Тучи сгущаются

Следующие строки письма показались Пэйшенс настолько важными, что она прочла их вслух.

«... Если Вы останетесь верным Т.О. и не оста­вите его, то всегда сможете рассчитывать на нашу помощь. Точно также и все прочие могут рассчиты­вать на то, что им всегда будет предоставлена помощь, соответствующая их собственным заслугам.

Тенденция к преклонению перед сильной личностью становится все более распространенной, и Вы, друг мой, тоже не вполне освободились от шее. Я хорошо знаю, какие изменения происходят с Вами в последнее время, однако основной вопрос по-прежнему остается неизменным. Если Вы все еще желаете обучаться Оккультизму и продолжать свою литературную де­ятельность, то научитесь быть преданным идее, а не моей скромной персоне.

... даже Адепт, пока он живет в своем физиче­ском теле, не застрахован от ошибок, вызываемых человеческой беспечностью».

Учитель писал также, что будет надежнее теперь присылать письма и наставления через Дамодара.

«Но прежде чем я смогу это делать, все Обще­ство, и прежде всего - его штаб-квартира, должно пережить надвигающийся кризис. Если Вы по-преж­нему стремитесь возродить оккультные учения, то спасите прежде всего нашу почтовую службу. К Е.П.Б., я повторяю, сейчас нельзя обращаться с по­добными просьбами, разве что она вызовется помочь нам сама. Она и так уже сделала слишком много и заслуживает того, чтобы ее, наконец, оставили в покое. Ее отставка была принята по трем причинам: (1) Т.О. должны перестать связывать с ее феноме­нами, поскольку их сейчас пытаются выставить как сплошную мистификацию; (2) Е.П.Б. сейчас является основной мишенью для нападок недругов Т.О. и по­тому ее и Общество необходимо разделить; (3) ей необходимо сейчас восстановить свое физическое здо­ровье, чтобы ее тело могло прослужить ей еще хотя бы несколько лет».

Письмо заканчивалось словами: «Благословляю Вас и Вашу вечно преданную супругу».

Глубина мысли Махатмы приятно поразила Пэйшенс.

— Я, конечно же, согласна с Учителем в том, что он говорит о преклонении перед сильной личностью, – сказала она, – и все-таки, надо признать, что сбиться на эту кривую дорожку порой бывает ужасающе просто.

— Да, дорогая, – ответил Синнетт, – но уж о тебе-то я до сих пор не слышал ни одного недовольного замечания ни от К.Х., ни от М. Вот если бы и все мы были такими же, как ты!

— Ну уж нет, – протестующе возразила она. – Сам подумай, какая тогда будет скука! Какие-то куклы, сделанные по одному шаблону. Нет, Перси, я считаю, что, несмотря на все разнообразие наших темпераментов и даже на наши заблуждения, – у каждого из нас в жизни есть свое собственное предназначение.

— И похоже, что наше предназначение – про­должать это дело, – добавил он.

Синнетты недолго оставались в Эльберфельде и уже 9 октября вернулись в Лондон. В день их приезда Лондонская «Times» опубликовала письмо Е.П.Б. с заявлением о том, что «так называемые частные письма, присланные якобы мною мадам Куломб, – подделка»19.

«Я признаю, – писала она, – что некоторые фразы действительно взяты из различных прежних моих записей, однако они сплошь и рядом скомбинированы с различными чужеродными вставками, которые полностью извращают их смысл»20.

Вслед за ее письмом шло письмо Ст. Джорджа Лейн-Фокса, который недавно прибыл в Лондон из Мадраса. Будучи членом Контрольного Совета Тео­софского Общества, созданного на время отсутствия Олькотта и Е.П.Б., он принялся страстно обвинять Куломбов, утверждая, что они сами «понаделали разные потайные дверцы и отодвигающиеся панели в комнатах мадам Блаватской, которая так неблагоразумно согласилась доверить им заботу об этих помещениях. Что же касается писем, автором кото­рых якобы является мадам Блаватская... то ни я сам, ни кто-либо иной из тех, кто знаком с обстоятельствами этого дела, не имеет ни малейшего сомнения в том, что они могли быть написаны кем угодно, но только не мадам Блаватской»21.

В Лондоне Теософское движение все еще про­должало по инерции идти в гору, благодаря той популярности, которую оно успело приобрести за предыдущие месяцы; серьезность ситуации, похоже, еще не осознавалась в полной мере ни самими членами Общества, ни связанной с ним тем или иным образом публикой22.

