2015-06-28
297
Устройство православных храмов и принципы богослужения во многом взяты по образу Ветхозаветного служения. Поэтому внешние атрибуты, символизм, как уже было отмечено, имеют большое значение в православной традиции и включают в себя элементы мистики. Наши же церкви скорее склонны к простоте, опираясь на образ поклонения первой церкви, оставленный в Новом Завете.
Чтобы был понятен вопрос, стоит напомнить, что Новый Завет это новые отношения с Богом, новое священство (Евр. 7:11-19…; 8:4-13; 9:1,9-11,23; 10:1… и др.), где упраздняется храмовое служение (см. Ин. 4:20-24), и центром поклонения (служения Богу) становится не литургия храма, а проповедь евангелия для спасения грешников (см. Мф. 10:6-7; 13:19-23; Лук. 1:2; Деян. 6:1-4; 8:25; 10:6,42; 13:5; Рим. 15:16; 2 Кор. 5:19-21 и др.). Как видим из этих цитат, с приходом нового священства произошли большие перемены в характере и самой природе служения Богу.
С приходом Христа упразднился и ветхозаветный символизм. Время Нового Завета, это время, когда мы переживаем то, что ветхозаветные образы лишь символизировали или на что указывали – предвещали (см. 1 Кор. 10:6,11; Евр. 8:5-7; 9:1,9-12; 10:1-5). Ветхий Завет предназначен привести человечество ко Христу (см. Гал. 3:24-25, 19; Рим. 10:4), объяснить Христа, Его смерть, воскресение, искупительный труд… «По пришествии же веры (Нового Завета), мы уже не под руководством детоводителя (Ветхого Завета)» (Гал. 3:25[7]). Нам теперь нет нужды предвещать то, что мы уже переживаем.
Ветхий Завет раскрывает Бога в истории человечества, Его качества и характеристики, поэтому Он для нас является авторитетным Словом Божьим, но формы и принципы служения Богу в настоящее время мы берем из наставлений Христа и Его Апостолов, оставленных в Новом Завете, поскольку мы живем в новозаветное время.
Общий фон и характер Нового Завета, описание жизни и служения новозаветной церкви, а также прямые тексты указывают, что поклонение Богу (практика веры) в корне отличается от того, что происходило в Ветхом Завете, который был лишь образом будущего, т.е. новозаветного (современного) времени (см. 2 Кор. 3:6; Гал. 4:24-26; Евр. 8-10; Деян. и т.д.). Поэтому в нашей церкви нет ярко выраженного символического или мистического подтекста внешних форм.
Мы не связываем свою веру и духовность с условными обозначениями. Мы ее просто переживаем в своей повседневной реальности. Бог – не игрушка и не волшебная палочка, это Личность. Он присутствует и действует везде независимо от условностей (Пс. 138). Единственное условие для того, чтобы он жил в человеческом сердце – это правильное состояние этого сердца, а не внешние атрибуты (см. Ис. 57:15; 66:2; Пр. 4:23; Мф. 23:27-28). Библия предостерегает нас: «Больше всего хранимого храни сердце твое, потому что из него источники жизни» (см. Пр. 4:23). Именно наши сердца определяют нашу духовность, а не внешние условности. Всех этих условностей, которыми наполнено православие, не было в первой церкви. Это имело постепенное развитие гораздо позже. И мы не считаем, что первая церковь была обделена благодатью и присутствием Божьим, на что порой намекают православные в наш адрес за то, что мы вернулись к образу первоапостольской церкви. И потом, обуславливать действие Бога внешними знаками уподобление оккультизму.
В практике своей веры мы не идем дальше того, что записано в Библии. Поэтому наши служения более просты и свободны от символизма и мистики, а более рациональны и практичны.
Например, наши служители не имеют такого обыкновения надевать для совершения служения специальное облачение, как практикуется в православии. Мы усматриваем в этом уклон от евангельского учения, поскольку это развивает склонность к фетишизму, что не свойственно характеру Нового Завета.
И потом, у нас нет такого резкого разделения на священство и прихожан («Клир и мир»), как это было в ветхозаветное время в иудействе, а впоследствии усвоено православной церковью. Священнические одежды в Ветхом Завете были даны для славы и благолепия – отличительности людей, отделенных для служения Богу и для устроения храмового служения (см. Исх. 28:2,40). Священство передавалось из рода в род по родословной Аарона из Колена Левия, и никто другой не мог этим заниматься (см. Исх. 29:9,29; Чис. 18:7; И-Нав. 18:7; Ездр. 2:62; Евр. 7:5,11-12). Весь остальной народ (мужское население) должен был совершать паломничество в иерусалимский храм три раза в год на праздники Пасха, жатва (по-другому – седмицы или пятидесятница) и кущи (см. Исх. 23:15-16; Лев. 23; Вт. 16:16). Священники были отделены и посвящены на служение Богу как посредники между Богом и людьми, чтобы каждодневно приносить жертвы за грехи людей. Но после жертвы Христа, уже нет нужды постоянно приносить жертвы (см. Евр. 10, а так же 1 Тим. 2:5).
Поэтому в Новом Завете мы уже видим уход от храмового служения к всеобщему священству (См. Ин. 4:20-24; Деяния Апостолов; 1 Пет. 4:10). И это самая важная причина, почему мы не используем специальное облачение для служения Богу. Когда упразднилось храмовое служение, некого и незачем стало выделять. Хотя у нас есть служители, ответственные за церковь, но они служат по образу оставленному Иисусом Христом и Его Апостолами – служитель Божий – это тот, кто больше служит (см. Лук. 22:25-27). А это выражается не в таинствах, а в служении друг другу теми дарами, которые каждый получил от Бога, получив от Него спасение по вере – вдохновлять друг друга словом или делом (см. 1 Пет. 4:10).
