Голод и смерть в блокированном городе

Вопрос о жертвах блокады Ленинграда является частью сложнейшей проблемы об общих потерях СССР в годы Великой Отечественной войны' и до настоящего времени вызывает споры как среди историков-профессионалов, так и среди широкой общественности.² Численность потерь среди гражданского населения Ленинграда варьируется от 649 тыс. до 2 млн человек. До недавнего времени предполагалось, что в секретных архивах будут найдены документы с истинным числом умерших ленинградцев, однако тщательные поиски последних лет показали ошибочность таких ожиданий и необходимость скрупулезного источниковедческого анализа уже выявленных материалов.³ Споры об общем числе погибших, к сожалению, оттеснили на второй план такие важные проблемы, как динамика смертности (общей и отдельных групп населения), половозрастной состав умерших, демографические последствия блокады. Эти вопросы, стоящие на стыке наук (истории, источниковедения, демографии, медицинской статистики), оставались вне поля зрения специалистов.⁴

О проблемах подсчетов людских потерь см.: Людские потери СССР в период второй мировой войны. СПб., 1995; Рыбаковский Л. Л. Людские потери СССР в Великой Отечественной войне. М., 1999 (работа была также опубликована в журнале «Социологические исследования». 2000. № 6, 8).

Подробно см.' Дзенискевич А. Р. Блокадам политика. СПб., 1998. С. 45—68. Наи-ольшая цифра — 2 млн — приводится в кн.: Зима В. Ф. Менталитет народов России ^{в во}_з^йне 1941—1945 годов. М., 2000. С. 31.

Как ни странно, в российской историографии отсутствуют работы источниковед-еского характера о документах военных лет, что мешает критически оценивать цифры, ^н<Ч>уженные в официальных материалах.

Вопросами медицинской статистики, в том числе и смертностью, занимались

Бен, Л С. Каминский, Е. П. Натансон-Соколова, С. А. Новосельский, 3. Г. Френ-

^ь>3 3 Шнишиковаи др. (см. также библиографию работ, подготовленных сотруд-

_^^ми Научно-методического бюро санитарной статистики: ЦГАСПб., ф. 9713, оп. 1,

') К сожалению, абсолютное большинство исследований военных и первых после-

^{Ных ле}т из-за соображений секретности не было опубликовано, а в архивах сохра-

Изучение демографических процессов в блокадном Ленинград затруднено целым рядом обстоятельств. Во-первых, административ но-территориальное деление города отличалось своеобразием: по мимо собственно 15 городских районов Ленгорисполкому с 1936 г подчинялись города Колпино, Кронштадт, Петергоф и Пущ_К11н (официально такое положение было утверждено Президиумом ВЦИК 5 июля 1938 г.). Поэтому учет естественного движения населения с 1939 г. осуществлялся органами статистики по двум груп.

пам: данные 15 районных загсов Ленинграда и 19 (в сентябре 1941_-

феврале 1944 гг. — 17) загсов Ленгорисполкома. Во-вторых, во время блокады сложилось тесное взаимодействие военных и гражданских структур города. Определение «город-фронт» для Ленинграда было не просто фразой: линия обороны, фронт в буквальном смысле этого слова зачастую проходил по ближайшим пригородам северной столицы. В городе находились многочисленные военные организации, штабы, тыловые службы,⁵ госпитали, которые обслуживали и где работали многие горожане; решения Военного совета Ленинградского фронта были обязательны для исполнения городскими властями всех уровней. В этих условиях выделение чисто «гражданской» статистики сопряжено с большими трудностями. Наконец, в кольце блокады оказалась и часть территории Ленинградской области: Всеволожский, Парголовский, частично Ораниенбаумский, Слуцкий районы, население которых, формально не входящее в статистическую отчетность города, принимало активное участие в обороне.

Все эти особенности мало учитывались при составлении различного рода справок, сводок и отчетов, особенно касающихся эвакуации, призыва в армию и т. п. Система отчетности различных организаций также отличалась от принципов государственного учета движения населения. Управления Октябрьской железной дороги, Северо-западного речного пароходства отчитывались о числе перевезенных граждан, а кем были эти пассажиры (эвакуированны-

нились лишь немногие из них. Большой статистический материал был собран в кандидатской диссертации А. В. Свешникова «Здравоохранение Ленинграда в годы Великой Отечественной войны» (Л., 1963), частично опубликованный в книге: Гладких П- 9- Здравоохранение блокадного Ленинграда. Л., 1985.

⁵ «Эвакуация» продовольствия из Ленинграда летом 1941 г. во многом объясняете действиями интендантских служб, в частности Северного фронта, которые вывозили баз Государственного резерва, расположенных в городе, продукты, предназначеннЫ для воинских подразделений. О разногласиях между руководством города и интенД^а тами см.: Миронов А. А. В целях бесперебойного снабжения Красной Армии //Военн исторический журнал. 2000. № 1. С. 13—19.

