История переписки А.П. Синнетта с Учителями Гималайского Братства

«Мы – не боги, и даже наши наставники –

не боги, как они сами говорят».

Из письма Махатмы А. П. Синнетту

ПРОЛОГ

Вряд ли у полковника Генри Стила Олькотта и мадам Елены Петровны Блаватской были какие-то конкретные представления о том, как именно им следует выполнять возложенную на себя миссию, когда 17 декабря 1878 года они отправлялись морем из Нью-Йорка в Лондон, чтобы оттуда продолжить свой путь в Индию. Эти главные основатели Теософского Общества (вместе с третьим сооснователем и адвокатом Общества Уильямом К. Джаджем) сумели сохранить органи­зацию, когда первоначальный интерес к ней, вызванный ее новизной, и восхищение ею, испы­тываемое некоторыми, начали ослабевать по мере того, как эффект необычности и новизны посте­пенно проходил. Однако путешественники были уверены, что ослабление интереса к Обществу отнюдь не означает того, что близится его окончательный закат.

Мадам Блаватская уже опубликовала «Разобла­ченную Изиду» (первое издание было полностью распродано за девять дней); уже имела столкно­вение со спиритуалистами по поводу рационального объяснения производимых ими феноменов; и по своему обыкновению, успела нажить себе преданных друзей и заклятых врагов. Она никогда не утруждала себя объяснением причин своих действий (их мотивы всегда были одной из наиболее сокровенных ее тайн), почему часто и попадала под шквал самой разнузданной критики; вместе с тем она очаровывала многих своим обаянием и остроумием и, конечно же, своей энергией, которая не только исходила от нее, но, как казалось, передавалась и всем окружающим. Полковник Олькотт снискал себе известность выявлением и борьбой с коррупцией в Военном и Военно-Морском Департаментах во время Аме­риканской Гражданской войны и последовавшим за этим назначением чрезвычайным следователем по делу об убийстве президента Линкольна. До­полнительную известность ему принесли статьи, которые он писал для нью-йоркских газет, а также его научный труд о сельском хозяйстве, ставший классическим в своей области; впоследствии, за­нимаясь юриспруденцией, он стал крупным спе­циалистом в области таможенных пошлин, госу­дарственных сборов и дел о наследстве, приобретя в этих вопросах богатую практику. И все это он оставил ради того, чтобы поселиться в незнакомой стране и посвятить все свои недюжинные способ­ности делу, ставшему целью всей его жизни: распространению Теософии и укреплению Теософского Общества.

Посредством переписки «Теософским Близне­цам» (как их иногда называли) удалось достичь соглашения с уже существовавшим в Индии обществом «Арья Самадж», близким по своим целям и задачам Теософскому Обществу. Эта договоренность, как они полагали, должна была сразу же открыть им доступ в индийское общество, поскольку в их планы входило основание новой штаб-квартиры Теософского Общества на террито­рии этой древней страны. Индия издавна была дорога мадам Блаватской и, пожалуй, не менее дорога полковнику Олькотту, поскольку она при­ближала их обоих к Махатмам, с которыми они уже давно поддерживали контакт и посланниками которых они себя считали.

Вместе с ними на борту парохода «Канада» находились еще двое членов Теософского Обще­ства: мисс Роза Бейтс – школьная учительница, надеявшаяся избавиться от скучной необходимости вбивать знания в нерадивые головы юнцов; и м-р Эдуард Уимбридж – дизайнер и архитектор, переживавший в те дни не самые лучшие свои времена. Оба надеялись на улучшение своего положения и, конечно же, стремились принять участие в приключении, которое обещало быть захватывающим. В Теософии они были новичками.

Отъезд из Нью-Йорка отнюдь не предвещал благоприятный исход предприятия. Хотя на борт «Канады» они поднялись 17 декабря, пароход не мог отойти от пристани до 2.30 пополудни 18-го, а затем, упустив прилив, вынужден был отчалить от острова Кони-Айленд и пересечь песчаную банку Сэнди-Хук только в полдень 19-го1. То, что настроение мадам Блаватской также нельзя было назвать оптимистическим, подтверждается записью, которую она сделала в дневнике Полковника в тот день, когда они, наконец, вышли в море: «Великолепный день. Ясно, безоблачно, но дья­вольски холодно. Приступы тревоги одолевали до 11.00. Тело плохо слушается меня».

В письме к сестре, написанном в Лондоне 14 января 1879 г., когда первый этап их путешествия был уже позади, она сообщала: «Напишу тебе из Бомбея, если, конечно, доберусь до него когда-нибудь»2.

«Канада» вошла в Ла-Манш – «в море туманов в первый день Нового, 1879, года»3. Полковник счел это «символичным отражением нашего неопределенного будущего». Однако время, проведенное в Лондоне, принесло свои обнадежи­вающие результаты. Было основано Британское Теософское Общество; на собрании, в ходе которого было избрано руководство Общества, председатель­ствовал Олькотт. Небольшая группа пилигримов из Нью-Йорка (за время пребывания в Англии) обзавелась множеством друзей и способствовала значительному росту интереса к Теософии в этой стране.

Их радушными хозяевами во время этого визита были доктор и миссис Биллингс, чей дом в это время превратился в оживленный теософский центр Лондона. Дни пребывания там «были при­правлены феноменами, производимыми Е.П.Б.»4, – писал Полковник5.

Там же Е.П.Б. пыталась однажды вечером частично объяснить группе гостей тайну своей личности, которая, однако, так и осталась тайной, несмотря на все попытки Е.П.Б. разъяснить ее и на последующие старания других людей раскрыть ее секрет. Даже хорошо знавший ее полковник Олькотт позже написал: «... Для меня, ее самого близкого соратника, она с самого начала и до конца оставалась неразрешимой загадкой. Я не знаю, какую часть в ее сознательной жизни занимала ответственная личность, а какую – тело, служившее защитной оболочкой для ее истинного существа»6.

