Важная телеграмма

Феномен с брошью в подушке показался Синнетту настолько неопровержимым, что он написал для Махатмы коротенькую записку, в которой исп­рашивал его согласия на публикацию этой истории в «Пионере». Ответ был утвердительным: «Это, бе­зусловно, превосходнейшая идея, и я буду Вам особен­но признателен за нашего подвергающегося дурному обращению общего друга. Вы можете упомянуть так­же и мое первое имя, если это Вам как-то помо­жет»1.

«Подвергающийся дурному обращению друг» бы­ла, конечно же, Е.П.Б. Шквал злословия, вызванный статьей полковника Олькотта «Один день с мадам Блаватской», еще не обрушился, но до него остава­лось совсем немного.

К тому же опубликованная ранее история с брошью, подписанная девятью свидетелями, уже привлекла внимание англо-индийской прессы, что вылилось в лавину злобных насмешек и жестокой критики в адрес тех, у кого хватило смелости пове­рить в ее истинность, но главный удар пришел­ся, без сомнения, на Е.П.Б. Синнетт назвал это «критикой слабоумных» и добавил к тому же, что «... она ни в малейшей степени не уменьшила уверенности в том, что изложенный случай явился окончательным доказательством реальности сущест­вования оккультных сил»2.

Он сразу же отправил описание феномена с подушкой в «Пионер», где его рассказ и был напе­чатан в номере от 7 ноября 1880 года. Как это ни удивительно, он вызвал не слишком много коммен­тариев, и Синнетт заметил, что «люди, наводнившие прессу примитивными комментариями по поводу рассказа о броши, не проявили интереса к 'случаю с подушкой'»3.

Е.П.Б. и полковник Олькотт покинули Симлу 21 октября, направляясь в Амритсар – следующий пункт их затянувшегося путешествия. Синнетты так­же оставили свою летнюю резиденцию и вернулись в свой аллахабадский дом 24 октября. Но, прежде чем уехать из Симлы, Синнетт вновь написал Махатме. В этом письме он вкратце изложил ту статью, которую он, с разрешения Махатмы, отправил в «Пионер»4.

Он отправил это письмо обычной почтой Е.П.Б. по оставленному ею для него амритсарскому адресу, надеясь, что она перешлет письмо по назначению, поскольку другого способа передать письмо у него не было.

Впоследствии это письмо принесло еще одно убедительное свидетельство того, что обвинения, выдвигавшиеся против Е.П.Б., в том, что она якобы сама писала письма, приписываемые Учителям, были абсолютно необоснованными5.

Е.П.Б. получила письмо Синнетта 27 октября, согласно почтовому штемпелю – в два часа пополудни. Она немедленно переслала его Махатме К.Х., используя для этого свои собственные методы. Он в это время ехал в поезде по территории нынешнего Пакистана, направляясь в Амритсар, чтобы встретиться с ней.

Махатма К.Х. получил письмо в 2 часа 05 минут пополудни возле Равалпинди6. На следующей стан­ции (это была станция Джелам) он сошел с поезда, зашел на телеграфный пункт и отправил оттуда телеграмму Синнетту со словами признательности и благодарности. Она была зарегистрирована и датирована телеграфистом, на ней было указано время: 16:25, 27.10.807.

Махатма вернул Е.П.Б. конверт, в который было вложено письмо Синнетта, и посоветовал ей отпра­вить этот конверт назад Синнетту; получив конверт, Синнетт поначалу не знал, что с ним делать, но, к счастью, сохранил его. А позже, когда, благодаря стараниям Махатмы и помощи одного друга теле­графиста, Синнетт получил из Джелама оригиналь­ный рукописный текст телеграммы, он понял, в чем дело.

То, что письмо проделало путь более чем в 200 миль от Амритсара до окрестностей Равалпинди, где оно нашло Махатму в поезде, всего за пять минут, было достаточным свидетельством невозможности доставки его обычным способом. Регистрационный штемпель на конверте, дата и время на телеграмме красноречиво подтверждали этот факт8. К тому же телеграмма была написана почерком Махатмы, что полностью отрицало все обвинения в том, что автором приписываемых Махатме писем являлась Е.П.Б.

Ответ Учителя на письмо Синнетта был дати­рован 29 октября, а местом написания значился Амрита Сарае («Источник Бессмертия») – Золотой Храм* Сикхов в Амритсаре9.

Когда Синнетт вскрыл письмо, Пэйшенс была занята каким-то шитьем. Он спросил ее, не хочет ли она, чтобы он прочел письмо вслух.

— О, да, пожалуйста! Я всегда рада узнать, что говорит Махатма.

Она отложила шитье в подол своего платья и посмотрела на своего мужа с восторженным ожиданием. «Интересно, – думала она, – заметил ли он, что его взгляды на жизнь в последнее время несколько изменились». И все это, как она была уверена, было следствием влияния той продолжительной переписки, которую он начал. Она знала, что он был не слишком склонен к самоанализу, но вместе с тем Пэйшенс не сомневалась, что события последних недель потрясли его до глубины души. Она знала, что он по-прежнему считает англичан высшей расой, и, как однажды сказал ему сам Учитель, он так и не научился «даже терпимому отношению, не говоря уже о любви и уважении» к коренным жителям Индии. Хотя ни одна фраза и ни одно действие не свидетельствовали явно о про­исходящих с ним изменениях, она все же заметила некоторые, едва уловимые признаки того, что в душе его начинается какое-то просветление и возникает подлинное уважение и даже привязанность к Махатме.

Их обоих одновременно поразило и позабавило описание Учителем причин предпринятого им беспрецедентного шага, коим являлся его приезд в Амритсар. «Times of India» опубликовала статью Олькотта «Один день с мадам Блаватской» с оскорби­тельным комментарием, в результате чего нападки обрушились на Е.П.Б., казалось, со всех сторон. И она направила ему свой отчаянный призыв о помощи.

Махатма получил это послание, как он впослед­ствии рассказывал, когда возвращался домой после визита к Махачохану, к которому ездил для обсуж­дения письма Хыома. Он как раз пересекал Каракорумский перевал, направляясь в Ладакх, и раз­мышлял о будущем развитии Теософского Общества, как вдруг сорвавшаяся вдалеке лавина неожиданно навела его на мысль о том, как часто небольшой толчок порождает огромный обвал. И тут его раз­мышления прервал знакомый голос, кричавший че­рез потоки: «Олькотт опять разбудил самого дьявола! Англичане сошли с ума. Кут Хуми, приди скорей, помоги мне!»