командированными, жителями города или области), их уже

«у*И ИЛИ _w

салось, поэтому к ведомственной статистике следует подхо-ÜÜifc осторожностью.⁶

о условиях войны и блокады официальная статистика Ленин-оказалась в сложнейшем положении: не хватало времени, а м и сил для обработки огромных массивов информации, кото-нередко была неполной, запутанной, поступала нерегулярно, многомесячными задержками. Сыграли свою роль и результаты. льсификации _ДОВОенной статистики: «нераспределенный контингент»,⁷ мифических людей нельзя было направить в армию или на оборонные работы. Между тем руководству Ленинграда требовались не ориентировочные оценки численности населения, а реальные, как можно более точные цифры общего числа горожан с разбивкой по полу, возрасту, районам проживания и другим показателям. Такие данные статистики получают только в результате переписей населения — сложнейшего и тщательно готовящегося мероприятия, о котором не могло быть и речи во время войны. Поэтому активно стали использоваться нетрадиционные методы исчисления, в частности сведения Городского управления по учету и выдаче продовольственных карточек. С весны 1942 г. это управление становится главным информатором партийных и советских органов об общей численности населения. Учет населения по карточкам всегда отличался достаточно приблизительным характером,⁸ кроме того, в блокаду карточки стали одним из главных объектов противоправной и преступной деятельности. На протяжении всей войны, и особенно в первый ее год, руководство Ленинграда установило и поддерживало жесткий контроль за этими документами строгой отчетности: неоднократно ужесточались правила выдачи, регулярно (почти каждый месяц) проводилась их перерегистрация, доставка, хранение, выдача карточек с ноября 1941 г.

Поэтому неудивительно, что цифры эвакуированных блокадников, составленные Различными ведомствами, не совпадают. См.: Ковальчук В. М. Эвакуация населения Ленинграда летом 1941 года //Отечественная история. 2000. № 3. С. 22—24.

Подробно о распределении контингентов военнослужащих, сотрудников НКВД, 1 „Т^Шченны* ^см-^; Исупов В. А. Смертность населения в тыловых районах России в 1941—,» ^гг- " Население России в 1920—1950-е годы: численность, потери, миграция. М.,

м., например, рассуждения об этом крупнейшего российского статистика: Ново-

кии С. 4. Естественное движение населения в Петрограде в 1919 г. // Материалы по

Нас ^{ИСТИКе Пет}Р°града. Пг., 1920. Вып. 1. С 9. Об опасностях учета по карточкам

_в \]у^{ЄНИЯ во Б}Р^емя блокады см.: Ковальчук В. М. Трагические цифры блокады //Россия

^л XX вв СПб., 1998. С. 363.

осуществлялись при наличии вооруженной охраны.⁹ Другое дело, что «карточная статистика» (как и любая другая) не могла в полной мере отразить стремительно меняющуюся обстановку тех дней. Карточки выдавались на месяц, но в январе—феврале 1942 г. ежедневно умирали до 3.5 тыс. человек, многие эвакуировались. Кроме того, городские власти для поддержки той или иной категории граждан широко практиковали введение «котлового довольствия», при котором карточки не отоваривались в магазинах, а сдавались в столовые. Поэтому возникала большая разница между числом выданных и перерегистрированных карточек, которая, например, в апреле 1942 г. составила 24%. Эту разницу нельзя объяснить только незаконными махинациями, большая часть ее, как явствует из объяснительной записки начальника Городского управления по учету и выдаче продовольственных карточек И. Г. Стожилова, была сдана в столовые, больницы, детские сады, ясли, и «непокрытая часть» составила около 1%.¹⁰ В целом, исходя из результатов проверок и сводок УНКВД Л О, можно предположить, что в обращении было до 4% незаконных карточек, основные злоупотребления же относились к получению карточек более высокой категории, чем положено."

С учетом того, что часть карточек была получена незаконно, а часть вообще не использовалась (чистые бланки возвращались в районные карточные бюро), резонно полагать, что итоговые сведения о выдаче карточек сильно завышены по сравнению с реальной численностью населения. Но так ли это? Согласно существовавшим правилам карточки не получали лица, «находящиеся на полном иждивении государства», а с лета 1942 г. — ленинградцы, мобилизованные на лесо- и торфоразработки. Кроме того, в общую статистику входили жители области, работавшие на городских предприятиях, их иждивенцы. Численность этих категорий достигала 58 тыс. человек (в июне 1942 г.), но обычно составляла 30 тыс. Поэтому при расчетах справок о численности населения, которые

⁹ Подробное изложение всего механизма карточной системы невозможно из-за ограниченного объема главы. Заметим только, что карточки в Ленинграде введены 18 июля 1941 г., 26 июля Ленгорисполком утвердил 4 нормативных документа, регулирующих порядок выдачи карточек, и 12 форм бланков, должных обеспечить их строгую отчетность (ЦГА СПб., ф. 7384, оп. 18, д. 1422, л. 95—109). До июня 1942 г., когда порядок выдачи карточек был изменен, Ленгорисполком принял 11 решений (не считая тех, которые объявляли о перерегистрациях), ужесточавших контроль.

