Гомосексуальность, несомненно, не преимущество,
но в ней нет и ничего постыдного, это не порок и
не унижение; нельзя считать ее и болезнью;
мы считаем ее разновидностью сексуальной функции,
вызванною известной приостановкой сексуального
развития. Многие лица древних и новых времен,
достойные высокого уважения, были гомосексуалами,
среди них — ряд величайших людей...
Преследование гомосексуальности как преступления
– большая несправедливость и к тому же жестокость.
Зигмунд Фрейд
Самой влиятельной теорией гомо-, как и вообще сексуальности, первой половины XX в. был фрейдизм.
В отличие от своих предшественников и современников, для которых проблематичной была только гомосексуальность, Фрейд подчеркивал, что с точки зрения психоанализа исключительный сексуальный интерес к лицам противоположного пола — не самоочевидный факт, а такая же требующая изучения проблема, как и однополая любовь.
Однополая любовь, по Фрейду, покоится на тех же самых психофизиологических основаниях, что и разнополая. Все люди по природе изначально бисексуальны, итоговое соотношение гомо- и гетеросексуального влечения определяется только в ходе индивидуального развития, под влиянием среды и воспитания, и, хотя различия в результатах могут иметь качественный характер, анализ показывает, что различие между их детерминантами только количественное[vii].
Фрейд в принципе не исключал, что когда-нибудь в будущем наука сведет все зигзаги и сложности человеческой сексуальности к простым химическим формулам, но пока это не сделано, нужно пользоваться тем, что может предложить психоанализ. Теория Фрейда — не биология и даже не психология, а скорее мифология (он сам охотно пользовался этим термином) и поэтика сексуальности. Недаром он говорил не о половом «инстинкте», подразумевающем прежде всего спаривание и размножение, а о «влечении», которое проявляется также в разных несексуальных формах, например альтруизме или романтической дружбе.
Для понимания гомосексуальности (позже Фрейд стал пользоваться термином «гомоэротизм») неосознаваемые психические процессы особенно важны. В силу врожденной бисексуальности все люди «способны на выбор объекта одинакового с собой пола и проделывают этот выбор в своем бессознательном. Больше того, привязанности либидонозных чувств к лицам своего пола играют как факторы нормальной душевной жизни не меньшую, а как движущие силы заболевания большую роль, чем относящиеся к противоположному полу»[viii]. Однако эта скрытая, латентная гомосексуальность большей частью остается нереализованной и даже неосознанной.
Первоначальный выбор сексуального объекта, предмета любви и привязанности вообще не зависит от пола. «По мнению психоанализа исключительный сексуальный интерес мужчины к женщине является проблемой, нуждающейся в объяснении, а не чем-то само собой понятным, что имеет своим основанием химическое притяжение. Решающий момент в отношении окончательного полового выбора наступает только после наступления половой зрелости и является результатом целого ряда не поддающихся еще учету факторов, частью конституциональных, частью привходящих по своей природе»[ix].
Это не значит, что гомо- и гетероэротизм равноправны и одинаково «нормальны». Гомоэротизм, по Фрейду, — извращение, перверсия сексуального влечения, возникающая в ходе нормального психосексуального развития в результате психической травмы. Фрейд различает два типа таких психических травм.
Первый связан с детским нарциссизмом. Ребенок изначально имеет два сексуальных объекта: самого себя и свою мать. Чтобы разорвать нити, связывающие его с матерью, маленький, моложе трех лет, мальчик остро нуждается в какой-то другой значимой фигуре, какой обычно бывает отец. Если мужской фигуры, с которой мальчик мог бы идентифицироваться, нет, он бессознательно компенсирует это обращением к собственному Я, гипертрофирует любовь к себе, нарциссизм. Одно из проявлений детского нарциссизма — нескончаемый поиск собственного подобия. У мальчика это принимает форму любовного влечения к другому мужчине, а у девочки — к женщине. Созданные в ходе этого поиска идеализированные образы человека собственного пола наделяются всеми возможными и невозможными достоинствами, тогда как реальное Я ребенка, напротив, принижается, окрашивается чувствами ненависти к себе, стыда, вины и унижения. В дальнейшем детский нарциссизм превращается в постоянную погоню за недостижимым фантомом идеального существа собственного пола. Как и все наши эмоциональные образования, этот идеальный образ в дальнейшем эротизируется, что и дает однополую любовь.