Во главу угла новозаветного поклонения Богу поставлено служение словом, а не литургия (см. Евангелия, Деяние Апостолов и Послания, например Мф. 10:6-7; 13:19-23; Лук. 1:2; Деян. 6:1-4; 8:25; 10:6,42; 13:5; Рим. 15:16; 2 Кор. 5:19-21 и др.). А мы живем именно в новозаветное время, поэтому признаем и исповедуем всеобщее священство верующих (см. 1 Пет. 2:5,9; 4:10)[8]. И теперь нас, как настоящих верующих (священников Богу) должна отличать одежда праведности (см. Отк. 3:4-5; 6:11; 7:14; 19:8; Рим. 14:17; 6:19; Титу 3:5).
Сам Иисус как Первосвященник Нового Завета (см. Евр. 3:1; 4:14; 8:1-2 и др.), Его Апостолы и все служители церкви первых столетий несли служение не используя специального литургического храмового облачения и не оставляли по этому поводу никаких инструкций. Если бы это действительно имело такое большое значение, то с переменой священства (что и произошло с приходом Христа – см. Евр. 7:11-19…; 8:4-13; 9:1,9-11,23; 10:1…; Деяние Апостолов и др.), Иисус и Его Апостолы непременно оставили бы по этому поводу необходимые инструкции. Но Библия открывает нам по этому поводу совсем другую картину. Как мы знаем, структура церквей Нового Завета была сформирована по принципу синагог, да и начинались они именно с синагог (см. Деян. 6:9; 9:2,20; 13:5,14-15,42; 14:1; 15:21; 17:1-2,10,17; 18:4,7-8,17,19,26; 19:8; 22:19…), центральным элементом которых было наставление словом (см. Деян. 13:14-15). Все это говорит, что священнические одежды перестали иметь такое значение, как во времена Ветхого Завета и в них нет никакой нужды.
Мы верим, что служители Божьи, как отмечает Библия, должны отличаться не условными обозначениями или специальной одеждой, а духом и характером в контексте жизни в этом мире.
В православии же наоборот, центром служения Богу и поклонения Ему является именно храмовое служение – литургия – внешние атрибуты. Именно поэтому используют, или скорее постепенно вернулись к использованию священнических одежд по принципу храмового служения Ветхого Завета. И священники, как правило, не могут совершать необходимые требы без специального облачения, что придает использованию священнических одежд мистическое значение.
Далее, в наших церквах, в отличие от православия, нет использования в поклонении икон, посреднических молитв святым и молитв за усопших.
Мы не используем в поклонении иконы, потому, что это прямое нарушение второй заповеди, которая говорит о правильном поклонении Богу: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель…» (Исх. 20:4-6).
И хотя в теории православная церковь не учит поклоняться иконам, а проповедует лишь почитание (признает их пользу как визуальной проповеди), на практике же, икона занимает более серьезное значение, чем просто христианская атрибутика или проповедь. Она вбирает в себя многое – чудотворная икона, мироточащая и т.д… На нее возлагается преображающая функция. Православные верят, что икона способна оказывать мистическое воздействие на поклоняющегося. Мол, она имеет силу передавать благодать не только от зрительного образа, но и от прикосновения к ней, как к святыне. Практика иконопочитания напрямую связана с православным пониманием спасения. Иконы уже используются как обереги и талисманы, причем независимо от личных отношений с Богом тех, кто использует их в этом значении.
Мы же верим, что человеку помогают не предметы или определенные ритуалы, как это наблюдается в православии, а вера и живые отношения с Богом. Когда человек возвращается к Богу и вступает с Ним в Завет, то Бог принимает такого человека в Свою семью (см. Ин. 1:12-13; 1 Ин. 3:1-2; Рим. 8:16-17; 2 Пет. 1:4 и др.) и с этого момента все в его жизни находится под охраной и водительством Божьим (Рим. 8:28, 31-32…; 1 Пет. 5:7; Евр. 9:5). Мы считаем, что обереги для дитя Божьего грех, потому, что в таком случае, надежда больше на вещи и предметы, чем на Бога. А это уже идолопоклонство.
Библия раскрывает, что Бог всегда предупреждал народ Свой от фетишизма даже в отношении поклонения Ему (см. Вт. 4:15-18…). Медного змея, которого сделал Моисей по велению Божьему, впоследствии нужно было уничтожать, потому что народ израильский сделал из него идола (см. 4 Цар. 18:4 ср. с Чис. 21:8). То же самое с расцветшим жезлом Аарона и манною, которой Бог питал народ Свой в пустыне (см. Исх. 16:32-34; Чис. 17:10; Евр. 9:3-4 ср. с 3 Цар. 8:9; 2 Пар. 5:10), да и с самим Ковчегом Завета (Иез. 3:16, сейчас его не могут найти и никто не знает точно, как он выглядел, кроме того, как это описано в Библии). Тело Моисея было похоронено втайне, чтобы израильтяне не использовали его мощи для поклонения (Вт. 34:5-6 ср. с Иуд. 9).
Образы Ветхого Завета (скиния, ковчег завета, ритуальный закон со всеми жертвоприношениями, храм и др.), на что ссылаются православные для оправдания иконопочитания, в корне отличаются от православной мысли об иконах. Задача ветхозаветных образов раскрыть принцип и суть наших отношений с Богом, которые осуществились в новозаветное время, а не автоматически передавать благодать, как это свойственно в православном понимании икон, почему, собственно мы и не поддерживаем эту практику. Ветхозаветные образы играют скорее воспитательный и образовательный характер, чем мистический (см. Гал. 3:24; Евр. 10:1-4; 9:9). Их задача – привести человечество ко Христу (см. Ин. 4:20-24; 1 Кор. 10:6-11). Христос уже пришел в мир. И когда человек обращается к Нему, то уже нет нужды обращаться к образам, какое бы значение они не играли до этого.
