Основные идеи и понятия

Основные научные постулаты теории Роджерса широко из­вестны: вера в изначальную, конструктивную и творческую мудрость человека; убеждение в социально-личностной приро­де средств, актуализирующих конструктивный личностный потенциал человека в процессах межличностного общения; по­нятие о трех «необходимых и достаточных условиях» межлич­ностного общения, способствующих личностному развитию и обеспечивающих конструктивные личностные изменения («безусловное позитивное принятие другого человека», «актив­ное эмпатическое слушание», «конгруэнтное самовыражение в общении»); представление о закономерных стадиях протека­ния группового процесса, возникающего в указанных социаль­но-личностных условиях, и о его столь же закономерных тера­певтических результатах.

Характерной особенностью данных постулатов или принци­пов является их специфический научный статус. В системе идей Роджерса все эти постулаты существуют одновременно и как су­губо теоретические положения, и как вполне конкретные науч­ные факты. Их статус как эмпирически воспроизводимых фак­тов в настоящее время бесспорен. Всегда и везде при соблюдении выявленных и тщательно проанализированных Роджерсом усло­вий общения наблюдается особый межличностный (групповой) процесс, приводящий к определенным личностным изменени­ям участников общения.

Н. Роджерс резюмирует эти принципы-факты следующим образом (Rogers N., 1993, р. 3-4):

«Клиентоцентрированный, или Человекоцентрированный, подход, разработанный моим отцом, Карлом Роджерсом, акцентирует роль терапевта, проявляющего эмпатию, открытость, честность, конг­руэнтность и заботу, когда он слушает индивида или группу и по­могает их росту. Эта философия включает в себя убеждение в том, что каждый человек обладает самоценностью, достоинством и спо­собностью к самоуправлению. Философия Карла Роджерса осно­вана на доверии к неотъемлемому, присущему каждому индивиду внутреннему импульсу в направлении роста и развития. Исследо­вание терапевтического процесса, проведенное Карлом Роджер­сом, выявило, что исцеление происходит тогда, когда клиент чувствует себя принятым и понятым. Почувствовать себя принятым и понятым — редкий опыт, особенно тогда, когда вы испытываете страх, гнев, горе или ревность. И тем не менее исцеляют именно эти моменты принятия и понимания. В качестве друзей или тера­певтов мы часто полагаем, что в этих случаях должны иметь гото­вый ответ или же должны дать совет. При этом, однако, мы игно­рируем исключительно важную истину. Самый большой дар мы даем человеку тогда, когда искренне вслушиваемся во всю глубину его эмоциональной боли и проявляем уважение к способности че­ловека найти свой собственный ответ».

Важная особенность человекоцентрированного подхода — гло­бальное доверие к человеку, тогда как для западной цивилизации в целом и для большинства ее социальных институтов (управле­ния, производства, образования, здравоохранения, семьи, рели­гии) характерно столь же глобальное недоверие к человеку. Сам человек традиционно рассматривается как изначально, от приро­ды неуправляемый, ленивый, нелюбознательный, больной, эгои­стичный, аморальный и греховный, как тот, кто должен находить­ся под постоянным внешним попечительством и присмотром.

Человекоцентрированный подход рассматривает человека совершенно иначе, постулирует существующую в каждом чело­веке актуализирующую тенденцию — тенденцию расти, разви­ваться, реализовывать весь свой потенциал. Тем самым данный подход доверяет конструктивному и направленному движению человека ко все более полному развитию и стремится высвобо­дить это движение.

Основные положения человекоцентрированного подхода со­стоят в том, что, во-первых, внутренняя природа (или сущность) человека позитивна, конструктивна и социальна и, во-вторых, эта природа начинает обнаруживать и проявлять себя в челове­ке каждый раз, когда в его взаимоотношениях с другим челове­ком (или другими людьми) существует атмосфера безусловного позитивного принятия, эмпатического понимания и конгруэнт­ного самопредъявления.

