Е. Приписать реальность

Социальное мышление — это мышление искаженное. Данная гипотеза настолько общепризнана, что нам остается только рассмотреть, в каких условиях мышление функционирует. Совершенно очевидно, что социальное представление, разделяе­мое всеми членами группы, вносит определенную предвзятость во взгляды на ве­щи и в способы действий. Эта предвзятость проявляется в наличии разногласий, в осознании, что другие группы имеют другие взгляды, думают иначе. Даже лю­ди, принадлежащие к одной культуре, могут по-разному понимать реальную дей­ствительность. Это утверждение нуждается в уточнении. Если учесть огромное количество информации, которое получает наше восприятие, то мы, по внешней видимости, в большинстве случаев сходимся во мнении о том, что находится «там, вовне». Однако мы не обращаем никакого внимания на согласие. Мы замечаем только несогласие. И хотя оно касается лишь весьма незначительной части наше­го опыта, оно имеет тенденцию доминировать в наших мыслях. Мы это замечаем лишь тогда, когда что-то угрожает целостности нашей личности. И тогда нас со­вершенно не утешает сознание, что каждый из нас получил одинаковые сигналы, направленные в мозг. Мы с недоумением задаемся вопросом, откуда берутся та­кие разные взгляды на действительность и что же реально на самом деле.

Почему нас здесь интересует эта проблема? Причин много. Во-первых, теория социальных представлений рассматривает явления и факты реальной действи­тельности как совершившиеся, установленные в ходе взаимодействия индивидов. Она должна высказать что-то об этой «продукции» восприятия или атрибуции. Для атрибуции всякая реальность есть данность, сенсорная или информацион­ная. Во-вторых, в этой главе мы ставим цель исследовать, как социальные пред­ставления формируют большинство объяснений здравого смысла. Они это делают отчасти путем определения степени реальности вещей или поведения, требу­ющих объяснения. И это логично. Люди уточняют, «что реально», прежде чем ин­тересоваться, «почему» что-то происходит так, а не иначе. В-третьих, мы считаем, что основным источником предвзятости в рассуждениях людей является то, что они по-разному определяют, что «реально», а что — «фиктивно». Здесь нет ничего абстрактного или метафизического. Чтобы в этом убедиться, зададимся вопро­сом, почему возможно предвзятое мнение, искажение информации. Какое значе­ние это имеет в мыслительной деятельности людей? Для объяснения мы приве­дем несколько причин.

Во -первых, это своеобразное ослепление, нежелание видеть реальную дейст­вительность, отказ видеть вещи такими, какие они есть. По-видимому, все проис­ходит так, как будто люди деформируют вещи, чтобы привести их в соответствие своим желаниям и интересам. Так объясняют эффекты идеологии, неправильного осмысления или умопомешательства. Во-вторых, для объяснения предвзятости приводят тот факт, что люди информацию отбирают: одно они признают, другое отвергают. Этот отбор происходит под влиянием убеждений, верований, предрас­судков и отвлекает внимание от рассматриваемого объекта. Одни аспекты вос­принимаются, а другие не принимаются во внимание. Таким образом, люди де­лают обобщения на основе частичных данных и допускают грубые ошибки в суж­дениях или составляют себе неверные представления о действительности. Тыся­чи исследовании показали, что каждый воспринимает только те сообщения,

586 Глава 21. От науки — к здравому смыслу

Е. Приписать реальность 587

которые исходят от его группы, и запоминает только ту информацию, которая ис­ходит от его партии, его церкви и т. д. Изречение, согласно которому убедить можно только тех, кто уже убежден, хорошо резюмирует феномен отбора инфор­мации, которым занимаются все.

Ослепление и отбор информации совершенно очевидны в общественной жиз­ни. Ими можно объяснить многое, но не все. Объяснение, основанное только на этих соображениях, оказывается частичным. При этом не учитывается то, что наи­большая часть информации, которая до нас доходит и нас затрагивает, неодно­значна. И это меняет все. Она неоднозначна в том смысле, что мы точно не знаем, насколько эта информация истинна и определенна. Когда кто-то узнает из книг или из разговоров что-либо об атомах, о ДНК, о комплексах, о расе, об инфляции и т. д., он тем не менее не знает, существует ли все это действительно, и если су­ществует, то каким образом. Точно все узнать — это психическая и социальная необходимость. Какая реальность скрывается за словами? Вот какое сомнение ощущается постоянно. Для выяснения этой проблемы приходится прибегать к помощи социальных представлений как к «удостоверениям личности». Проил­люстрируем их действие с помощью примера из повседневной жизни. Представьте себе, что кто-то жалуется на головные боли и недомогание при отсутствии види­мых физических симптомов. Многие друзья это обсуждают. Одни говорят: «Наша подруга ничем не больна. Она мнимая больная». Другие возражают: «Это очень неприятно. Она беспокоится. Следовало бы дать ей транквилизатор или посовето­вать какое-нибудь лечение». Следовательно, то, что одним кажется фикцией, для других — реальность. С точки зрения первых, данный человек не болен «по-на­стоящему», а по мнению вторых — болен. Совершенно ясно, что у первой группы представление о болезни — «органическое». Поэтому люди утверждают, что речь идет о «мнимой больной». Напротив, вторая группа имеет «психологическое» представление о болезни. Поэтому ее члены убеждены в реальности болей и недо­могания.

