Глава 12. — И этим ты зарабатываешь себе на жизнь?

Я не мог не спросить:

— И этим ты зарабатываешь себе на жизнь?

— Я тогда уже созрел для мести и к тому же не мог устоять перед чарами такой перспективы.

— Чарами?

— Представь себе: я был очарован своим всемогуществом и свободой. Этим я удовлетворяю свое любопытство и живу в свое удовольствие. Немного моральных страданий и…

— Ты мог бы найти и другой источник доходов.

— Ты — тоже, — отрезал Юра. — Ничто не стоит так дорого, как жизнь человека, у которого есть деньги или которому они нужны в большом количестве.

— И ты этого никогда не стыдился?

— Стыд, честь, совесть… Что это такое?

— Это знает каждый благовоспитанный ребенок.

Юра снял очки, шумно дохнул на стекла и стал тщательно их протирать носовым платком. Затем улыбнулся.

— Ты же знаешь: я — дитя подворотни.

— Не юли, — сказал я.

— У меня, — проговорил, наконец, он, — работа нестыдная, хотя есть и не все, чем хвастают люди друг перед другом. Но того, что у меня есть, вполне хватает, чтобы быть счастливым. Меня тяготит лишь будущее, неопределенность…

Он продолжал тереть стекла.

— Скажу больше: у меня в предместье Парижа маленький карманный НИИ, там работают уникальные люди, мы строим свой мир по нашим чертежам и проектам. А наука должна хорошо финансироваться.

— Ты про банк мне расскажешь? — спросил я.

Юра тщательно расправил носовой платок, затем сложил вчетверо и, словно боясь помять уголки, сунул его в боковой карман, висящей на кресле куртки.

— А с совестью я всегда дружил и никогда не страдал от ее угрызений. И честь…

Он надел очки, и я увидел его черные глаза.

— … никогда не терял.

— Именно такой ты нам и подходишь! — сказал я.

Он снова расхохотался.

— Правда, знаешь, иногда…

Юра приложил ладонь правой руки к сердцу.

— Что, свинец в груди? — спросил я.

Он кивнул.

— Слушай, — неожиданно спросил я, — а твоя скрипка цела?