Глава 10. «Отчего так ничтожен улов у песочных часов?»

«Отчего так ничтожен улов у песочных часов?»

Собственно говоря, я мог бы разделаться со своими преследователями и сам. (Они, как песочные часы, крича своими безвозвратно-безжалостно падающими в смерть песчинками, преследуют меня по всему миру). Я мог бы, не проявляя никаких признаков геройства, просто-напросто затаиться, залечь, так сказать, на дно. И никто бы никогда меня не нашел. Но где взять столько времени, чтобы крабом-отшельником таиться на каком-то там затхлом, пропитанном трусостью дне? И не в этом заключается моя миссия — прятаться от людей. Вот я и рискую. Рискую не только нашей Пирамидой и даже собственной жизнью, я подвергаю риску и жизнь Юлии. Но с самого начала, как только она почуяла угрозу моей жизни и даже поучаствовала, а если быть точным — по сути, спасла мне жизнь (вот уже год прошел с того памятного момента), ей, я уверен, и в голову не могла прийти мысль заняться чем-нибудь другим, скажем, своей экологией, мировым потеплением или таянием льдов в Антарктиде… («Пока Земля ещё вертится…»), своей режиссурой или озоновыми дырами в небе («Пока еще ярок свет…»), или своими мантрами, о чем она с детства мечтала, нет… «Могу ли я восхищаться тайнами звёзд, когда вокруг смерть или рабство?!». Я заметил, что ей даже нравилось жить со мной в постоянной тревоге. Опасности ее не пугали. Когда я однажды спросил, не хотелось бы ей вернуться в Европу, она твердо сказала:

— С какой стати?

Я ждал, что она скажет еще.

— Разве я мешаю тебе? — спросила она.

— Как ты могла такое подумать?

Я был благодарен ей… За что, собственно? За все…

Иной раз я просто теряю терпение: как же так?!

— Что?..

Она не понимает, зачем так старательно выводить слова на бумаге, если есть телефон. Можно позвонить и все выяснить. Скажем, во сколько человечеству обойдется его равнодушие?

— Во сколько чего?

— Душ, я бы сказала — душ. Ведь жертвы при таком непонимании неизбежны.

— Издержки совершенствования… Пойми: слово — пустой звук, а бумага…

— Слово, — возражает она, — было даже в Начале.

Ах, как она права!

«… да при чём тут стихи вообще, стихи это чушь ерунда… все слова голые и зачем одевать одним словом другое…ну, скажите же просто куда-нибудь в синее — ДА… и послушайте эхо… какое оно голубое …».

Ах, как она права! Эхо — голубое!

Слово, я понимаю, не пустой звук. Я боюсь потерять эту родниковую воду.

— И ты не боишься? — спрашиваю я. Чтобы перестать бояться.

— С тобой я ничего не боюсь.

И все-таки факт остается фактом: всегда бывает только это сегодня, это вечное сегодня... Сейчас!..

— Вчера вечером, — говорит Юля, — мы едва унесли ноги от этих придурков. Надо же... А ведь была вероятность остаться в этом ущелье, так сказать, навсегда, навеки...

— Зато сегодня, — говорю я, — мы имеем возможность...

А сам думаю: навсегда, навеки… Вдруг — «…если руки навек пусты…». Это из недавнего вчера. Сегодня — это сегодня. Все, что было вчера нужно вычеркнуть, выбросить на обочину... В самом деле: вчера мы чуть было не погибли под этой сумасшедшей лавиной. Рисковали? Конечно! Зато какие сильные пережиты ощущения! Но как выкинуть на обочину эту пустоту рук, что навеки?

Сегодня, вчера, завтра…

Всё в этих руках!

Они всегда наполнены нами!

Я бы укусил эту Тину!

— Слушай, — вдруг спрашиваю я, — а ты заметила ту девчушку, что…

— Какую ещё девчушку? — спрашивает Юля.

— Ну, там, у дерева… Когда волна снега пошла…

— Никого там не было, — говорит Юля, — и быть не могло. Какая ещё девчушка?

