Становление мировой индустриальной цивилизации

К числу крупнейших, быть может, самых главных достижений цивилизации следует отнести переход человечества во втором тысячелетии от сравнительно медленного, крайне нестабильного и преимущественно чисто экстенсивного роста к так называемому современному экономическому росту (СЭР), основанному на широком применении новых (машинных, информационных, организационных) технологий, физического и человеческого капитала, возрастающей роли производительности (труда и капитала).

В первые семь-восемь столетий, предшествовавших промышленной революции, традиционные общества в странах Востока и Запада, несмотря на всевозможные кризисы, относительно длительные периоды стагнации, достигли в целом немалых, хотя и неодинаковых, успехов в экономическом развитии.

К началу второго тысячелетия, Китай, Индия, страны Ближнего Востока, в результате длительной эволюции, внедрения множества технологических и организационных инноваций, использования сравнительно эффективной «природной машины», активизации внутренней и внешней торговли, добились существенного превосходства над странами Западной Европы во многих сферах хозяйственной и культурной жизни: урожайность зерновых и подушевое производство железа (в Китае) были в 3-5 раз выше, уровень урбанизации и ВВП в расчете на душу населения в среднем вполтора-два раза превышали западноевропейские аналоги, а показатели грамотности, отражающие степень развития человеческого потенциала, на Востоке оказались в 5-10 раз выше, чем на средневековом Западе.

Более того, некоторые важные атрибуты экстенсивно-интенсивного типа расширенного воспроизводства, свойственного начальной (индустриальной) фазе СЭР, обозначились впервые не в западноевропейских странах в условиях промышленной революции, а на Востоке, в Китае, на рубеже первого и второго тысячелетий, т.е. за многие сотни лет до начала ‘промышленных рывков’ в странах Запада.

В отличие от первого тысячелетия (и за исключением Ближнего Востока), в ряде других стран Востока в 11-18 вв., как, впрочем, и в Европе, резко возросли темпы роста населения: в Китае и Индии - соответственно в пять и три раза.

«Доиндустриальный рывок» стран Запада (а им удалось, как становится яснее, сделать многое до промышленного переворота) – еще одна из загадок. Дело в том, что по индексу развития, структуре внешней торговли, по размерам накопленного богатства бедная, отсталая периферия, «аутсайдер» Евразии, какой по существу была Европа к концу первого тысячелетия н.э., никак не могла претендовать на роль лидера в экономическом соревновании двух миров – Востока и Запада.

Тем не менее, в отличие от большинства стран Востока, западноевропейским странам во втором тысячелетии, в том числе, подчеркнем, в доиндустриальную эпоху, удалось обеспечить более быстрый экономический рост, связанный в известной мере с созданием ряда важных элементов интенсивного типа производства.

Западом называют не столько регион, сколько тип культуры и строй мысли, парадигму сознания, стереотип жизненного пути. Западом невозможно назвать ни одну конкретную страну. Гео­графически — это совокупность стран Западной, Центральной Европы и Северной Америки.

Напомним, что современная Западная (европейская) цивилизация ведет отсчет с V в., когда германские племена, разрушившие Западную Римскую им­перию, начинают новый этап истории Западной Европы.

Проходя этапы рождения, детства, юношеста, взросления, старения и смерти, Средневековье относительно цивилизации Запада в целом является периодом ее младенчества, тогда как Новое время — время «взросло­сти» Западной цивилизации, ее окончательного оформления. При этом надо учесть, что термин «Европа», как и термин «Запад», нами рас­сматриваются не в их географическом значении, а в культурно-исто­рическом. Принадлежать к культуре Запада — значит принадлежать к романо-германской культуре или западно-европейской цивилизации.

Западно-европейская цивилизация — осевая, вторичная, сформи­ровавшаяся на месте древнейших локальных цивилизаций — древ­негреческой и древнеримской, впитавшая в себя их достижения (культуру Греции, политико-правовые традиции Рима). Древняя Греция и Рим стали как бы матерью, во чреве которой сформирова­лась новая (Западная) цивилизация. По словам философа Г. Поме­ранца, в основании европейской цивилизации лежат греческая фило­софия, еврейская религия и римское право.

Опираясь на исследования историков можно выделить ос­новные периоды в развитии западноевропейского Средневековья.

• IV—X вв. — века агрессивного и темного варварства.

