Боль и память

Невротический процесс приводит к расщеплению личности»» и, наверное, одновременно с этим происходит разделение структуры памяти. Наряду с реальными, уцелевшими от боли воспоминаниями существуют и воспоминания, связанные с нереальной системой. Функцией нереальной системы является защита, фильтровка или блокировка воспоминаний, которые могут вызвать боль. Каждая новая сцена первопричины вынуждает ребенка все больше отдаляться от собственных потребностей, защищаться от переживаний, и в итоге каждая ключевая боль оказывается погребенной под слоем ассоциаций, которые препятствуют полному' осознанию конфликта. Чем тяжелее травма, тем больше вероятность ее подавляющего воздействия на некоторые аспекты или области памяти.

В соответствии с первичной теорией, такая область памяти скрывает воспоминание о боли, однако оно может быть восстановлено посредством переживания этой боли. Неудивительно, что пациенты, прошедшие курс первичной терапии, бывают потрясены воспоминаниями, которые удается извлечь из банка их памяти. К примеру, одна женщина в начале курса лечения вспомнила события, происходившие с ней в шестимесячном возрасте, а в ходе очередных сеансов оживила воспоминания последующих лет ее жизни. С каждым новым сеансом ее память все больше раскрывалась, но самым глубоким оказалось воспоминание об одном особом дне. Она вспомнила, что ее оставили лежать в детской кроватке, вспомнила также дом, в котором жила в то время, когда дедушка и бабушка приходили поиграть с ней, и, наконец, вспомнила, какой беспомощной она чувствовала себя, когда брат незаметно от взрослых больно щипал ее.

Память тесно связана с болью. Человек склонен предать забвению слишком мучительные воспоминания, которые он не может интегрировать и полностью осознать. В связи с этим память невротика имеет определенные лакуны в критических областях.

Рассмотрим пример восстановления сцен первопричины в памяти пациентов.

В ходе второй недели курса терапии двадцатитрехлетняя женщина вспоминает: «Мне было семь лет. Меня привели в какую-то комнату, возможно больничную палату, где лежала моя мать. Я помню ее синий халат и жесткие простыни. Ее волнистые волосы необычно взлохмачены. Я сажусь на край кровати… Дальше пустота. Больше я ничего не могу вспомнить». Я постарался уточнить ее ощущения и настроил на дальнейшие воспоминания. Она продолжила: «Я присела на край кровати, где лежала моя мать. Я смотрю на нее…. О нет! Ее глаза! Ее взгляд! Она не узнает меня. Моя мама безумна; она сошла с ума!»

Восстановление этой сцены имело крайне важное значение. Она всегда считала, что ей приснилось, будто мать когда-то пыталась убить ее, но постепенно она вспомнила, что мать, страдавшая нервным расстройством, действительно пыталась убить детей. После этого пациентка полностью оживила в памяти все события. Она осознала, что ее мать была помещена в психиатрическую лечебницу. Раньше она могла описать только отдельные эпизоды этой истории: путь в больницу, подъем на лифте и т. д., но никогда не могла вспомнить само свидание с матерью и ее болезнь.

Раскол личности, имевший место в этой сцене, можно уподобить частичной потере памяти, однако это не столь глубокая или полная амнезия, каким порой бывает это заболевание, хотя если критическая ситуация оказывалась совершенно невыносимой — например, в нашей практике был случай изнасилования ребенка, — то боль может заблокировать значительную область памяти, то есть не только это событие, но и воспоминания последующего года или даже двух лет жизни. Иногда посредством гипноза удается восстановить часть таких глубинных воспоминаний, подавив фактор боли; однако, по-моему, гипноз не сможет проникнуть в те области воспоминаний и переживаний, где скрыта невыносимая боль. Пациентка, в детском возрасте изнасилованная своим отцом, смогла подойти к этим воспоминаниям лишь после тридцати напряженных сеансов первичной терапии, и дальнейший процесс восстановления памяти происходил очень медленно и постепенно.

На одном из терапевтических сеансов двадцатисемилетний мужчина рассказывал о своем детстве, и неожиданно в его памяти всплыл случай с качелями, о котором он совершенно забыл Такое незначительное воспоминание было несоизмеримо с болью, испытанной им в тот момент. Восстановление ситуации шли в следующем порядке: «Я не понимаю, почему мне было Taк больно. Помню, как качели летят на меня. Да, их удар и правда был довольно сильным. Но отчего мне так плохо?! Наверное еще что-то… Где же мама? Мама, мама!.. Вот в чем все дело Никто не отозвался на мой крик. Никто не пришел мне на по мощь. Я всегда был один, никого не волновало то, что со mhoi происходит. О мама, мамочка, как мне не хватает твоей любви!> События и ощущения, связанные с этими днями его жизни, забылись, поскольку он был не в силах признаться себе в том, что oн никому не нужен и ужасно одинок в этом мире: «Именно поэтому я просто забыл о случае с качелями». Сам по себе удар качелей был не слишком болезненным или важным. Трагедия заключалась в ощущениях, связанных с описанным эпизодом, а суть ее была в том, что его никто не любит, ребенок не смог признать этого, и в результате он всю последующую жизнь старался завоевать любовь окружающих. В итоге он смог пережить то, что мама, которая представлялась ему заботливой и любящей, в действительности не любит и никогда не любила его, и тогда воспоминание о качелях стало полностью осознанным и реальным.