¹⁰ ЦГАИПД СПб., ф. 24, оп. 2в., д. 6187, л. 7; д. 5932, л. 12—13.

' ' Другое дело, когда по сговору с работниками торговли использовались корешки карточек, но общее число карточек от этого не менялось.

Городское управление с августа 1942 г. ежемесячно высылало в горком и горисполком, общее число населения всегда превышало ко-дичество выданных карточек.

В первые месяцы блокады (до конца января 1942 г.), когда масштабы миграции ленинградцев сократились, определяющее значение приобрели показатели естественного движения населения — рождаемость и смертность, регистрация которых осуществлялась органами записи актов гражданского состояния (загсами). Загсы Ленинграда относились к тем немногим организациям города, которые не прекращали своей работы в течение всей блокады. Сложности в их работе начались поздней осенью 1941 г., уже в конце ноября свидетельства о смерти выдавались в день обращения только частным лицам, а оформление документов на умерших в больницах и госпиталях задерживалось на день-два. 10 декабря последовало распоряжение председателя Ленгорисполкома, согласно которому загсам предоставлялись дополнительные работники (по 2 чел. в каждый), а в десяти крупнейших больницах создавались своего рода выездные отделения загсов с тем, чтобы оформлять свидетельства о смерти на месте.¹² 25 декабря 1941 г. Ленгорисполком разрешил «как временную меру» захоронение трупов из лечебных стационаров по спискам, составленным больницей или госпиталем, с последующим оформлением через загс.¹³ Этим же решением в каждом районе города были организованы районные морги, куда свозились покойники из ближайших кварталов. Морги должны были принимать трупы по справкам о смерти, которые составлялись в жилищных конторах, как правило, участковыми милиционерами.¹⁴ Вывоз трупов из моргов на кладбища производился по спискам, впоследствии списки были переданы в загсы. 4 января 1942 г. Лен-горисполком принял новое решение об улучшении работы загсов, подчеркнув необходимость прикрепления работников загсов ко всем больницам и госпиталям.¹⁵ В 1942 г. загсы работали без выходных, по воскресеньям был установлен сокращенный рабочий день, чтобы избежать перерывов на обед, организована работа по сменам. 1 января они оформили 766 актов о смерти, 1 мая — 1664, а в тяжелейшие январские дни — 24—25 числа, когда морозы достигали 34°, — 5369 актов.

¹² ЦГА СПб., ф. 9156, оп. 4, д. 311, л. 13.

¹³ Там же, оп. 6, д. 5, л. 197.

¹⁴ Образец подобного акта см.: Болдырев А. Н. Осадная запись. СПб., 1999. С. 43—44.

¹⁵ ЦГА СПб., ф. 7384, оп. 18, д. 1436, л. 80—81.

Начиная с декабря 1941 г. Ленинградский отдел актов гражданского состояния на основе данных, получаемых из 15 районных загсов, составлял сводки (по декадам или раз в пять дней) двух видов: о количестве зарегистрированных смертей по дням и районам города, а также о половозрастном составе умерших (по районам). Эти сводки, где учитывалась только текущая регистрация, являлись основой для справок Управления НКВД Ленинградской области, направляемых руководству города и в НКВД (Л. П. Берии).

Вопрос о полноте данных загсов, о том, насколько точно они фиксировали смертность в период блокады, — один из сложнейших в отечественной историографии. Большинство авторов полагает, что загсы регистрировали только часть смертей, даже меньшую из них.¹⁶ Между тем в архивных материалах тех лет не обнаружено документально зафиксированных сомнений органов власти в истинности цифр загса. Единственной организацией, решительно заявившей, что «в органы загса за оформлением смертей ходила незначительная часть населения», было Ленинградское управление предприятиями коммунального обслуживания,'⁷ в ведении которого находился трест «Похоронное дело». Однако ни трест, ни управление не имели полного доступа к секретной информации о численности и движении населения, так как им этого не требовалось для выполнения профессиональных обязанностей.¹⁸ К тому же отчетность самого УПКО и треста не отличалась точностью, и когда в декабре был введен ежедневный учет числа зарегистрированных смертей и количества трупов, находившихся в моргах больниц и на кладбищах, именно работники коммунального обслуживания не смогли выполнить этого распоряжения. Сведения о состоянии кладбищ и моргов Ленгорисполком получал от милиции, санитарной инспекции, благодаря личным поездкам своих сотрудников, но четкой и регулярной информации о числе похороненных покойников от сотрудников кладбищ не было.

