Глава 15. Строительные работы подходили к концу

Строительные работы подходили к концу. Все семь чудес света были воссозданы с абсолютной точностью, и это было само по себе новое чудо. А вскоре были сооружены и семь новых чудес: статуя Христа (копия бразильской), Колизей, Китайская стена, Чичен-Ица, Мачу-Пикчу, Тадж-Махал и, конечно, Петра, этот удивительный город-скала. Статую Христа мы воздвигли на пирамиде Хеопса. А статую Зевса…

— Не представляю, какой красоты были ваши сады Семирамиды!

— Ливио постарался.

— Ливио?..

Ливио де Марки! Да! Его деревянные чулки и трусики висели на каждой пальме! Да что там чулки!..

— Сколько же нужно было дерева, чтобы?..

— Он работал только с ливанским кедром… Караваны барж привозили деревья из питомников.

— Море леса!

— А один из островов мы назвали Родос и подарили ему своего Колосса. Сам Церетели, не покладая рук…

— Объясни мне, зачем? Зачем это все?..

— Нить жизни в ее величественных проявлениях не должна прерываться. И горе тому, кто…

— Ясно-ясно.

— В архитектурном и строительном деле мы пошли тем путем, который уже прошло человечество: зиккураты, города-государства, крупнейшие мегаполисы, технополисы… В миниатюре. Здесь нужно отдать должное нашей Наночке Геташвили. Ее чувству прекрасного позавидовал бы сам Бог! Сперва, правда, спорили… Одно было несомненно: она — гений! И мы ее благословили. Они вместе с Френком Гери взяли, так сказать, контроль над хаосом. Френк не мог обойтись без своих…

— Ясно-ясно, кто еще?

— Вазарелли, Церетели, Илья Глазунов, Бонэ… И этот всевластный и излучающий непостижимую детскость крохотный японец Кензо Танго! Когда он одним движением бровей или глаз отдавал распоряжения своим помощникам, нам казалось, что он немой. Да, еще истый мексиканец Рудольф Майдави, итальянцы и Зюрфюс, и сам Бернард Зюрфюс — архитектор Юнеско. Его привезла к нам милая Мила Мешкова — удивительно стойкая и премилая украинка. Ее панно, керамика и картины украшают почти все наши здания. Эти лица великих!.. Пикассо, Рерих, Шнитке, Жерар Филип, Иоселиани, Ростропович, Башмет, Ролан Быков и Николай Амосов… И Католикос, да-да… Все они нам были нужны для формирования всеобщего биополя совершенства нашей Пирамиды. Ее иконы просто светятся совершенством. Как церковные купола, как звон колокола! А еще она изваяла точную копию памятника Эйнштейну, что стоит в Америке: огромная голова гения с туловищем годовалого ребенка. Так что…

— Вы собрали весь цвет…

— Раз уж мы направили свои стопы в сторону совершенства! А еще нас крепко порадовал Павел! Его великолепный и до совершенства простой дизайн очень гармонировал с нашей мечтой. Посмотри его сайт: www.shaft.com.ua, там все сказано и показано.

— Пещеры, землянки и хижины… Ну кто же сейчас согласиться жить в хижине?

— С этим нельзя не считаться, — твердил Юра, — это нужно пропустить через сердце…

— Да-да, — говорил Жора, — с этим нужно переспать. Вот Митчелл считает, что…

— Тебе со всеми хочется переспать, — сказала Ася.

Нана в спор не вступала. Маслины ее чуть прищуренных глаз ярко сверкали, но губы молчали. Не могла же она петь дифирамбы сама себе!

— Какой еще Митчелл? — спросила Лиля.

— Наш, теперь наш!..

— Ты постаралась, — сказал Стас, — уговорила-таки.

— Да уж, старалась, — сказала Ната.

Она и в самом деле старалась. Ей очень нравилась эта идея: живые дома! И она приложила немало усилий, чтобы перетащить к нам сотрудников ведущих фирм мира.

— Это наш архитектор, — пояснила она, — из лаборатории Media Lab’s Smart Cities group Массачусетского технологического института. Теперь и он, и Лара Греден, и даже Хавьер Арбона-Гомар, так упорно отказывавшийся от сотрудничества с нами, теперь все они согласились. Я как только узнала…

— Ты — молодец!— выразил похвалу Нате Стас. — Хочешь сушку?

Он протянул ей пакетик с сушеным кальмаром. Ната только улыбнулась.

— Сам давись этой гадостью. Я же вам сказала: я старалась!

Конечно же, это ее заслуга в том, что она перетянула к нам и Митчелла, и Лару, и Хавьера, и даже самого Риккардо Бофила, который, как только увидел ее, тот же час согласился. Жить рядом с Наной — кто же откажется?!

— Будущее за «живыми» домами, — продолжал Жора. — Мы разработали концепцию экологического жилья, фактически — живой экосистемы. Проект называется Fab Tree Hab. Об этом трубили газеты…

— Интересно…

— Да, все жилые дома мы выращивали из деревьев…

Послышался короткий смешок.

— Выращивали? Дома?!

Каркас дома сплетается из молодых деревьев, формируя арку, решетку или экран, а затем со временем, по мере роста деревьев, каркас укрепляется плотным слоем защитных лоз. Мелкие прорехи заполняются землей и растениями. От влаги и солнца стены снаружи и изнутри защищаются глиной вперемешку с соломой…

— А окна?

— Из соевого пластика.

— А удобства, свет, газ, вода?..