Новый Завет использует образы исключительно в рациональном, а не мистическом значении, в контексте учения. Термин «образ» в Новом Завете используется в качестве образа мыслей или характера – моральный, а не внешний облик (см. Лук. 1:17; Еф. 4:22; Флп. 2:1-8; Кол. 1:15 ср с. 3:10). В послании к Евреям 1:3 старое русское выражение «образ ипостаси» (греческое carakter thj upostasewj – характер естества) означает точное отражение или выражение природы/сущности Бога, а не изображения.
В православии же значение образа развилось в мистерию и стало отдельным элементом в поклонении. Икона призвана оказывать мистическое влияние на поклоняющегося, и канонизирована для поклонения по определениям последних Вселенских Соборов. Поклонение без икон уже не признается поклонением. Другими словами они вменяют нам в грех то, что мы не используем иконы, а это уже крайности.
Некоторые православные ссылаются на 2 Кор. 4:4 и Кол. 1:15 для библейского обоснования иконопочитания, где об Иисусе говорится, как об образе (греческий термин eikw/n, переведенный здесь как «образ», созвучен русскому «икона»). Но этот аргумент не имеет под собой серьезной основы. Эти отрывки никак не предполагают почитание икон, как это сейчас практикуется православной церковью. Это абсолютно неправильная экзегеза. Как с лингвистической, так и с контекстуальной стороны невозможно из этих отрывков сделать подобные выводы. В обоих из этих мест говорится об образе не в смысле изображения, а в смысле характера, сущности: «Он (Иисус) представляет (открывает Собой) сущность (eikw/n) Бога невидимого». Это говорится о характере и природе Бога, а не об Его изображении. Бог есть Дух (см. Ин. 4:24), а не материя, Его нельзя изобразить. Причем об образе Божьем в лице Иисуса говориться в контексте проповеди Евангелия: «Если же и закрыто благовествование наше, то закрыто для погибающих, для неверующих, у которых бог века сего ослепил умы, чтобы для них не воссиял свет благовествования о славе Христа, Который есть образ (eikw/n) Бога невидимого». Другими словами, когда мы проповедуем евангелие о Христе, мы раскрываем характер Бога (а не внешние черты), Его невероятную любовь к нам даже до смерти и смерти крестной (см. Флп. 2:5-8; Ин. 3:16). Это в корне отличается от понимания икон в том виде, как это сегодня практикуется православной церковью.
Библейского основания для использования икон в поклонении Богу, по крайней мере, как это происходит в современном православии, не существует. Есть только искусственные и сильно натянутые попытки как то библейски оправдать эту практику.
Изначально такой практики не было в церкви, а развивалось постепенно. В какое-то время христианские знаки первой церкви стали использоваться в дальнейшем. Первый символ – рыба, указывающий первым христианам постоянно изменяющиеся по причине гонений места собраний. Затем использовалось изображение голубя, символизирующего Дух Святой; образ Агнца, описывающий служение и характер Первого Пришествия Христа. Все это были лишь иллюстрации Библейских истин – проповедь в рисунках. И лишь впоследствии это привело к укоренению и углублению иконопоклонения. Трулльский собор (692 года) заменил традиционное изображение Христа на иконах в виде агнца, рыбы и т.д. на человеческий образ.
Мы признаем, что образы зрительно могут передавать характер носителя, особенно для знавших этих людей живыми, способны оказывать психологическое и воспитательное воздействие на поклоняющегося и являются инструментом в формировании культурных ценностей. Все же считаем, что использование икон в поклонении духовно опасно. Как предупреждает Библия и показывает практика человечества от начала, это непременно ведет к одухотворению этого действа и подмене живых отношений с Богом, а это уже идолопоклонство, от чего предостерегает нас не только Ветхий, но и Новый Завет (см. 1 Ин. 5:21; Кол. 3:5; эти ссылки говорят об этой опасности именно для верующих, а не тех, кто не знает Бога).
Дело в том, что грань, где начинается идолопоклонство трудно уловить и тем более контролировать в массах, когда включается мистический аспект в восприятии икон (животворная, мироточащая, чудотворная иконы и т.п.). Поэтому мы вообще против использования икон в поклонении, и крайне осторожно относимся к фетишизму в любом виде, хотя понимаем православную позицию. Просто мы пошли другим путем. В этом наше отличие с православной церковью.
И наш взгляд не новый для церковной традиции. Более чем осторожный подход в использовании икон наблюдался во всякое время.
Введение в практику Церкви иконопочитания всегда встречало сильное сопротивление. Среди первых иконоборцев числятся Климент Александрийский[9], Евсевий Кесарийский[10] и Епифаний Кипрский[11], которые приравнивали иконопочитание к идолопоклонству. Понятно, что их выступления основывались на древней церковной традиции. Евсевий Кесарийский, отвечая на желание сестры императора Констанция узнать что-либо о внешности Христа, пишет: «Но мы научены, что и плоть Его растворена славой Божества и смертное поглощено жизнью... Итак, кто же в состоянии изобразить мертвыми и бездушными красками и тенями издающий сияние и испускающий блистающие лучи свет славы и достоинства Его?»[12]. Евсевий осуждал изображения Христа и апостолов, считая их «языческим обычаем чтить… своих спасителей»[13]. Епифаний Кипрский однажды, будучи в Палестине, увидел в одной церкви завесу с вышитой на ней иконой (изображением). Несмотря на то, что дело было не в его епархии, Епифаний, взбежав на амвон, разодрал эту завесу и отдал ее на покрытие гроба нищего, а церкви подарил новый кусок материи.