Вторая возможность гомосексуальной аберрации возникает несколько позже. Адекватная половая идентификация предполагает, что мальчик должен преодолеть свое бессознательное влечение к матери (Эдипов комплекс) и идентифицироваться с отцом, а девочка — преодолеть влечение к отцу (комплекс Электры) и чувство зависти к мальчикам из-за отсутствия у нее полового члена, пениса, и идентифицироваться с матерью. Если этого вовремя не происходит, сексуальное влечение фиксируется на неподходящем объекте и становится патогенным.
Сама фиксация также протекает по-разному. У одних она является отрицательной, негативной: влечение такого мужчины к другому мужчине на самом деле — бегство от женщин, ни одна из них не может сравниться с идеализированным образом собственной матери, а сексуальная связь с женщиной воспринимается как запретный инцест. В этом случае главный психический процесс — не гомоэротическое влечение, а бессознательное отталкивание и подавление гетеросексуальных чувств и образов.
У других людей однополая фиксация является позитивной, положительной. Это бегство не «от», а «к». Такой мужчина не боится женщин и вполне может поддерживать сексуальные отношения с ними, но мужские образы возбуждают и привлекают его сильнее.
«Во всех исследованных случаях мы установили, что инвертированные в более позднем возрасте проделали в детстве фазу очень интенсивной, но кратковременной фиксации на женщине (большей частью на матери), по преодолении которой они отождествляют себя с матерью и избирают себя самих в сексуальные объекты, т. е., исходя из нарциссизма, ищут мужчин в юношеском возрасте, похожих на них самих, которых хотят любить так, как любила их мать. Далее мы постоянно находили, что кажущиеся инвертированными никоим образом не были нечувствительными к прелестям женщины, а постоянно переносили на мужские объекты вызванное женщинами возбуждение. Таким образом, они всю жизнь воспроизводят механизм, благодаря которому появилась их инверсия. Их навязчивое стремление к мужчине оказалось обусловленным их тревожным бегством от женщины»[x].
Тонкая, диалектичная мысль Фрейда открыла богатейшие возможности для описания и понимания многообразных форм гомосексуальности, но в своей клинической практике Фрейд не мог реализовать всех возможностей собственного подхода. По условиям того времени, пациенты Фрейда не могли открыто принять и проявлять гомосексуальное желание, они были вынуждены подавлять или скрывать его, их переживания окрашивались в мрачные, болезненные тона. Поэтому, а также в силу своей медицинской ориентации, Фрейд больше интересовался подавленной, неосознанной, не принятой и в силу этого неизбежно болезненной гомосексуальностью, нежели открытой и осознанной. На таком материале невозможно понять, были ли открывающиеся в психоанализе психические проблемы и свойства — пониженное самоуважение, невротизм, острое недовольство собой, влечение к смерти и т. п. — имманентными, всеобщими свойствами самой гомосексуальности (или гомосексуальной личности), или же это — последствия насильственного блокирования сексуального влечения и связанного с этим обеднения эмоциональной жизни.
Фрейд чувствовал ограниченность своей теории, подчеркивая, что описываемые им формы сексуальной инверсии не являются универсальными и единственно возможными.
При внимательном чтении Фрейда у него можно найти не одну, а несколько разных теорий гомосексуальности, которые зачастую противоречат друг другу. С одной стороны, он трактует гомоэротизм как универсальную стадию психосексуального развития, однажды пройдя которую, индивид к ней больше не возвращается. С другой стороны, он говорит о скрытой, латентной гомосексуальности, которая не ограничена определенными возрастными рамками и может проявиться когда угодно. Что же такое латентная гомосексуальность — просто абстрактная возможность аберрации, возвращения к пройденной фазе развития или дожидающаяся своего часа скрытая, дремлющая сила!