Полковник Олькотт писал:

«Перед отъездом из Европы Е.П.Б. получила от наших европейских коллег отрадные подтверждения их несокрушимой веры в ее честность; Лондонская Ложа, а вместе с нею и французское, и германское отделения одновременно приняли резолюции одина­ково лестного характера, а первые два даже передали их по телеграфу в Адьяр. В то же время из различных индийских отделений в штаб-квартиру по­ступали письма и телеграммы; и отчеты наших коллег из Контрольного Совета (а они сейчас, когда я пишу эти строки, все лежат передо мной) стано­вились все более светлыми и оптимистичными; и мы уже начали думать, что гроза миновала, не причинив, по сути дела, никакого особо серьезного вреда»23.

Так бы все, возможно, и случилось, не пожелай Общество Психических Исследований направить в штаб-квартиру Теософского Общества своего доверен­ного человека с целью изучить ситуацию на месте и представить соответствующий доклад.

Олькотт уехал из Лондона в октябре и 10 ноября был уже в Бомбее. Вместе с ним приехал и Рудольф Гебхард, пожелавший принять участие в работе съез­да Общества, назначенного на конец декабря.

Вскоре вслед за Олькоттом отправилась и Е.П.Б., но она добралась до Индии гораздо позже, по пути посетив еще и Египет. Она также ехала не одна, ее сопровождали два известных члена Лондонского Те­ософского Общества. М-р А. Дж. Купер-Оклей – выпускник Кембриджа, изучающий индийскую фило­софию и санскритскую литературу, – оставил свою многообещающую академическую карьеру, чтобы по­святить свое время и силы Теософии. Его жена – Изабель – тоже довольно высокообразованная, неза­висимо мыслящая дама – очень серьезно интересо­валась эзотеризмом и мистикой. Она также решила сделать Теософию делом всей своей жизни.

Оба оставались преданными Обществу и Е.П.Б. и были полны решимости восстановить справедливость и тем самым преодолеть создавшуюся в по­следнее время угрожающую ситуацию. М-р Купер-Оклей и сам планировал задержаться в Египте, чтобы получше познакомиться с прошлым семьи Куломбов24. Миссис Купер-Оклей была в это время всецело поглощена заботой о Е.П.Б., которая предпринимала героические усилия для того, чтобы удер­жать под контролем свою эмоциональную натуру, но была готова, как казалось, взорваться в любой мо­мент.

В Порт-Саиде к ним присоединился Ч.У. Ледбитер, который также решился полностью порвать со всей своей прежней жизнью и провести остаток своих дней в служении своему Учителю. Он не мог при­соединиться к ним с самого начала, так как это решение окончательно созрело в его голове лишь в самую последнюю минуту, и к тому же перед отъ­ездом из Англии ему пришлось решить еще ряд проблем. Обвинения, выдвинутые против Е.П.Б., его также ни в чем не убедили, поскольку, по его мнению, он сам уже получил неопровержимые до­казательства существования Братства, о котором западный мир впервые узнал от мадам Блаватской.

Информация, полученная о Куломбах в Каире, и в самом деле оказалась сенсационной. От надежных свидетелей, включая и некоторых членов самой семьи Куломбов, им удалось узнать, что мисс Эмма Каттинг «некоторое время работала гувернанткой в семье С.... – паши, но была изгнана из его дома после того, как обнаружилось, что она пыталась внушить своим подопечным порочные мысли; что она утверждала, будто бы ее ясновидение позволяет ей видеть зарытые в земле клады; что несколько раз предпринимались попытки выкопать эти клады по ее указанию, однако найти так ничего и не удалось, только один раз было найдено несколько дублонов, да и те, как выяснилось, спрятала там накануне вечером одна маленькая девочка... [и что] Куломбы были преступниками, сбежавшими из стра­ны, чтобы избежать ареста за злостное банкротство»25.

Кроме того, вице-канцлер Русской Дипломатиче­ской Миссии в Каире в разговоре с Ледбитером заверил последнего, что был хорошо знаком с мадам Блаватской и во время ее первого визита в Египет встречался с ней чуть ли не каждый день и что он очень высоко ценит ее и вплоть до этого момента еще ни разу не слышал ни малейшего нарекания в ее адрес по поводу ее морального облика26.

Обо всем этом Ледбитер написал из Каира в газету «Indian Mirror», и его письмо было опубликовано в 16-м номере за декабрь месяц27.

«Indian Chronicle» также напечатала статью в за­щиту Теософского Общества и его основателей. В ней, в частности, говорилось, что «вместо того, чтобы превращать его [Теософское Общество] в мишень для насмешек и травить его руководителей, нам следовало бы, напротив, всячески способствовать его процветанию».