Один из самых ранних церковных соборов, собравшийся в г. Эльвире (Испания) в 306 году по Р. X., строго запретил иконопоклонение, что красноречиво говорит о факте привнесения извне в христианство этой практики. Папа Григорий Великий упоминает ряд епископов, выступавших в его дни против поклонения иконам. Епископ Марсельский в конце VI века запретил употребление всех изображений во всех ему подведомственных приходах. 348 восточных епископа на Поместном соборе, созванном в 754 году, единогласно осудили иконопоклонение. Даже после утверждения иконопочитания (кстати, этими же самыми епископами, вынужденными изменить свое мнение) на Седьмом Вселенском соборе в 787 году, Парижский собор 825 года также запретил иконопочитание. Налицо серьезные проблемы в канонизации иконопочитания.
Примечательно, что причиной осуждения иконоборства была ошибочная связь этого движения с монофизитством. Ясно, что первые иконоборцы не были заражены этой ересью, но защитникам иконопочитания нужен был удобный предлог для достижения этой цели и он был найден в этой связи. Поскольку в числе иконоборцев были также и монофизитские епископы (например, Филоксен Маббугский и Севир Антиохийский), отвергавшие Человечность Иисуса Христа, вместе с осуждением ереси монофизитства было осуждено и само иконоборчество. Тем не менее, обожествив икону, защитники икон обвиняли своих противников в прямо противоположной ереси – несторианстве, которая подчеркивала человеческую природу Иисуса Христа.
Следующее отличие тоже связано с иконами. Иконы по большей части олицетворяют умерших христиан, которые каким-то образом отличились при жизни. И в православии принято обращаться к этим святым, чтобы они походатайствовали за них в тех или иных нуждах, оправдывая это тем, что у Бога все живы[14].
В нашей церкви в отличие от православной нет посреднических молитв святым, во-первых, потому что Библия запрещает обращаться к умершим (см. Лев. 19:31; 20:6,27; Вт. 18:10-12; 1 Цар. 15:23; Ис. 8:19; Гал. 5:20), даже если те, к кому обращаются, при жизни здесь на земле были человеками Божьими. Саул, например, был осужден Богом за то, что искал общения не с Богом, а с духом человека Божьего Самуила, который уже телесно умер. В Библии это приравнивается к колдовству и идолопоклонству (1 Цар. 28; ср. с 1 Пар. 10:13-14). «Поминайте наставников ваших …» (Евр. 13:7) не подразумевает посреднические молитвы святым и общения с умершими христианами. Здесь дается повеление помнить их пример при жизни и возможно при смерти, чтобы «подражать их вере».
Во-вторых, Библия прямо говорит, что «Един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус» (1 Тим. 2:5). Слово Божье никого не наделяет таким правом, кроме Иисуса Христа, потому что никто не решил за нас проблему греха, кроме Него, и только Он является и Богом и человеком в одном лице, чтобы быть настоящим посредником (Ин. 5:22,27). Мы обращаемся к Богу только благодаря Иисусу Христу и через Него, «ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись» (Деян. 4:12).
Мы, конечно же, можем просить других людей помолиться о нашей нужде, и Библия призывает к этому (см. Еф. 6:18-19; Кол.4:2-3; 1 Фес. 5:25; 2 Фес. 3:1; Евр. 13:18; Иак. 5:13-18). Но это все касается тех, кто еще на земле: «… Если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного…» (Мф. 18:19-20).
И когда православие вменяет нам в грех, что мы не почитаем святых, то здесь происходит путаница в умах. Во-первых, этот вопрос не относится к спасению, чтобы на основании этого различия предавать анафеме[15]. А во-вторых, это неправильное утверждение о нашей вере. Дело в том, что Библия называет святыми всех истинных верующих (см. 1 Пет. 2:9; Рим. 1:7; 8:27; 15:31; 16:15; 1 Кор. 1:2; 6:1-2; 2 Кор. 1:1; Еф. 1:1,15…). Не потому, что они достигли святости своими усилиями, а потому что им вменена святость Христа в момент их духовного рождения (см. Иуда 1:1; 1 Кор. 1:2; Евр. 10:10,14; 13:12; Рим. 4:5-8). Святой – значит отделенный для Бога. В момент нашего спасения Бог отделяет нас для себя, поэтому верующие в Бога, рожденные от Духа Святого[16] названы в Библии святыми (см. Деян. 9:13,32,41; 26:10; 1 Пет. 2:9; Иуд. 1:3; Рим. 1:7; 12:13; 15:25-26,31; 16:2,15; 1 Кор. 14:33; 16:1,15; 2 Кор. 8:4; 9:1,12; 13:12; Еф. 2:19; 3:8,18; 5:3 и мн. др.).
И мы должны не только почитать святых (относиться с уважением и любовью к другим верующим), но и служить им, как сказано: «Служите друг другу, каждый тем даром, какой получил (это говорится об отношениях внутри церкви)» (1 Пет. 4:10; см. так же Рим. 12:13; 15:25-26; 16:2; 1 Кор. 16:1,15; 2 Кор. 8:4; 9:1 и т.д.). Но все эти наставления относятся к жизни здесь на земле. То, что сейчас происходит на той стороне (за гранью физической смерти) от нас сокрыто и положен Божественный запрет туда вторгаться по причине опасности неправильного духовного влияния. А это связано со следующим отличием:
Мы не совершаем молитв за усопших, как это практикуется в православии. Потому, что если человек, рожденный свыше, умирает физически, то он сразу идет к Богу (см. 1 Фес. 4:13-18; Ин. 11:25-26; Лук. 23:43) и наши молитвы ему уже не нужны. Для него уже ничего не изменишь. Награду он получит такую, какую заслужил при жизни сам (см. 2 Кор. 5:10; 1 Кор. 3:10-15). А невозрожденный когда умирает, идет в ад (в погибель), потому что не уверовал (Ин. 3:18,36). Ему уже никакие молитвы не помогут. Неважно, был ли крещеным этот человек или нет. Именно поэтому мы так страстно желаем говорить всем о спасении, об Иисусе Христе, пока человек еще живой, потому что потом уже ничего не изменишь. Возрождение духовное может произойти только при жизни на земле. А без этого возрождения человек не увидит Царства Небесного (см. Ин. 3:3).
