Инфотейнмент как имитация и суррогат политического участия

Фрагментарность мысли, культивируемая инфотейнментом, становится злокачественной в условиях медийной монополии. В этом случае «прогрессивные» и «демократичные» лозунги инфо-тейнмента («телевидению интересно то, что интересно зрителю», «человек у телевизора - главный критерий» и т. п.) приобретают зловещий и совсем недемократический смысл. Развлекательная информация оказывается в таком случае дискурсом исключе­ния, имитации и подмены. Ориентируясь на довольного, весело-

¹ Ивашов Н. Политическое порно. Британцы приравняли порнографию к по­
литической борьбе (18.01.2008) // РБК daily on-line. (http://www.rbcdaily.
ru/2008/01/18/focus/314331.).

² Цит. по: Meyer Т., Ontrup R., Schicha Ch. Die Inszenierung des Politischen.
Zur Theatralitat der Medien. Wiesbaden: Westdeutscher Verlag GmbH, 2000.
S. 138.

го и аполитичного зрителя, она исключает всех, кто не может или не хочет Ееселиться и быть «успешным» в существующей системе. Такой инфотейнмент изначально ориентирован на упомянутый выше принцип adjustment, исключающий альтер­нативные ценности и паттерны поведения как ненормальные, аморальные или даже преступные. Здесь, стало быть, нет даже намека на потребность в диалоге с теми, кто «не согласен».

По справедливой оценке В. Зверевой, инфотейнмент заме­щает на отечественном ТВ информационные и аналитические передачи, имитирует их присутствие на телеэкране¹. В этой свя­зи можно привести один любопытный факт: TNS Gallup Media, проанализировавшее в январе 2007 г. рейтинг российских теле­передач среди москвичей, вносит ток-шоу М. Шевченко «Судите сами» в раздел развлекательных программ, вместе с такими игровыми передачами, как «Поле чудес», «Кто хочет стать мил­лионером?», «Своя игра», «Хорошие шутки» и т. п. Такой статус программы М. Шевченко вполне соответствует качеству ее дис­курса, однако грубо противоречит ее представлению на сайте ОРТ как «общественно-политического ток-шоу на актуальную тему недели»².

Еще более двусмысленным, с учетом времени вещания этой передачи (она начинается около полуночи и заканчивается глу­бокой ночью) оказывается ритуальный слоган в начале каждо­го ее выпуска: «Эта программа для тех, кто не хочет проспать свое будущее». С другой стороны, время выхода «Судите сами» в эфир вполне отвечает ее оценке как развлекательной переда­чи и соответствует времени вещания других развлекательно-расслабляющих (в том числе эротических) жанров. Любопыт­ным представляется в упомянутом рейтинге TNS Gallup Media и то, что выполненная в стиле желтой бульварной прессы пе­редача «Максимум» отнесена в раздел «информационно-анали­тических передач», где по рейтингу она оказывается лидером, оставляя далеко позади все итоговые информационно-анали­тические программы на центральных телеканалах. Причем познеровские «Времена» программа «Максимум» обходит по рейтингу более чем в два раза³. Как говорится, комментарии здесь излишни.

¹ Зверева В. «Infotainment»...

² Первый канал. Официальный сайт // http://www.ltvrus.com/schedule/?tz=59.

³ TNS Gallup Media. ТВ программы-лидеры по жанрам среди москвичей
(15.01.2007-21.01.2007) // http://www.advertology.ru/print41364.htm.

Проблема, стало быть, не в том, что на нашем ТВ слишком много развлечения. Проблема в том, что «информация к развле­чению» подменяет у нас «информацию к размышлению».

Принципиально важно и то, что инфотейнмент на россий­ском телевидении оказывается не реализацией, а симуляций приписываемых ему творческо-просветительских и даже кри­тических потенций. Это точно соответствует признакам пара-диалогического дискурса, описанного нами выше на примере теледуэли Жириновский-Проханов В. Зверева отмечает анало­гичные черты на материале передачи Л. Парфенова «Намедни». В частности, она обнаруживает, что характерная для оппозици­онного дискурса ирония оборачивается у Парфенова беспредмет­ной имитацией иронии, а сатира замещается поп-культурны­ми конструкциями. В результате, в «Намедни», как и в других отечественных проектах в жанре infotainment, демонстрируется чисто «технологический» профессионализм, который не воспол­няет недостаточность концептуального, риторического, эстети­ческого профессионализма, замещая обдумывание проблем тех­нологическими инновациями¹.