Далее в этой статье говорилось, что христианские зубоскалы, возможно, «не знают, что в существование Махатм... верит практически вся Индия, и было бы нелепо предполагать, что несколько падре из Мадраса в состоянии нанести сколь бы то ни было серьезный удар по этой вере»28.

Эту позицию поддержало еще несколько газет. «Пытаясь оспорить факт существования подобных людей (Махатм), миссионеры, как это явствовало из настроения всей индийской прессы, нанесли смертельные оскорбления всему индийскому народу, – это было как пощечина», – так описывал Олькотт реакцию основной массы населения этой страны29. Те газеты, которые поспешили с обвинениями в адрес Е.П.Б., теперь помалкивали.

По сообщению того же Олькотта приезд мадам Блаватской и ее спутников в Адьяр походил на настоящий триумф. Прямо на пирсе их встретила большая делегация, им надели на шею венки и препроводили в местный зал торжеств, «который уже был под завязку набит собравшимися там людьми. С их появлением все как один встали и дали волю своим чувствам, огласив помещение радостным при­ветственным ревом. Под эти крики она медленно проследовала через толпу к трибуне, нервно стиски­вая при этом мою руку. Губы ее были плотно сжаты, глаза сияли и в то же время были переполнены слезами радости»30.

Резолюция, под которой стояло 500 подписей, была зачитана «в атмосфере всеобщего восторга. Когда гром торжествующих криков, наконец, несколь­ко поутих, Е.П.Б. выступила перед собравшейся ауди­торией, и, насколько мне известно, это было ее первое и единственное публичное выступление.

Она говорила о том, что «среди всех опублико­ванных писем не было ни одного действительно написанного ею. Она отвергает их все in toto31... Она была бы величайшей в мире дурой, если бы позволила себя так скомпрометировать, будучи действи­тельно замешанной в настолько низких и подлых вещах. Что же касается ее обвинителей, то и она сама, и Олькотт всегда были с ними неизменно добры, и тот факт, что они переметнулись в стан врага и предательски нанесли ей удар в спину, продав ее за тридцать сребренников, подобно Иуде Искариоту, не требует никаких комментариев. Она не сделала ничего такого, за что ей сейчас было бы стыдно перед Индией, более того, она и далее намеревалась трудиться на благо Индии до самых последних своих дней». (Отчет, [опубликованный] в «Madras Mail»)32.

Когда они вернулись в штаб-квартиру, Е.П.Б. передала полковнику Олькотту все письменные свидетельства, которые ей и ее спутникам удалось раз­добыть в Каире.

— Я непременно подам на Куломбов в суд, – возбужденно воскликнула она. – Вот бесспорные доказательства того, что они – преступники.

Однако изучение этих документов вызвало у Олькотта лишь беспокойство. Хотя в них действительно содержались уничтожающие свидетельства, для судопроизводства они совершенно не годились, и как юрист он это знал. Было очевидно, что их сбором занимались дилетанты; и будь они действи­тельно представлены в суде, это могло бы иметь фатальные последствия для Е.П.Б. и Общества. Все это он и попытался ей объяснить.

— Отведите меня к судье, – требовала она, – или к адвокату, или к юрисконсульту. Неважно к
кому, лишь бы он выслушал меня и сделал что-нибудь для того, чтобы наказать этих подлых людей за все, что они натворили!

Олькотт был весьма напуган бледностью ее лица и заметной дрожью в руках, а также ее настойчивостью, указывавшей на то, что она уже почти не контролирует свои эмоции.

—Погоди немного, Маллиган, – сказал он, ста­раясь, чтобы его голос звучал как можно спокой­нее, — ты ведь знаешь, что в минуты расстройства ты часто творишь такое, о чем сама же потом сожалеешь. Эти документы просто убийственны, но сейчас они вряд ли могут чем-нибудь нам помочь и потому совершенно бесполезны. Если мы пустим их в ход, то только еще более усложним ситуацию.

— Отведи меня к судье, – продолжала требовать Е.П.Б. все более громким и настойчивым голосом, – я зарегистрирую эти документы, дам свои письмен­ные показания, в общем – начну что-нибудь делать. Я не собираюсь просто так сидеть сложа руки.

— Ни за что! – поставил точку в разговоре Олькотт.

Е.П.Б. посмотрела на него расширенными от удивления глазами; она не привыкла к тому, чтобы он возражал ей столь категорично.

