Глава 14. Я не уверен, что в своем рассказе придерживаюсь хронологии, но все события, которые произошли, все, что с нами случились

Я не уверен, что в своем рассказе придерживаюсь хронологии, но все события, которые произошли, все, что с нами случились, изложены, на мой взгляд, достаточно точно и подробно. Я допускаю, что в этой последовательности могут быть прорехи, но отдельные эпизоды до сих пор стоят у меня перед глазами так отчетливо и ясно, будто все это было только вчера…

Иногда я позволял себе с кем-нибудь вырваться из объятий умопомрачения, этого ига совершенствования. Нередко с Юлей. Мы забирались в самые отдаленные уголки Земли… Ночью там, на юге, сквозь быстрые белесые облака светили огромные яркие звезды, на дождь и намека не было, утро было тоже солнечное, верхушки гор еще не охвачены заревом, не пылали золотом, но вот-вот луч коснется и их. Небо не фиолетовое, не голубое и не синее, высокое и чистое, как лестница Иова. Никакого грома, никакой музыки, только крики чаек, которые летают и над поселком, да шелест листвы платанов. Воздух свеж, никаких запахов, даже лавровые кусты не пахнут.

Я даже Тину здесь забывал!

Не знать её до такой степени, чтобы даже не вспоминать, было для меня сладостным упоением — такого не может быть!

Год тому назад я дал себе слово к нынешней осени выпустить брошюрку, листов тридцать шесть — сорок. «Стратегия совершенствования». Как, не страшась страданий и самой смерти, жить на земле? Мне казалось, что я сумею рассказать людям, донести до каждого правду жизни. Все, что сказано до меня Сократом, Сенекой, Спинозой и Фрейдом тоже правда. Библия, Веды, Коран и Талмуд ответили на все вопросы бытия. Почти на все. Почему же человечество несчастно?

— Пирамида, — сказал тогда я, и рассказал еще раз о том, что сам пережил и выстрадал.

— Египтяне, — спросила Юля, — каменные глыбы?

— Нет-нет, — сказал я, — это Пирамида Духа. Человек осваивает, завоевывает планету… Численность населения растет, и его волнует проблема больших городов. Здесь, на Земле, мы уже так наследили, что теперь должны входить в Храм жизни, хорошенько вытерев ноги…

— Об этом можно где-нибудь прочитать?

— Вот, держи! Эта книжонка сегодня идет нарасхват.

— Что это, твоя Нобелевская речь?

— «Стратегия совершенствования».

— Та самая инструкция?

— Там же сказано: «Стратегия».

Ни один Юлин жест, ни одно ее слово меня не раздражали, даже ее привычка отвечать вопросом на вопрос: «А ты?». А ее неумение справиться с обычным пистолетом, когда мне приходилось рисковать и ее жизнью, меня просто восхищало.

— Рука, — говорю я, делая резкий поворот вправо, — рука…

И когда машину выравниваю, снова бросаю:

— …прямая!

И снова ору:

— Рука — прррямая!..

— Я помню, — едва слышно говорит Юля и разряжает всю обойму в преследующего нас мотоциклиста.

Только потом, в постели, я шептал ей на ухо слова благодарности и признательности.

На нас уже тогда охотились как на зайцев.

Из движущегося с бешеной скоростью автомобиля этот мир разглядеть невозможно. Но и, сидя за рулем, тоже нельзя наслаждаться картиной мира. Я ловил себя на мысли, что иногда даже любуюсь этими пальмами, освещенными лучами заходящего солнца, этими дальними синими вершинами гор, этой золотом залитой поверхностью океана... А ведь я хотел коренным образом изменить эту жизнь. Зачем?

— Почему ты не отвечаешь? — спрашивала Юля.

Если бы я знал ответ.

— Разве строя свою Пирамиду, — спрашивает Юля, — ты не плетешь новые сети для человечества?

Я и сам над этим не один раз задумывался. Я помню, что что-то о сетях недавно читал у Марка Аврелия или у Сенеки, кажется — у Сенеки. Да, у Сенеки. Я помню прочитанное дословно: «Никому из смертных не сравниться с пауком в тканье». Я делаю для себя новое открытие: я — паук!

— Не плетешь? — спрашивает еще раз Юля.

— Ткут пауки, — отвечаю я.

— Да нет, — уточняет Юля, — я в том смысле, что ты — как ловец человеков…

Я помню из Сенеки и следующее: «Этому искусству не учатся, с ним рождаются».

Разве я рожден со способностями каменщика, строителя Пирамид? Попросту говоря, не масон ли я?

— Ловцы человеков — апостолы, — разъясняю я, — я же — паук, человек — паук…

— Не обижайся, пожалуйста, улыбается Юля, — ну, плз, я же…

Ее «плз» звучало упоительно!

— Обижаться, — повторяю я, — это удел холуев и лакеев, ты сама говорила — удел горничных…