Четверо американцев отправились из Лондона в Индию 18 января 1879 года. Это путешествие тоже началось не совсем удачно. Пароход «Спик-Холл», на который они сели, был грязным и неуютным; сырые ковры и гобелены в каютах и в салоне издавали отвратительный запах; и гнетущий, мрачный ливень отнюдь не способство­вал улучшению настроения.

Судно было так тяжело нагружено, что палуба едва возвышалась над водой, и в открытом море, в которое они вскоре вышли, каждая волна свободно, перекатывалась через нее. А на самом тяжелом этапе путешествия Е.П.Б. ушиблась о ножку обеденного стола и повредила себе колено. Нетрудно представить, насколько убедительными и сочными были ее комментарии по этому поводу. По словам полковника Олькотта, она «вносила оживление как среди пассажиров, так и среди корабельной прислуги; всех их, за исключением разве что одного-двух человек, шокировала ее жесткая речь, оскорбляла ее религиозная неорто­доксальность, и все единодушно считали ее ужасно надоедливым созданием». Практически все пасса­жиры страдали от морской болезни, и даже Е.П.Б., высмеивавшая других за безволие, в конце концов была «побеждена Кармой», как выразился по этому поводу Полковник7.

В числе пассажиров судна был молодой ирландец Росс Скотт, направлявшийся в Индию, чтобы занять там пост гражданского чиновника Британской короны. Он пришел в изумление, узнав о целях и намерениях этой маленькой группы теософов; когда его не мучала морская болезнь и когда страдания Е.П.Б. и Олькотта немного облегчались, он просто забрасывал их бесконечным множеством вопросов. Он все время с тоскою ждал хоть какого-нибудь проявления неординарных способностей, которыми, как он узнал от полков­ника Олькотта, обладала Е.П.Б., но ее самочувствие было слишком плохим, чтобы она могла оправдать его ожидания. Однако несмотря на это, он сумел покорить ее сердце и сердца ее коллег своим почти мальчишеским задором, и потому, когда пришло время расставания, на душе у каждого из них стало грустно. Ему пришлось пообещать, что перед тем, как покинуть Бомбей и отправиться на север Индии, где его ждал пост, он обязательно навестит их еще раз8.

16 февраля, после бурного путешествия с одной лишь краткой, но весьма полезной для восстановления сил остановкой в Порт-Саиде, «Спик-Холл» наконец-то вошел в гавань Бомбея.

«Первое, что я сделал, когда сошел на землю, – писал полковник Олькотт, – опустился на колени и поцеловал гранитные ступени, совер­шив таким образом инстинктивный акт пуджи9! Ведь мы ступили в конце концов на святую землю – наше прошлое было забыто, наше рискованное и неприятное путешествие тут же вылетело у меня из головы; агония давно оставленных надежд сменилась волнующей радо­стью от присутствия на земле мудрых Риши, в стране, являющейся колыбелью религий, в обители Учителей...»10

ГЛАВА I

Полковник Олькотт, откинувшись на спинку сту­ла, с живейшим интересом просматривал письмо, которое было в его руках.

— А в этом что-то есть, – воскликнул он. – В Индии мы... сколько же?... чуть больше недели. А нами уже интересуется редактор «Пионера»!

— Это похоже на эпидемию, – последовал ответ с другой стороны стола, – а я-то полагала, у англичан имеется иммунитет к подобным вещам.

Приезд из Америки в Бомбей главных основа­телей Теософского Общества и в самом деле вызвал переполох среди образованных индийцев, однако ан­глийская община до сих пор проявляла по отношению к ним полнейшее равнодушие.

— Я полагаю, он англичанин? – добавил все тот же голос вопросительным тоном.

Красивые, изящные руки отложили нож и вилку, поскольку их обладательница мгновенно позабыла об аппетитном завтраке, который только что поста­вил перед ней Бабула – индийский мальчик-слуга.

Двумя другими персонами из собравшихся за столом к завтраку были мисс Роза Бейтс и м-р Эдуард Уимбридж, слушавшие этот диалог с живым интересом, но воздерживавшиеся от комментариев.

— Думаю, что да, – сказал Полковник, поглядев на подпись. Его зовут Синнетт. А.П. Синнетт. Он хотел бы познакомиться с прославленной мадам Блаватской.

— Возможно, он хотел сказать – «с пресловутой мадам Блаватской», – ответила дама. – Или он не
знает, что меня считают русской шпионкой?

Глаза Олькотта сверкнули.

— Об этом он не упоминает. Может, хоть он поможет нам опровергнуть эту сплетню. Мне кажется, «Пионер» – влиятельная газета, и даже правительство относится к ней с уважением.

Он поправил очки и опять углубился в чтение письма.

— Он говорит, что готов опубликовать интерес­ные сведения о нашей миссии в Индии и что
особенно его интересуют те замечательные вещи, которые ты иногда делаешь.

— Ну, не такая уж я и замечательная, – решительно возразила мадам Блаватская, – и если он полагает, что я намерена представить его своему Боссу1, то он ошибается.

Через несколько мгновений, в течение которых Полковник продолжал молча читать письмо, она вновь устремила на него свой необычайно острый, гипнотизирующий взгляд.

— А что он еще пишет?

На типично американском лице Олькотта рас­цвела довольная улыбка.

— Я знал, что ты спросишь.

— Вот еще!

— Ладно, Маллиган! – великодушно согласился Олькотт, использовав при этом прозвище, которым он наградил ее еще в Нью-Йорке2. – Просто я не мог отказать себе в удовольствии слегка тебя по­дразнить. Но я уверен, что здесь все серьезно, и это наиболее ободряющее событие из всех, что произош­ли с момента нашего приезда. Мистер Синнетт пишет, что он интересуется оккультизмом гораз­до серьезнее, чем большинство других журналистов. Когда он был в Лондоне, у него была возможность изучить некоторые замечательные явления, но до их глубинных причин он так и не смог докопаться, к тому же условия, при которых они имели место, показались ему немного сомнительными. Поэтому полной убежденности у него нет, но все же он чувствует, что во всех этих явлениях что-то есть. Он надеется встретиться с нами, если мы когда-нибудь пожелаем посетить север страны.