«И сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят» (Лук. 16:26). Это сказал Иисус об умерших. После смерти перехода уже не существует. Этот переход можно осуществить только здесь, пока мы находимся в теле. Как сказал Иисус: «Слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин. 5:24). После физической смерти наша участь уже решена, и изменить уже ничего невозможно.
Интересно отметить, что православные сами разделяют участь верующих православных. К одним они обращаются за молитвенной помощью, поскольку верят в их спасение (или предполагают), а за других сами молятся, чтобы те спаслись уже после смерти, поскольку интуитивно не уверены в их спасении, как, собственно, и в своем.
Следующее отличие связано с двумя предыдущими.
Мы не признаем культ Марии Богородицы. В православии этот культ развит не так сильно, как в католической церкви, где верят не только в безгрешность Марии и что она до конца своих дней оставалась девственницей, но и в то, что она не видела смерти, а живой вознесена на Небеса и имела непорочное зачатие. Но все-таки, православные отдают ей особые почести и превозносят ее как необычного и безгрешного человека и обращаются к ней в молитвах, как к Ходатаю (одному из многих). По их мнению, она единственная из людей достигла полного обожения (окончательного спасения в понимании православия).
Мы же признаем ее необычность только как того, кому выпала необычная честь – родить миру Спасителя. Об этом и говорит ей Ангел «Радуйся, Благодатная! (кому явлена благодать/милость) …ибо Ты обрела благодать (незаслуженный дар) у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына…» (Лук. 1:28, 30-31).
Мы верим, что единственным безгрешным из людей был Сын Божий Иисус Христос. Все остальные внутри потомков Адама, в том числе и Мария, имеют грешную природу и нуждаются в спасении (Рим. 3:10,23; Иов 14:4). Если бы возможно было в падшем человечестве быть святыми без искупления и освящения Иисусом Христом (1 Кор. 1:2; Евр. 10:10,14; 13:12 и др.), то тогда не было бы нужды умирать Христу. Но эту чашу Иисусу невозможно было миновать (см. Мф. 26:39).
Православные же слишком превозносят Марию, называя ее Богородицей, Заступницей. Иисус является единственным Заступником, Спасителем и посредником (см. 1 Ин. 2:1; Евр. 9:15; Деян. 4:12; 1 Тим. 2:5) [17]. И только Он имеет на это право, как Бог и как сын человеческий в одном лице (см. Ин. 5:27) и как Тот, кто ценой своей жизни искупил нас от проклятия греха и смерти.
И потом, термин Богородица текстуально некорректен[18]. Может ли человек дать жизнь Богу? Бога нельзя родить, Он извечный Дух, который Сам дает жизнь всему (см. Деян. 17:24-25). Нужно помнить, что у Иисуса две природы – Божественная и человеческая. Как Бог, Иисус существовал извечно, для этого ему не нужно было рождаться, а родился Он именно как человек. Был исторический момент, когда Бог усвоил человеческую природу в Себе (кстати, по определению православия). Поэтому Мария скорее Христородица, чем Богородица. Она родила Сына Человеческого. Не случайно Иисус часто себя так называет (81 раз в Евангелиях), подчеркивая, что Он Бог, который родился во плоти, как Сын Человеческий (Мф. 9:6; Ин. 5:27…).
Единственным обоснованием в Библии для почитания Марии православные сегодня приводят отрывок Лук. 1:48, где Мария якобы предсказывает почитание себе. Но здесь о почитании вообще не идет речь. Мария говорила об ублажении, а это абсолютно разные вещи. Слово ублажать в этом тексте на языке оригинала (греческое makarizw) означает считать или называть блаженной (счастливой).
Некоторые так же, в целях апологетики этой доктрины православия, неправильно толкуют следующий текст «сотворил Мне величие Сильный» (Лук. 1:49), полагая, что Бог сделал Марию великой. Но этот текст лишь продолжает тему о благодати Божьей над Марией. Бог сотворил не Марию великой, а с Марией совершил великое дело. А это совершенно разные вещи. В греческом тексте здесь стоит не существительное «величие», а прилагательное «великое» (megala). Да и в любом случае, это не должно влечь за собой религиозное поклонение.
Марии в православии оказано преувеличенное внимание для того, чтобы защитить божественную природу Христа. Для этого на 3-ем Вселенском Соборе Мария была названа «Богородицей» или «Матерью Божьей» (qeotokoj), чтобы подчеркнуть, что Иисус всегда был Богом, как до Своего воплощения, так и после. А во время своего человеческого рождения усвоил человеческую природу, оставаясь одной личностью, а не получил еще одну – человеческую личность в момент рождения. Отсюда формулировка в более подробном символе веры: Иисус имеет одну личность, но две природы, две воли и две энергии (человеческая и божественная)
Чтобы утвердить факт, что Иисус не унаследовал от Марии греховную природу человека, нужно было поднять статус самой Марии, каким-то образом избавив ее от греха. Католики для этих целей утвердили ее непорочное зачатие, что у нее якобы от рождения каким-то образом еще до искупления был изъят первородный грех. Православные хоть и не разделяют католического догмата 1854-го года[19], все же не допускают в Марии никакого личного греха и называют ее «Пресвятой» и «Пречистой». А на 5-ом Вселенском соборе в 553 г. она была названа «Приснодевой» (aeiparqenoj). Флоровский объясняет, что этот термин относится к сердечной чистоте Марии (указывая на отсутствие у нее эротизма и эгоизма) и к ее бесконечной физической девственности[20].