Достаточно противоречивы и указания Фрейда на семейные факторы, способствующие развитию гомосексуальности. В одном случае неблагоприятным фактором развития является властная, авторитарная мать и слабый отец, то есть дефицит мужского начала, мальчику не с кем идентифицироваться. В другом случае, наоборот, слишком сильный и жесткий отец, подавляющий и сексуально запугивающий ребенка, вызывает у мальчика эффект отталкивания и психологическую феминизацию. Практически возможны оба варианта. Но может быть, названные Фрейдом обстоятельства — не причины, а только сопутствующие факторы гомосексуальности?
Психоанализ хорошо работает при ретроспективном объяснении уже сложившихся синдромов, но имеет очень низкую предсказательную ценность: описанные им инфантильные элементы не определяют сами по себе последующую сексуальную идентичность, которая зависит от множества сопутствующих обстоятельств[xi].
Противоречива фрейдистская теория женской гомосексуальности. Хотя клинические истории лесбиянок у Фрейда разнообразны и диалектичны, психоаналитическая теория женской сексуальности, придающая особое значение подавленной «зависти к пенису», абсолютизировала и оправдывала зависимое положение и сексуальное угнетение женщин. По мнению Фрейда, «либидо всегда — и закономерно по природе своей — мужское, независимо от того, встречается ли оно у мужчины или женщины, и независимо от своего объекта, будь то мужчина или женщина»[xii]. Современные сексуально раскованные и активные женщины показались бы Фрейду, как и любому викторианцу, чем-то ужасным и болезненным. В свете этих фаллоцентрических установок лесбийская любовь не может быть нормальной и счастливой. Женщина, которая любит женщину, должна либо быть мужчиной, либо походить на мужчину, либо желать быть мужчиной, а отношения между двумя женщинами всегда будут неполноценными; по сравнению с гетеросексуальными отношениями лесбийская любовь является незрелой и неудовлетворительной.
Психоаналитики называют разные причины возникновения у женщины гомосексуальных чувств: расстройство объектного влечения, вызванное завистью к пенису на эдиповой стадии развития и порождающее отвращение к гетеросексуальным отношениям; идентификацию дочери с отцом, вместо установления с ним объектных отношений; неудачу идентификации с матерью из-за того, что мать завидует дочери или страдает нарциссизмом; расстройство детских объектных отношений с матерью, связанное с мазохизмом или трудностями отделения и индивидуализации; преждевременное пробуждение сексуальности и т. д. Но все эти процессы и их последствия классический психоанализ считает патогенными. Что конкретно предлагает гомосексуалам психоанализ? Фрейд никогда не называл гомосексуальность болезнью и даже считал сублимированный гомоэротизм важным источником и компонентом дружеских отношений, альтруизма и любви к человечеству: «Именно явные гомосексуалы и среди них в первую очередь те, кто не позволяет себе выхода в чувственных актах, отличаются особенно активным участием в общих интересах человечества, интересах, которые сами возникли из сублимации эротических инстинктов»[xiii].
Но, признавая правомерность и даже социальную благодетельность сублимированного гомоэротизма, Фрейд не видел счастливого исхода для реализованной гомоэротики. Отвечая на письмо одной американской матери по поводу предполагаемой гомосексуальности ее сына, Фрейд писал:
«Спрашивая меня, могу ли я помочь, думаю, что Вы имеете в виду, в состоянии ли я устранить гомосексуальность и заменить ее нормальной гетеросексуальностю. Отвечу, что в общем мы не можем этого обещать, В ряде случаев нам удается развить захиревшие было зародыши гетеросексуальных устремлений, имеющихся у каждого гомосексуала. В большинстве же случаев это уже более невозможно. Это — вопрос свойств и возраста пациента. Результат лечения предсказать нельзя.