«От волнения она забыла, что сама говорила по-английски, –продолжал Махатма. – Должен сказать, что послания Старой Леди всегда действуют как камни, выпущенные из катапульты10. Посылать через пространство какие-то аргументы человеку, пребывающему в глубоком отчаянии и полном смя­тении чувств, было бесполезно», –продолжал Учи­тель. И потому он решил «прервать свое многолет­нее уединение и провести некоторое время с ней, чтобы утешить ее, насколько это было в моих силах».

Злополучной публикации статьи Олькотта (в «Times») можно было бы избежать, – продолжал далее Учитель, – если бы Синнетт перед этим дал подробное описание имевших место в Симле феноменов в «Пионере» – «более подходящем месте, где им был бы гарантирован гораздо больший успех, – тогда никому не пришло бы в голову похищать этот документ для «Times of India» и в печати не появи­лось бы никаких имен».

Олькотт, несомненно, действовал «вопреки чувст­вам англичан обоих классов, –говорилось в письме, – но однако же более чем кто-либо другой в соответствии с нашими чувствами. Ему мы можем доверять при любых обстоятельствах, и мы должны принимать его преданное служение, несет ли оно нам пользу или вред. Мой дорогой Брат, мой голос – эхо абсолютной справедливости. Где еще мы сможем найти такую же преданность? Он из тех, кто никогда не спрашивает, но подчиняется; кто может допустить бесконечное множество ошибок от из­лишнего усердия, но всегда готов исправить их, даже ценой величайшего самоуничижения; кто всегда с ра­достью готов пожертвовать своим благополучием и даже жизнью в случае необходимости; кто непри­хотлив в пище и может обходиться даже вовсе без нее; кто может спать где угодно, работать в каких угодно условиях, брататься с любыми подонками, терпеть любые лишения, если это идет на пользу дела»11.

Когда Синнетт прочел этот абзац, его голос звучал уже с неподдельным чувством, и Пэйшенс вновь отложила свое шитье.

— Замечательная дань уважения этому прекрас­ному человеку. И, я уверена, каждое слово здесь – правда.

Вслух Синнетт выразил свое согласие, но про себя подумал, что если самоотверженность и мужественная прямота Полковника вызывают восхище­ние, то грубость его манер может вызывать лишь сожаление. Его удивляло то, что Махатмы не избра­ли для представления Теософии западному миру более достойных посланников, таких, например, как Хьюм, или же он сам. Он вынужден был признать, что воспитание Е.П.Б. было безупречным и к ней нельзя было не проникнуться некоторой симпатией, однако она могла в одно мгновение испортить все благоприятное впечатление, когда выходила из себя и теряла сомообладание.

Хотя поначалу он планировал надолго задер­жаться в Амритсаре, – писал Учитель, – сейчас он уже собирался покидать его, поскольку не мог «более выносить влияние удушающего магнетизма даже своих собственных соотечественников12. Завтра я соби­раюсь отправиться домой».

Махатма писал также, что «предложение м-ра Хьюма было тщательно и должным образом рассмотрено». Ему было отправлено ответное письмо, и Махачохан дал свое согласие на переписку с обоими англичанами. Это была приятная и обнаде­живающая новость, и Синнетт, еще не успев дочи­тать это письмо до конца, сразу же начал обду­мывать, что же ему написать в своем очередном письме к Учителю.

Далее в послании Синнетту предлагалось соста­вить проект Меморандума об Уставе и структуре Англо-Индийского отделения и представить его на рассмотрение. «Если наши Наставники одобрят его... Вы немедленно получите от нас хартию»13. Но сперва они должны будут представить свой план. «... Новому Обществу не должно быть позволено отделяться от головного Общества, однако Вам будет позволено действовать по своему собственно­му усмотрению, не опасаясь ни малейшего вмешательства со стороны президента, если Вы не будете нарушать основных Правил»14.

В письме была затронута и еще одна тема: в нем говорилось, что для общения с англичанами Е.П.Б. нужен помощник. Ее здоровье внушало опа­сение, и было бы желательно по возможности максимально облегчить ее работу. С этой целью Махат­ма К.Х. предложил ей выбрать одного из своих учеников, который мог бы отправиться к Синнетту для передачи от него корреспонденции.

Ее выбор пал на одного молодого человека по имени Раттан Чхан Бари, члена «Арья Самадж»15 – «чистого, как сама чистота», который, как однако выяснилось, «имел совершенно не салонный вид». Е.П.Б. в осторожных и очень деликатных выражениях просила его «перед отъездом в Аллахабад поменять свою одежду и тюрбан, поскольку они были очень грязными и неопрятными» (хотя прямо ему об этом Е.П.Б. конечно же не сказала). Поначалу он согласился выполнить это поручение, но затем очень вежливо написал ей о своем отказе: «Мадам, – писал он, – вы, проповедующая высочайшие принципы морали, честности и пр., хотите, чтобы я сыграл роль обманщика. Вы просите меня переменить одежду, но ведь это может создать ложное представление о моей личности...» Он перечислил также еще несколько причин своего отказа, все они основывались на убеждении в том, что выполнение этого поручения будет сопряжено для него с обманом!

«Вот Вам наглядный пример тех трудностей, с которыми нам приходится сталкиваться в ходе на­шей работы, – писал Учитель. – Будучи не в со­стоянии прислать Вам какого-нибудь неофита, прежде чем Вы посвятите себя нашему делу, мы можем сейчас либо отказаться от своего начинания, либо прислать к Вам кого-либо, кто в лучшем случае шокирует Вас своим видом, а в худшем – внушит Вам отвращение! Я собственноручно вручу ему пись­мо; посланному останется только пообещать не говорить ничего о том, о чем он сам не имеет представления и о чем может создать только превратное представление, а также постараться выглядеть как можно более опрятным. Предрассудки, и, как следствие, – зря пропавшие письма!» В по­стскриптуме он написал: «Своих усилий я не прекра­щаю»16.

Синнетты не смогли удержаться от смеха, читая эту историю, хотя они, конечно же, были тронуты усилиями Учителя и огорчены тем, что Е.П.Б. при­ходится нести такую тяжелую ношу.

На Пэйшенс это письмо произвело очень хоро­шее впечатление, и, главным образом, ей импонировало то, что Махатма прилагал все усилия к тому, чтобы объяснить им ситуацию, а в случае необхо­димости – совершенно определенно высказывал и собственную точку зрения.