Чтобы оправдать учение о святости и девственности Марии, православные готовы к принятию сомнительных авторитетов, не только выходящих за рамки Библии, но и идущими в разрез со здравым смыслом. Такие православные праздники, как «Рождество Пресвятой Богородицы» и «Введение во Храм Пресвятой Богородицы», основаны на псевдоэпиграфе 2 века, называемом «Евангелие от Иакова», где описывается рождение и детские годы Марии. Там описано, что она якобы с трех лет была посвящена своими родителями Богу для служения в храме. Захария поместил ее в Святое-святых, где ангел кормил ее до тех пор, пока ей не исполнилось двенадцать лет. Затем она была обручена Иосифу, который не имел с ней сексуальной жизни до конца своих дней.
Такой ход событий далек от историчности и реалистичности. Более того, внимание Марии оказано больше, чем Христу при Его рождении, хотя из благих намерений (защитить природу Христа), но все же, не верно. Младенцев женского пола не могли посвящать Богу во времена Ветхого Завета (см. Лук. 2:23; Исх. 13:12). На поклонение Богу обязательно должен был являться именно мужское население народа Божьего (см. Исх. 12:48; 13:12; 23:17 и др.). На то время статус женщин был весьма низким. Например, свидетельства женщин не имели юридическую силу в суде. Почему и родословные в Библии описаны по мужской линии, а тем более помещать, кого бы то ни было, в Святое-святых. Для евреев это святотатство. Туда лишь один раз в год мог заходить для посреднического служения перед Богом Первосвященник (мужеского пола) (см. Евр. 9:7, см. так же Исх. 23:17; Лев. 6:18,29; 7:6), который мог быть исключительно из колена Левия (1 Пар. 6:48-49; 23:13-14). Нарушение такого порядка грозило смертью (Чис. 18:1-5). Даже сам Захария потерпел за свое маловерие, находясь в святая святых (см. Лук. 1). Мария же даже не принадлежала к священническому роду, чтобы хоть как-то на это претендовать. Да и вообще авторитет Иисуса и Его земной семьи не принадлежал к признанному в то время авторитету Иудаизма (Ветхозаветного поклонения Богу) чтобы допустить такое с Марией. Да и никакого смысла в этом не было изначально. Для примера, евреи готовы были убить Апостола Павла только за то, что тот якобы ввел язычника в храм (см. Деян. 21:28-29). А что уже говорить о том, чтобы ввести женщину во святое святых, когда для них в храме было отдельное место от мужчин, которое находилось дальше от святая святых, чем мужской двор? Сам Иисус от самого рождения был гоним, и его родителям пришлось спасаться бегством в Египет. А Марию, выходит, признали Богородицей прежде, чем признали Самого Христа Сыном Божьим.
И потом, если Мария обычный человек, то у нее не могло не быть эротичности и обычных человеческих желаний и потребностей. Она не была мужеподобным существом, лишенным женских гормонов. Иосиф, муж Марии, отнесся к беременности Марии без его участия, без всякого пафоса и исключительности. Как и любой нормальный человек, он подумал, что Мария изменила ему с другим мужчиной, поэтому, не желая ей зла (за это во времена Ветхого Завета побивали камнями, см. Вт. 22:13-24), хотел отпустить ее. Все это говорит об обычных человеческих отношениях между мужчиной и женщиной. Это свидетельство эротичности Марии.
Да и потом, признание непорочности Марии отвергает библейское утверждение о всеобщей греховности человеческого рода от самого Адама, нуждающегося в спасении, для чего и пришел Христос (Иак. 3:2; 1 Ин. 1:10; Рим. 3:23; 5:12; Иов 14:4). Иисус – единственный безгрешный человек (см. 1 Ин. 3:5; 2 Кор. 5:21; Евр. 4:15).
Праздник Успения Пресвятой Богородицы тоже основан на мифологическом предании, что перед своей смертью Мария жила в доме Иоанна на горе Сион. Все 12 апостолов (за исключением Фомы), а также Павел, Дионисий, Ерофей и Тимофей, якобы чудесным образом были перенесены с тех мест, где они проповедовали, к дому Иоанна, чтобы увидеться с Марией перед ее смертью. В то время, когда они находились в доме, с небес сошел Христос, чтобы восхитить душу Марии к Себе, а через три дня Он воскресил из мертвых и ее тело.
Культ Марии получил настолько серьезное развитие, что согласно православному учению, из всех святых только Мария достигла конечной цели христианской жизни – «обожения». Более того, во время Божественной Литургии ее называют «Славной Владычицей»[21], что делает ее равной Богу, поскольку один Владыка и Творец Вселенной (см. Пс. 21:29; Иуда 1:4) и один Господь (Рим. 10:12; 1 Кор. 8:6; 12:5; Еф. 4:5).
Баптистское объяснение сохранения святости человеческой природы Христа, как и других протестантских церквей, очень простое. Иисус Христос не мог унаследовать от Марии греховную природу, поскольку эмбрион, который стал причиной беременности Марии Иисусом, не имеет человеческого начала (человеческой причины), но образован Самим Богом сверхъестественным образом (см. Лук. 1:35), как при сотворении. А, как известно, человеческий зародыш изначально имеет раздельное с его матерью кровообращение и получает от матери лишь питание. Другими словами, происхождение Иисуса, Его природа, никоим образом не имеет биологической, наследственной связи с Марией либо с кем бы то ни было из людей внутри потомков Адама. А имеет сверхъестественное происхождение как при сотворении[22], поэтому Он и назван «вторым» или «Последним» Адамом, который есть «Господь с неба» (1 Кор. 15:45-49). Мария была лишь инструментом (сосудом), при помощи которого, Христос пришел в этот мир и стал человеком[23]. И поэтому нет нужды поднимать вокруг Марии столько ажиотажа и превращать ее в культ, чтобы защитить природу Христа. Такой подход нисколько не умаляет божественность Христа и не наделяет Христа двумя личностями, но предотвращает культ Марии и спекуляции в отношении ее природы.
