размышлении. Однако если бы не существовало иного ответа на вопрос об индивиде в истории, то историческое существование человека было бы бессмысленным и символ «Царство Божие» не имел бы оправдания. Это станет очевидным, как только мы зададим вопрос: «Ради чего предстоит жертвовать?» Жертва, цель которой не имеет никакого отношения к тому, от кого она требуется, является не жертвой, но навязанным самоуничтожением. Подлинная жертва скорее осуществляет, нежели уничтожает того, кто приносит жертву. А если так, то историческая жертва должна быть подчинена той цели, которой достигается нечто большее, чем просто власть политической структуры, жизнь группы, прогресс в историческом движении или более высокий уровень человеческой истории. Скорее это должна быть такая цель, жертва ради которой приводит еще и к личностному осуществлению того, кто собой жертвует. Личностной целью, telos'OM, может быть «слава», как в классической Греции; или «честь», как в феодальных культурах; может быть ею и мистическое отождествление с народом, как в эпоху национализма, или с партией, как в эпоху неоколлективизма; может быть ею и установление истины, как в сциентизме, и достижение нового этапа человеческой самоактуализации, как в прогрес-сивизме. Ею может быть и слава Божия, как в этических типах религии, и единение с Предельным Единым, как в мистических типах религиозного опыта, и Вечная Жизнь в божественном основании и цели бытия, как в классическом христианстве. Победа Царства Божия происходит везде, где имеет место именно такое соединение исторической жертвы и уверенности в личностном осуществлении. Соучастие индивида в историческом существовании получает предельный смысл.