Синнетта это письмо тоже воодушевило, хотя некоторые сообщения Махатмы его разочаровали. В письме не было ни тени лицемерия, тон его был дружественным, и Синнетт не обнаружил в нем даже намека на какую-либо предвзятость. Он вынужден был признать, что его желание быстро достичь прогресса в своем начинании преждевременно. Пэйшенс же, напротив, всегда полагала, что они и так продвигаются вперед слишком быстро, что быстрее про­двигаться вообще невозможно.

— Ты только вспомни, сколько всего произошло с тех пор, как Е.П.Б. и Полковник приехали в Симлу, – сказала она. – Мне кажется, что измени­лась вся наша жизнь. Интересно, что скажет об этом
письме Аллан?

— Я, разумеется, отправлю ему это письмо, – отозвался ее муж. – Надеюсь, что и он покажет нам письмо, полученное им от Махатмы.

На следующее утро Синнетт переслал послание Махатмы Хьюму, заметив также, что ему хотелось бы услышать его мнение об этом письме. Хьюм вернул его очень скоро, резко критикуя при этом Братство за нежелание направить к ним какого-ни­будь представителя их Ордена для прямого контакта с предполагаемым новым отделением Общества, без посредничества нынешних его руководителей.

Он также вложил в конверт и свое, полученное от Махатмы письмо, заметив при этом, что оно показалось ему весьма недальновидным, поскольку в нем подчеркивалась необходимость ограничить ус­тановившиеся между ними контакты их нынешней формой. Ему казалось также, что Братство до сих пор не осознало в полной мере всю важность его предложения. Он не был уверен в том, что они ясно представляют себе, какой именно подход нужен ев­ропейцам. Его уже начинала выводить из себя их скрытность и то, что казалось ему бесконечным поиском уловок с целью не брать на себя никаких обязательств. Он надеялся, что Синнетт безотлага­тельно приступит к составлению проекта организационной структуры нового филиала Общества, после чего Махатмам придется организовать встречу с ними, чтобы вместе довести этот проект до полного совершенства.

Письмо, адресованное Хьюму, оказалось весьма пространным17.

Поблагодарив англичанина от имени «целой сек­ции нашего Братства» за его идеи и предложения, Махатма указывал, что, несмотря на свою «готовность принять Ваши предложения более чем на половину (хотя бы у нас и не было на это права), мы все-таки вынуждены заявить, что идея, предло­женная мистером Синнеттом и Вами, является выполнимой лишь частично. Говоря конкретнее: ни я сам, ни кто-либо из Братьев или даже продвинув­шихся вперед неофитов не может быть приставлен к Вам, чтобы стать духовным руководителем или наставником Англо-Индийского Отделения. Мы не отказываемся продолжать переписку с Вами и по­могать Вам иными способами. Но мы отказываемся брать на себя еще какую бы то ни было ответст­венность, кроме периодической отправки корреспонденции и полезных советов, а также, когда это будут позволять обстоятельства, – предоставления таких зримых и реальных доказательств нашего при­сутствия и заинтересованности, которые смогли бы Вас удовлетворить. Но мы не станем сами 'направ­лять Вас'».

Далее следовали вполне прямолинейные ответы на ранее заданные Хьюмом, причем в довольно едкой форме, вопросы. При этом Махатма не изме­нил своей первоначальной позиции.

С той же почтой Синнетт получил письмо от Е.П.Б. Оно было отправлено из Лахора, следующей цели их северного путешествия18. Махатма К.Х. до­бавил к нему свой постскриптум19.

Е.П.Б. в это время переживала серьезный при­ступ пенджабской лихорадки, хотя Синнетт пока еще ничего об этом не знал. Полковник Олькотт как раз накануне ненадолго покинул ее, чтобы заехать в Мултан, где он прочел лекцию. Вернувшись, он застал «преданного мальчика Бабулу», отчаянно пытающегося хоть чем-нибудь помочь Е.П.Б. Полков­ник провел возле нее всю ночь, но она так и не позволила ему послать за доктором. На утро однако ей стало так плохо, что пришлось все же пригласить врача, но кризис прошел на следующий день, и врач объявил, что опасность миновала.

После следующей ночи, прошедшей так же спо­койно, «она продемонстрировала несомненные при­знаки выздоровления тем, что накупила на сто ру­пий шалей, вышивок и других вещей у одного из этих индийских уличных торговцев, которых назы­вают боксвала»20.

Однако на следующий день у нее был рецидив болезни, что может быть объяснено, пожалуй, двумя факторами: недовольным письмом от Хьюма и статьей в «Bombay Gazette», содержащей несколько направленных против нее инсинуаций и новое об­винение в том, что она – русская шпионка. И все же она, в конце концов, поправилась и «утешила себя новыми покупками!»21

Письмо Синнетту было написано тогда, когда дело уже шло на поправку. Она сообщала ему, что составила опровержение напечатанного в «Gazette» «глупого и подлого пасквиля» и уже отправила это опровержение к нему с просьбой опубликовать его в «Пионере». К ее большому неудовольствию письмо с опровержением потерялось, и Махатма К.Х. поста­рался убедить ее в том, что было бы намного лучше позволить м-ру Синнетту самому написать несколько редакторских комментариев к этой статье. После этого она, еще не совсем оправившаяся и окрепнувшая после болезни, начала обвинять Махатму в том, что это он умыкнул ее письмо, заявляя при этом, что «с его стороны это было совсем не по-дружески».

«Если я такая глупая и никчемная, почему бы им просто меня не уничтожить?» – спрашивала она. И с досадой добавляла: «Ох, до чего ж мне надоел этот мой старый балахон».

В своем постскриптуме к этому гневному моно­логу Махатма просил Синнетта проявлять снисхождение, «пока этот опасный нервный кризис не утих­нет сам собой. Он был вызван серией незаслуженных оскорблений и избавить от него могут теперь толь­ко покой и отдых... Как ни грустно мне это сооб­щать, но теперь я могу действовать через ее посред­ство лишь в очень редких случаях, да и то - с величайшей осторожностью. Полученное ею письмо от мистера Хьюма, исполненное недоверия и беззлоб­ных упреков, оказалось той каплей, которая перепол­нила чашу. Ее пенджабская лихорадка протекает не тяжелее, чем у других европейцев; к тому же могу сказать Вам уже сейчас, что кризис миновал — наибольшей опасности ее рассудок, равно как и сама ее жизнь подвергались субботней ночью. Что же касается меня, то Вы можете быть уверены, что всегда найдете во мне искреннего и преданного друга».