Разумеется, зимой 1941/42 г. загсы не могли регистрировать все случаи смерти: вымирали целые семьи, квартиры, многие горожане потеряли связь со своими родными, друзьями, соседями из-за эвакуации, перехода на казарменное положение, переездов в связи с разрушением жилья и т. п. Не имели возможности полностью кон-

¹⁶ Подробно см.: Дзенискевич А Р Блокада и политика. С. 57.

¹⁷ Ленинград в осаде: Сб. документов. СПб., 1995. С. 339.

Об этом, в частности, свидетельствуют сохранившиеся документы 1-го отдела УПКО.

г

тролировать движение своего персонала многие предприятия, учреждения; лишь в апреле 1942 г, был произведен переучет кадров промышленных предприятий Ленинграда." Но следует помнить, что регистрация смерти тех, кто умер в ту страшную зиму, продолжалась в последующие месяцы и годы. На протяжении 1942—1945 гг. в загсы поступали так называемые контрольные сводки, которые первоначально были весьма велики. Только к февралю 1943 г. дополнительно поступило 239 актов о рождении и 32 982 акта о смерти. В объяснительной записке к отчету о естественном движении населения за 1945 г. Статистическое управление Ленинграда отмечало: «Расхождение числа умерших по дате регистрации и по фактической дате смерти объясняется тем, что горзагс до сих пор продолжает регистрировать умерших в годы блокады по исполнительным листам. Большинство этих случаев было своевременно зарегистрировано на основании списков моргов и кладбищ, но без указания фамилий, так как списки составлялись на умерших, найденных вне дома и без документов. Теперь, по мере возвращения из эвакуации, прибывающие регистрируют смерть своих родных, погибших в годы блокады, через райзагсы...»²⁰ Регистрация актов продолжалась в течение многих лет, например, в 1949 г. было составлено 1432 акта о смерти в период войны, в 1950 г. — 956, в 1956 г. — 338, в 1959 г. — 61.²¹ Следует также учитывать, что для советского общества была характерна высокая степень бюрократизации жизни, без различного вида документов, справок, прочих «бумажек» не решались вопросы прописки, трудоустройства, учебы, пенсионного обеспечения и масса других житейских проблем. Даже зимой 1941/42 г. справки о смерти родственников были необходимы многим. Об этом, в частности, свидетельствует докладная записка о работе нотариальных контор (март 1942 г.), где отмечалось резкое возрастание притока населения в связи «с увеличением смертности и производством Госстрахом страховых платежей наследникам умерших».²²

Статистика загсов блокадного Ленинграда обладала важной особенностью: она была свободна от приписок. В целом по стране с сере-

¹⁹ Ленинград в осаде. С. 160—161.

²⁰ ЦГА СПб., ф 4904, оп. 1, д. 7, л. 19; ф. 4965, оп. 3, д. 209, л. 38.

²¹ Там же, оп. 3, д. 404, л. 15; д. 492, л. 2; д. 845, л. 49,91,121, 158; оп. 4, д. 668, л. 6. К сожалению, в отчетах Ленинградского статистического управления данные о регистрации актов на граждан, умерших в период войны, не всегда выделены. Например, в отчете за 1951 г. о імечается только, что их «количество велико» (ф.4965, оп. 3, д. 521, л. 6).

²² Ленинград в осаде. С. 424.

дины 1930-х гг. установилась практика, по которой регистрация смерти заключенного осуществлялась не по местонахождению тюрьмы, лагеря, колонии, а в загсах того города (области), где он проживал до ареста. Поэтому человек, арестованный в Ленинграде, а умерший, допустим, в Воркуте, по статистике смертности числился за местом ареста. Подобная практика, закрепленная приказом НКВД № 00674 от 11 июня 1939 г.,²³ в Ленинграде перестала действовать в 4-м квартале 1941 г. и была возобновлена только в августе 1943 г. В отчете Городского ОАГС за август 1943 г. говорилось, что всего зарегистрировано 1698 смертей жителей Ленинграда, Колпи-на, Кронштадта, из них 147 умерших в лагерях НКВД; при этом упомянута «наибольшая смертность среди заключенных в Рыбинском лагере от пеллагры». Такое положение искажало истинные цифры смертности в городе, что было отмечено в отчете ОАГС за декабрь 1943 г.: «...число умерших увеличилось, хотя фактически смертность продолжает снижаться, увеличение в абсолютных цифрах дают умершие в лагерях заключенные...»²⁴ Недовольны такой ситуацией были и ленинградские статистики. В мае 1944 г. начальник Ленинградского статистического управления, отправляя в Москву сведения о численности умерших заключенных — ленинградцев за 1941—1943 гг., предложил разрабатывать подобные материалы отдельно. Его аргументы были достаточно убедительны: на долю актов о смерти заключенных в 1943 г. пришлось 22% всех умерших, нередко фиксировались случаи смерти от тех заболеваний, которых не было среди жителей Ленинграда. 16 мая 1944 г. последовал ответ ЦСУ СССР: «В общегородскую статистику должны включаться все акты, полученные от органов загса».²⁵

