Цивилизационная суть глобального конфликта

И здесь мы переходим к глобальным темам. Дело в том, что

указанный внутренний цивилизационный конфликт в России

развертывается, в сущности, не по классовому или этническому

принципу, а вбирает в себя глобальный конфликт Запада и

Востока, является квинтэссенцией его. В России сталкиваются

планетарные силы, нередко маскирующиеся и стилизующиеся то под

"борьбу классов", то под борьбу этносов против империи.

Сегодня это проявляется со всей очевидностью. Еще недавно

могло казаться, что в мире в самом деле идет борьба демократии

с тоталитаризмом. Но когда тоталитарный СССР был повержен,

Запад отнюдь не ослабил свой натиск на Россию и страны,

сохраняющие свою православную идентичность (Сербия). Напротив,

стала обнажаться другая -- не идеологическая, а

цивилизационная суть глобального конфликта, прежде

идеологически стилизованного. Не случайна та реконструкция

самого понятия "тоталитаризм", которая сопутствовала победе

Запада в холодной войне. Прежде тоталитаризм интерпретировался

как этнически и цивилизационно нейтральное понятие -- как зло,

источники которого -- в трагедиях истории, в соблазнах

политики и идеологии, но отнюдь не в расовых, этнических и

цивилизационных особенностях, разделяющих людей. Разве война с

тоталитарной Германией не велась сообща, двумя фронтами --

атлантической коалицией совместно с СССР?

И разве германский фашизм оценивался как органический продукт

немецкой культуры, немецкого менталитета? Нет, он оценивался в

парадигме просвещения -- как заблуждение ума, а не этнической

природы или культуры, как выверт человеческого сознания

вообще, преодолеваемый терапией просвещения. Но этот этнически

и цивилизационно нейтральный (универсалистский)

просвещенческий дискурс неожиданно отбрасывается после победы

Запада в холодной войне. Теперь тоталитаризм интерпретируется

в духе культурологического и этнического расизма -- как

специфический продукт русской ментальности, русской культуры,

а в самое последнее время -- как продукт православия.

Надо сказать, точно такими же расистскими "культурологами"

зарекомендовали себя основатели постсоветского режима в

России. Они потому и постарались вывести Россию из состава

СССР, что не верили в демократический потенциал "внутреннего

Востока", как не верили и в потенциал просвещения, равно

преобразующего умы и сердца людей, безотносительно к их

этнической и цивилизационной принадлежности. Если бы речь шла

о демократизации как этнически и цивилизационно нейтральном

процессе, незачем было бы ломать Советский Союз. Следовало бы,

на основе демократического сдвига, ожидать перехода от

тоталитарного союза к демократическому союзу.

Но наши демократы, с подачи своих западных наставников,

мыслили иначе.

Благородную открытость просвещения они заменили эзотерикой

"демократического" расизма, связанного с убеждением в том, что

демократия имеет свой цвет кожи и свой тип ментальности,

характеризующий европейского "белого человека". Страшась

демографического взрыва в республиках Средней Азии, они были

убеждены, что СССР демократически непреобразуем -- по причине

преобладания "неевропейского населения".

Эти расистские фобии наших "демократов" предопределили выход

России из состава СССР в 1992 году: демократический и

антикоммунистический радикализм они измеряли этническими

критериями. "Случайно ли парламент России оказался радикальнее

парламента СССР, а парламент Литвы радикальнее парламента

России?.. Характерно, что одной из причин гибели первого Рима

(Западной Римской империи) считается его чрезмерное углубление

на Восток. Из-за него сенаторы -- италики, то есть

классические римляне, по прошествии времени оказались

обладателями лишь 35--40% мест в Сенате"3.

Тогда, в начале 90-х годов, мало кто обратил внимание на тот

факт, что "новые демократы" мыслят по-расистски, отказываясь

от установок христианского и просвещенческого универсализма.

Прошло совсем немного времени, и эффект бумеранга настиг новую

Россию. С середины 90-х годов в демократических СМИ,

политической публицистике, а также в зарубежных публикациях,

посвященных России, все явственнее звучит тема

"демократического недоверия" к России как таковой. Характерно,

что "азиатский" образ Верховного Совета СССР, где тон задают

"тюбетейки", стал проецироваться на Государственную думу

Российской Федерации с ее "красно-коричневым большинством".

Красный цвет коммунизма и коричневый цвет нацизма, казалось

бы, никак не могут сливаться -- между ними кровь Великой

Отечественной войны. Да и КПРФ, кажется, не давала никакого

повода заподозрить ее в пронацистских симпатиях. Процедура

слияния этих непримиримых идеологических противоположностей

осуществима лишь при условии этнического или цивилизационного

прочтения коммунизма -- как специфического продукта русской

общинности или православной соборности. Привязав коммунизм к

русской традиционной ментальности, можно поставить перед

Россией дилемму: либо она должна полностью отказаться от своей

идентичности, выкорчевать сами корни собственной культуры,

либо ее удел -- противостояние всему демократическому миру.

Эта радикализация темы коммунизма, заставляющая "копать

глубже" -- за идеологическим коммунистическим сознанием

разглядеть коллективно-бессознательное русского духа, --

формирует качественно новую атмосферу: климат расовой войны

"демократического" Запада и "демократической" элиты в самой

России против русского народа и православной цивилизации. Вся

концепция прав человека и другие правозащитные стратегии

определяются таким образом, чтобы в оптику правозащитного

сознания попадало что угодно, но не устрашающие факты нового

геноцида. Задержание журналиста, являющегося российским

гражданином, но работающего на радио "Свобода" и освещающего

события в Чечне явно в антироссийском духе, вызвало не только

бурю негодования в "демократических" СМИ, но и дало толчок

массированной защитной кампании. Напротив, невиданные за

последние несколько столетий экспроприация и люмпенизация

большинства населения -- когда минимальная заработная плата в

двадцать раз ниже реального прожиточного минимума, равно как и

ежегодный вывоз десятков миллиардов долларов из обескровленной

страны не удостаиваются не только кампании протеста, но даже

статуса простой газетной сенсации. Это возможно только при

совершенно определенной -- расистской презумпции: голодание и

вымирание миллионов людей "местного типа" -- ничто по

сравнению с какими-либо неудобствами людей высшего,

демократического типа.

Пожалуй, меня обвинят в том, что я произношу недопустимо

жесткие, громкие слова, но я убежден, что именно инициаторы и

исполнители преступления заинтересованы в том, чтобы все шло

втихую и приручение общественности к двойным стандартам

происходило постепенно, под аккомпанемент

демократически-благонамеренных речей.