Православные, чтобы обезопасить всякие притязания на умаление божественной природы Христа либо его человеческой святости, готовы лишить Марию обычной человеческой жизни, что указывает и на неправильное понимание святости.
Понятие святости или праведности не обязательно предполагает отказ человека от семьи (обычной человеческой жизни). Святой, не значит аскет (см. Кол. 2:16-23; 1 Тим. 4:1-5). А семья не умаляет святости в самом принципе. Сам Бог создал институт семьи (сексуальность) и его первым повелением (заповедью) было наполнять землю, рождать детей (Быт. 1:28; 2:21-25). Секс не является грехом. Грехом могут быть сексуальные злоупотребления, неправильные его использования (см. 1 Кор. 5:9-11; 6:9-10; Еф. 5:5; 1 Тим. 1:10; Евр. 13:4; Гал. 5:19).
Как известно, у Марии была семья, дети кроме Иисуса (Мк. 3:21;31-35; Деян. 1:14). Жизнь Иосифа и Марии, их общие дети (кроме Иисуса), все заставляло думать окружающих людей, что Иисус – сын Иосифа (Лук. 3:23). Написано, что Иосиф (муж Марии) «… не знал ее» (не имел с ней близости), пока она не «родила…» (см. Мф. 1:25), а не до конца своих дней, как настаивают православные. Это записано в Евангелии, чтобы объяснить чистую наследственность Иисуса, а не святость Марии. Не было никакой возможности для Марии забеременеть естественным путем – Иисус родился до того, как Иосиф и Мария имели сексуальную близость.
Может быть, кого-то вводит в заблуждение термин «непорочное зачатие». Можно подумать, что естественным путем зачать порочно. Естественное зачатие само по себе не порок. Просто в случае с Иисусом, это означало бы, что тогда Он принял бы наследственность родителей, которая испорчена греховной природой от Адама. Изначально термин «непорочное зачатие» сформулирован, чтобы указать на то, что Иисус на генетическом уровне не унаследовал худую (греховную) наследственность падшего человека, которого пришел спасти. Чтобы смерть Христа имела значение выкупа за грехи других людей, необходимо, чтобы Искупитель был абсолютно чист от всякого греха (бессмертный[24]), иначе Его смерть была бы естественной – Он умирал бы за свои собственные грехи. Никто внутри потомков Адама не мог умереть за других, вследствие худой наследственности, которая передалась от Адама всем последующим поколениям (см. Рим. 5:12; Иов 14:4). Это мог сделать только бессмертный Бог, став человеком. Как написано: «Великая тайна благочестия – Бог явился во плоти» (1 Тим. 3:16). Благочестие – это правильные отношения с Богом, которые стали возможными, когда Бог стал человеком. Боговоплощение и последующее искупление в человеческом теле стали мостом, соединяющим человека и Бога.
Читая Библейскую историю начала семейной жизни Марии (Мф. 1-2; Лук. 1-2), мы видим естественный ход событий. Не случайно в Библии нет ни малейшего намека на исключительность Марии от общности людей. Апостолы, евангелисты и другие служители Нового Завета непременно указали бы на этот факт, если бы он имел место, поскольку это имеет принципиальное значение. Но необычным образом описывается лишь зачатие Христа. Весь ажиотаж в Библии описан именно вокруг имени Иисуса из Назарета, а не вокруг Марии. Мы верим в водительство Божие в создании и формировании Библейского канона, и что Библия содержит всю необходимую спасительную информацию относительно нашей веры, которую Бог намеревался нам оставить.
К Марии в православии сложился явно завышенный интерес и много излишнего ажиотажа. Мы считаем, что воздавать Марии почести, равные Иисусу, или наделять ее какими-то особенными качествами, кардинально отличающими ее от всех людей – значит совершать святотатство. Мария – обычный человек, а Иисус – Бог, который неоднократно говорит: «Славы Моей не дам иному» (Ис. 42:8; 48:11).
В этом вопросе, на наш взгляд, православным в свое время просто не хватило веры (доверия Слову Божьему), захотелось исправить кажущиеся недостатки дополнительными измышлениями, чтобы доказать свою веру, а когда процесс был запущен, изменить что-то уже было невозможно. Вот и получилось, что у нас символ веры один (от одного источника вера наша), а путь веры (богословское и практическое применение веры) совершенно разный.
Далее, в наших церквах не принято крестить младенцев, как это практикуется в православии. Это связано с пониманием крещения, рождения свыше, спасения и особенностями детей.
Библия раскрывает нам крещение, как «обещание Богу доброй совести» (1 Пет. 3:21). Некоторые переводят как «апелляция» или «прошение», что по сути, ничего не меняет. В любом случае, крещение видимым образом запечатлевает Завет, который человек совершает с Творцом Вселенной. Дети до определенного момента не могут делать такой серьезный выбор и решать за себя сами. Да и нет никакого Библейского обоснования для крещения младенцев. Под крестящимися «домашними» в Деян. 16:33 подразумеваются взрослые члены семьи и слуги (по пониманию людей того времени, когда писались эти строки). Причислять к этой категории детей будет, по меньшей мере, спекуляцией.
Иисус сказал: «Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие» (Мк. 10:14). В православии на этом делается ударение в защиту крещения младенцев. Но этот текст не говорит о крещении, а о разрешении детям ходить в церковь (верить в Бога и интересоваться Им). Подразумевается и защищается их выбор в пользу Бога и веры и осуждается запрет или создание препятствий и других соблазнов (ср. с Мф. 18:6), поскольку взрослым кажется, что этот вопрос слишком серьезный, чтобы дети могли в нем разобраться. Иисус говорит, что у детей в отношении Бога наоборот может быть большая близость, чем у взрослых.