Городское статистическое управление как орган государственной статистики на основе вторых (в годы блокады первых) экземпляров документов загсов разрабатывало таблицы естественного движения населения. Цифры Статуправления, как правило, не совпадали с данными загсов из-за особенностей учета в каждом из ведомств.²⁶ Разницу обязательно следовало обосновать, что обычно делалось в объяснительных записках, направляемых в статистические управления РСФСР и СССР. Ленинградское городское статистическое управление фактически перестало работать в кон-

²³ ГАРФ, ф. Р-9401, on. la, д. 34, л 35.

²⁴ ЦГА СПб., ф. 4904, оп. 1, д. 6, л. 90, 116, 207.

²⁵ РГАЭ, ф. 1562, on. 329, д. 1471, л. 22, 23; ЦГА СПб., ф. 4965, оп. 3, д. 105, л. 5— 5 об.

²⁶ Ленинград в осаде. С. 593.

це декабря и возобновило свою деятельность только весной, поэтому без необходимых статистических материалов оказались органы здравоохранения, плановая комиссия и другие городские структуры. Медики, которые регулярно готовили для городского руководства санитарно-демографические обзоры о состоянии населения, отреагировали очень быстро. Уже в середине декабря 1941 г. заведующий городским отделом здравоохранения В. С. Никитский обратился в Ленгорисполком с письмом, где, в частности, говорилось, что «постановка дела разработки данных о смертности в последнее время не может удовлетворить нужды и потребности горздравотдела и не отвечает интересам здравоохранения».²⁷ По мнению автора, следовало, во-первых, внести изменения в номенклатуру причин смерти, а во-вторых, ускорить разработку врачебных свидетельств о смерти, для чего разрешить статистическому управлению передавать их непосредственно в Ленгорздравотдел. Предложения медиков оказались реализованными только частично. В конце 1941 г. было создано Научно-методическое бюро санитарной статистики, которое в первой половине 1942 г. по специальным заданиям выборочно разрабатывало материал, характеризующий смертность (за январь и май) различных возрастных групп для того, чтобы выявить группы, особо тяжело перенесшие дистрофию.²⁸

Весной 1942 г. в Статистическом управлении началась разработка материалов загсов за конец 1941—первые месяцы 1942 г., ему помогали сотрудники Научно-методического бюро санитарной статистики, два представителя отдела кадров Ленгорздравотдела и 4 прикомандированных курсанта Военно-медицинской академии.²⁹ Особенно большую сложность вызывала разметка свидетельств о причинах смерти. Научно-методическое бюро рекомендовало «при комбинации различных диагнозов с дистрофией и скорбутом предпочтение отдавать конкретным нозологическим терминам».³⁰ Как показывают протоколы заседаний бюро, к проблемам разметки по причинам смерти статистики обращались неоднократно; окончательно же данные 1942 г. были разработаны и направлены в Москву только в мае 1943 г. Таблицы с данными о естественном движении населения Ленинграда в 1941 г., вероятно,

²⁷ ЦГА СПб., ф. 9156, оп. 4, д. 76, л. 61.

²⁸ Там же, ф. 9713, on. 1, д. 111, л. 8—13. К сожалению, эти разработки не были обнаружены в архивах

²⁹ ЦГА СПб., ф 9713, оп. 1,д. 98, л 402.

³⁰ Там же, л. 410..,,.. •.,,

/

не были составлены, так как ни в петербургских, ни в московских архивах их следов обнаружить не удалось.

Столь подробное изложение особенностей формирования информации о численности и естественном движении населения необходимо для понимания, почему наблюдается такая пестрота в статистических данных и как осторожно следует подходить к оценке достоверности материалов различных ведомств.