— Север страны?

— Аллахабад. Там издается «Пионер». Надо ска­зать, тон у него вполне дружественный – гораздо более дружественный, чем у большинства других газетчиков.

— Да, они нам не очень-то симпатизировали, – вставил м-р Уимбридж. Его положение в доме было несколько неопределенным, однако еще в Нью-Йор­ке он оказывал определенную поддержку и выражал свою преданность этим двоим, так же дружественно настроенным к нему людям. Когда принималось решение о том, что он и Роза Бейтс, с которой он познакомился на одном из теософских собраний, поедут в Индию вместе с Полковником и мадам Блаватской, и он сам, и Роза переживали не лучшие времена; и хотя их нынешнее положение все еще нельзя было назвать абсолютно прочным, их бли­жайшее будущее выглядело вполне определенным.

Мисс Бейтс поджала губки и с сомнением по­качала головой. Она не была полностью удовлетворена своим нынешним положением, чувствуя, что ее социальный статус несколько снизился после то­го, как она из школьной учительницы превратилась в домохозяйку на их новом месте жительства. К тому же ей был не слишком симпатичен полковник Олькотт; она знала, что Полковника убедили в том, что присутствие мисс Бейтс будет желательным, хо­тя сам он поначалу считал иначе. Дело в том, что и она, и Уимбридж были англичанами, хотя и жили несколько лет в Америке, и мадам Блаватская убедила Полковника, что это обстоятельство может оказать определенное влияние на англо-индийские власти. Последний довод заставил Полковника не­сколько смягчиться, но мисс Бейтс знала, что он продолжает относиться к ней с опасением3.

— Ну что же, – изрек Олькотт в своей обычной приподнято оптимистичной манере, – уверен, что мы найдем возможность встретиться с мистером Синнеттом. Думаю, что знакомство с главными городами Индии пойдет нам только на пользу, и в их список мы вполне могли бы включить Аллахабад. А пока что я напишу ответное письмо, в котором выражу нашу общую признательность.

С кофейником, полным свежего кофе, любимого напитка Е.П.Б.4, появился Бабула, его лицо излучало готовность услужить своей госпоже. Уж ему-то не о чем было беспокоиться: его работодатели были им довольны.

Выяснилось, что помимо способности Бабулы безошибочно угадывать их желания, он обладал и другими достоинствами, и по праву мог быть назван незаурядной личностью, поскольку говорил на пяти языках, включая французский и английский. Бабулу подыскал один из инициативных членов Общества во время их переезда в этот дом, расположенный в респектабельном районе Бомбея, и похоже, что он был абсолютно предан своим новым хозяевам. Никто из них пока не знал, что он останется их преданным слугой еще на многие годы5.

— Спасибо, Бабула, – сказала Е.П.Б., когда он наполнил до краев ее чашку, – но, пожалуйста, больше никакой еды.

Она согрела сердце мальчика своей всепокоряющей улыбкой, после чего со вздохом сказала Полковнику в ответ на его вздернутые в немом вопросе брови: «Я хотела бы остаться при своих 156 фунтах, по крайней мере – на некоторое время».

Он одобряюще ухмыльнулся, вспомнив, что за несколько недель до их отъезда из Нью-Йорка она ухитрилась сбросить целых девяносто фунтов благо­даря несложному, но совершенно непонятному ритуалу, заключавшемуся в том, что каждый раз после еды она выпивала стакан простой воды, предвари­тельно подержав над ним ладонь и мессмерически поглядев на него. Он ни за что не смог бы объяснить себе смысл этого действа, да и она не просвещала его на этот счет, однако результат был налицо. Позже он запишет в своем дневнике, что она сохраняла свой прежний вес «до тех пор, пока по прошествии довольно значительного времени после их приезда в Индию ее вновь не одолело ожирение, усугубленное еще и водянкой, не оставившее ее до самой смерти»6.

Разговор становился все более бессвязным, по мере того как сидевшие за столом углублялись в размышления о своих планах на сегодняшнее утро. В конце концов, Е.П.Б. встала из-за стола, и все остальные последовали ее примеру.

Е.П.Б. и Полковник вернулись в гостиную, что­бы составить ответное письмо м-ру Синнетту, мисс Бейтс приступила к обязанностям домохозяйки, а м-р Уимбридж удалился в свою комнату, чтобы составить приглашение на собрание, которое наме­ревались устроить двое его благодетелей.

Основатели едва успели приступить к работе, как вошел Бабула и объявил о посетителе, и в ту же секунду в комнату ворвался молодой человек с сим­патичным ирландским лицом, на котором цвела чарующая улыбка.

— Росс Скотт! – радостно воскликнула Е.П.Б. и протянула ему навстречу обе руки7.

Молодой человек приблизился к ней и тепло пожал протянутые руки и лишь потом с не мень­шей теплотой поприветствовал Полковника.

— Рад вас видеть, Скотт, – сердечно откликнулся Олькотт, – а я-то полагал, что вы до сих пор не
можете прийти в себя после этого жуткого путешествия.

Скотт усмехнулся.

—Теперь я уже могу вспоминать о нем с улыбкой, хотя было время, когда я здорово сомневался, буду ли вообще когда-нибудь улыбаться. Однако мне кажется, – добавил он серьезно, – что
игра стоила свеч. Если бы я не оказался на этом судне, то не встретил бы вас и мадам Блаватскую и сейчас мне не были бы открыты такие вещи, о которых я раньше даже не подозревал.

— Проходите, садитесь, – сказала Е.П.Б., указывая на стоящий рядом с ней диван. – А я уже
начала думать, что вы уехали на север к месту службы.

— Нет, у меня здесь еще кое-какие дела, – объяснил он, усаживаясь, – к тому же я не мог
уехать, не попрощавшись. И кроме того, – на его лице вновь расцвела дружеская улыбка, – я был
уверен, что вы не позволите мне уехать так далеко, не представив сперва хоть какое-нибудь подтвержде­ние всех тех психических способностей, о которых вы беседовали с полковником Олькоттом на пароходе. Так не покажете ли вы мне какое-нибудь, хотя бы самое маленькое чудо?