Примеров можно было бы привести много, но этот пример достаточно ясен. Здесь, как и во многих других случаях, информация не искажается и не отбирает­ся. Ее полностью принимают во внимание. Однако представление, с помощью ко­торого была осуществлена классификация, привело к разным выводам. То, что не соответствует представлению, воспринимается как менее реальное, чем то, что на­ходится в соответствии с представлением. Следовательно, если возникает пред­взятое мнение, то оно вызвано тем, что информация классифицировалась по-раз­ному. В первом случае информация была оценена как фиктивная, относящаяся к эпифеноменам. Во втором случае информация была оценена как правдивая, соот­ветствующая фактам. При такой классификации часть информации остается про­извольной, с ней можно считаться или не считаться. Другая часть информации навязывает нам весь вес своей «фактичности» (своего соответствия фактам). Мы попадаем в положение ученого, который, следуя действующей на данный момент теории, может легко отстранить какое-то явление как поверхностное или несуще­ственное. Но зато тем больше он должен считаться со всеми закономерностями и феноменами, которые эта теория предусматривает. Легко доказать, что многие недоразумения в политических, социальных и межличностных отношениях объяс­няются тем, что, имея расхождения в представлениях, люди по-разному класси­фицируют информацию. Следовательно, информация имеет неодинаковый фак-

тический вес для разных людей. Отсюда вечно повторяющийся в разговорах во­прос: «Что вы хотите сказать?» Потому что то, что для одного человека представ­ляет собой факт, для другого — личное мнение или фикция.

Если этот феномен так важен, то надо полагать, что существует метод, процесс приписывания реальности части слов, образов и информации, которую мы полу­чаем. Исходя из сделанных нами наблюдений приведем показатели, позволяю­щие приписать определенную степень реальности элементам представления.

А. Авторитет человека, группы или книги, которые в силу своей компетент­ности заявляют, что данная информация отражает фактическое состояние и что понятию соответствует вещь. Но здесь условием служит бесспорность информа­ции, потому что всякое спорное заявление уже не является информацией и любая компетентность, которая оспаривает или оспаривается, в той же степени ослабля­ется. Это можно видеть в суде. Противоречивые мнения экспертов подрывают ценность их выводов и доверие к экспертизе. Впрочем, именно по этой причине экспертов ставят в ситуацию конкуренции, чтобы изменить статус информации, которую они дают, переместить ее из класса высказывания фактов в класс выска­зывания мнений.

С другой стороны, в нашем обществе наука облечена непререкаемым автори­тетом. Люди убеждены, что наука основывается на надежных представлениях и может творить чудеса в лабораториях. Предполагается, что наука базируется только на фактах, что она открывает много новых фактов и, кроме того, изобре­тает необычайные факты. Поэтому всякому образу, всякой мысли, всякому по­нятию, выдвигаемому наукой, немедленно приписывается реальность. И даже ес­ли их смысл неуловим, недоступен уму и парадоксален с точки зрения здравого смысла, мы спешим признать за ними более прочное существование, чем желали бы сами ученые. Мы приписываем науке такую же фактичность и такую же мате­риальность, как непосредственно воспринимаемым объектам и существам, а мо­жет быть, даже еще большую.

Б. Сведение к матрице понятий и образов социального представления. Для то­го чтобы информация приобрела статус реальности, она должна ассоциироваться с признанным авторитетом. Это условие необходимое. Кроме того, надо иметь возможность поместить данную информацию в ряд других информации, которые такую нагрузку уже получили. Это достаточное условие. Вспомним, что, грубо го­воря, наш здравый смысл предвосхищает согласованность опытов. Опыт предпо­лагает наличие сообщества индивидов, которые наблюдают один и тот же мир и психически устроены так, что способны различить то, что находится «там, вовне», и то, что находится «здесь, внутри», и умеют в этом убедиться с помощью соответ­ствующего социального обмена. В случае разъединения, а всякая новая информа­ция его вызывает, каждый человек имеет принуждающее основание считать, что предвосхищение единодушия будет подтверждено. Следовательно, вместо того чтобы поспешно отвергнуть новость или изменить свое суждение, человек ис­пользует ряд приемов.