На Синнетта это письмо произвело тягостное впечатление. Впоследствии, поделившись полученны­ми новостями с Пэйшенс, он написал (нечаянно употребив при этом то прозвище Е.П.Б., которым пользовался в своем пространном письме Махатма):

«Я сожалею о том, что Хьюм отправил Старой Леди подобное письмо. Мне он о нем ничего не говорил. Конечно, он не обязан во всем отчитывать­ся передо мной, но дела это не меняет».

Ранимое сердце его супруги было растревожено, и когда он читал это письмо, в ее глазах стояли слезы.

— Мадам Блаватская, конечно, вспыльчивая женщина, я знаю, – но для чего было Алану причинять ей боль? Иногда я его не понимаю. Я не верю, чтобы она когда-либо в своей жизни намеренно сделала что-нибудь плохое.

— Я с тобой согласен. Но причинять зло наме­ренно – это одно, а реагировать на все так бурно и этим создавать для себя дополнительные непри­ятности – это другое. Ей можно было бы посове­товать лучше держать себя в руках.

— Возможно, ты и прав, дорогой. Но взгляни, какое сострадание и понимание проявляет Учитель. Он, похоже, совершенно не обижается на нее за то, что она обвинила его в похищении письма.

Ее муж улыбнулся.

— Думаю, что так оно и есть. Иногда мне кажется, что его совершенно не беспокоит то, что о нем думают другие.

— Ну что ж, я всегда буду рада видеть ее сно­ва, – сказала Пэйшенс, глядя на письмо Е.П.Б. – Когда они остановятся у нас на обратном пути в Бомбей, мы должны проследить, чтобы она хоть немного отдохнула и была бы здесь полностью счастлива.

Е.П.Б. и Олькотт прибыли в Аллахабад 1 декаб­ря; Полковник 3-го числа отправился в Бенарес, и мадам Блаватская присоединилась к нему 11-го22. Оба вернулись в Аллахабад 20-го и оставались там до 28-го23.

Тем временем, 19 ноября, Синнетт написал ответ на пространное письмо Махатмы от 29 октября и вложил его в письмо, адресованное Е.П.Б., еще ничего не зная о ее болезни. Он получил затем короткую записку от Махатмы24, где тот сообщал, что перехватил адресованное ему письмо по дороге, а письму к Е.П.Б. позволил добираться далее до своего адресата. Он просил Синнетта запастись тер­пением, поскольку ему хотелось бы написать под­робный и исчерпывающий ответ, а свободным вре­менем в тот момент он практически не располагал. Он также просил Синнетта «попытаться больше доверять Старой Леди. Она, конечно, очень быстро выходит из себя, но она честна и делает для Вас все, что в ее силах».

Следующее письмо Махатмы тоже не содержало в себе ответа на письмо Синнетта от 19 ноября; это была скорее информация о письме, которое Учитель получил от Хьюма. Синнетт знал, что Хьюм отпра­вил Учителю ответ на его пространное письмо; самого письма он не видел, но в общих чертах знал его содержание25. Вскоре после этого, однако, Хьюм отправил Махатме еще одно письмо, полное само­надеянной критики по поводу замечаний, высказанных Махатмой в его письме Синнетту (в том пись­ме, которое Синнетт давал прочесть Хьюму).

Это второе письмо Хьюм прежде всего переслал Синнетту с просьбой ознакомиться с ним и затем тщательным образом запечатать, прежде чем отпра­вить мадам Блаватской для дальнейшей пересылки или просто вручить его ей в случае ее приезда в Аллахабад.

Синнетт был не в восторге от общего смысла письма и даже задумался над тем, стоит ли вообще отправлять его, хотя и чувствовал, что его друг кое в чем прав. Но, в конечном счете, он поступил так, как его просил Хьюм: вложил письмо в прочный конверт и тщательно заклеил его. И как только Полковник и Е.П.Б. приехали в Аллахабад, он тут же передал письмо ей,

В тот же вечер, вернувшись домой к обеду, он обнаружил, что письмо не только было отправлено, но и уже успело вернуться26. Он тщательно осмотрел конверт. На нем появилась надпись: «Прочитано и возвращено с благодарностью и несколькими коммен­тариями. Пожалуйста, вскройте». Однако печать, которую он сам же поставил на конверте, оставалась нетронутой; в этом он был абсолютно уверен. Син­нетт последовал указанию и вскрыл конверт. Внутри находилось письмо м-ра Хьюма Махатме и ответ последнего в нескольких фразах. Однако ответ был адресован не Хьюму, а самому Синнетту27.

Синнетта очень удивил этот факт, но еще больше его удивило само содержание письма. По своему тону оно было совсем не похоже на прочие письма Махатмы. Складывалось впечатление, что замечания Хьюма все-таки вызвали у него раздражение. И хотя высокомерие Хьюма представлялось Синнетту более чем достаточной причиной для того, чтобы вывести Махатму из себя, все же он чувствовал, что это объяснение не совсем его удовлетворяет. Но лишь несколько позже он начал понимать, что это могло быть сделано намеренно, чтобы испытать Хьюма, а в какой-то степени, возможно, и его самого. В од­ном из своих последующих писем Махатма говорил: «... никто не сближается с нами, и никто не про­являет желания узнать о нас больше, но все-таки каждого мы подвергаем испытанию, каждого прове­ряем»28. В другом письме он добавлял, что во время этих испытаний «психика претендента подвергается давлению со всех сторон» и что «правило это выполняется неукоснительно; исключений не делается ни для кого»29.

Мысль о том, что его проверяют, вызывала у Синнетта неприятное ощущение. Он переговорил на эту тему с Хьюмом, и оба они нашли эту проверку отвратительной. Синнетт все-таки смог заставить себя примириться с ней, хотя и против своей воли. Хьюм так никогда и не принял ее. По этой причине он начал воспринимать непримиримо критически все заявления Махатмы, не соответствовавшие его соб­ственным взглядам.

Однако в другой области он оказался весьма полезен для Общества. Он часто и талантливо писал для «Теософа», и даже открыл свою собственную рубрику, которую озаглавил «Фрагменты оккультной Мудрости»30. К тому же он создал ряд сочинений, включая и «Очерки эзотерической философии».