Заметим, однако, что упрек в чисто «технологическом» про­фессионализме вряд ли смутил бы, например, позитивную само­оценку упомянутого М. Шевченко. Скорее наоборот, такой уп­рек был бы расценен тележурналистом как ценный комплимент в адрес «технологического человека».

Такая установка российского ТВ не является уникальной. Она отражает общую тенденцию современных массмедиа: ис­пользовать жанр инфотеинмента в качестве внушения нужных смыслов, а не как средство освобождения зрителей от повседнев­ных предрассудков. Михаэль Галлер констатировал в середине 90-х сходную ситуацию на немецком ТВ: «около трех четвер­тей эфирного времени телевидения состоит из развлекательной продукции, тогда как традиционные информационные передачи все больше отходят на задний план»². Интерес телеаудитории к информации постоянно снижается. Если бы не государственные каналы, то немецкие телезрители вообще не получали бы ново­стных программ, поскольку частные телеканалы оккупируют

¹ Зверева В. «Infotainment»...

2. Haller M. Das allmähliche Verschwinden des journalistischen Subjekts. Die Bedeutung der redaktionellen Organisation für die Informationsproduktion // Wahrheit als Medienqualität. Wunden, W. (Hrsg.). Frankfurt am Main: GEP, 1996. S. 37-46.

исключительно игровые сферы (музыка, телевикторины, спорт, эротика и т. п.).

В отличие от немецкой системы телевидения, где общест­венно-правовые каналы финансируются из госбюджета, кон­тролируются общественным советом, куда входят представи­тели всех основных общественно-политических организаций, включая политические партии¹, т. е. не зависят напрямую от рейтингов и квот у зрителей, в России сложилась парадоксаль­ная, если не абсурдная ситуация. У нас государственные по статусу (и соответственно воспитательно-идеологической мис­сии) каналы поставлены в рыночные условия частных телека­налов. В результате они жестко сориентированы на развлече­ние, чтобы завладеть вниманием массовой публики. Причем они призваны (как государственные каналы!) перегнать ком­мерческое телевидение по рейтингам. Но «телевидение, управ­ляемое рейтингом, способствует оказанию рыночного давления на считающегося свободным и просвещенным потребителя. Это не имеет ничего общего с демократическим выражением рационального и просвещенного общественного мнения и об­щественного разума, как в этом уверяют некоторые циничные демагоги»².

Исключительная установка на рейтинг поощряет своеобраз­ный консерватизм массмедийной эстетики, в которой «быть удовлетворенным означает быть согласным». Подобно «рели­гии в пределах только разума», мораль в ток-шоу может быть в пределах только развлечения. Но то, что развлекает, не всег­да, как известно, бывает моральным. Мораль любит казаться и строгой, и скучной. И она явно не самоокупается в эфире коммерческого телевидения. И когда на ТВ падают рейтинги серьезных программ, этим последним нужна государственная поддержка. Ничего странного в этом нет - ведь поддерживает же государство инфраструктуру и правопорядок за счет своих

¹ Аналогичная система действует и в ряде других европейских стран. По
словам Я. Н. Засурского, во Франции, например, «общественное телевиде­
ние получает 25 % своего бюджета от государства, которое для того, чтобы
сделать его автономным и не подчиненным себе, создало высший аудиовизу­
альный совет». См.: Засурский Я. Н. Искушение свободой. Российская жур­
налистика: 1990-2007. М.: Изд-во МГУ, 2007. С. 147. В условиях «управляе­
мой» демократии такая логика действий демократии европейской кажется
полной бессмыслицей: а зачем же правительству финансировать телевиде­
ние, которое ему не подчиняется?

² Вурдье П. О телевидении... С. 89.

налогоплательщиков. Здесь-то и обнаруживается важность ши­рокого понимания политической власти как элемента власти «социальной».