— Ты сейчас не в себе, и я тебя не виню, – продолжил он. – Здесь надо принять во внимание многие обстоятельства. В каком-то смысле мы – подневольные люди, так как мы оба связаны с Теософским Обществом. Через несколько дней открывается съезд. Я предлагаю представить этот вопрос на рассмотрение делегатов и создать из наших лучших юристов специальную комиссию, которая и решит, что нам делать дальше. Если мы сами ввяжемся в эту драку, то можем только все ис­портить.

— Тогда я займусь этим сама, – крикнула она, задыхаясь от гнева. – Я смою с себя этот позор, если даже на это уйдет весь остаток моей жизни!

— Возможно, так оно и будет, – ответил Олькотт, стараясь подавить закипающую и в нем самом злость. Он знал, что правда была на его стороне. Он очень сочувствовал Е.П.Б., но позволить ей об­речь дело на неминуемую катастрофу он не мог.

— Если ты это сделаешь, то я откажусь от своего президентского поста, и пусть нас рассудит съезд. Я слишком хорошо знаком с юридической практикой, чтобы позволить себе участвовать в той глупости, которую ты задумала.

На ее лице отразилась напряженная внутренняя борьба, она молчала и лишь нервно сжимала и разжимала руки. Он понял, что ему удалось поста­вить ее в тупик. Она знала, что в этих вопросах он разбирается намного лучше ее. Если дело касалось оккультизма, Учителей и всех этих высших истин природы, которыми она уже давно занималась, то тут она была на две головы выше Олькотта. Но когда речь шла о реалиях этого мира, тут она, в конце концов, вынуждена была склониться перед ним. Наконец, она глубоко вздохнула и, безнадежно махнув рукой, сказала:

— Хорошо. Пусть будет по-твоему33.

Теплые и нежные приветствия прибывавших на съезд делегатов в значительной мере успокоили Е.П.Б. и вернули ей прежнюю уверенность. Так что во время открытия съезда она выглядела почти такой же спокойной, как и Олькотт, выступавший с президентским Обращением.

Свою речь Полковник начал с обзора различных вопросов Теософского движения, но затем перешел, наконец, к теме, более всего волновавшей всех со­бравшихся34.

«Вполне естественно, – указывал Олькотт, – что мадам Блаватская, против которой были выдвинуты столь серьезные обвинения, пожелала обратиться в суд. И самое любопытное то, что не только некото­рые ее друзья, но и «все ее недруги» советовали ей именно так и поступить». «И в особенности ее противники, – добавлял он, – демонстрируют еди­нодушное и активное, если не сказать – подозри­тельное, стремление направить ее именно по этому пути».

Большинство собравшихся, однако же, высказа­лось против этой меры. «По их мнению, если бы мы поступили подобным образом, то „спор о репу­тации мадам Блаватской неизбежно перерос бы в спор об истинности самой Эзотерической Философии и о существовании Махатм. И поскольку существа эти почитаются наиболее священными не только всеми индусами, но и оккультистами всех религий... то их чувства были бы этим глубоко оскорблены». Делегаты полагали, – продолжил Полковник, – что, учитывая предубежденное отношение к Теософ­скому Обществу со стороны Англо-Индийского сообщества и определенную враждебность к нему со стороны мадрасских судов, наибольшая свобода действий будет предоставлена противной стороне; «последуют вопросы самого оскорбительного характера; свидетелей будут постоянно сбивать с толку, и в особенности саму мадам Блаватскую, чья вспыльчи­вость и крайняя нервозность были хорошо известны. И при этом все будет в пределах законности, и мы ничего не сможем с этим поделать».

По словам Олькотта, ему удалось убедить мадам Блаватскую в том, что ее долг – подчиниться решению Генерального Совета Общества. К тому же он настоял на том, чтобы все материалы этого дела были безоговорочно переданы на рассмотрение спе­циальной комиссии, созданной из лучших юристов и судебных исполнителей, присутствовавших в числе делегатов; эта комиссия должна была, изучив «все лица и документы», представить съезду свои реко­мендации по этому делу до завершения его работы.

Такая комиссия была создана, документы изуче­ны и рекомендации ее свелись к следующему: «Ма­дам Блаватская не должна преследовать клеветников через суд».

Под этим решением стояли подписи четырнад­цати наиболее известных членов Теософского Общества, проживавших тогда в Индии и присутствовав­ших на съезде. Решение было одобрено единогласно.

В это время в Адьяре появилось новое лицо, настроенное, по-видимому, вполне дружелюбно. Это был м-р Ричард Ходжсон, посланный Лондонским Обществом Психических Исследований для определения добросовестности членов Теософского Обще­ства, его руководителей, а также тех таинственных личностей, которым приписывалась роль его вдох­новителей.