Когда Е.П.Б. и Полковник вернулись в Аллахабад после своей поездки в Бенарес, Старая Леди жестоко страдала от тропической лихорадки, поразившей ее левую руку, от той ужасной 'костоломной' лихорадки, которая заставляет мучиться почище тех убедитель­ных орудий, с помощью которых святая Инквизиция поддерживала ортодоксальность веры»31.

В течение нескольких дней она чувствовала себя совершенно разбитой, но, благодаря стараниям аллахабадских врачей, к 24 декабря (когда местное отделение Теософского Общества проводило церемонию принятия в свои ряды нескольких новых членов) она чувствовала себя уже настолько удовлетворительно, что «некоторые из ее мелодичных астральных колокольчиков звонили вновь, к удивлению и восторгу всех присутствующих»32.

«Теософские Близнецы» покинули Аллахабад 28 декабря и прибыли в Бомбей 30-го. Сразу же по прибытии они отправились в свою новую штаб-квар­тиру, подысканную коллегами за время их отсутствия.

Это было бунгало под названием «Воронье Гнез­до», расположенное на каменистом склоне в Бич Кэнди. Его удалось снять в аренду по очень скром­ной цене, поскольку считалось, что в нем водятся призраки. Но, если не считать одного инцидента, быстро улаженного полковником Олькоттом, их там никто не беспокоил. Новое помещение пришлось им очень по душе, и они пробыли в нем до декабря 1882 г., после чего перебрались в свою постоянную штаб-квартиру в Адьяре, в окрестностях Мадраса.

Глава VI

„ОККУЛЬТНЫЙ МИР”

Это было в начале 1881г.

Синнетты собирались посетить Англию. После визита в Аллахабад Е.П.Б. и полковника Олькотта пролетело целых два месяца, и за это время Синнетт получил несколько писем от Махатмы К.Х. Он чувствовал, что располагает уже достаточным мате­риалом для написания книги, идея которой появилась у него не так давно.

Махатма дал разрешение на использование сво­их писем: «Полностью полагаюсь на Ваш такт и Вашу рассудительность при решении вопроса о том, что писать и как именно писать»1. В ходе путеше­ствия у него будет достаточно времени для работы над книгой, и потому он был уверен, что по приезде в Англию он без труда найдет подходящего издате­ля.

На его решение повлияли и другие обстоятель­ства. Владелец «Пионера» достаточно терпимо, если даже не поощрительно, относившийся к проявляе­мому Синнеттом интересу к Теософии и оккультиз­му, продал газету господам Раттигану и Уокеру – владельцам «Civil and Military Gazette»2 (которую Е.П.Б. окрестила «С. и М. канализацией»3) – и его отношения с новыми владельцами складывались отнюдь не безоблачно, к тому же они не испытывали ни­какой симпатии к его частным интересам. Мысль о том, чтобы взять отпуск, принадлежала ему, так как это позволяло исчезнуть на какое-то время из поля зрения его новых боссов.

Подготовка к учреждению филиала Теософского Общества в Симле шла своим чередом; Дамодар, ставший к этому времени челой Махатмы К.Х. и незаменимым работником для штаб-квартиры Теософского Общества, по просьбе Учителя предложил некоторые свои соображения на этот счет. Все они оказались полезными за исключением, пожалуй, од­ной, весьма сомнительной идеи – увеличить сумму вступительного взноса с десяти до двухсот или да­же – до трехсот рупий, «чтобы отвадить любителей экзотики»4. Не удивительно, что Учитель расценил это предложение как «чрезмерное»5.

Однако дело продвигалось и, в целом, время для путешествия представлялось удачным, к тому же Пэйшенс давно о нем мечтала; да и для Денни перемены могли пойти на пользу.

Правда, накануне размеренное течение жизни в штаб-квартире было нарушено возникшей между Е.П.Б. и Олькоттом ссорой. Но теперь ситуация, похоже, уже пришла в норму. Махатма предложил Олькотту отправиться на Цейлон6 для довольно про­должительной работы, и тот дал соответствующее обещание.

Е.П.Б. поначалу не возражала. Но затем она потребовала, чтобы он остался и помог ей подготовить следующий выпуск «Теософа». Олькотт отказал­ся взять назад свое обещание, и Е.П.Б. в отместку заперлась у себя в комнате, изредка посылая ему оттуда записки того или иного рода. В одной из них она сообщала, что он может отправляться хоть в Тимбукту, ей на это наплевать!7

В конце концов, она вышла из своего добро­вольного заключения, после чего ее навестил Учи­тель, объяснивший ей ситуацию. За этим последовал довольно долгий и серьезный разговор Е.П.Б. с Полковником о будущем Теософского Общества. И одно из мнений, по которым они достигли абсолютного согласия, заключалось в том, что наиболь­ший акцент следует сделать на пропаганде принци­па братства, а не на оккультизме как таковом8.

Самого же Синнетта больше интересовал оккуль­тизм, нежели пропаганда братства, однако сам он пока не очень ясно это осознавал. Как бы то ни было, он беспокоился о Старой Леди и даже однаж­ды писал об этом Махатме. И когда он получил наконец обнадеживающее ответное письмо (а случи­лось это 1 марта, когда судно, на котором находился он и его семья, зашло в порт Галле на Цейлоне, чтобы взять там пассажиров), то испытал большое облегчение.

Это письмо довольно любопытным образом бы­ло передано через Олькотта, который все еще находился в Бомбее. Внутри конверта находился еще один конверт, в который письмо запечатал сам Махатма, с инструкцией полковнику Олькотту – переправить письмо далее Синнетту, ничего не со общая о нем Е.П.Б. К тому же Махатма рекомен­довал Полковнику оставить ее на несколько дней совершенно одну, пока гроза не утихнет9.

В своем письме к Синнетту Махатма сообщал, что написал его для того, чтобы «снять то беспокойство, которое, как я заметил, притаилось в Ва­ших мыслях, где оно проявляет себя гораздо более определенно, чем это выражается у Вас внешне». Далее Махатма обещал, что приложит все свои силы к тому, чтобы «успокоить нашего столь чувст­вительного, но не всегда рассудительного, старого друга...» Но наиболее ободряющим было пожелание Махатмы «возвратиться в Индию с хорошей книгой в руках и с хорошим планом в голове»10.

Остаток путешествия прошел без приключений. Похоже было, что отдых и морской воздух пошли на пользу и Пэйшенс, и Денни; и у самого Синнетта, как он и предполагал, было достаточно вре­мени для того, чтобы закончить книгу. Названная им «Оккультный Мир», книга содержала в себе не только рассказы о многочисленных феноменах, про­изводимых Е.П.Б., но и отрывки из писем Махатмы К.Х. с комментариями к ним.