— Тогда я чувствовала себя очень плохо, как, впрочем, и все остальные, – ответила с улыбкой Е.П.Б. – Так что же мне для вас сделать?

— Да, – вмешался в разговор Полковник, – пусть Скотт сам что-нибудь придумает. Это его убе­дит в том, что все было честно.

— А у меня и мысли нет о каком-либо недове­рии, – запротестовал молодой человек. – Дайте-ка мне подумать.

Он запустил руку в густую копну своих рыжих волос.

— Это должно быть нечто совершенно не похожее на все то, о чем вы мне говорили на пароходе.

Он начал оглядывать комнату, и, наконец, его взгляд остановился на платке, который держала в руках Е.П.Б.

— Придумал! – сказал он. – Могу я воспользоваться вашим платком?

Она передала ему платок, и он указал на вы­шитое по краю платка ее собственное имя.

— Пусть вместо вашего имени на платке поя­вится какое-нибудь другое, – потребовал он.

— Хорошо, – спокойно согласилась она, – и какое же имя вы хотели бы увидеть?

Он опять задумался. Но затем в его глазах вспыхнул озорной огонек.

— Харичанд.

— Харичанд! – в ужасе воскликнул Олькотт. Е.П.Б. улыбнулась.

— А почему бы и нет? – спросила она.

Харичанд Чинтамон был одним из тех, кто встречал путешественников по приезде в Бомбей; с ним они переписывались еще будучи в Нью-Йорке, и тогда же они выслали ему около 600 рупий («не подверженными инфляции серебряными монетами, а в твердой валюте»)8 в качестве членского взноса в «Арья Самадж» – Индийское движение за восста­новление чистой Ведической религии, – с которым они намерены были объединить Теософское Обще­ство9.

Харичанд пригласил их в свой дом. Дом был небольшой, но, по словам Олькотта, – «предрасполагал к тому, чтобы все в нем воспринималось очаровательным, и мы чувствовали себя в нем со­вершенно довольными»10. Им был оказан самый радушный прием, и казалось, Харичанд не знает, чем и как еще он мог бы угодить своим гостям.

Однако через несколько дней он предъявил им счет на оплату.

«Наш казалось бы такой гостеприимный хозяин выставил нам немыслимый счет за аренду помеще­ния, питание, обслуживание, ремонт дома и даже за аренду трехсот стульев для торжественного приема в нашу честь, а также за телеграмму, в которой он просил нас поспешить с приездом!» – написал поз­же Полковник. При виде общей суммы, пишет он далее, у него глаза вылезли на лоб; при таких расходах они запросто могли остаться без всяких средств к существованию. А позже обнаружилось, что деньги для «Арья Самадж», высланные ими ранее Харичанду, «не ушли дальше самого Харичанда».

Полковник Олькотт писал далее: «Никогда не забуду ту сцену на собрании «Арья Самадж», когда Е.П.Б. обрушила на него громы и молнии своего сарказма и заставила его пообещать возместить весь ущерб. Деньги были возвращены, но все наши кон­такты с этим человеком были немедленно прерваны»11.

Разочаровавшись в Харичанде, они вскоре пере­брались на свою нынешнюю временную штаб-квартиру, одновременно подыскивая для себя более под­ходящее помещение.

— А в самом деле, почему бы и нет, – виновато произнес Олькотт, – хоть это и не очень приятное
воспоминание. Это тебе по силам, Малиган.

Она кивнула и повернулась к Скотту.

— Держите платок за вышитый край, – прика­зала она, – а я буду держать за другой.

Они сидели так несколько минут, держа платок за края, а Олькотт все это время смотрел на них с величайшим интересом. Он никогда не видел, чтобы Е.П.Б. проделывала что-либо подобное, и ему не терпелось узнать, что же у нее получится.

— Теперь можете взглянуть, – сказала она, на­конец.

Скотт посмотрел на платок, и его глаза расши­рились от изумления. На уголке матерчатого квадрата, который он держал в руках, красовалось имя Харичанда, причем вышитое в той же манере, в которой раньше было вышито на этом же месте имя Е.П.Б. Сам же он во время этого эксперимента совершенно ничего не почувствовал.

Даже на Полковника это произвело впечатление, хотя он, как обычно, начал поддразнивать Е.П.Б., говоря, что это далеко не самая поразительная вещь, которую он видел в ее исполнении. Однако Росс Скотт был потрясен.

— Получилось! В самом деле получилось! – он держал платок перед собой и восторженно разглядывал его. – Я, конечно, не сомневался, что у вас получится, но...

— Вот именно – «но» – ответила она с усмеш­кой. – Можете взять его себе на память. Ведь теперь он уже не мой.

Он некоторое время молчал, будучи не в силах оторвать взгляд от платка. Неожиданно он резко поднял голову и изумленно посмотрел на Е.П.Б.

— Знаете, – произнес он с восхищением в голосе, – я чувствую себя как рыба, которая только что узнала, что такое вода.

Наградой за эту фразу стал для него журчащий смех Е.П.Б. Это журчание плавно перешло в чистые, веселые переливы, напоминающие по своей беспеч­ности смех ребенка. Этот смех еще больше изумил молодого человека, ему показалось, что ничего жиз­нерадостнее этих звуков он раньше никогда не слы­шал12. Он вспомнил, что почти так же смеялись все счастливые «маленькие люди» его родной Ирландии, и почувствовал, что в его сердце рождается самая горячая симпатия к этой женщине.

— Спасибо вам за это, – полушутя-полусерьезно сказал он, – я этого никогда не забуду. Но скажите, – обратился он к Олькотту, – как продвигаются ваши дела?

— Об этом еще рано говорить, – ответил Пол­ковник. – Сегодня утром мы получили обнадеживающее письмо от одного известного редактора – мистера А.П. Синнетта из аллахабадского «Пионера». Это первое проявление интереса к нам со стороны английской общины в Индии. Тогда как индийцы уже успели нас тепло поприветствовать в лице не­скольких известных деятелей.