— И здесь нет проблем. Дождевая вода собирается на крыше и по специальным трубам направляется в дом для использования в бытовых нуждах и для поливки, сточные воды очищаются в небольшом живописном пруду микроорганизмами, водорослями и рыбками, словом замкнутый экологический цикл.

— И чья же это идея?

— Да ничья, в общем… Мы доверились Нане, ее пламенеющим звездам, аркам и ротондам, ее масонам и королям… Ее интуиция архитектора красоты была безупречной. В нее нельзя было не влюбиться!

— Судя по твоему рассказу, у вас были одни красавицы.

— Пирамида не терпела уродства. Ни физического, ни духовного. И Ната, и Аня, и Юля, и Тамара, и Нана…

— Так можно перечислить всех женщин мира, — заметила Лена.

— Да. Но не все согласятся у нас жить. И вот еще Ричард Римс, наш «конструктор деревьев» из Орегона, выращивающий «живую мебель» путем прививки деревьев и кустарников, создает сказочный интерьер. Ну и Смит, и Смит со своей пеной из пластика. А Жора вырастил для себя целый кедровый лес. Он ведь без ума от кедровых орешков…

— И что же, вы всех их?..

— Да, и Ренцо, и Ренцо Пьяно! Прозрачность и естественный свет — вот его принципы гармонии. И хай-тек! Это он впервые придумал… Кстати, завтра, 14 сентября, у него день рождения. Каждый раз, когда начинаешь новый проект, говорит он, жизнь возрождается…

— Что придумал?

— И, конечно, сам Гауди! Этот великий испанец… Поражает не то, что он это придумал, а то, что еще и построил. Его песочные замки из стекла и бетона. Он хотел строить так, как строит природа, и лучшими из интерьеров считал небо и море, а идеальными скульптурными формами — дерево и облака.

— Говорят, будто он был затёрт между двумя первыми трамваями еще в 1926 году.

— Красивая легенда! Образцом совершенства он считал куриное яйцо и в знак уверенности в его феноменальной природной прочности одно время носил сырые яйца, которые брал с собой для завтрака, прямо в кармане. У него были разные глаза: один — близорукий, другой — дальнозоркий, но он не любил очки и говорил: «Греки очков не носили».

Чтобы не «резать» помещение на части, он придумал собственную безопорную систему перекрытий. Только через 100 лет появилась компьютерная программа, способная выполнить подобные расчёты. Это программа НАСА, рассчитывающая траектории космических полётов. Вот такая кооперация.

— Как же вы?..

— Мы смоделировали все его проекты, даже тип мышления, способ, и, конечно…

Лена просто потрясена!

— Что?! Клонировали?

— Ничто гениальное не должно пропасть зря.

— И все это сегодня утеряно?..

— Нет. Рукописи ведь не горят, идеи не пропадают. Они томятся где-нибудь в чердачной пыли или под толстым слоем сизого пепла, а потом, когда на землю приходят живительные весенние дожди, они снова прорастают крепкими тугими ростками, как зерна, попавшие в благодатную почву. Сегодня мы участвуем в проекте MATscape. Полным ходом идет разработка жилья, состоящего из органики и растений, которое будет составной частью экосистемы. Дизайн, как матрица, направляет рост, а природа делает все остальное.

— Сказка…

— Да.

— Значит, благодаря Нане…

— Наше невежество в архитектуре и живописи беспредельно, поэтому мы и доверились Нане. Это ей мы обязаны воплощением идей Гауди. Ну и Риккардо, и Павлу, и Ричарду… Никасу и Юре Горбачеву… Собственно, все мы без исключения, как могли, принимали участие в этом проекте.

— Слушай, — спрашивает Лена, — вы и Тине предоставили возможность…

— Откуда ты знаешь?

— Она тоже…

— И знаешь… Все, кто видел её картины, находят в них…

— Да-да, я тоже наслышана о какой-то «туманной глубине». Они произносят эти два слова как… как заклинание. Превозносят… Говорят, если найти тот самый ракурс, можно рассмотреть, даже почувствовать некий катарсис… Я не видела, но…

— Да, я видел, — говорю я, — к ним надо быть готовым…

— Как?

— Как к пламени костра инквизиции…

Лена не понимает.

Да я и сам-то толком не знаю, как рассказать: туман… костёр.. глубина… инквизиция… пламя… Не хватает только Жориных финтифлюшек!

Как рассказать?

Лена меня понимает: об этом не расскажешь.

— Все просто хуеют, однажды прикоснувшись к её творчеству. Они дают голову наотрез, что никто, понимаешь, никто в жизни так…

— Что делают? — спрашивает Лена.

— Я и сам, когда впервые увидел… Понимаешь, её живопись… Поэзия в красках… Музыка в стихах! Особенно ей удаётся… Да, никакие веласкесы и рафаэли, никакие мане и моне… нет! Даже Караваджо, не говоря уж о… Вот разве что Уорхол… Разве что… Смотришь и — хуеешь! Понимаешь меня?

— Понимаю…

— Трудно передать словами… Нет таких слов, способных выразить…

— Верю, — говорит Лена.

— Стоишь и хуеешь!.. Весь!..

Лена только смотрит.

Молчание.

— Ну, а пирамиду Хеопса, — затем спрашивает она, — вы у себя выстроили? Хеопса или Хефрена?..

— Остались облицовочные работы. Смотришь — глаз не оторвать!

— Охуеть можно?

Лена смотрит на меня так, словно я вру ей с этой облицовкой. Я не вру!

— Да! Да-да-да… Именно!.. Не веришь?!

Теперь Лена, удостоверившись в моём «Именно!», только улыбается.