За время пребывания в Англии Синнетт пол­учил только одно письмо от Махатмы11. Он получил его вскоре по приезде. Письмо было передано через его друга – Дж. Герберта Стэка.

Письмо было написано в Терич-Мире (на вы­соте 25425 футов над уровнем моря) – на границе гор Гиндукуша, большая часть которых лежит в Афганистане. Махатма называл место своего пребывания «обителью вечных снегов и чистоты», откуда он, по его словам, рассылал свои приветы в «оби­тели порока», возможно, имея в виду внешний мир, и в особенности – Европу.

Учитель сообщал, что собирается провести в Терич-Мире свои «летние каникулы», поскольку это одно из того немногого, в чем он отлично знал толк. Но Синнетт знал по многим письмам, что «каникулы» не входили в планы Махатмы, посколь­ку ему практически постоянно приходилось путешествовать в интересах Братства.

«Ваша будущая книга – это маленький брилли­ант», – писал Учитель далее.

Эта фраза весьма заинтриговала Синнетта, ведь книга еще не была напечатана, и как еще мог Учитель ознакомиться с нею, если не оккультным путем? «Возможно, – рассуждал англичанин, – он наблюдал за моей работой над книгой на борту судна».

«В диких дебрях спиритуалистической литерату­ры, – говорилось далее в письме, – она непременно явится Спасителем... Именно из таких источников спиритуалистам следует утолять свою жажду фе­номенов и мистического знания, а не хлебать ту идиотскую смесь, которую им предлагают «Banner of Light» и тому подобные издания»12.

«Разумеется, – говорил себе Синнетт, – некото­рые спиритуалисты не признают книгу и будут стараться очернить ее». Но одобрения Махатмы было для него вполне достаточно.

«Вы доказали свою искренность и преданность и сделали все, что было в Ваших силах, –говорилось далее в письме. – Если благодаря Вашим усилиям мир откроет для себя хотя бы одну букву из азбуки Истины... то Ваша награда не заставит себя долго ждать».

По своему обыкновению в конце письма Махат­ма поместил постскриптум. В нем сообщалось, что Старая Леди серьезно заболела и «кому-нибудь из нас придется 'укрепить ее', как говорит наш достопочтенный м-р Олькотт, или лее ей придется очень плохо»13.

Синнетт прочел это письмо тут же, не выходя из конторы своего друга, не желая тратить время на возвращение в свои апартаменты, снятые им и Пэйшенс на время пребывания в Лондоне. Когда он, наконец, туда вернулся, Пэйшенс делала записи в дневнике, который она вела практически со дня их свадьбы14.

Как всегда, он передал ей письмо Махатмы. Она внимательно прочитала его и устремила свой сияющий взор на Синнетта.

— У книги будет большой успех, Перси. Я в этом уверена! И какой замечательный способ воодушевить тебя нашел Махатма! Но бедная мадам Блаватская! Как ей удается работать при таком шатком здоровье? Мне уже начинает казаться, что мы бросили ее одну.

— Я боюсь, что она останется еще более одино­кой, когда Олькотт уедет на несколько месяцев на Цейлон, а, насколько я понял, именно так он и собирается поступить. Но это не должно портить тебе праздник, Пэтти. Скажи лучше, что ты сегодня записала в своем дневнике?

Она поделилась с ним своими последними за­писями, после чего они принялись болтать о своих делах и о своих знакомых, которых они намерева­лись посетить по приезде в Лондон.

Время для них и в самом деле пролетало бы­стро и весело. Кроме своей работы с издателем по подготовке «Оккультного Мира» к публикации, Синнетту предстояло еще выполнить одно или два поручения Махатмы К.Х. Одним из них было: ус­тановить контакт с доктором Джоржем Уайлдом – президентом Британского Теософского Общества.

Визит к нему оказался не слишком удачным. Доктор Уайлд был врачом-гомеопатом, имевшим, по словам Учителя К.Х., весьма «оригинальные» пред­ставления о Братстве15. Е.П.Б. характеризовала его как «упрямого осла», и Синнетт все более склонялся к тому, чтобы принять ее точку зрения, по мере того как он постепенно убеждался в полной невоз­можности проделать хотя бы небольшую брешь в его твердокаменных взглядах. При всем желании он не мог с оптимизмом глядеть в ближайшее будущее Лондонского Общества, руководимого доктором, но все-таки он как мог постарался разъяснить ему природу Махатм так, как он сам ее себе представ­лял. Доктор Уайлд был учтив, но, по-видимому, слова Синнетта его не убедили.

Прочие встречи оказались более удачными. Не­многим раньше, по совету Махатмы К.Х., Синнетт начал переписываться с Джеймсом Линдсеем, гра­фом Кроуфордским и Балкарским, известным астрономом. Лорд Кроуфорд был членом Теософского Общества и работал в его руководящем органе – Генеральном Совете. Учитель отзывался о нем как о «превосходном джентльмене, заключенном в этом мире», и стремился хоть как-нибудь помочь ему при данных обстоятельствах16.

Линдсей принимал Синнетта в своей библиотеке, которая чуть было не пробудила в душе последнего зависть. Это была одна из крупнейших в Англии библиотек, содержавшая великое множество томов, посвященных глубоко интересующим Синнетта те­мам.

Своею перепиской с этим английским дворяни­ном Синнетт поделился с Махатмой, упомянув, что Линдсей выразил большое желание установить соб­ственный контакт с Учителем17, но однако после обсуждения положения дел в обоих Обществах – Английском и Индийском – выяснилось, что Лорд Кроуфорд не в состоянии уделять больше времени духовному развитию, или Теософскому Обществу. Но несмотря на это, его учтивость и дружелюбие, сде­лавшие это посещение столь приятным, убедили Синнетта в том, что граф никогда не станет упре­кать Махатму за недостаточно быстрый прогресс.