— Никакая!..

Я же видел собственными глазами!

Или показалось?

Они все еще не могут долго оставаться на одном месте. Не могут: жизнь теперь так устроена, что все время нужно быть начеку. То там, то тут вдруг на тебя наезжает опасность… Вот как эта лавина… Как потом выяснилось — дело рук этих ‟придурков”, как назвала их Юлия. Но я-то понимаю, что они никакие не ‟придурки”, а охотники за нашими жизнями…

И сегодня нужно быть начеку.

Доколе!..

И в тот же вечер заходит разговор о счастье:

— Если же о счастье говорить серьезно, — говорю я, — то методология его определения пока несовершенна, но по большинству показателей она не уступает той, которой пользуются экономисты.

— Количество счастья можно сосчитать? — спрашивает Юля.

— Как цыплят, — говорю я.— И в нашей Пирамиде…

— Что же делает меня счастливой? — спрашивает Юля.

— И наша Пирамида просто соткана из счастья. Каждого и всех!

— Ух, ты!..

— Да… Единого ключа к счастью нет. Счастье — это целый спектр…

Юля все это знает! Ей хочется знать, как…

— Знать как, — говорю я, — в этом-то все и дело…

— Знать бы, как жить, не теряя его, — говорит Юля.

— Пожалуйста!— говорю я.— Живи в Пирамиде.

— А вот Освальд из университета Уорика подсчитал, что для счастья нужно всего лишь 50 тысяч фунтов стерлингов.

— У счастья нет цены.

— Они наконец-то решились вывести формулу счастья, — говорит Юлия.— Твой Лорд Лайард…

— Он написал даже книжку, — говорю я, — она называется «Счастье: уроки новой науки».

— Да-да, — говорит Юлия, — точно так. Так вот…

— Мы с ним…

— И давно вы знакомы?

— Мы работаем вот уже…

— Слушай, — говорит Юлия, — расскажи мне о…

— Счастье, — говорю я, — это…

— Нет-нет… Мне не нужны твои формулы…

— Юля, — произношу я, — отчего ты несчастна?

— Я?!! Я — счастлива!..

К этому добавить нечего, считаю я.

— Вот и вся формула, — говорю я.

Мы спешим, я не могу не сказать ей это сейчас:

— Утешься…

— Но ведь так все здесь устроено.

— Вот мы и строим нашу Пирамиду, — говорю я, — чтобы наполнить ее детьми света…

Юлия слушает меня, конечно, слушает. И красит губы. Это ведь не мешает ей слушать!

— Дети света — это дети индиго?

— Строительство Пирамиды, — продолжаю я, — это та работа, которую вот уже более двух тысяч лет лениво и так бездарно ведут люди, и которую так жадно ждет Небо от людей…

— А который час? — спрашивает Юлия

Спроси у песочных часов, — хочу сказать я. Но не говорю. Такой тон отвлечёт Юлю от губ и снова заставит её волноваться. Я говорю:

— На моих часах теперь нет времени, ты же знаешь…

— Да-да, — говорит она, изучая теперь прическу, — без усердия сегодня невозможно построить даже собачью будку.— Но ты мне так и не ответил…

— Утешься, — повторяю я, — я ее не любил.

— А дети света?..

— Не было никаких детей…

Разговор о счастье, о детях спасает от мыслей о только что пережитом: лавина чуть было не похоронила нас заживо…

— С тобой становится опасно, — говорит Юля.

— Ты же сама этого хотела!

И всё-таки — «Отчего так ничтожен улов у песочных часов?»

Спаслись чудом. И на этот раз часы остались с носом.

— Ты не хочешь показаться психоаналитику? — спрашивает Лена.

— С какой стати?

Пожалуй, думаю я, Юля права: вряд ли та девочка в красной курточке и белой пушистой шапке могла быть тогда там, где лавина чуть не накрыла нас с Юлей.

Да и с какой стати она бы здесь заявилась? Одна!

Может, и вправду показаться психоаналитику?