• XI—XII вв. — «юношеский период», когда общество само изо­бретало и «подбирало чужое».

• 1300—1450 гг. — время экономического спада, «огрубления, уп­рощения социума».

• 1450-е гг. — до XVII в. — рождение Нового времени.

Если первый период Средневековья был эпохой младенчества ев­ропейской цивилизации, то второй — детства и юношества. Это был период, когда молодая, энергичная цивилизация становилась на но­ги, стремилась многое узнать, постичь, применить. Это было время «юношеского энтузиазма», когда общество само изобретало, подби­рало знания своих предшественников, мудрость других культур.

Европейцы перевели множество греческих и римских книг, араб­ских трактатов, книг по различным отраслям знаний, проявляя ин­терес к философии, технике, различным наукам.

Европейцы перенимали не только знания, но и технические достижтия восточных стран. Но если технические изобретения (порох, компас, часы и др.) в Китае никогда не играли определяющей роли, техника была автономна, как бы «сама по себе», то в Европе было иначе. Новшествам находилось массовое, утилитарное применение. В Евро­пе часы появились между 1277 и 1300 гг. и сразу вошли в жизнь: их можно было увидеть на церквях, ратушах и т. д. Так же было и с други­ми техническими новшествами, взятыми из стран Востока.

И тем не менее, взрыв Запада в середине Средних веков кажется чем-то невероятным.

Если бы можно было вернуться в 15 век и совершить кру­госветное путешествие, нас, вероятно, сильнее всего впе­чатлило бы качество жизни на Востоке. Средневековый Китай значительно опередил тогдашнюю Европу в количестве научных, промышленных и агрокультурных изобретений, активно использовали порох в военных нуждах и разработали первые точные часы. Даже первый печатный станок был изобретён в Китае в XI веке, за четыре столетия до Гуттенберга, но большинство их так и остались уделом немногочисленных гениев.

Гигантский китайский флот совершал океанские переходы задолго до Колумба и Васко да Гамы, но так и не закрепился в своих азиатских и африканских колониях. А географические открытия европейцев быстро превращались в торговое предприятие, поскольку ими двигало не желание императора раздвинуть границы, а жажда наживы. В Пекине, столице династии Мин, строят Запретный город и гигантские дворцы, начались работы по улучшению Великого канала длиной 1800 км.

В исламском мире происходил рассвет интеллектуальной деятельности, строились первые университеты и обсерватории. Достижения мусульманского мира в точных науках были неоспоримы: европейцы адаптировали их открытия.

Турки-османы идут к Кон­стантинополю (и в 1453 г. возьмут столицу ветхой Визан­тийской империи). Смерть Тимура (Тамерлана) в 1405 году устранила угрозу вторжения из Средней Азии орд, этой анти­тезы цивилизации. Китайскому императору Чжу-ди (Юнлэ) и турецкому султану Мураду II будущее казалось блестящим.

Напротив, Западная Европа поразила бы нас. То было убогое захолустье, которое представляло собой крайне неблагополучное место. Повсеместные антисанитария и болезни отравляли жизнь миллионам людей. Она с трудом оправлявшееся от чумы 1347^—1451 годов. Черная смерть выкосила почти половину населения. Государства страдали от политической нестабильности, постоянные войны регулярно опустошали казну. Мрачные улицы больших городов подогревали разгул насильственных преступлений. Жизнь англичан в те времена была, как писал Томас Гоббс, "одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна", сам он назвал это её "естественным состоянием".

Во Франции жизнь была еще беспросветнее, тупее и короче — и ситуация к востоку все ухудшалась. Еще в начале XVIII века француз ежедневно потреблял в среднем 1660 килокалорий (почти минимум требуемого для поддержания жизни; около половины среднего современного западного уровня), а средний рост мужчин в дореволюционной Франции составлял 165 см.

Самым приятным местом в Европе тогда были города-государства Северной Италии: Флорен­ция, Генуя, Пиза, Сиена, Венеция. Во всех континентальных странах, о которых есть средневековые данные, убивали чаще, чем в Англии (а худшим местом неизменно оказывалась Италия, славная не только своими художниками, но и наемными убийцами).

Что касается Северной Америки, то в XV веке по сравнению с государствами ацтеков, майя и инков с их храмами-пирамидами и дорогами высоко в горах она представляла собой глушь.