Синнетт также нанес визиты Уильяму Круксу (ниже – сэр Уильям) – физику, который открыл явление, названное им «лучистой материей» («одно из величайших открытий в науке»18 –по словам Учителя), и профессору Артуру Уоллесу – знаменитому натуралисту и автору книги «Miracles of Modern Spiritualism»19. Профессор Уоллес, по правде говоря, интересовался более спиритуализмом, нежели теосо­фией, но он был знаком с Е.П.Б. и полковником Олькоттом и был в числе тех, кто принимал их в Лондоне в 1879 году, когда они направлялись из Нью-Йорка в Индию. Учитель упомянул его в последнем письме и уверил Синнетта в том, что его новая книга будет более полезной, чем сочинение Уоллеса. Однако же на Синнетта профессор Уоллес произвел благоприятное впечатление, поскольку и сам Синнетт полуосознанно интересовался спириту­ализмом, несмотря на все заявления Махатмы, однозначно утверждавшего несостоятельность спириту­ализма (в обычном его понимании).

Но особенно полезными и вдохновляющими, как он сам полагал, были его встречи с тремя английскими спиритуалистами – мистером Чарль­зом К. Массеем, миссис Анной Кингсфорд и мисте­ром Стэнтоном Мозесом.

Массей был лондонским адвокатом, специально приезжавшим в Соединенные Штаты в конце лета 1875 года с целью убедиться в истинности статей Олькотта, опубликованных в Нью-Йоркской «Daily Graphic» и посвященных любопытным спиритуали­стическим феноменам, имевшим место на ферме Эдди в Вермонте20.

Он оставался там до 13 октября и присутствовал при составлении проектов Преамбулы и Устава бу­дущего Теософского Общества. И хотя ему пришлось покинуть это собрание, чтобы успеть на пароход, отправлявшийся в Англию, и он не смог присутст­вовать при торжественном основании Общества, со­стоявшемся 17 ноября, Массея все равно считали одним из его основателей21. Между ним и Олькоттом установилась тесная дружба, и потому Синнетт слы­шал о нем только похвальные отзывы. Массей по-прежнему оставался активным членом Теософского Общества и одновременно с этим был хорошо из­вестен в спиритуалистических кругах. И Синнетт всем сердцем полюбил своего коллегу-англичанина.

Миссис Кингсфорд – убежденная вегетарианка и антививисекционистка – была членом Лондонского Теософского Общества и читала своим коллегам лекции, в которых делала акцент на герметическом подходе к христианству и метафизике. Впоследствии эти лекции были собраны вместе и, благодаря ста­раниям другого члена Общества – дяди миссис Кингсфорд Эдварда Мейтленда, вышли в свет от­дельной книгой, опубликованной в декабре 1881 года под названием «The Perfect Way»22. Синнетт покинул Англию, не дослушав курс лекций до конца, но все же на него произвели глубокое впечатление необы­чайно широкий кругозор миссис Кингсфорд, а также сила и насыщенность ее лекций23.

Впоследствии он сам написал на ее книгу ре­цензию опубликованную в «Теософе» за июнь 1882 г. Махатма К.Х. сделал об этой замечательной публи­кации следующее хвалебное замечание: «Ваша рецен­зия на «The Perfect Way» – еще более совершенна, чем сама авторская концепция. Благодарю Вас, мой друг, за Вашу прекрасную работу»24.

Однако наряду с положительными эта рецензия Синнетта принесла и свои отрицательные результа­ты, поскольку некоторым ее фрагментам суждено было сыграть определенную роль в обмене коррес­понденцией, приведшей к новой полосе несчастий и страданий в жизни Е.П.Б.

К тому же впоследствии неожиданно как для Синнетта, так и для миссис Кингсфорд им при­шлось столкнуться в борьбе за пост президента Британского Теософского Общества. Но пока что они встретились как друзья и имели весьма продол­жительную и приятную беседу.

Стэнтон Мозес – преподаватель классической литературы и английского языка в университетском колледже в Лондоне – часто становился третьим участником их бесед. Будучи одним из лидеров спиритуалистского движения в Англии, Мозес писал замечательные статьи для спиритуалистских сборни­ков под псевдонимом «М.А. Оксон». Подобно Уол­лесу, он интересовался больше спиритуализмом, не­жели теософией; он сам стал медиумом, но чисто случайно. Синнетт раньше с ним не встречался, но слышал о нем от полковника Олькотта, который переписывался с Мозесом еще в ту пору, когда Теософское Общество располагалось в Нью-Йорке, и был о нем весьма высокого мнения. Полковник однажды рассказывал Синнетту о том, что Мозес занялся исследованием медиумизма, преследуя един­ственную цель: проверить, действительно ли послед­ний существует, – но вскоре он, совершенно не­намеренно, стал участником весьма удивительных событий, приведших к тому, что все научные и философские идеи, усвоенные им в Оксфорде, очень быстро «развеялись по ветру, и он приобрел иные представления о материи и силе, о человеке и природе»25. Он признал своим «духовным наставни­ком» некое существо, которое он называл «Импера­тором» (впоследствии Махатма довольно много рас­сказал о нем в своих письмах).

Беседы с Мозесом и миссис Кингсфорд настоль­ко взбудоражили Синнетта, что у него даже развилась бессонница. Как-то сама собой, а по большей части вследствие оптимистических уверений Мозеса, у Синнетта возникла убежденность в том, что все они втроем (а в особенности он сам и миссис Кингсфорд) сопричастны к великой миссии распро­странения оккультной философии и приобщения к ней всего человечества.

Учитель впоследствии указал ему на эту его «фантазию», {«... или же назовем это мечтой?»), отметив, что они пока еще не готовы к выполнению этой задачи. «Все потому, что это очень рискованная игра, – писал он, – на кон в ней поставлены человеческие души, и потому я прошу Вас запастись терпением»26.

Но в то время Синнетт еще ничего об этом не знал, и его настроение во время возвращения в Индию можно было бы назвать просто великолеп­ным, если бы ему не пришлось оставить Пэйшенс в Англии. У нее приближались очередные роды, и потому было решено, что она и Денни пока оста­нутся у ее матери. К несчастью, ребенок родился мертвым (это случилось 14 июля), и сама Пэйшенс не скоро смогла оправиться после родов27. Семья Синнеттов смогла воссоединиться только в январе 1882 года.

В багаже возвращавшегося в Индию Синнетта находились сто экземпляров «Оккультного Мира», отпечатанные в течение последней недели его пре­бывания в Англии. Это был небольших размеров томик, написанный, как он сам был уверен, абсо­лютно честно и убежденно.

Синнетт прибыл в Бомбей 4 июля и сразу же направился в штаб-квартиру Теософского Общества, где был тепло встречен Е.П.Б. и Дамодаром и провел несколько дней. Он подарил им обоим по экземпляру своей книги и еще один оставил для Олькотта. Они горячо поздравили его, а Е.П.Б. добавила с некоторым сожалением:

— Олькотту должно быть стыдно за то, что он не может сейчас поприветствовать вас здесь и взглянуть на вашу книгу. Ему будет очень интересно и приятно узнать обо всем, что вам удалось сделать.