Началом блокады Ленинграда традиционно считается 8 сентября 1941 г., когда немецкие войска захватили Шлиссельбург и была прервана сухопутная связь Ленинграда со всей страной. Однако реально ленинградцы потеряли возможность покинуть свой город почти двумя неделями раньше: железнодорожное сообщение было прервано 27 августа, на вокзалах, в эшелонах на пригородных станциях скопились десятки тысяч людей, ожидавших возможного прорыва на восток. Но чуда не произошло, и в середине сентября ленинградцы стали возвращаться домой, а транзитные пассажиры были расселены в общежитиях города и ближайших пригородах. В сентябре—ноябре 1941 г. паспортная служба зарегистрировала 79 345 человек, «прибывших» в город, большинство из них, по-видимому, составляли беженцы из Прибалтики и Карелии.³¹

Динамику общей численности и структуры населения по данным о выдаче продовольственных карточек можно проследить по табл. 1.

Таблица 1

Данные о выдаче продовольственных карточек населению Ленинграда

в 1941—1942 гг.

Год, месяц	Всего выдано карточек	Рабочих	Служащих	Иждивенцев	Детей	Рабочих, %	Служащих, %	Иждивенцев, %	Детей, %	Возврат	чистых	Исчислено населения
				1941 г.
Июль	2652 5	921.7	515.9	747.9		34.8	19.4	28.2	17.6
Авг.	2621.8	898.6	487 8	743.4		34.3	18.6	28.4	18.7
Сен.*	2377.6	834.5	437.3	672.2	433.6	35.1	18.4	28.3	18.2
Окг*		817.7	396.3	716.7		34.5	16.7	30.2	18.6
Нояб.	2384.4	822.3	372.1	738 7	451.3	34.5	15.6	31.0	18.9
Дек		805.7	341.3	729.6	453.7		14.6	31.3	19.5

³¹ Ленинград в осаде. С. 350, 590. Коренных ленинградцев, успевших оформить свой выезд в конце августа, было немного, так как эвакуация проводилась в страшной спешке.

\

Таблица 1 (продолжение)

1942 г.
Янв.	2281.8	802.6	287.6	738.3	453.3	35.2	12.6	32.3	19.9
Февр.	2151.9	754.5	249.8	704.6	443.0	35.1	11.6	32.7	20.6
Март	1912.4	686.0	216.6	615.4	394.4	35.9	11.3	32.2	20.6
Алр.	1612.2	611.1	167.0	505.7	328.4	37.9	10.4	31.3	20.4	21.2
Май	1306.4	554.4	137.6	351.0	263.4	42.4	10.5	26.9	20.2
Июнь	1211.7	568.3	137.3	266.3	239.8	46.9	11.3	22.0	19.8		\
Июль	1060.5	550.6	117.5	194.8	197.6	51.9	11.1	18.4	18.6	20.0
Авг.	773.0	457.5	85.4	108.2	121.9	59.2	11.0	14.0	15.8	59.0	782.6
Сент.	700.4	439.6	83.0	70.5	107.3	62.8	12.0	10.0	15.2		714.8
Окг.	670.6	437.5	78.2	59.1	95.8	65.2	11.7	8.8	14.3		687.7
Нояб.	657.9	441.9	73.2	50.4	92.4	67.2	11.0	7.8	14.0		660.4
Дек.	643.3	435.4	70.0	47.7	90.2	67.7	10.9	7.4	14.0		649.8

* Имеются также сведения, что на 6 сентября населению Ленинграда и 4 подведомственных Ленгорисполкому городов было выдано 2489.4 тыс. комплектов карточек (15 городским районам — 2345.1 тыс.), на 6 октября — 2443.4 тыс. (17 районов) и 2370.3 тыс. (15 районов). ЦГАИПД СПб., ф. 24, оп. 2в, д. 5082, 6187; ЦГА СПб., ф. 7384, оп. 17, д. 410, л. 21.

Первое, что бросается в глаза при ознакомлении с таблицей, — высокий процент неработающего населения. Иждивенцы до лета 1942 г. составляли 31—32%, дети до 12 лет — около 20% всего населения, т. е. в течение осени 1941—весны 1942 г. почти 50%> горожан не работали на производстве или в иных учреждениях. Количество иждивенцев начало резко снижаться с июля 1942 г., достигнув в декабре 7.4%, но количество детей, несмотря на массовую эвакуацию, оставалось высоким.

Сведениями об общей численности населения города располагал также Ленинградский отдел актов гражданского состояния. К сожалению, механизм формирования этих сведений до сих пор остается неизвестным, как правило, показатели ОАГС (и в мирное время) не совпадали с данными официальной статистики и использовались только для внутренних нужд как в городском, так и союзном масштабе." По расчетам ОАГС, численность населения Ленинграда в сентябре 1941 г. составляла 2 450 639 человек, в октябре увеличилась до 2 915 169, а в ноябре снова снизилась до 2 485 947. Объяснение столь гигантского, почти полумиллионного, роста и столь же резкого снижения численности городского населения не дано ни

³² См., например, отчеты о работе Центрального отдела актов гражданского состояния Главного управления милиции НКВД СССР за годы войны: ГАРФ, ф. Р-9415, оп. 3, д. 1396, 1405, 1406, 1410.