В начале XVI века европейские государства контролировали 5% мировой территории, где проживало 16% населения, производившего около 20% ВВП. В 1500 году крупнейшим городом мира был Пекин с его 700 000 жителей. В первую десятку крупнейших городов мира входил только один европейский город — Париж.

На фоне развитой цивилизации средневекового Китая, на десятилетия опережавшей Европу в научном развитии, или ее ремеслами и торговлей, произошедшее в последующие века кажется немыслимым. Всего 400 лет спустя ситуация перевернулась с ног на голову. И вполне закономерно возникает вопрос, почему именно этот небольшой регион возвысился над остальным миром и противопоставил себя ему?

По-видимому, феномен Запада стал возможен в ре­зультате стечения нескольких исключительно благоприятных об­стоятельств.

Осуществление «европейского чуда» оказалось возможным в силу ряда обстоятельств (многие из которых еще нуждаются в уточнении).

Отчасти благодаря географическим факторам западноевропейцы, как известно, в прошлом тысячелетии сумели в целом избежать деструктивных социально-политических шоков, связанных с завоеваниями кочевников. В то же время многократные попытки объединения Европы изнутри силовыми способами в конечном счете терпели неудачу. Ввиду разнообразных факторов, в том числе географической фрагментации, в Западной Европе постепенно сложилась своеобразная (быть может, уникальная) система более или менее равновесных конкурентно-контрактных отношений, препятствовавшая образованию губительной для прогресса монополии власти. Сформировались относительно независимые, децентрализованные источники силы и влияния: церковь, города, феодалы, гильдии, университеты.

В обстановке довольно острой внутренней и внешней конкуренции по поводу сравнительно ограниченных (при сравнении с Востоком) ресурсов государство в западноевропейских странах оказалось вынуждено учитывать интересы не только верхов, но и низов: оно не только грабило подданных, но и предоставляло последним определенные экономические, социальные и правовые услуги. Иными словами, западноевропейскому государству, в отличие от его восточных аналогов, были в сравнительно меньшей степени присущи черты произвола и паразитизма. В силу этого обществам ряда стран Запада в позднее средневековье и новое время удалось аккумулировать немалую социальную энергию, необходимую для трансформации их отсталых экономических систем, запуска механизма общественного саморазвития.

Важную роль имело и историческое наследие античности. Разбитая варварами Римская империя сохранила греческие и латинские тексты, которые западноевропейцы полу­чили от арабских ученых. Так или иначе, Северная Италия, Фран­ция, Англия, Испания стали наследниками великих культур Афин, Рима, Константинополя. Двухтысячелетнее наследие гре­ков и латинян нашло благодарных восприемников не в старых центрах южного Средиземноморья, не в долинах Нила и Меж­дуречья, но в скромных поначалу университетах Болоньи, Саламанки, Парижа, Оксфорда. Между 1200 и 1500 г. в Западной Европе было основано примерно 70 университетов. В XIII — XVI вв. в маленьких университетских городах Европы свершается чудо — наиболее восприимчивые люди с любовью и страстью впитывают идеи, литературу и искусство далекой эпохи. Ренес­санс не имел места нигде более в мире. Тексты античности неимоверно ускорили развитие той части Европы, которая ранее ничем не отличалась от остального мира. Такой передачи инфор­мации — через тысячелетие — не знала мировая история. Фило­софия и естественные науки получили толчок для развития.

Еще одно обстоятельство – это феномен Возрождения. Без Возрождения (Ренессанса) не возникла бы та особенная опти­мистическая рациональность, которая стала отличать западного человека от других людей. В литературе Греции и Рима он находил обоснование индивидуализма и свободы. В искусстве античности — неистребимую патетику красоты — главное до­стижение античного мира, позже сраженную патетикой спра­ведливости раннего христианства. Заимствованные из текстов Платона и других античных авторов принципы демократии, аристократии, автократии, меритократии получили зрелую аргу­ментацию и нашли последующее применение в искусстве уиравления. Ренессанс помог постичь уроки трагедии человеческого бытия, способствовал рациональному восприятию человеческой жизни как серии сложных испытаний, требующих для своего преодоления мобилизации воли, ума, предприимчивости, глубо­кой веры в человеческие способности. На волне этого самоут­верждения в XV в. Запад освоил огнестрельное оружие, карман­ные механические часы, прялку с ножной педалью и, главное, книгопечатание. Именно в эпоху Возрождения меняется отношение ко времени: экономия его становится одним из глав­ных атрибутов рационалистического мышления. Возрождение сделало человека лично ответственным за свою судьбу. «Распад отношений личной зависимости повлек за собой невиданную ранее территориальную и даже социальную мобильность челове­ка». Именно в эпоху Возрождения Запад, по существу, навязал свою модель почти всему остальному миру, и в сознании европейцев укрепилась вера в универсальность своего обществен­ного устройства и своей системы ценностей. (Тогда же произо­шел и трагический раскол Европы на Западную и Восточную.)