Что же касается пользы, которую психоанализ может принести Вашему сыну, то это другое дело. Если он несчастен, нервозен, раздираем конфликтами, затруднен в отношениях с другими людьми, психоанализ может дать ему гармонию, душевное спокойствие, полную эффективность, независимо от того, останется ли он гомосексуалом, или изменится»[xiv].
То есть Фрейд не берется изменить сексуальную ориентацию пациента, но считает возможным преодолеть его невротические симптомы, помочь ему принять себя и свою гомосексуальность. Такая позиция вполне соответствует установкам современной гуманистической психотерапии, в том числе и психоаналитической. Однако большинство учеников и последователей Фрейда пошли по пути отождествления однополой любви с неврозами и прочими личностными расстройствами, зачастую рассматривая гомосексуальность как их причину.
Некоторые ученики Фрейда относились к гомосексуальности откровенно враждебно. Основатель «глубинной психологии» Карл Густав Юнг (1875—1961), который мальчиком сам подвергся гомосексуальному покушению, относился к гомосексуальности с отвращением и специально ее не изучал, считая врожденной. Сейчас взгляды Юнга стали популярными у некоторых американских геев-психоаналитиков, но они берут у него не эти высказывания, а теорию архетипов.
Острую ненависть к гомосексуалам питал «фрейдомарксист» Вильгельм Райх (1897—1957). Личные чувства осложнялись у Райха политическими установками: «Мы, марксисты, вообще не склонны к морализации, но мы против гомосексуальности, потому что: 1) гомосексуальное сношение никогда не бывает таким удовлетворительным и счастливым, как гетеросексуальное, 2) гомосексуал, когда он вне своего «мужского союза», в современном обществе находится в особенно неблагоприятных условиях и 3) гомосексуальность создает чрезвычайно сильную психическую предрасположенность к фашистской идеологии»[xv]. Первое утверждение бездоказательно: как можно сравнивать переживания, которых ты не испытывал? Второе утверждение справедливо, но разве гомосексуалы виноваты в том, что их дискриминируют? С тем же основанием можно посоветовать людям не быть евреями или цветными. К третьему вопросу я вернусь позже.
Альфред Адлер (1870—1937) считал гомосексуальность извращением и неврозом, однако, в отличие от Юнга, выводил ее прежде всего из неудачного опыта детского общения со сверстниками. Особенно вредной он считал половую сегрегацию в школах и детских учреждениях. Осуждая уголовное преследование гомосексуалов, Адлер вместе с тем считал возможным подвергать их принудительной психотерапии, что, естественно, не вызывало теплых чувств к нему у страдающей стороны.
Другие последователи Фрейда были значительно терпимее, но они медикализировали его концепцию, подчеркивая главным образом болезненные свойства гомосексуальности и разрабатывая признаки, по которым можно ее диагностировать.
Шандор Ференци (1873—1933) и Отто Фенихель (1897— 1946), изучая происхождение мужской гомосексуальности, особо акцентировали различие ее «активной» и «пассивной» форм. «Активный» гомосексуал, по Ференци, энергичен и агрессивен, чувствует себя во всех отношениях мужчиной, в его психике и телесном облике нет ничего женственного, и привлекают его, как правило, мальчики и юные мужчины с женственными чертами, к которым он относится нежно и покровительственно. Напротив, пассивный, «инвертированный» гомосексуал отличается феминизированной внешностью и поведением; в своих сексуальных отношениях с мужчинами он также чувствует себя женщиной, поэтому его привлекают более зрелые и сильные мужчины. В первом случае происходит инверсия объекта, а во втором — субъекта сексуального влечения. «Субъектные» (пассивные, феминизированные) гомосексуалы принимают свое состояние, с которым они сталкиваются уже в детстве, спокойно, как нечто само собой разумеющееся, и не обращаются к врачу, тогда как «объектные» испытывают чувство вины, страдают и ищут медицинской помощи.