Вот как формулирует в одной из своих последних прижиз­ненных публикаций основные положения человекоцентриро­ванного подхода сам Роджерс (Rogers, 1986a, р. 197—198):

«Центральная гипотеза этого подхода кратко может быть сфор­мулирована так: человек обладает в самом себе огромными ре­сурсами для самопознания, изменения Я-концепции, целенап­равленного поведения, а доступ к этим ресурсам возможен только в том случае, если создается определенный климат бла­гоприятствующих психологических установок. Существуют три условия, которые образуют такой климат, обес­печивающий рост и развитие, — идет ли речь об отношении между терапевтом и клиентом, родителем и ребенком, лидером и группой, учителем и учащимся, руководителем и подчинен­ным. В действительности эти условия применимы в любой си­туации, в которой целью является развитие человека.... Первый элемент — это подлинность, искренность или конгру­энтность. Чем более терапевт является самим собой в отноше­нии с клиентом, чем менее он отгорожен от клиента своим профессиональным или личностным фасадом, тем более вероятно, что клиент изменится и продвинется в конструктивном ключе. Подлинность означает, что терапевт открыто проживает чувства и установки, которые имеют место в данный момент. Существует соответствие, или конгруэнтность, между тем, что он испыты­вает на соматическом уровне, что представляет в сознании, и тем, что сообщает клиенту.

Второй по важности установкой для создания климата, благо­приятствующего изменению, является принятие, забота или признание — безусловное позитивное принятие. Когда терапевт ощущает позитивную, неосуждающую, принимающую установ­ку по отношению к клиенту безотносительно к тому, кем этот клиент в данный момент является, терапевтическое продвиже­ние или изменение более вероятно. Принятие терапевтом пред­полагает позволение клиенту непосредственно переживать все свои чувства — смущение, обиду, возмущение, страх, гнев, сме­лость, любовь или гордость. Это бескорыстная забота. Когда терапевт признает клиента целостно, а не условно, продвиже­ние вперед является более вероятным.

Третий благоприятствующий аспект отношения — эмпатическое понимание. Это означает, что терапевт точно воспринимает чувства, личностные смыслы, переживаемые клиентом, и пере­дает это воспринятое понимание клиенту. В идеальном случае терапевт так глубоко проникает во внутренний мир другого, что может прояснить не только те смыслы, которые тот осознает, но даже и те, что лежат чуть ниже уровня осознания. Это специ­фическое, своего рода активное слушание — одна из самых мощ­ных известных мне сил, обеспечивающих изменение».

Как свидетельствуют результаты многочисленных эмпири­ческих исследований, проводившихся в течение полувека в США и других странах, всякий раз, когда возникают все эти условия, способствующие личностному росту, наблюдаются по­зитивные поведенческие и личностные изменения. Контекст этих изменений может быть очень разным — от психологичес­кого консультирования и преподавания до практики переговор­ных процессов и психотерапии психозов.

Наряду с триадой фасилитирующих установок (безусловное позитивное принятие, конгруэнтность и эмпатическое понима­ние) в своих последних работах Роджерс указывал на еще одно условие, стимулирующее процессы личностного роста. Так, в ци­тировавшейся выше публикации он писал (Rogers, 1986a, р. 199):

«Я обнаружил, что, когда я ближе всего к моему внутреннему, интуитивному "я", когда я каким-то образом соприкасаюсь с не­известным во мне, когда, возможно, я нахожусь в отношении с клиентом в слегка измененном состоянии сознания, тогда все, что бы я ни делал, оказывается целительным. Тогда просто мое присутствие освобождает и помогает. Я не могу ничего сделать, чтобы приблизить это состояние, но, когда я могу расслабиться и быть ближе к своей трансцендентальной сущности, тогда я в отношении с клиентом могу вести себя странным и импуль­сивным образом, которому я не могу найти рациональных оправданий и который никак не связан с моими мыслительны­ми процессами. Однако каким-то странным образом такое по­ведение оказывается верным. В такие моменты кажется, что мой внутренний дух вышел вовне и прикоснулся к внутреннему духу другого человека. Наше отношение трансцендирует себя и становится частью чего-то большего. Имеют место существенные и очевидные рост, исцеление, энергия».

Роджерс не уставал повторять, что человекоцентрированный подход — это не теоретическая доктрина и не практическая пси­хотерапевтическая техника, но способ существования людей (в том числе и психотерапевтов). Этот способ существования на­ходит свое выражение в поведении, сознании и личности его субъектов. Этот способ существования создает психологичес­кий климат, способствующий человеческому развитию, пози­тивным и конструктивным изменениям в людях и их взаимоот­ношениях. В психотерапевтической практике этот способ существования облегчает процессы самоисследования и само­раскрытия клиента, содействует его движению, «внутреннему путешествию» в направлении к подлинному «я», к своей соб­ственной сущности.