— Рад это слышать. Да и почему бы нет? А как ваши спутники? Как они пережили путешествие на «Спик-Холле»!

Вместо ответа Олькотт приказал Бабуле пригла­сить в гостиную мисс Бейтс и Уимбриджа. Они радушно приветствовали молодого человека, правда мисс Бейтс – чуточку скованно, считая, что одежда на ней была не совсем подходящая для приема посетителей. Однако восторженное дружелюбие Скот­та помогло ей преодолеть мимолетное смущение, и вскоре все они весело болтали друг с другом, пока гость, наконец, не решил, что ему уже пора уходить.

— Надеюсь, я зашел не слишком далеко, – с надеждой спросил он, – один Бог знает, когда мы встретимся опять.

— Мы обязательно встретимся, – заверила его Е.П.Б.

Он довольно улыбнулся:

— Если это говорите вы, то я спокоен.

Перед уходом Скотт оставил полковнику Олькотту свое заявление о вступлении в Теософское Обще­ство и вложил в его руку пятифунтовую купюру в качестве взноса в общественную казну.

—Вот это я называю зримым выражением бла­годарности! – сказал Олькотт, когда Бабула закрыл дверь вслед за ушедшим Скоттом. – Да и твой фокус, надо сказать, был весьма удачным.

— Это не фокус, – коротко парировала Е.П.Б. –Я должна была что-нибудь для него сделать. Иначе бы он подумал, что все, слышанное им на парохо­де, – болтовня! Кроме того, он мне нравится. Я бы хотела чем-нибудь ему помочь.

— Не сомневаюсь.

Полковник знал, что стоит только кому-нибудь тронуть ее щедрое и сострадательное сердце, и она перевернет весь мир ради того, чтобы помочь этому человеку, не считаясь с тем, чего это будет стоить для нее и для окружающих ее людей. Однако ему тоже нравился Росс Скотт, и он желал ему только добра.

— Возможно Росс встретит там мистера Синнетта, – предположила Е.П.Б., – тогда он смог бы посодействовать росту нашего авторитета.

— Ах да,...мистер Синнетт. Спасибо, что напом­нила. Я должен написать ему ответное письмо.

Он уселся за стол. Прерываясь то и дело для того, чтобы обсудить с Е.П.Б. какую-нибудь мысль или фразу, он, в конце концов, набросал подходя­щий, как ему показалось, ответ.

«Так началось, – напишет он впоследствии, – это полезнейшее для нас сотрудничество и прекрасная дружба. Никакой другой англо-индийский редак­тор не был настроен к нам дружественнее и не был столь объективным, говоря о наших взглядах и идеалах. Один мистер Синнетт оставался нашим истинным другом и добросовестным критиком; но он был еще и могущественным союзником, поскольку контролировал наиболее влиятельную в Индии газету; кроме того, среди всех журналистов он поль­зовался наибольшим доверием и уважением со сто­роны высокопоставленных правительственных чи­новников»13.

Благодаря последовавшей за этим письмом оживленной переписке полковник Олькотт и Е.П.Б. познакомились как с мистером, так и с миссис Синнетт, и уже в декабре они отправились в Алла­хабад.

«Миссис Синнетт приняла нас с замечательным радушием, – писал Полковник. – Прежде чем она успела сказать нам хотя бы дюжину фраз, мы уже знали, что обрели в ее лице бесценного друга»14.

Дружба с Пэйшенс Синнетт оказалась истинной и прочной, выдержав все превратности судьбы.

Визит в Аллахабад затянулся на добрых две недели. Он был замечателен не только вступлением Синнеттов в Теософское Общество, но еще и тем, что Олькотт и Е.П.Б. познакомились с людьми, которым суждено было сыграть свою роль в буду­щей судьбе Общества в Индии, – с м-ром А.О. Хьюмом из Симлы и его женой Могги, а также миссис Алисой Гордон – женой подполковника У. Гордона из Калькутты. У миссис Хьюм, вероятно, были нелады со здоровьем, она заметно нервничала и слегка смущалась, зато миссис Гордон, как запи­сал в своем дневнике полковник Олькотт, была «в зените своей красоты и блистала интеллектом».

Этот визит, однако же, оказался всего лишь прелюдией к другой поездке – в Симлу, состоявшей­ся в следующем году.

Симла в то время являлась летней столицей Индии, у Синнеттов там была летняя резиденция, а м-р Хьюм содержал там достаточно впечатляю­щий орнитологический музей в «Ротни Касл» – своем внушительном доме на Джакко-Хилл. Именно в Симле и произошли те события, которые послу­жили началом переписки между м-ром Синнеттом и почтенным Махатмой К.Х.

Глава II

СИМЛА

В то сентябрьское утро 1880 г., когда «Теософские Близнецы» впервые увидели цветущую летнюю сто­лицу Индии, Симла предстала перед ними ослепи­тельно прекрасным городом. Проблемы, обрушивши­еся на них накануне отъезда из Бомбея, и само долгое и трудное путешествие в Симлу оказались испытанием не из легких, но здоровый сон восста­новил их силы, и вскоре они вновь с оптимизмом смотрели в будущее, хотя его и нельзя было назвать определенным.

Приглашение от Синнеттов посетить их дом в Симле пришло в бомбейскую штаб-квартиру как раз в разгар домашнего конфликта, вызванного ожесто­ченной враждой между мисс Розой Бейтс и новоприбывшей мадам Эммой Куломб. «Мне хотелось взять метлу и вымести их обеих из дому, – писал полковник Олькотт. – И, как выяснилось впослед­ствии, если бы мы действительно это сделали, то поступили бы правильно»1. Причины ссоры были самыми тривиальными, однако вылилась она в затяжную вражду, в конечном счете расколовшую весь дом на две группировки.

Когда мадам Куломб и ее муж – Алексис Куломб – постучались в двери теософской штаб-квар­тиры в марте 1880 г., они находились в крайней нужде. А несколько лет до этого, в Египте, еще будучи мисс Эммой Каттинг, эта француженка ока­зала Е.П.Б. одну услугу, и поскольку чувство благо­дарности было для Е.П.Б. священным, супругов при­няли и нашли им работу поблизости.