Необходимо учитывать и влияние Реформации. Осуществилась духовная «модернизация» — переход от религиозного самоотречения к более «равному» отношению с Богом, навеянный античным «опытом» общения с небожителями Олимпа. Влияние Ренессан­са сказывалось не в отходе от христианства, а в придании отно­шениям человека с единым Богом характера своего рода догово­ра, соглашения, основанного на рациональном восприятии выс­шей воли. Произошел великий процесс Реформации, давшей человеку меру своей угодности Богу, определяемую (без посред­ников в лице жрецов церкви) степенью жизненного успеха. М. Аютер, Ж. Кальвин и другие протестанты дали человеку воз­можность верить в свои силы на этом земном пространстве в эту отмеренную человеку долю времени. В результате Реформа­ции многие народы Запада сделали своей религиозной обязан­ностью максимально изобретательное трудолюбие. Реформация вознесла человека, отдельного человека, индивидуума. Лютер писал: «Я есть человек, а это более высокий титул, чем князь. Почему? Да потому что князей создал не Бог, а люди; но что я есть человек, это мог сделать один только Бог». Согласно Лютеру, человек, следуя внутренней природе, подчиняется только самому себе и не зависит ни от кого другого. И все вокруг зависит от того, каков этот человек. «Плохой или хороший дом не делают строителя плохим или хорошим, а хороший или дурной строитель строит хороший или плохой дом. И в целом не работа делает работника таким, какая она есть, а работник делает работу такой, каков он сам». Из Женевы Кальвин писал, что труд — не наказание за грехи, а наоборот, «в труде человек вступает в связь с Богом, что именно в труде состоит моральный долг человека перед Богом. Лень и праздность прокляты Богом». Упорный труд и накопле­ние капитала, расчетливость и благоразумие угодны Богу. Чтение Библии в каждой семье способствовало распространению гра­мотности, поведение человека ускользало из-под церковного кон­троля.

Католическая церковь не могла не отреагировать на процес­сы, связанные с Реформацией: светские правители в католичес­ких странах получили силу и власть прежних первосвященников. Католицизм перестал быть тотальным. Ради выживания он обра­тился к искусствам, к более рациональной теологии и более секулярным методам общения с паствой. Бог западного человека после Реформации перестал быть суровым утешителем, как это было везде за пределами Западной Европы. Он стал устроителем общественного выживания на основе мобилизации собственных сил каждого человека. Пронеся позднее крест через все океаны и все материки, миссионеры вдохновлялись приобщением других к Богу, пострадавшему за человека. Эта гуманизация религии дала западному человеку мощь носителя божественного начала. Не полагаться на Бога, а своей энергией доказать преданность его замыслу, не прятать ум в слепой вере, а открыть его аля неви­данных чудес природы, созданных Богом, но познаваемых разу­мом, — вот что стало главным в новом отношении верующих к миру.

Отметим и роль изобретеного И. Гутенбергом печатного станка. Творения титанов мысли, карты путешественников, труды астрономов после 1572 г. стали воспроизводиться, фикси­роваться, распространяться во многих экземплярах. Нигде в мире человеческая мысль не получила столь твердого основания для осмысления мира каждым человеком. Печатный пресс сде­лал Библию достоянием христианской семьи, приумножил зна­чение античного наследства, позволил заняться рациональным освоением земного пространства и мировой истории. Книга — сохраняемое и распространяемое средство накопления опыта — стала главным орудием Запада. Пройдут столетия, прежде чем книга займет подобное место в жизни других народов. Но к этому времени Запад добавит массу новых технических изобре­тений, научится использовать то, что было изобретено другими народами. Начало же пути — нелепые наборные диски Гутен­берга, способствовавшие становлению Запада в нынешнем пони­мании на несколько веков раньше других регионов мира.