Невротические воспоминания часто подобны сновидениям, и порой невротику так же трудно рассказать о своем детстве, как и о полузабытых снах. Я считаю, что любое реальное воспоминание должно быть связано с реальным переживанием, — человек должен полностью прочувствовать критическую ситуацию, преодолев страх и смятение, которые спровоцировали уход от реальности. Некоторые пациенты прожили долгие годы, почти совсем не осознавая, что именно побуждало их к тем или иным действиям, что в сущности происходило с ними. Зачастую они жаловались на неудавшуюся жизнь. Но жизненные неудачи следует отнести на счет их нереального «я». Образно говоря, они странствовали по жизни в неком оглушенном состоянии. Они привыкли прятаться от мира за своеобразным глухим забором защищавшим их от проблем, открывая калитку лишь для приятных ощущений. В ходе курса терапии пациент пытается разрушить этот забор, и постепенно начинает понимать подлинный смысл своих поступков и переживаний, ранее приглушенных страхом перед болью.

Вероятно, в памяти подавляются все воспоминания, которые в той или иной степени повторяют или соотносятся с ключевыми сценами боли первопричины. Если новая обида потревожила некую старую подавленную боль — к примеру, ощущение собственной глупости, — то такое событие, наверное, будет забыто или покроется туманной дымкой. Глубина забвения определяется тем, насколько сходна эта ситуация или переживание с той давней болью.

Существует ряд аспектов, позволяющих объяснить, как начинает работать нереальная система памяти после главной сцены первопричины. Например, невротик может обладать феноменальной памятью на исторические события, даты или места, даже если они связаны с его личной жизнью, но такая память может оказаться своеобразным проявлением его нереального «я», стремлением показать: «Вот видите, какие у меня гениальные способности». При этом глубинные слои его памяти могут быть полностью заблокированы. Воспоминания нереального «я» крайне избирательны, в сознании невротика откладывается то, что помогает ему уменьшить напряжение, поддержать «эго». И в итоге так называемая отличная память невротика по сути своей является только защитой, подавляющей реальную память.

Приведенный ниже случай, вероятно, поможет лучше понять взаимосвязь боли и памяти. Двадцатилетняя женщина успешно проходила курс терапии первопричины и уже пережила две сцены первопричины, почти восстановив причину ее конфликта. В конце второй недели она попала в серьезную автокатастрофу. У нее было несколько переломов и сотрясение мозга. Придя в сознание, она ничего не могла вспомнить об этом инциденте. Врачи сомневались, сможет ли она восстановить в памяти картину дорожного происшествия, и сказали, что если ей не удастся вспомнить обо всем за пару недель, то, вероятно, эти воспоминания будут утрачены навсегда.

Спустя несколько недель, когда состояние ее здоровья заметно улучшилось, женщина решила продолжить курс первичной терапии. Незадолго до сеанса у нее начались желудочные колики, а кишечник не работал в течение трех дней. Когда она пережила исходную боль, подавленную в раннем детстве, а затем непроизвольно сразу перешла к недавним болезненным воспоминаниям — к дорожной аварии, она подробно описала это происшествие от начала до конца, с легкостью восстановив всю ситуацию. Женщина рассказала, что заметила приближение машины, слышала звук столкновения, почувствовала удар по голове, и после этого она пронзительно закричала, пережив ужасную боль, которая была подавлена во время травмы. В результате она смогла совершенно четко описать все детали этой аварии.

Приведенный пример показывает, что не только физические повреждения, вызванные сотрясением мозга, могут быть ответственны за провалы в памяти; сопутствующая подавленная боль может способствовать сокрытию воспоминаний о катастрофических событиях. Если мое предположение справедливо, то, возможно,. первичная терапия поможет человеку пережить такую тяжелую эмоциональную травму, как изнасилование, оживив в памяти это событие.

Поскольку боль первопричины привела к расщеплению coзнания невротика, то я полагаю, что и система его памяти не может остаться неповрежденной. Первичная терапия позволяет значительно расширить область воспоминаний, и большинство наших пациентов обнаружили, что с легкостью могут оживить картины своих младенческих дней, постепенно вспоминая многочисленные детали далекого детства. Прочувствованная боль словно снимает все запреты, позволяя сознанию проникать в самые, отдаленные уголки нашей памяти.