О своем намерении переехать в Бомбей эта женщина сообщила за несколько месяцев до своего прибытия письмом, отправленным из Египта, в ко­тором она поведала грустную историю финансового краха своего мужа и известила о своем желании перебраться в Бомбей, чтобы подыскать там работу для себя и для мужа2. Е.П.Б. послала ей ответ с приглашением, еще не зная о том, какие трагиче­ские последствия повлечет за собой этот шаг; и лишь много позже ей стало известно о том, что мадам Куломб была уволена с должности гувернан­тки за то, что показывала своим подопечным порнографические картинки; что она обманным путем выманила деньги у нескольких человек; что ее муж, последовав ее советам в нескольких сделках, потер­пел крах в своем бизнесе и превратился в злостного банкрота, укравшего к тому же 25000 франков3.

Знай Е.П.Б. обо всем этом заранее, не было бы, возможно, того тяжкого позора, который ей впослед­ствии пришлось пережить. Однако надо сказать, что Куломбам она не доверяла с самого начала. Она предчувствовала вероломство со стороны этой па­рочки. Но когда она обратилась к своему Учителю – Махатме М. – с вопросом о том, благоразум­но ли принимать у себя дома двух таких «врагов», он ответил: «До тех пор пока в Теософском Обще­стве будут хотя бы три человека, достойных бла­гословения Господа нашего, его нельзя будет уни­чтожить... Они голодны и бесприютны; приюти и накорми их, если не хочешь разделить с ними их карму»4.

Домашний конфликт, расколовший теософскую общину, похоже, завершился с отъездом мисс Бейтс и м-ра Уимбриджа; облегченно вздохнув, Е.П.Б. и Полковник могли уже с некоторым оптимизмом смотреть в будущее, садясь 27 августа в вечерний почтовый поезд.

И все же одна проблема еще продолжала суще­ствовать и преследовать их в течение некоторого времени. Она заключалась в абсурдном подозрении со стороны правительства, что Общество якобы пре­следует какие-то политические цели и что Е.П.Б. – русская шпионка; установленная по причине этого подозрения слежка – грубая и оскорбительно яв­ная – была для них настоящим мучением, хотя они и пытались не принимать происходящее близко к сердцу. Они не сомневались в том, что и во время отъезда за ними тоже следили и любой из едущих вместе с ними пассажиров вполне мог оказаться приставленным наблюдателем5.

В пути их подстерегала еще одна неприятность. В Мируте они встретились со Свами Даянандом, лидером «Арья Самадж» – индийского движения, действовавшего с союзе с Теософским Обществом.

Свами становился все более и более придирчивым и даже написал полковнику Олькотту резкое и яз­вительное письмо. Они обнаружили в Свами боль­шую перемену, и несколько дней ушло на бесплодные и, казалось, бесконечные дебаты относительно все более расходящихся между собою взглядов. Это было началом будущего раскола, результатом кото­рого стало соглашение о том, чтобы каждое Обще­ство следовало своим путем и не несло никакой ответственности за действия другого6.

Выехав из Мирута к вечеру 30 августа, теософы добрались сперва до Амбалы, где им пришлось ждать почти до полуночи, прежде чем они смогли отправиться дальше.

Всю ночь, в компании нескольких индийских друзей, они ехали по горной дороге, используя дакгхари – продолговатые, деревянные транспортные средства, напоминающие большие паланкины на ко­лесах. Еще пять часов пришлось ждать в местечке под названием Калка, а остаток пути до Симлы они проделали в тонге – двухколесной повозке на ре­ссорах, в которой могли ехать, включая возницу, сразу четверо человек.

В Симлу они приехали уже на закате. У въезда в город их встретили слуги Синнеттов с джампанами – стульями на длинных шестах, которые несли носильщики, – это средство передвижения было го­раздо удобнее, чем те два, на которых они проде­лали путь от Амбалы. «Вскоре, – рассказывает Пол­ковник, – мы оказались под гостеприимной крышей у наших добрых друзей Синнеттов, где нас ждал радушный прием»7.

На следующее утро они обнаружили, что дом Синнеттов расположен на вершине горы и что из его окон открывается чарующий вид. Вдалеке по­крытые лесами горы вздымали свои вершины в безоблачный, лазурный небосвод; пять рек, протека­ющих в округе, были похожи на серебряные ленты, лежащие посреди зеленого вельвета; а вблизи были видны «резиденции большинства тех высокопоставленных англо-индийских сановников, которые управ­ляли этой гигантской империей»8.

После завтрака из детской привели четырехлет­него Денни Синнетта поприветствовать гостей. Это был болезненного вида ребенок, выглядевший к тому же чересчур серьезным, но его улыбка, которой он ответил на улыбку взявшей его за руки Е.П.Б., мгновенно развеяла возникшие было в ее сердце сомнения, и это сердце, всегда ласковое к беззащит­ным и нежным созданиям, было покорено навсегда. Его манеры были изысканны и на удивление со­лидны, а поклон перед возвращением в детскую –скромным и милым.

— Чудесный мальчик! – сказал Полковник, мыс­ленно сравнивая достоинства воспитания, полученного здесь этим английским ребенком, с несколько беспорядочной воспитательной системой, принятой в его собственной стране, и прикидывая, которая из них являлась более предпочтительной с точки зрения эволюции личности, – полковник Олькотт на все смотрел глазами философа.

— Благодарю вас, – сказала миссис Синнетт, провожая обожающим взглядом маленькую фигурку своего сына, поднимавшегося вверх по лестнице, доверчиво держась за руку своей няни. – Мне кажется, индийский климат ему не совсем подходит. Он такой слабенький.

Е.П.Б. молчала. Ее вдруг посетило мрачное предвидение: злой рок окружал мальчика, подобно зловещему туману; его детским задаткам так и не суждено было расцвести; достигнуть зрелости ему так и не удалось. Впоследствии ее отчасти утешало только то, что Махатма К.Х. сам опекал ребенка и даже прислал локон своих волос, чтобы тот носил их обвязанными вокруг шеи ради поддержания сво­его здоровья9.