Некоторые психоаналитики отвергли идею Фрейда о всеобщей бисексуальности и связанное с ней понятие латентной гомосексуальности. По мнению Шандора Радо, гомосексуальность возникает в процессе индивидуального развития только под влиянием определенных патогенных факторов — страха перед противоположным полом, временного отсутствия гетеросексуальных партнеров или «желания избыточного разнообразия».
Американский психоаналитик Ирвинг Бибер пытался подтвердить психоаналитическую теорию статистически, сравнив жизненный путь и личные свойства 106 находившихся на психоаналитическом лечении мужчин-гомосексуалов с контрольной группой из 100 гетеросексуалов[xvi]. 63% гомосексуалов и только 39% гетеросексуалов сказали, что были любимцами своих матерей. 65% первой и лишь 36% второй группы сказали, что их матери, в свою очередь, хотели быть в центре всей жизни сыновей. Маскулинные установки и занятия поощряли только 18% матерей гомосексуалов против 47% в контрольной группе. 66% гомосексуалов и только 48% контрольной группы отметили пуританский характер своих матерей, которые вмешивались в их сексуальную жизнь и строго контролировали ее. Сексуальную информацию они также получали от матерей. Три четверти обследованных гомосексуалов в детстве боялись телесных травм, четыре пятых избегали соревновательных игр и ситуаций, девять десятых избегали драк, две трети чувствовали себя одинокими и т. д. По мнению Бибера, это подтверждает теорию Радо, что гомосексуальная адаптация — результат тайных, но могущественных страхов перед противоположным полом и перед гетеросексуальностью. Оказалось также, что, вопреки Фрейду, гомосексуальность поддается психоаналитическому лечению. 27% пациентов Бибера в результате длительного психоанализа стали исключительно гетеросексуалами. Из 72 исключительных гомосексуалов полностью вылечились 14 (19%), а из 30 бисексуалов — половина. Но радость оказалась преждевременной. Выборка Бибера была чисто клинической, а оценка успешности терапии основывалась не на объективно проверенных фактах или хотя бы самоотчетах, а на впечатлениях врача. Неизвестно, насколько прочным и длительным был результат психотерапии, не вернулись ли некоторые из «излеченных» пациентов к своей гомосексуальной практике и не испытывают ли они по-прежнему гомоэротических желаний?
Столь же ненадежными оказались оптимистические сообщения других психоаналитиков. Хотя им удавалось временно снять или уменьшить внутреннее напряжение пациента, рано или поздно он снова сталкивался с теми же проблемами.
Когда в 1960-х годах развернулось политическое движение геев и лесбиянок и стало ясно, что многие, если не все, их психологические трудности коренятся не в самой их сексуальной ориентации, а в той общественной стигме и дискриминации, которой они подвергаются, охранительный характер психоанализа, «помогающего» индивиду приспособиться к заведомо враждебным ему социальным условиям, стал очевиден. Утверждения Эдмунда Берглера и Чарльза Сокарайдеса, что все гомосексуалы отличаются пониженным самоуважением, несут в себе «бессознательное желание страдать (психический мазохизм)» и «живут на грани самоуничтожительной личной катастрофы», стали звучать пародийно и оскорбительно.
Сильным ударом по психоаналитической теории гомосексуальности явились работы профессора клинической психологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Эвелины Хукер (1906—1996). По своей основной профессии Хукер была далека от изучения сексуальности, не было у нее и личных причин заниматься этой темой. Но в годы войны среди ее студентов оказался талантливый парень Сэмми Фром, который признался ей, что он гомосексуал. По окончании курса Сэмми пригласил профессора с мужем в гости и познакомил со своим любовником и друзьями. Вопреки всему тому, что ей было известно из медицинской литературы, они не выглядели ни странными, ни больными. Постепенно у Хукеров сложились доверительные дружеские отношения с этой компанией молодых геев, и однажды Сэмми сказал ей: «Эвелина, мы показали вам себя и свою жизнь. Мы ничего не скрыли от вас. Вероятно, вы знаете о людях вроде нас, которые успешно живут в обществе и не нуждаются в психиатрической помощи больше, чем любой другой психиатр или психолог в стране. Теперь ваш научный долг — изучить нас».