/

в документах самого загса, ни в работе бывшего руководителя Ленинградского научно-методического бюро санитарной статистики 3. 3. Шнитниковой, использовавшей эти цифры.³³

Смертность в Ленинграде стала расти с июля 1941 г. Если принять за 100% среднюю цифру умерших в первом полугодии 1941 г. (3738 чел., данные по 15 загсам), то в июле она составила 111%, в августе 143.6%, в сентябре 182%, в октябре 196.7%, т. е. выросла в два раза.³⁴ В сентябре изменились причины смерти, появились первые жертвы авиационных налетов, на долю которых пришлось 23% всех умерших горожан; в октябре этот показатель снизился до 17%.

Катастрофическое продовольственное положение города, о котором руководство города и страны догадывалось уже в конце августа, а точно узнало 12 сентября после переучета всех съестных запасов, было тайной для большинства горожан.³⁵ С начала сентября 1941 г. началось последовательное снижение норм выдачи продуктов по карточкам, 1 сентября была запрещена свободная продажа продовольственных товаров.³⁶ 13 сентября А. А. Жданову поступило первое донесение Управления НКВД по Ленинграду и Ленинградской области о продовольственных затруднениях, но не в Ленинграде, а в Сестрорецке, где скопилось большое число беженцев.³⁷ В октябре члену Военного совета А. А. Кузнецову было доложено «о плохой организации питания на промышленных предприятиях и в учреждениях». Отмечалось, что столовые крупнейших заводов (Кировского, «Большевика», им. Ленина, «Красного треугольника» и др.) не получают до 70% необходимых продуктов, качество обедов низкое, нередко выдаются только первые блюда, образуются большие очереди, в которых приходится стоять 1—2 часа. Все это вызвало естественное недовольство рабочих.³⁸

³³ ЦГА СПб., ф. 4904, оп. 1, д. 5, л. 26—27; Шнитникова 3 3. Влияние войны на санитарное состояние населения (Ленинград периода войны и блокады) / Публикация Р. Бахтиярова // Вопросы статистики. 1999. № 8. С. 83.

³⁴ ЦГА СПб., ф. 4904, оп. 1, д. 5, л. 26.

³⁵ Впрочем, как явствует из опубликованных воспоминаний, некоторые понимали неизбежность голода в Ленинграде. См.:ЛихачевД С Воспоминания. СПб., 1999. С. 446.

³⁶ О нормах см.: Ленинград в осаде. С. 261—262.

³⁷ Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области (далее: А УФСБ), ф. 12, оп. 2, д. 19, л. 1—2. Отдельные специальные сообщения УНКВД ЛО опубликованы Н. А. Ломагиным в книгах: Международное положение глазами ленинградцев (из Архива Управления Федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу и Ленинградской области). СПб., 1996; В тисках голода. Блокада Ленинграда в документах германских спецслужб и НКВД. СПб., 2000.

³⁸ А УФСБ, ф. 12, on. 2, д. 19, л. 9—15.

В ноябре, когда, по выражению медиков тех лет, «создались условия, близкие к полному голоданию»,³⁹ заболеваемость на почве истощения приобрела характер эпидемии. Со второй половины месяца резко возросло количество обращений в скорую помощь: врачи и санитарный транспорт вызывались на квартиры к больным, потерявшим способность передвигаться самостоятельно, а также на предприятия и в поликлиники для вывоза «внезапно» заболевших сотрудников и посетителей. Если 17 ноября в скорую помощь поступило 20 таких вызовов, то 1 декабря в 6.5 раз больше— 131 вызов, в 80 случаях отмечено «истощение», в 51 — «острая сердечная слабость».⁴⁰ Значительно возрос поток посетителей в поликлиники, в некоторые из них ежедневно обращались до 200 человек. Только в одну поликлинику Кировского района за 7 дней (с 21 по 28 ноября) с жалобами на болезненное состояние из-за плохого питания пришли 1626 человек, у 206 из них врачи определенно констатировали: «истощение». В поликлинике Дзержинского района такой же диагноз был поставлен 423 из 4375 посетителей.⁴¹

Были отмечены первые случаи смерти от истощения. В больнице им. Перовской один больной умер в первой половине ноября, а в конце месяца там же от голода умерло 19 человек. В одной из крупнейших больниц города — больнице им. Эрисмана в середине ноября внезапно скончалась (через две недели после поступления) больная 40 лет, патологоанатомический диагноз гласил: «алиментарная дистрофия, осложненная бронхопневмонией».⁴²