С середины XVII в. наука стала источником силы Запада, давая ему в руки все средства владения Землей — от секстанта до атомной бомбы. Сила Запада заключалась в том, что в нем сформировалось определенное социальное единство и талант получил условия для развития, новая идея — благодатную почву для реализации. Ничего этого не имел изумленный мир, неспо­собный мобилизовать административное управление, финансовые ресурсы и талант своих народов, чтобы отстоять свою свободу и историческую оригинальность перед энергично-практичным За­падом. В противоположность завоевателям всех времен и наро­дов западноевропейцы, ведомые «фаустовским комплексом», не удовольствовались простым контролем над завоеванным про­странством, но добивались контроля над полученным социумом, переделывая его на' свой лад. Психологическая парадигма стала главным «экспортным продуктом» Запада. Самым определенным образом Запад бросил вызов всему остальному человечеству — огромному большинству, многим могущественным государствам, многим могучим империям, чьей роковой слабостью было не отсутствие пушек (изобретенных, кстати, на Востоке), а отсутст­вие индивидуальной воли каждого (в незападном мире коллек­тивная воля чаще держалась на страхе), фаустовского отноше­ния к жизни как к путешествию, обстоятельства которого могут быть предусмотрены заранее и в котором нет недостижимых целей, а могут быть лишь ошибки в расчете.

Век Просвещения фактически канонизировал неравные отно­шения представителей различных цивилизаций. Стало очевид­ным, что европейская наука не имеет себе равных, как не имеют себе равных европейское книгопечатание, почта, дороги, астролябии, государственное устройство, отношение к Богу и, главное, — мировосприятие. До эпохи Просвещения Россия, Оттоманская империя и Китай еще казались некими сопостави­мыми с Западом величинами, идущими по параллельным доро­гам истории. Но уже к началу американской и французской революций стало ясно, что сопоставление этих стран с Западной Европой могло вызвать лишь удивление. Сравнение Москвы, Стамбула и Пекина с Парижем и Лондоном стало неправомоч­ным.

В Западной Европе в XI-XVIII вв. средняя капиталовооруженность труда возросла, возможно, в три раза (для сравнения: в Китае в XII-XVIII вв. этот показатель едва ли увеличился более чем на 2/3, хотя до того, в IX-XI вв., он вырос в 3-4 раза). По нашим ориентировочным оценкам, в странах Западной Европы среднее число отработанных часов на одного занятого в год возросло с 2100-2300 во II-IV вв. до 2400-2600 в XII-XIII вв. и до 2700-2900 часов в конце XVII- середине XVIII в.

В позднее средневековье жители многих западноевропейских стран стали более жестко придерживаться некоторых рациональных принципов регулирования рождаемости и планирования семьи, практикуя в зависимости об обстоятельств безбрачие (в среднем от 1/10 до ¼ населения брачного возраста не имели семьи), более поздние браки, а также ограничение числа детей. Эти особенности демографического поведения жителей Западной и прежде всего Северо-Западной Европы (а также Японии!) в немалой мере способствовали увеличению сбережений, социальной мобильности населения, повышению его квалификационного и образовательного уровня.

В доидустриальной Европе произошли и другие важные изменения, подготовившие генезис СЭР. Доля занятых в сельском хозяйстве сократилась с 80-84% в XI в. до 62-66% в 1800 г. Показатель грамотности взрослого населения, составлявший, по оценкам, в XI в. не более 1-3%, к концу XVI в. преодолел отметку в 10% и к началу XIX в. достиг уровня 44-48%.

В целом в доиндустриальный период (XI-XVIII вв.) совокупный ВВП крупных стран Запада вырос более чем в 15 раз, в то время как в Китае он увеличился в 3.5-4 раза, в Индии вдвое, а на Ближнем Востоке он, возможно, сократился на ¼-1/3. Но и к началу XIX в. суммарный производительный и потребительный потенциал Востока оставался по-прежнему весьма внушительным. По экономической мощи Китай вдвое превосходил крупные страны Запада, которые в совокупности уступали также Индии. Вплоть до середины XVIII в. половина всех напечатанных книг в мире была на китайском языке.