— А как там Полковник? – спросил Синнетт, стараясь угадать, перестала ли она уже злиться на него.

— Ну вы ведь знаете его, – ответила Е.П.Б., – он не станет сидеть, сложа руки, дожидаясь, когда на него, наконец-то, свалится самадхи.

— Ах, – воскликнул Дамодар в своей обычной эмоциональной манере, – вам стоит узнать обо всем, что он там успел сделать. Он понаоткрывал там буддистских школ, объехал весь Цейлон с лекциями и даже составил буддистский катехизис, ко­торый был переведен на сингальский. Он говорит, что это было крайне необходимо, поскольку невеже­ство в области буддизма там просто ужасающее. Он даже работал там в Комитете по созданию Сингаль­ского Буддистского Фонда, а совсем недавно его приглашали на торжественное открытие нового от­деления Теософского Общества в Тинневелли.

— И это, – с чувством подхватила Е.П.Б., – большое достижение, поскольку оно позволит сблизить буддистов и индуистов. А это будет способствовать укреплению идеи братства, ведь мы договорились уделять ему гораздо больше внимания, нежели раньше.

— Великолепно! – согласился Синнетт, хотя этот пункт программы Общества по-прежнему интересовал его меньше всего. Однако он оценил то, что Полковник не позволял себе ни на минуту пребы­вать в праздности, и хотя его отправили на Цейлон по сути дела для того, чтобы удалить на какое-то время из Индии, он и из этого смог извлечь пользу.

Перед отъездом из Англии Синнетт написал письмо Махатме К.Х. и теперь слегка досадовал на то, что по возвращению в Индию он не нашел там ответа. Ответ пришел на следующее утро и был передан довольно необычным способом.

После завтрака он и Е.П.Б. зашли в его комнату, надеясь возобновить прерванный разговор о возмож­ностях работы одновременно в Индии и в Англии. Они сидели по разные стороны большого стола, Синнетт – справа, а Е.П.Б. – слева. Вдруг справа от Синнетта на стол упало письмо, упало прямо из «ниоткуда». Это было, как сам он впоследствии описывал этот случай, «очень интересное письмо, отчасти содержащее в себе фрагменты личного ха­рактера и ответы на мои вопросы, а отчасти – довольно пространные, хотя и не совсем еще по­нятные откровения, касающиеся Оккультной философии, – самый первый их образец из всех, впоследствии мною полученных»28.

Он добавил также, что это был единственный феномен, который ему позволено было увидеть за время его пребывания в Бомбее, поскольку «высшие авторитеты оккультного мира... установили к тому времени гораздо более строгие ограничения на по­добные демонстрации, в сравнении с теми, которые практиковались прошлым летом, когда мы были в Симле»29.

Письмо Махатмы начиналось ободряюще: «Добро пожаловать, добрый друг и талантливый а тор, добро пожаловать домой! Я получил Ваше письмо, и я счастлив видеть, что Вы так блестяще справились со своей ролью Лондонского 'посланника'». И далее – продолжение в присущей ему изящной манере: «Но я предвижу, что теперь, более чем когда бы то ни было раньше, Вы будете напоминать само воплощение вопросительного знака»30.

В письме было затронуто множество проблем и упомянуты многие лица: Хьюм, Массей, миссис Кингсфорд и др. Несколько страниц было посвяще­но Стэнтону Мозесу, любопытным случаям из его жизни и личности «Императора». В нем содержался также обзор оккультных учений о Планетарных Ду­хах, циклах, причине и следствии, а также упоми­нание «бесчисленных Космических31влияний, способных исказить и извратить все усилия, направленные на достижение конкретной цели» (этот факт показался Синнетту крайне неприятным).

Ближе к концу письма Махатма говорил о на­падках на книгу Синнетта «Оккультный Мир», уже имевших место, и предсказывал, что хотя они и нацелены на самого автора («который весьма далек от того, чтобы быть на хорошем счету у своих индийских коллег»), они неизбежно «затронут и Ста­рую Леди, так как вновь заставят бушевать разра­зившуюся в прошлом году в индийской прессе бурю».

И все-таки Учитель уверял Синнетта:

«Когда, наконец, улягутся шум и трескотня воз­мущенной критики, мыслящие люди прочтут эту книгу и задумаются над ней...» Ученые всегда лишь пожинали то, что ранее было посеяно поколениями Адептов, – добавлял он.

«Наше призвание – погружаться в пучину и вы­носить на поверхность жемчужины Истины; их при­звание – шлифовать их и вставлять в драгоценную оправу научного знания... И постоянно, снова и снова мы будем продолжать делать это; мы не можем позволить себе отложить начало своей благородной деятельности до тех пор, пока новый образ мышле­ния не установится настолько прочно, чтобы всякая возможность возобладания невежественной злобы... была бы исключена»32.

Далее Учитель процитировал короткое стихотво­рение, автором которого он назвал Теннисона. Оно в значительной мере озадачило Синнетта, так как он не встречал его ни в одном из известных ему опубликованных сборников этого поэта33.

Впоследствии он обратился за разъяснениями к Махатме, но тот не смог его должным образом идентифицировать. «Все случайные импульсы, проявля­ющиеся в астральном свете, или в чьем-либо мозге, запоминаются, –написал он. – Я никогда не забы­ваю того, что однажды видел или прочел»34. Чуть позже Синнетт обнаружил это стихотворение в сбор­нике Теннисона «Лирические стихотворения», 1830 года издания.

Стихотворение это называлось «Мистики». Теннисон написал его, когда ему не исполнилось еще и двадцати лет. В последующие издания Теннисона это стихотворение не вошло.

Синнетт долго размышлял над письмом Учите­ля. Оно было настолько богатым по содержанию и так вознаграждало Синнетта за те недели, в течение которых он был лишен общения с Махатмой, что он с легким сердцем воспринял просьбу последнего, обращенную к нему и к его лондонским коллегам, – повременить с реализацией их амбициозного плана удивить мир своей проповедью оккультного знания. Более того, теперь эта просьба казалась ему несколь­ко наивной и даже самонадеянной. Он пожалел лишь о том, что не может сейчас поделиться со­держанием этого письма с Пэйшенс35.