Во всяком случае, ясно, что мораль, как и нормы разум­ной диалоговой коммуникации, недостаточно просто деклари­ровать; их надо каждодневно, рутинно и продуманно культи­вировать и конструировать в обществе, с учетом конкретных констелляций интересов и мотивов его игроков. Но даже пони­мая классовую и групповую природу политических конфлик­тов, мы не можем освободиться от необходимости выработки общепризнанных норм их несилового разрешения. Критикуя Ю. Хабермаса за идеализм его «непринужденного принужде­ния лучшего аргумента», мы должнвы согласиться с тем, что без выхода на уровень общения, в котором главным является лучший аргумент, а не сильнейший кулак (а это и есть мораль­ный уровень), мы не можем открыть никаких альтернатив для силовой политики. А без таких альтернатив самое «техноло­гичное» политическое общение рискует впасть в естественое состояние войны всех против всех.

Нельзя просветить людей, следуя только уровню их налич­ных предрассудков и эгоистических (групповых) интересов. Лю­бое воспитание предполагает тот или иной конфликт с налич­ными нравами людей, а не потакание этим нравам. Это и зна­чит «прививать людям культуру». Ведь любая прививка пред­полагает в некотором смысле бесцеремонное внедрение чужого элемента в сложившийся организм, и на это вмешательство ор­ганизм реагирует болезненными симптомами, а не радостными всхлипами. Культура, как говорили 3. Фрейд и К. Леви-Стросс, начинается с запретов. Если теледискурс будет не навязывать публике специфические для данной культуры запреты и нормы, а только следовать антропологическим позывам людей (а именно этот принцип лежит в основе системы учета рейтингов), то неиз­бежно исчезнет любая культура. Тогда заводится в действие сам себя увековечивающий процесс социальной эрозии, чем-то на­поминающий фатальное развитие наркотической зависимости: каждый последующий «кик» возможен только при увеличении дозы. Такое развитие неизбежно приводит к превращению даже по началу серьезных политических ток-шоу в разновидность по­литической порнографии.

«Мы забавляем себя до смерти», - остроумно обозначил эту ситуацию Н. Постман, имея в виду смерть прежде всего мо-

ральную¹. Чтобы этого не произошло, государство должно ин­вестировать время и деньги, создавая коммуникативные про­странства для свободной и недвусмысленной циркуляции эти­ческих норм. Для этого, опять-таки, недостаточно передавать по ТВ богослужения и проповеди, перемежая их рекламой, триллерами и мыльными операми. Гораздо более важным яв­ляется реализация этических норм в обыкновенной, неритуаль­ной, профанной практике человека на телеэкране. И, конечно, их реализация в системе политического просвещения. В обще­ствах с массой тяжких политических проблем, как в России, потребность телеаудитории в серьезной политической информа­ции налицо. Но налицо и дефицит такой информации в нашем телеэфире, особенно в прайм-тайм. Это полностью отвечает мыс­ли П. Бурдье: «Когда редкое эфирное время заполняется пусто­той, ничем или фактически ничем, за кадром остается важная информация, которой зритель должен был бы располагать для осуществления своих демократических прав»².

Информационная функция относится к демократическим задачам, возлагаемым обществом на СМИ. Без объективной, взвешенной, разнообразной, полной и понятной информации о принимаемых властью решениях невозможно полноценное выполнение гражданами своих контрольно-критических функ­ций. Более того, политическая информация напрямую связана с политической социализацией свободного человека. Медийная информация - желает она того или нет - выступает ресурсом общественно-политической ориентации. Посредством телевизи­онной информации должны тематизироваться интересы, про­блемы и политические претензии свободного гражданина³. Ин-фотейнмент же зачастую внушает зрителю установку, близкую авторитарной: он внушает бессмысленность активной политиче­ской позиции, аполитизм как признак «успешного человека», как интеллектуально-политическую моду.

1. Postman N. 1985. Wir amüsieren uns zu Tode. Urteilsbildung im Zeitalter der Unterhaltungsindustrie. Frankfurt am Main: Fischer, 1985.

2. Бурдье П. О телевидении... С. 32.

3. Schicha Ch. 'Infotainment'. Zur politischen Berichterstattung zwischen Information und Unterhaltung // Impressum. Zeitschrift für Kommunikationsökologie. 1999. Jg. № 1. S. 27.