Ж. Заключение: мышление как окружающая среда

Убеждение, которое подразумевает примитивный менталитет (если еще позволи­тельно употреблять такое выражение), — это убеждение во «всемогуществе мыш­ления», которое способно придавать форму реальности вещей. Убеждение, лежа­щее в основе современного научного менталитета, прямо противоположно: это убеждение во «всемогуществе объекта», который дает информацию мышлению, определяет его развитие и содержание. С первой точки зрения мышление пред­стает как воздействие на действительность. Со второй точки зрения мышление — это реакция на действительность. В первом случае объект предстает как дубликат мысли. Во втором случае мысль определяется как дубликат объекта. И если для примитивного менталитета мыслить — это значит принимать желаемое за дейст­вительное, что по-английски называется wishful thinking, то для научного мен­талитета мыслить — значит принимать реальность за желаемое. Но оба убежде­ния симметричны и поэтому отражают одно и то же состояние: своего рода страх людей перед силами, над которыми они не властны, и преодоление этого страха с помощью знания. За одним исключением: примитивное мышление испытывает страх перед стихийными силами природы, а научное мышление испытывает страх перед неконтролируемыми силами мышления. Первое убеждение позволило ро­ду человеческому выживать на протяжении миллионов лет, а второе дало воз­можность совершить множество необыкновенных дел за несколько веков.

Приходится предположить, что и тот и другой менталитет по-своему выража­ют некую истину о связи нашего внутреннего мира с окружающим нас внешним миром. Эта связь и соответствие между этими двумя мирами, которое она отража­ет, всегда казались загадкой и даже чудом, до сих пор продолжающим удивлять. Но это чудо удивит меньше, если учесть, что представления всегда присутствуют в любом восприятии, в любом действии, в любой эмоции. Они записаны в нашем теле, в наших намерениях и в наших жестах. Все это составляет то, что древние называли habitus и что превращает массу инстинктов и органов в упорядоченный мир, в человеческий микрокосм внутри физического макрокосма. До такой степе­ни, что наша биология предстает как социология и психология, а наша природа —

590 Глава 21. От науки — к здравому смыслу

Ж. Заключение: мышление как окружающая среда 591

как произведение культуры. Укоренившись в теле, жизнь представлений оказыва­ется жизнью памяти. Слишком часто индивидов и группы рассматривают так, как будто они страдают амнезией. Но хотя опыт, слова и образы прошлого, в общем, отсутствуют, они тем не менее не являются мертвыми словами, образами и опытом. Они продолжают действовать и обволакивать опыт, слова и мысли сегодняшние. «Память, — писал Жанэ, который видел в ней социальную функцию, — имеет це­лью восторжествовать над отсутствием, и именно эта борьба против отсутствия характеризует память» (Janet, 1928). Память связывает здравый смысл с чувства­ми и делает более мощным то, что идет от прошлого, чем то, что идет от настоя­щего. Необыкновенная сила и ум социальных представлений, несомненно, заклю­чается в этом владении сегодняшним миром через посредство мира вчерашнего, с помощью восприятия того, что существует сегодня, благодаря сохранившемуся воспоминанию о том, что существовало прежде. Считается, что социальные пред­ставления не зависят от внешнего мира, но зато они зависят от взаимосвязи тела и памяти, которая составляет то, что называют внутренним миром.

Эта оборотная сторона имеет свою лицевую сторону. Мы обычно пользуемся своим сенсорным и когнитивным аппаратом для интерпретации представлений о вещах, которых мы никогда не видим (ген, атом, комплексы, война в Азии, скры­тая от нас обратная сторона Луны и т. д.). В созданном человеком мире, в котором мы живем, восприятие представлений важнее, чем восприятие объектов, предпо­лагаемых реальными. Действительно, нам трудно их дифференцировать. Нам ну­жен знак, который позволял бы различать: «это — представление», а «это — не представление». Художник Рене Магритт (Rene Magritte) великолепно это про­иллюстрировал. Он написал картину, на которой изобразил трубку в виде неболь­шой картины, находящейся на картине большего размера, также изображающей трубку. На внутренней картине вы видите надпись: «Это не трубка». Но это мож­но прочитать также по-другому: «Это изображение трубки». Затем вы смотрите на «реальную» трубку, которая как бы висит в воздухе, и воспринимаете ее как «предмет» в отличие от первой трубки, которая вам представляется как изобра­жение, дубликат предмета. Однако это впечатление неверно, поскольку обе труб­ки на самом деле написаны на одном полотне. И полной иллюзией является мысль, что одна из трубок — изображение на картине, а другая находится в пространстве, поскольку это пространство само — картина, следовательно, нечто «менее реаль­ное». В обоих случаях перед нами изображения трубки, которая сама может быть изображением, и т. д. Но как только вы соглашаетесь «войти в раму» картины, вы пойманы: вы признали большую трубку как реальный предмет. Однако остается одна реальность: это реальность картины, помещенной в музей как предмет ис­кусства и вызывающей ваше эстетическое волнение. Вы обогащаетесь знанием мира художника.

Социальные представления, которые составляют здравый смысл и «обучают» его на основе теорий и данных науки, подобны маленькой картине, вписанной в большую. Это значит, что информация, которую мы получаем с их помощью, искажена образами и понятиями, «навязанными сверху» объектам и индивидам. Когда мы смотрим на индивидов и на объекты и объясняем их свойства, мы «за­бываем», что они могли бы быть представлениями другого рода. Мы применяем к ним категории своей социальной группы, усвоенные нами рассуждения и ком­бинируем их в этих рамках, чтобы сделать их такими, какими видим. И мы так же

не можем избежать этих категорий или рассуждений, свойственных нашим пред­ставлениям, как не можем избежать действия законов нашей анатомии и физио­логии. Таким образом, содержание и правила этого репрезентативного мышления в конце концов образуют для нас подлинное окружение, в котором сливаются фи­зическое и социальное. Исходящие от этой окружающей среды стимулы, состоя­щие из слов, вещей, образов, проникают в глаза, уши и мозг каждого человека и оказывают на него воздействие, которого он не осознает. Это происходит с такой же эффективностью, с какой действуют миллионы звуковых сообщений и свето­вых сигналов, доносимых электромагнитными волнами или тысячами притяже­ний и отталкиваний под действием гравитации. Изучая эти постоянные мета­морфозы науки в здравый смысл, мы в действительности изучаем превращение мышления в окружающую среду, в situs общества. При этом существует тенден­ция рассматривать социальные представления как внутреннее отражение чего-то внешнего, подобно эфемерному поверхностному слою на чем-то более глубоком и более устойчивом. В то же время все побуждает видеть здесь конститутивный фактор социальной реальности, подобно тому как невидимые частицы и поля яв­ляются конститутивным фактором физической реальности.