Эвелина, занимавшаяся в это время экспериментами с невротическими крысами, сочла просьбу нелепой, но молодой человек настаивал, а когда Хукер рассказала о предложении своему коллеге, выдающемуся специалисту по тесту Роршаха, тот пришел в восторг: «Эвелина, вы должны это сделать! Он абсолютно прав! Мы же ничего о них не знаем, мы знаем только больных».
С помощью геевских организаций Хукер в 1954 г. отобрала из большой группы гомосексуалов, никогда не обращавшихся за психиатрической помощью, 30 исключительно гомосексуальных мужчин и сравнила их тестовые показатели с данными аналогичной группы исключительно гетеросексуальных мужчин. Доклад Хукер на ежегодном собрании Американской Психологической ассоциации в августе 1956 г. стал мировой сенсацией. Сравнение, с использованием целой батареи психологических тестов, социальной адаптированности «нормальных» гомосексуалов с контрольной группой гетеросексуальных мужчин не выявило между ними существенной разницы и никакой психопатологии! Общий вывод Хукер гласил: «Гомосексуальность как клиническое явление не существует. Ее формы столь же разнообразны, как формы гетеросексуальности. Гомосексуальность может быть девиацией сексуального поведения, находящейся психологически в границах нормы... Роль специфических форм сексуального желания и его проявлений в структуре и развитии личности, по-видимому, не столь велика, как принято считать»[xvii].
Хотя небольшая группа нью-йоркских психоаналитиков отвергла выводы Хукер, большинство психологов и психиатров признали их убедительными. Окончательная версия «Доклада Хукер», опубликованная в 1969 г., стала, вслед за отчетами Кинзи, важным аргументом в пользу «демедикализации» и «нормализации» гомосексуальности и преодоления взгляда на нее как на болезнь.
Строго говоря, Хукер не опровергла психоанализ и не сняла старых проблем. Хотя ее выборка была неклинической, она не была репрезентативной. Если психологические тесты не показывают различий между гетеро- и гомосексуалами, это может означать как то, что таких различий нет, так и то, что наши тесты недостаточно надежны и чувствительны. Тест Роршаха, которому слепо доверяли американские психологи того периода, на самом деле не улавливает никаких межгрупповых психических различий, а только помогает тренированной интуиции клинического психолога. Вопрос о психологических особенностях гомосексуалов сегодня так же спорен, как и сорок лет назад. Тем не менее, считать геев психически больными стало невозможно.
Теоретическая переориентация психологии и психиатрии затронула и психоаналитическую теорию. Хотя некоторые психоаналитики, во главе с Чарльзом Сокарайдесом[xviii], по-прежнему считают гомосексуальность психической болезнью и скорбят по поводу выросшей общественной терпимости к ней, большинство предпочитают идти в ногу со временем. Современный психоанализ чувствительнее классического к индивидуальным и типологическим различиям в этиологии и проявлениях гомосексуальности, признавая, что гомосексуальное желание имеет «множественные корни» и не является само по себе болезненным. Он уделяет гораздо больше внимания социальным факторам, выводя традиционно приписываемые гомосексуалам и подчас реально существующие болезненные свойства (пониженное самоуважение, ненависть к себе, склонность к самоубийству) не из самой гомосексуальности, а из той стигмы, которой подвергаются геи и лесбиянки.
