Самостоятельная домашняя работа. (1)бронзовый гигант Бартоломео Коллеони известен каждому, кто бывал в Музее изобразительных искусств в Москве

(1)Бронзовый гигант Бартоломео Коллеони известен каждому, кто бывал в Музее изобразительных искусств в Москве, по великолепной, в натуральную величину копии, установленной в нижнем зале. (2)Я влюбился в лучшее творение Андреа Верроккьо, когда впервые десятилетним мальчишкой попал в музей, который мать по старинке называла Музеем изящных искусств. (3)В тот прекрасный жгуче-морозный январский день я раз и навсегда полюбил изящные искусства, и кровь во мне сменилась: послушное домашнее животное, прилежный ученик стал злостным прогульщиком, лентяем и лгуном. (4)Вместо школы я чуть ли не каждый день отправлялся в музей, без зазрения совести обманывая и домашних, и учителей, выгадывая враньем свободу и очарование. (5)Так облагораживающе подействовали на незрелую душу изящные искусства.

(6)Конечно, я полюбил многое в музее, но Коллеони остался во мне первой любовью. (7)Он могуч и прекрасен, так же могуч и прекрасен его конь. (8)В горделивом поставе прямой крепкой фигуры, в жестких морщинах грозного лица, в косо выдвинутом вперед плече под железным оплечьем, в неумолимом и победном облике воителя было все, чем пленяется героическое мальчишеское сердце. (9)К тому же очаровывало, туманило голову звучное и таинственное слово «кондотьер». (10)Я так же не задумывался над его смыслом, как и над смыслом другого заветного слова: «мушкетер». (11)Мне не было дела, что кондотьер — это наемный военачальник, продающий свой меч любому, кто хорошо заплатит. (12)Я вкладывал свой смысл в эти слова: в тяжело-звонком «кондотьер» звучала битва, стук мечей,,топот тяжелых коней, в «мушкетере» — скрежет острых шпаг.

(13)Было и еще одно, сделавшее скульптуру Верроккьо столь важной для меня. (14)Подавленные муки совести отыгрывались смутным ожиданием расплаты, я всякий раз не верил, что попаду в музей. (15)Не верил, садясь в кольцевой трамвай, не верил, приближаясь к ограде музея, не верил, подымаясь по широким каменным ступеням и слыша свое громко стучащее сердце, не верил, минуя контроль, и разом исполнялся захлебывающейся веры, обнаруживая исчерна-зеленого кондотьера на своем месте. (16)Правда, до этого счастливого мига мой стыдливый взгляд должен был скользнуть по белому, голому, как из бани, Давиду, держащему на плече что-то вроде мочалки, а затем уже находил Коллеони. (17)И был мне бронзовый воитель гарантией предстоящего счастья.

(18)Я продолжал любить Коллеони и взрослым, видя в нем уже не героя, а воплощение не пробужденной временем к сомнению и милосердию средневековой души. (19)Правда, подлинному ценителю искусства полагается больше любить другого конника в том же зале — Гатемалату, созданного учителем Верроккьо, великим Донателло. (20)В нем больше гармонии, спокойствия, величавости, столь приличествующих скульптурным образам. (21)Не экспрессия и движение стихия скульптуры, а состояние великого, сосредоточенного покоя. (22)Это утверждали в один голос все экскурсоводы. (23)Но я оставался верен Коллеони и всю жизнь мечтал о встрече с ним подлинным, первозданным под небом Венеции.

(По Ю. Нагибину)