Пэйшенс Синнетт, извинившись, ушла, чтобы отдать слугам распоряжения на день, а м-р Синнетт пригласил гостей на веранду, с которой открывался такой чарующий вид на окрестности. Он показал им гору Джакко Хилл, на которой была расположена резиденция Хьюма, а также обратил их внима­ние на крошечные фигурки, передвигавшиеся далеко внизу по улицам, – свидетельство того, что город уже пробуждался навстречу новому дню.

Выполнив таким образом положенные данному случаю любезности, м-р Синнетт тактично перевел разговор на тему, которая, несомненно, представля­лась ему очень важной.

―Я надеюсь, дорогие друзья, – сказал он сердечно, – вы ни в коем случае не будете считать
этот визит деловым. Забудьте обо всех своих проблемах, просто отдыхайте в свое удовольствие. Я по себе знаю, что небольшая передышка во время тяжелой работы может оказаться весьма полезной.

Полковник пробормотал что-то в знак согласия, а Е.П.Б. восторженно отозвалась: «Среди такой чудесной природы и при том гостеприимстве, которое мы здесь нашли, это будет несложно».

Синнетт кивнул в знак благодарности.

— Благодарю. С вашего позволения, я предложил бы вам оставить на некоторое время даже ваши дискуссии по поводу Теософского Общества и его идей, поскольку они могут вызвать взвинченность и возбужденность, и уж, конечно, не беспокоиться больше по поводу той глупой слежки, которую установило за вами правительство. В ближайшие не­сколько недель у вас будет возможность познакомиться со многими из тех, кто в состоянии оказать вам серьезную поддержку; вам было бы желательно добиться их дружбы, при этом не слишком поражая их воображение.

Полковник покосился на Е.П.Б. Очевидно, Син­нетт хотел только предостеречь их. Но он почувствовал себя неуютно. Е.П.Б. была не из тех, кто склонен «добиваться чего-нибудь у кого-нибудь», она стремилась прежде всего оставаться сама собою – в любое время и при любых обстоятельствах. Как-то она воспримет этот завуалированный совет умерить свою импульсивность и воспринять несколько чопор­ную манеру поведения, принятую в тех кругах, в которых вращались и Синнетты? Но на ее лице не было и тени неудовольствия; в этот момент оно было просто безмятежно счастливым.

— Вы абсолютно правы, мистер Синнетт, – ответила она, – а ты как думаешь, Малоуни?

Это прозвище было ее местью за «Маллиган», оба прозвища были взяты из шуточной песенки, которую Олькотту часто приходилось петь во время их неофициальных собраний в Нью-Йорке10.

Он угрюмо кивнул.

— Мне кажется, это в высшей степени важно.

Ему все-таки с трудом верилось, что она сможет приспособиться хоть к каким-нибудь ограничениям, и, как впоследствии выяснилось, его сомнения были отнюдь не беспочвенными. «Конечно же, она обеща­ла это, – писал он, имея в виду данный м-ром Синнеттом совет, – и, конечно же, напрочь позабы­ла о своем обещании, как только появился самый первый посетитель»11.

Этим посетителем, вернее посетительницей, ока­залась миссис Гордон. С нею они встречались в Аллахабаде в прошлом году и потому были рады вновь ее увидеть.

«... а после ее визита, – писал Полковник, – наступила очередь наиболее влиятельных правительственных чиновников, которых Синнетт привозил домой, чтобы познакомить с Е.П.Б. Судя по записям в моем дневнике, она сразу же приступила к своим феноменам»12.

Это было не совсем то, что планировал Синнетт, однако, ввиду той активной общественной деятель­ности, которой он в это время занялся, эти действия Е.П.Б. имели (по крайней мере для него самого) весьма неожиданные последствия, обеспечив рост его популярности. «... Ни один обед из тех, на которые нас приглашали, не считался полностью состояв­шимся без производимого Е.П.Б. постукивания по столу или волшебного звучания колокольчиков, – писал Олкотт. – Она заставляла их звучать даже в головах у самых важных чиновников»13. Хотя все это, возможно, не слишком соответствовало их об­щественному положению, но, тем не менее, вызыва­ло дополнительный интерес к личности Е.П.Б.

Что толку сейчас гадать, как сложилась бы ис­тория Теософского Общества, последуй Е.П.Б. совету м-ра Синнетта, но факт остается фактом, – она проигнорировала этот совет, и любые рассуждения на эту тему, следовательно, абсолютно бесполезны.

Однако Олькотт за это время успел перего­ворить с некоторыми высокопоставленными правительственными чиновниками относительно недоразу­мения, возникшего по поводу целей пребывания в Индии Е.П.Б. и его самого. В результате он сумел организовать обмен письмами с правительственным секретарем в Министерстве иностранных дел, отпра­вив ему при этом копии своих верительных грамот, полученных от американского президента Хейза и его госсекретаря14.

Время летело незаметно, и в приятной, если не сказать – изумительной, атмосфере проходили день за днем. Е.П.Б. продемонстрировала несколько уди­вительных феноменов – намного превосходящих обычное вызывание позваниваний, постукиваний по столу и даже появление из ниоткуда множества цветов, падающих сверху вроде дождя15.

Даже м-р Синнетт, похоже, оставил свои преж­ние опасения и сам начал принимать деятельное участие во всем происходящем. Но полковник Олькотт – всегда активно интересующийся всем, что касается его горячо любимого Общества, – допустил неосторожность, приведшую впоследствии к прискор­бным результатам. Вообще-то, все могло бы пройти вполне безболезненно, если бы не один из тех поворотов судьбы, которые так часто определяют ход истории, вынуждая ее следовать в совершенно не­предвиденном направлении.