Безоценочное принятие и эмпатическое понимание каждо­го чувства, каждой мысли, каждого смысла, которые клиент об­наруживает в своем опыте, требует от психотерапевта чрезвы­чайной сенситивности и такого деликатного проникновения в его приватный мир, при котором он чувствует себя во все боль­шей безопасности в отношениях с психотерапевтом, все более склонным выражать самые разные фрагменты своего внутрен­него мира (фантазии и интуиции, образы и влечения, ассоциа­ции и приватные мысли). Подобное эмпатическое понимание-проникновение может оказаться настолько глубоким, что интуиция психотерапевта, оказывается в состоянии выявлять утраченные самим клиентом фрагменты его внутреннего мира и тем самым восстанавливать его целостность.

Психотерапевт, реализующий человекоцентрированный подход, не склонен руководить своим клиентом, вести его, он доверяет клиенту, «мудрости его целостного организма», по­скольку он неосознанно, но тем не менее лучше любого специ­алиста знает путь к собственному исцелению. Важная задача психотерапевта — доверять, свидетельствовать это знание и этот путь, быть рядом с клиентом, быть «на его стороне», двигаться с его «скоростью», разделяя с ним все превратности «внутрен­него путешествия».

Важный аспект психотерапевтической помощи — способ­ствование полноте переживаний клиента. Только в том случае, если то или иное переживание оказывается прочувствованным во всей своей глубине и во всем объеме, оно может стать жи­вым, свободным и преобразующимся.

Человекоцентрированный подход в психотерапии каждый раз инициирует очень сложный и до сих пор во многом загадоч­ный процесс исцеления, движения клиента от пункта «homo partialis» к пункту «homo totus».

«Для того чтобы сделать этот процесс возможным, психотера­певту крайне важно полностью присутствовать в качестве по­нимающего и проявляющего заботу человека, однако самые важ­ные события происходят в чувствах и ощущениях клиента» (Rogers, 1986a, р. 208).

Идея свободного, «целостно функционирующего человека», представленная в ряде работ Роджерса, предполагает свободу и ответственность, целостность и гармоничность, актуализацию и реализацию всех потенциальных возможностей человека. Ори­ентация на данную систему ценностей, на процессы «становле­ния человека» привела Роджерса к неизбежному разрыву с «ис­теблишментом», определила особое качество его личности, которое можно назвать «гуманистической революционностью». Он сам неоднократно отмечал революционный характер после­довательных теоретических и практических выводов и следствий своей системы научных идей, их очевидную конфронтацию с «конвенциональной авторитарной структурой» современного общественного устройства.

Если отвлечься от всех идеологических клише, то возникает следующий вопрос: что в действительности происходит в пси­хотерапевтической, педагогической и политической практике, когда ими начинает овладевать гуманистическая идея?

Во-первых, такая практика начинает субъективизироваться. Все проблемы, какими бы частными или, напротив, глобаль­ными они ни казались (от конфликта в конкретной семье до проблемы всеобщего разоружения), рассматриваются как сугу­бо человеческие проблемы. Иначе говоря, любая гуманистическая практика начинает осознавать и признавать значимость не столько объективных обстоятельств («вещей», «сил», «условий» и т. п.) и даже не столько мыслей и действий людей, сколько их глубоких переживаний, эмоций и чувств.

Во-вторых, такая практика становится все более и более ди­алогической и феноменологической: психотерапевт, педагог, по­литик, работающий в гуманистической традиции, не стремится к достижению своих собственных целей, не превращает других людей в средства достижения этих целей: он пытается понять и адекватно выразить одновременно и свои собственные пере­живания, и переживания своих партнеров по межличностному общению; стремясь стать все более эмпатичным (сочувствую­щим) и конгруэнтным (искренним в выражении собственных переживаний), он гораздо больше внимания начинает уделять не тому, что происходит вовне, а тому, что происходит внутри, во внутреннем феноменологическом мире своего «я» и «я» сво­их партнеров.

В-третьих, гуманистическая практика вполне осознанно от­казывается от парадигмы целенаправленных психотерапевти­ческих, педагогических, политических и подобных воздействий, в ходе которых неизбежно манипулирование людьми, затруд­няющее их самодетерминацию и самоактуализацию; эта прак­тика альтернативна «лечению», «преподаванию», «формирова­нию», «осуществлению руководящей роли» и т. п., поскольку она тождественна созданию условий, «фасилитации» (от англ, facilitate — способствовать, стимулировать) свободного разви­тия людей, то есть развития, осуществляющегося в соответствии с их собственными целями и стремлениями.