Отставая по общему уровню развития от ведущих азиатских государств на рубеже первого-второго тысячелетий в 2.4-2.6 раза, западноевропейские страны к началу промышленного переворота превзошли их по этому индикатору уже почти вдвое, в том числе по уровню грамотности взрослого населения в 3.0-3.5 раза.

Промышленный переворот в ныне развитых странах (конец XVIII – начало XX в.) привел к радикальному – в 5-6 раз - ускорению общих темпов их экономического роста по сравнению с соответствующими показателями эпохи Возрождения и Просвещения (с 0.3-0.5% в XVI-XVIII вв. до 2.0-2.2% в XIX - начале XX в.).

Экономический рост ныне развитых стран в период промышленного переворота был более сбалансированным и имел более широкую основу, чем это обычно принято считать. Он был в немалой мере связан с подъемом сельского хозяйства, происходившем в значительной степени во всех изучаемых странах, за исключением США (переселенческая страна), на базе его интенсификации. Быстрая трансформация экономики стран Запада и Японии определялась не только масштабами вытеснения прежних форм производства, но и достижением органического синтеза современных и наиболее продуктивных из числа традиционных факторов роста, роль которых (последних) в становлении индустрильной цивилизации и придании ей относительной устойчивости оказалась, как выясняется, весьма значительной.

Между 1500 и 2000 г. вызов Запада выразился в гигантском по масштабам приобщении народов к западной поведенческой мо­дели, одновременно привлекательной своей активностью и оттал­кивающей своим эгоизмом. (Напомним, что к 1800 г. Запад контролировал 35% земной суши, в 1878 — 67%, а в 1914 г. — 84%; в 1920 г. оказалась разделенной Западом Оттоманская им­перия, в 1945 г. — японская; в 1800 г. Запад производил 23,3% мирового валового продукта, в 1860 г. — 53,7%, в 1900 г. — 77,4%. Пик был достигнут в 1928 г. — 84,2% мирового валово­го продукта.)

К началу первой мировой войны, когда промышленный переворот в ряде ключевых звеньев народного хозяйства большинства западных стран завершился, удельный вес современного сектора в общей численности их занятого населения не превышал 20-25%, а промежуточного (полусовременного-полутрадиционного) – 35-40%. При этом перевод на индустриальные методы большинства отраслей первичного и третичного секторов экономики стран Южной и Западной Европы не был полностью закончен ни в межвоенный период, ни в первые годы после второй мировой войны.

С начала XIX по начало XX в. средняя капиталовооруженность труда в целом по группе ныне развитых стран возросла в 6.3-6.7 раза, а его производительность – в 3.5-4.0 раза. Произошли и другие важные структурные и качественные изменения. В частности, доля занятых в аграрных отраслях сократилась с 65-67% в 1800 г. до 38-40% в 1913 г.

Наряду с увеличением физического капитала произошло существенное наращивание человеческого капитала. Среднее число лет обучения взрослого населения увеличилось с 1.5-2 лет до 6-8 лет, или примерно в 4 раза. С учетом повышения продолжительности школьного года в среднем на 30-40% и возможной недооценки роста качества образования реальное увеличение человеческого капитала (в расчете на одного занятого) было намного большим. Это означает, что уровень качества рабочей силы повышался опережающими темпами по сравнению с ростом капиталовооруженности труда. По нашим расчетам, в 1800-1913 гг. в структуре совокупного производительного богатства стран Запада доля человеческого капитала выросла в полтора раза – с 1/5 до 1/3.

Правомочно ли говорить о Западе как о целом? В определен­ном и главном смысле — да.

§ Это та зона мирового сообщества, где господствует индивидуализм, где наличествует буржуазная демократия, где преобладает христианская религия и главенству­ет светская организация общества.

§ Это общества, где живутпреимущественно германская и латинская ветви индоевропей­ской расы, где сконцентрированы мировые исследовательские центры, лучшие в мире библиотеки, самая густая сеть коммуни­каций, где наиболее высокий жизненный уровень, самая высокая продолжительность жизни, эффективная система социального и пенсионного страхования, обязательное образование досовер­шеннолетия, медицинское обслуживание от рождения до смер­ти.

§ Жизненный уровень этого региона в 10—15 раз превышает уровень евразийских, латиноамериканских и африканских сосе­дей.

§ На границах этого региона — от Рио-Гранде до Одера — создана плотная контрольная сеть против представителей иных регионов, цивилизаций, религий.