В конце ноября участились случаи голодных обмороков на производстве и на улице. При этом сознание теряли в основном мужчины от 29 до 59 лет, получавшие рабочий паек. Как правило, они умирали вскоре после доставки в лечебные учреждения. В отчете Петроградского районного отдела здравоохранения говорилось: «...в ноябре появились первые смерти от дистрофии, причем гибли первыми мужчины при отсутствии каких-либо резких патологических изменений, кроме глухоты сердца и брадикардии. Наблюдались смерти граждан, только что выписанных на работу». Медики Фрунзенского района отмечали: «Обращает на себя внимание значительное количество „острых смертей", т. е., вернее, необъяснимых для врача на первый взгляд. Больной приходил [в лечебное уч-

³⁹ Алиментарная дистрофия в блокированном Ленинграде / Под ред. проф. М. В. Чер-норуцкого Л., 1947. С. 193.

⁴⁰ ЦГА СПб., ф. 9156, оп. 6, д. 5, л. 154. і

⁴¹ А УФСБ, ф. 12, оп. 2, д. 19, л. 66.

⁴² Алиментарная дистрофия... С. 195.

m

реждение] сам, самочувствие оставалось удовлетворительное, и через несколько часов, а иногда и суток его находили на кровати мертвым».⁴³

В письмах и высказываниях ленинградцев тема голода все чаще переплеталась с темой смерти, которая виделась средством избавления от мучительных страданий. «Смерть от бомбы и снаряда теперь уже не страшна. Голод, который мы переносим, значительно страшнее», «мы рады, если нас убьют... Надоело мучиться от голода. Жизнь стала хуже каторги», — эти слова приводятся спецслужбами как примеры «упаднических настроений», распространенных среди населения, особенно среди домохозяек.⁴⁴

Наивные подсчеты, проведенные 13 ноября ученицей 9-го класса и свидетельствующие о нереальности существования на иждивенческие карточки, внушают автору дневника ужас: «Неужели народ начнет есть кошек, собак и даже своих собственных детей? Я боюсь думать о будущем...»⁴⁵ Страхи девочки оправдались. Голодные люди уже ели кошек и собак, но пока эти случаи воспринимались как антиобщественные явления. А в ночь на 15 ноября мать задушила свою полуторамесячную дочь, чтобы накормить других трех детей.

С 20 ноября 1941 г. в Ленинграде были установлены самые низкие нормы выдачи хлеба, до 50% которого составляли примеси. Тогда же резко ухудшилось отоваривание карточек другими продуктами — мукой, крупой, мясом, жирами. Голодные горожане должны были уже в А —5 часов утра, а то и с ночи, занимать очереди у магазинов, чтобы получить хоть какие-нибудь дополнительные продукты. Уже во второй декаде в столовых было запрещено отпускать блюда без вырезки талонов из карточек. 26 ноября Ленгор-исполком, рассмотрев в очередной раз «Инструкцию о разбивке контингентов населения по группам в зависимости от норм снабжения», снизил численность людей, получавших «рабочую» карточку. Этим же решением ленинградцы для отоваривания своих карточек были прикреплены к определенным магазинам.⁴⁶

Смерть от голода еще не была массовым явлением. В донесениях УНКВД ЛО руководству города (А. А. Жданову, А. А. Кузнецову) и в Москву (Л. П. Берии) говорилось: «Отмечены отдельные факты заболеваемости на почве недоедания со смертельным исхо-

⁴³ ЦГА СПб., ф. 9156, оп. 4, д. 333, л. 28, 58.

⁴⁴ А УФСБ, ф. 12, оп. 2, д. 19, л. 67.

⁴⁵ Память. Л., 1987. Вып. 2. С. 187.

⁴⁶ ЦГА СПб., ф. 7384, оп. 18, д. 1429, л. 247—265, 287—288.

дом».⁴⁷ Всего в ноябре умерло 11 085 ленинградцев,⁴⁸ что почти в 3 раза превышало среднемесячный показатель мирного полугодия 1941 г. и в 1.5 раза показатель осенних месяцев (в сентябре—октябре в среднем умирало 7080 чел.). Столь резкое повышение объяснялось «появлением новой причины смертности — дистрофии (истощения)».⁴⁹ Значительную часть (17%— 1903 чел.) умерших составляли жертвы бомбардировок и артобстрелов. Прежде всех умирали младенцы (2082 чел.) и трудоспособные граждане старше 40 лет. Однако в целом структура смертности по возрастам существенно не изменилась, увеличение ее шло более или менее одинаково в различных возрастных группах, о чем свидетельствуют данные таблицы, составленной Ленгорздравотделом 5 января 1942 г.

Таблица 2