Согласно теории известного швейцарского психоаналитика Фрица Моргенталера (1919—1984), любое сексуальное влечение может быть искажено, извращено и сделано болезненным неблагоприятными условиями развития, которые в конечном счете произвольны от свойств культуры. Для изучения этих процессов Моргенталер создал собственную школу этнопсихоанализа и посвятил ряд исследований культуре и ментальности народов Западной Африки[xix]. Ученик и соавтор Моргенталера Поль Парен (р. 1916), обсуждая психические механизмы взаимодействия сексуальности и власти, показал, что некоторые антигомосексуальные установки традиционного психоанализа сами были защитными механизмами личности и т. д.
Немецкие социологи-сексологи Мартин Даннекер и Раймут Райхе подвергли философской критике фрейдовское понятие «влечения» и пришли к выводу, что трудности гомосексуального желания коренятся не в индивидуальной, а в коллективной психопатологии[xx]. Чтобы понять психологические проблемы сексуального меньшинства, надо начинать не с него, а с господствующего большинства. Отождествление сексуальности с гетеросексуальностью, которое ребенок усваивает с раннего детства, автоматически предполагает подавление и вытеснение гомоэротических чувств. Это не только обедняет эмоциональные отношения ребенка со сверстниками, но и порождает у него страх и тревогу по поводу своей реальной или мнимой гомосексуальности, проявляющиеся в виде ненависти к гомосексуалам. Именно в этой ненависти, а не в их собственном сексуальном поведении, коренятся негативные стереотипы и образы гомосексуалов в массовом сознании. Нездоровая, извращенная, агрессивная гетеросексуальность патологизирует также и сознание, и самосознание гомосексуалов, рождая у них оборонительные защитные механизмы, пониженное самоуважение и другие болезненные симптомы и синдромы, которые затем психиатрическая клиника интерпретирует как имманентные, врожденные свойства гомосексуальности. Этот порочный круг может быть разорван только на уровне общественного, а не индивидуального сознания, и для этого нужно не приспособление к господствующему обществу и его нравам, а борьба за их преобразование.
Если во взглядах Даннекера и Райхе ощущается сильное влияние марксистской теории классовой борьбы и звучат отзвуки студенческой революции 1968 г., то американский психоаналитик Ричард Фридман[xxi] дополняет психоанализ феминистскими теориями, связывая развитие эротического воображения прежде всего с процессами половой дифференциации и различиями в социальном статусе мужчин и женщин. Гомо- и гетеросексуальные мальчики проходят один и тот же процесс половой дифференциации, но затем сексуальные фантазии гомо- и гетеросексуалов расходятся. Однако нарушение привычной половой стратификации, будь то проигрыш в соревновательной борьбе более сильному мужчине или сексуальная неудача с женщиной, вызывающие чувство стыда и потери мужского самоуважения, могут провоцировать подобные фантазии. Один пациент сказал Фридману, что после того, как его оскорбил начальник, он почувствовал себя так, будто тот его выпорол, «и ушел с этой встречи с поджатым хвостом». Ночью ему приснилось, что его изнасиловала группа хулиганов, и от этого ему стало еще стыднее, потому что наяву он никогда не испытывал возбуждения от гомоэротических образов.
В отличие от классического психоанализа, который, при всех вариациях, считал целью анализа изменение сексуальной ориентации пациентов на гетеросексуальную или их приспособление к жизни во враждебном им обществе, «утверждающая динамическая психотерапия» считает, что осознание своей сексуальной ориентации нужно гею не для того, чтобы от нее избавиться, а чтобы преодолеть связанные с нею переживания депрессии, гнева, стыда, вины и тревожности. Это совершенно другой подход, и, если вспомнить письмо Фрейда американской матери, он гораздо ближе к его взглядам, чем идеи Сокарайдеса.
Многие идеи Фрейда так прочно вошли в общенаучный и даже общекультурный оборот, что уже не ассоциируются с именем автора. Если не превращать их в догму, их эвристическая ценность и по сей день очень велика. Но чтобы понять действительные масштабы и социальные факторы однополой любви, наука должна была выйти за пределы клиники и индивидуальных биографий.