Олькотт слегка досадовал на Синнетта за то, что тот ничего не печатал о событиях в Симле в «Пионере», считая, что о них должны знать по крайней мере члены Теософского Общества. Перед тем как он и Е.П.Б. покинули дом Синнеттов, чтобы продолжить свое путешествие по Северной Индии, Полковник написал статью, озаглавленную «Один день с мадам Блаватской»16, в которой описал несколько удивительных феноменов, произведенных Е.П.Б. Статью он отправил Дамодару Маваланкару, руководившему бомбейской штаб-квартирой в их от­сутствие, чтобы тот размножил и распространил ее среди местных членов Общества. В статье были упомянуты имена нескольких высокопоставленных британских чиновников, присутствовавших при де­монстрации феноменов. К несчастью, одна из копий этой статьи попала в бомбейскую газету «Times of India» и была напечатана в ней с уничтожающим комментарием. Вполне естественно, что те лица, которых упомянул в статье Олькотт, были весьма огорчены и смущены этим обстоятельством. Дамодар написал протест, который «Times» отказалась опубликовать, и все эти события бумерангом удари­ли по Е.П.Б.

Комментарии м-ра Синнетта по этому поводу – как всегда – осторожны: «... были допущены некоторые ошибки, задержавшие подъем Теософского Общества в Индии на подобающую ему высоту»17. И далее он добавляет:

«В целом... мадам Блаватская стала очень по­пулярной в Индии, ее связи с европейским обще­ством укрепились. Она приобрела много новых дру­зей и несколько ревностных неофитов, уверовавших в существование оккультных сил; но в то же время она стала невинной жертвой дикой злобы со сторо­ны тех своих знакомых, которые, будучи не готовы к восприятию того, что они видели своими собственными глазами, встали на позицию отрицания, постепенно переходящего в настоящую вражду, за­вуалированную под более или менее ожесточенную форму полемики»18.

Однако все эти неприятные последствия прояви­лись уже после посещения Симлы, затянувшегося почти на два месяца. Мистер Синнетт за это время успел убедиться не только в искренности Е.П.Б., но и в подлинности тех феноменов, которые она про­изводила, хотя сама она не считала эти феномены своими, но, отвечая на расспросы любопытствующих, приписывала их авторство Адептам или Учителям, с которыми она постоянно поддерживала тесную связь. Он пришел к выводу, что «... где бы ни была мадам Блаватская, там фактически присутствовали и Братья, находившиеся однако в то же самое время немыслимо далеко, что тем не менее не мешало Им производить все эти феномены, самого неверо­ятного свойства; сама же она не имела к этим феноменам никакого отношения, а если и имела – то очень небольшое»19.

Однако же он понимал, что закусивший удила скептик все равно сможет поставить под сомнение истинность этих кажущихся подлинными чудес, и потому он все более убеждал себя в необходимости демонстрации какого-нибудь феномена, который «не оставлял бы ни тени сомнения»20. Несомненно, если бы он смог побеседовать с одним из Братьев, то убедил бы его в полезности этого шага.

Возможность поговорить об этом с Е.П.Б. пред­ставилась ему однажды утром, когда за столом во время завтрака зашел разговор о делах Теософского Общества. Он весьма добродушно критиковал Е.П.Б. за то, что она, как ему представлялось, иногда не слишком благоразумно использовала свои феноме­ны, что могло, по его мнению, иметь нежелательные последствия для всего Общества. Она воспринимала все это безмолвно, и ее ответы как всегда отражали ее проницательность и остроумие.

— Но знаете ли, – сказал он, переходя, наконец, к своему предложению, – я уверен, что если бы мне удалось установить контакт с самими Братьями, я бы убедил вас в том, что феномены в принципе способны принести несравнимо больше практиче­ской пользы, чем можно себе это представить, наблюдая те из них, что вы нам демонстрируете21.

—Вы так думаете? – спросила она, улыбаясь, и добавила насмешливо, – вы, конечно же, очень хорошо знаете их истинную природу!

—Нет, разумеется, – было бы абсурдно это утверждать. Но я бы хотел изложить Братьям свои взгляды и узнать, что они об этом думают. Как вы думаете, если я напишу им письмо, они мне, отве­тят?

В ее взгляде читалось сомнение, но в то же время – заинтересованность.

—Это вполне возможно, но я не могу ничего обещать. Да будет вам известно, что далеко не все их Наставники с одобрением отнеслись к их усили­ям по созданию Теософского Общества. Возможно, они не имеют права заходить так далеко, как вам хотелось бы.

—Но это принесет им только пользу, – возразил он.

Она удивленно посмотрела на него и затем погрузилась в раздумье.

— Для осуществления задуманного им очень нужна помощь. Я знаю, что один из них особенно активно пытался хоть немного ослабить строгость существующих правил, чтобы донести учение Мудрости до европейцев22.

На минуту она замолчала, а затем, по-видимому, у нее созрело решение.

— Я подумаю, что я смогу сделать, мистер Синнетт. Мне бы очень хотелось, чтобы ваше же­лание было удовлетворено.

Он искренне и горячо поблагодарил ее, подумав при этом, что, хотя ему и не следует пока слишком обольщаться на этот счет, успех его плана пошел бы Обществу только на пользу. Ему показалось, что мадам Блаватская не расположена к тому, чтобы использовать присущие ученым методы для переда­чи метафизических идей. Что же касается Олькотта, то американец, вероятно, никогда не достигнет того авторитета в европейских научных кругах, чтобы его идеи смогли иметь для европейцев достаточный вес23.

Однако же готовность Е.П.Б. служить в качестве посредника настолько обнадежила его, что сразу же после завтрака он поспешил к своему письменному столу и написал письмо, адресованное «Неведомому Брату». В нем он предложил произвести опыт, ко­торый, по его мнению, был бы достаточно убеди­тельным и мог бы рассеять сомнения даже самого закоренелого скептика. Феномен заключался в до­ставке в Симлу номера лондонской «Times» в тот самый день, когда газета будет отпечатана в Лондо­не и одновременно с этим в Лондоне должен был появиться выпуск аллахабадского «Пионера» за то же самое число.

Он был убежден в том, что, имея на руках такое доказательство, сможет обратить в свою веру все население Симлы.

Глава III