Первый прием заключается в установлении эквивалентности между данной информацией и определенным элементом представления, который уже вошел в состав здравого смысла. Мы это уже видели на примере теории разделения мозга. Как только эта теория была опубликована в специальном журнале, она была пе­ренесена в область так называемых популярных знаний. Но, вместо того чтобы

588 Глава 21, От науки — к здравому смыслу _________________________________________

оставить ее в статусе убедительной гипотезы, была немедленно предпринята по­пытка установить эквивалентность с уже существующим представлением о двух умах — интеллектуальном и интуитивном. После того как эта эквивалентность была признана возможной и установленной, представление о двух умах, сосуще­ствующих в одном мозгу, обрело статус факта, и в него стали твердо верить.

Второй состоит в минимизации различий между вариантом данной инфор­мации в науке и ее вариантом, существующим в рамках здравого смысла. Так, например, «словесное лечение», осуществляемое психоанализом, в глазах массы людей предстает как парадоксальный метод. Разве это не медицинское действие без инструментов и без лекарств? Из этого делается вывод о нереальности или иллюзорности этого метода лечения. Для католика, однако, эта оценка смягчается и даже опровергается благодаря тому, что он сопоставляет и сближает «словесное лечение» с исповедью, считая его «светским» ее вариантом. И тогда этот метод ле­чения обретает конкретный образ и люди могут себе представить, что он может быть эффективным.

Третий прием связан с тем, что каждое представление имеет «схему редук­ции», включающую определенное число образов и понятий, которые пытаются применить к любой информации. Например, в механическом представлении о те­ле образ машины (блок, компьютер) и понятия силы и движения служат для рас­смотрения всех состояний тела, для объяснения работы органов и т. д. (Jodelet, 1976). Всякий опыт или всякое наблюдение, к которому применимы эти понятия, считается имеющим значимость факта, а остальное выносится за скобки как фик­тивное. Посредством установления эквивалентности, с помощью минимизации различий и путем применения редукционной схемы одна часть информации оце­нивается как реальная. Другая часть информации рассматривается как «мало­убедительная», «воображаемая», «субъективная» и т. д. Преобладание редукции объясняет нередко ярко выраженный консерватизм социальных представлений и здравого смысла вообще. С логической точки зрения такой прием аналогичен способу действий науки, но он отличается исключением всякой возможности проверки. Однако в то время как в науке редукция ведет к устранению «существ», в которых нет необходимости, в социальном представлении их число безумно уве­личивается. Здравый смысл игнорирует знаменитую бритву Оккама и всякую экономию мысли. Одним словом, в то время как ученый-профессионал по необ­ходимости выступает как сторонник дефляции и обращается с действительно­стью как со скудным запасом, ученый-любитель — сторонник инфляции и обра­щается с действительностью как с необычайно обильными ресурсами.

В. Позитивность. Это повторение в положительной форме информации, ми­нимизирующее ее негативные аспекты, а также ее особую оценку, что чрезвычай­но облегчает передачу информации в группе и позволяет использовать ее в связи с очень многим, если не по любому поводу. Но сама эта циркуляция информации приводит к тому, что она часто повторяется, в результате чего вокруг нее создает­ся языковая реальность, даже если она остается непонятой, как, например, оста­ются непонятыми слова «харизма», «либидо» и т. п. Кроме того, тот факт, что эту информацию можно встретить в различных, не связанных друг с другом сферах жизни общества и в межличностных отношениях, в конце концов придает ей ав­тономность, аналогичную той, которой обладают объективные феномены. Это создает впечатление, что данная информация непременно соответствует чему-то,

Ж. Заключение: мышлени е как окружающая среда 589

находящемуся «там, вовне». Она превращается уже не в чистый продукт знания мира, а в продукцию самого мира. Другими словами, это утверждение, которое иногда становится навязчивым, приводит к вытеснению субъекта или автора ин­формации или понятия, что делает ее обезличенной. И поскольку уже невозмож­но приписать кому-то, ее приписывают чему-то, связанному с фактами и реально существующему.

Факторы приписывания информации реальности, о которых шла речь выше, конечно, описать проще эту информацию и прежде всего так, чтобы были выяв­лены удивительные аспекты обычного мышления. Если впоследствии это нам удастся, можно будет лучше понять, почему в конечном счете действительность имеет тенденцию быть похожей на наши представления. Все происходит так, как рассказывает Гертруда Стайн (Gertrude Stein). Пикассо написал ее портрет. Когда она увидела этот портрет в первый раз, она высказала резкий протест. Но худож­ник ей возразил: «Вот увидите, в конце концов он станет на вас похож». Так оно и случилось.