§ Запад живет в компактной зоне единого менталитета — его книги, фильмы, музыка, театр одина­ково воспринимаются от Сан-Франциско до Берлина. Его поли­тика объективным образом отделяет этот устремившийся сегод­ня в постиндустриальную эпоху мир от остальных девяноста процентов населения Земли.

§ Общее начало Запада — менталитет, основанный на рацио­нализме, индивидуализме, предприимчивости.

§ Проявлению общих цивилизационных черт содействует единое политическое кредо — частная собственность и частное предпринимательство,

§ общее юридическое основание — равенство всех перед законом, общие этические представления, основанные на христианской этике.

§ Житель Запада не будет чувствовать себя чужим, переме­щаясь из одной страны североатлантического региона в другую. Около 700 млн. человек считают себя принадлежащими к запад­ной цивилизации.

§ Английский язык скрепил эту общность, пре­вратившись неофицияльно в язык межнационального общения.

Запад отличает от остального мира особая политическая сис­тема, покоящаяся на политическом плюрализме и разделении власти в управлении государством, на разделении функций между центральными и местными органами власти, которое имеет конституционную основу; на социальном плюрализме — сосуществовании классов, чья собственность и права исходят из общественного договора; на наличии частной собственнос­ти, владение которой обеспечивается законодательством; на существовании общепризнанных законов. Для него характерно наличие религиозной доктрины, утверждающей абсолютную цен­ность индивидуума. Его социально-психологическая парадигма может быть названа творческой, демиургической, преобразова­тельной. Эта парадигма дает Западу огромные созидательные возможности.

Именно Запад развил идеи народовластия, подняв из антич­ного праха науку об управлении. Гоббс и Локк в Англии, Мон­тескье и Руссо во Франции, Джефферсон и Медисон в Америке сформулировали идеи, исполненные революционной силы. Три крупнейшие страны Запада своими революциями дали пример быстрых социальных трансформаций. Кромвель, Робеспьер и Джефферсон показали путь ускорения социального развития и демократического государственного устройства. За триста лет, последовавших за английской революцией, идеи суверенитета народа и народного представительства трансформировали Запад в социальном плане, вовлекая население в осмысленное общест­венное существование — вплоть до победы всеобщего избира­тельного права.

На вершине своего могущества Запад устами Адама Смита провозгласил принцип свободной торговли естественным и наи­лучшим состоянием мирового товарообмена.

Теории философов Просвещения и практика промышленного развития Запада, нуждающегося в рабочей силе, превратили его в великий магнит для незападного мира — оттуда плыли, ехали и летели миллионы людей; Запад уже на раннем этапе санкцио­нировал их свободное перемещение. Потом придет время запре­тительных законов, но с XVIII в. до 1970-х гг. мир ближе познакомился с Западом, посылая в западные страны своих наи­более активных представителей.

Революционизирующее воздействие на мир оказала свобода слова. Воспетая Т. Джефферсоном и Дж.Ст. Миллем, она стала символом свободы человеческого разума, борющегося с безразли­чием природы и косностью людей. Превращенная Западом в неотъемлемую человеческую ценность, свобода слова создала еди­ное этическое поле для Запада, привлекая к нему людей из не-Запада. Свобода слова буквально взорвала общественную ткань остального мира в XX в., став начальным пунктом деятель­ности прозападных элит незападных стран по осуществлению модернизации, принявшей вид вестернизации.

Самое активное воздействие на девять десятых мирового на­селения оказала выдвинутая Западом идея национального само­определения. Царства, империи и племенные объединения четы­рех континентов не знали требования строить национальное об­щежитие в рамках одного языка и единокровной общности. Чаще всего религия была более важным обстоятельством, чем этническое родство. Для восточных правителей дань была важнее произношения и цвета кожи. Пристрастие Запада к этническим признакам при создании государств революционизировало не-Запад так, как, может быть, не что иное. Вначале правители многонациональных империй Востока недоуменно слушали рас­сказы своих посланцев об однородном этническом устройстве всесильных западных держав. Но постепенно элита незападного мира усвоила франко-британские представления о возможности ускоренного материально-культурного процесса в рамках одной этнической общности. Революционное объединение Италии и Германии немедленно отозвалось в Восточной Европе, в Отто­манской империи.