Дьякон Андрей Кураев пишет в своей книге «Протестантам о православии», что баптистские христиане лишают своих детей спасения, когда не крестят младенцев. Но интересно то, что в отличие от нас именно православные не уверены в своем спасении. Иисус говорил о детях, что они и так без крещения имеют благодать, которая, как настаивают православные, должна снисходить лишь от самого таинства крещения: «ибо их есть (уже сейчас, а не будет потом после определенных действий или совершения таинств) Царствие Божие». На этом примере Иисус учит, как нужно верить – по-детски принять спасение: «кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него» (ст. 15). Вера, а не крещение играет здесь спасительную функцию.
И только после этих утверждающих слов Иисус «обняв их, возложил руки на них и благословил их» (ст. 16). Мы тоже приносим детей в церковь на благословение (а не крещение), как только родители в состоянии это сделать, и тогда пастор церкви возлагает на них руки и благословляет детей пред Господом. Мы посвящаем своих детей с младенчества Богу и учим их вере, но сохраняем им свободную волю. Ребенок сам должен будет сделать свой выбор, когда придет в возраст, чтобы принять крещение.
А пока родители отвечают за него, они делают все возможное, чтобы ребенок пришел к личной вере в Бога, без которой спасение невозможно – серьезно относятся к духовному воспитанию. Молятся за него, водят его в церковь (в воскресную школу), читают вместе с ним Библию и другие христианские книги, лично в общении передают духовные ценности через весь окружающий мир и жизнь в нем, воспитывают ответственность за свои поступки, наказывая грех, и, наконец, сами являются живым примером веры (см. Вт. 6:6-9).
Именно это имел в виду Иисус, когда учил, чтобы мы не препятствовали детям приходить к Нему. Евангелист Матфей описывает это в контексте осуждения тех, кто является соблазном для детской веры своим атеистическим подходом к жизни (или неприятием Иисуса), равнодушием, прямым запретом или другим образом (см. Мф. 18:1-7).
Более того, о детях сказано, что они освящаются, даже если один из родителей верующий (см. 1 Кор. 7:14). Это не сильно отличается от того, что, как предполагают православные, приносит ребенку крещение, как мы увидим дальше.
Вера, а не крещение всегда имеет первостепенное значение для спасения (см. Мк. 16:16; Деян. 8:36-37). Вера без водного крещения может спасти (пример, разбойник на кресте, см. Лук. 23:43), а крещение без веры не спасает. Крещение только исповедание (следствие) или узаконивание веры. Оно считается таинством в подобном значении, как и таинство брака, когда мужчина и женщина вступают в вечный завет любви. Первостепенную роль здесь играет посвящение на всю жизнь. А крещение (как и внешние действия по заключению брака) только ритуал или традиционный способ дать обет – юридическое и общественное скрепление Союза – узаконивание или свидетельство – клятва верности на всю жизнь[25]. После заключения завета все меняется – положение, права, обязанности…
Сегодня брачная церемония стала скорее вопросом обычая или юридической страховкой, чем настоящим заключением завета – обета верности на всю жизнь: Обещание любить, ценить, уважать и заботиться о партнере по жизни в радости и в горе, в здравии и в болезни, в благополучии и в нужде, пока не разлучит смерть. Современные люди женятся и выходят замуж, не думая о том, что такое брак, и результат этого в России сегодня восемь из десяти браков распадаются в первые 10 лет супружества, вследствие чего происходит обесценивание института семьи.
Заключение брака не является тем, чем должно быть, если кто-то из вступающих в брак не имеет посвящения, и для него это не обет верности на всю жизнь, а лишь формальности, или просто меркантильный интерес, или изначально допускается развод. Гражданские браки или браки по контракту – яркая иллюстрация такого подхода и расположения сердца. Но это не брак вовсе, а человеческая подделка созданного Богом института семьи.
То же самое можно сказать и о крещении. Крещение не является крещением, если совершается просто по обычаю или по другим, не имеющим дело с истиной, причиной. Петр говорит, что не само крещение спасает, а то, что в это вкладывается (состояние сердца, души): " …крещение, не плотской нечистоты омытие, но обещание Богу доброй совести, спасает …" (1 Пет. 3:21). Другими словами, спасает не сам обряд крещения, а личное посвящение, которое утверждается или узаконивается в крещении.
Когда православные утверждают о возможности интуитивной веры детей, о чем мы, собственно и не спорим, упускают из виду то, что не все дети имеют эту веру и тем более, далеко не все из крещеных в детском возрасте становятся верующими впоследствии.
Поэтому, когда крестят младенцев, попирают их свободный выбор и совершают над ними насилие, что не свойственно природе Божьей. Чаще всего и родители то сами ничего в этом не понимают и не верят в Бога. О каком прозелитизме тогда можно заводить разговор, когда мы свидетельствуем о Евангелии невозрожденным «православным»? Я помню, во время плановой проверки прокуратуры нашей церкви был задан вопрос: «А как у вас насчет привлечения несовершеннолетних?». Я тогда подумал: а задается ли такой вопрос православным? У нас с этим как раз проблем нет – мы не крестим младенцев.
В некоторых деноминациях, например у Лютеран, практикуют крещение младенцев, но там существует конфирмация – подтверждение веры и крещения, когда крещеные дети вырастают в зрелый возраст. Таким образом, эта проблема решается. В православии же, этот вопрос просто упущен из виду.
Подразумевается, что крестные папа и мама (кто, по сути, должен являться в православии инициатором крещения детей) будут воспитывать крещеных в вере. Но в действительности, это лишь культурная традиция, не имеющая в себе ни духовного, ни Библейского, ни практического основания. Мало из тех, кто крестит своих или чужих детей сам является верующим в Бога и разбирается в этих вопросах. Я сам лично крестил своих племянников, будучи на то время еще атеистом. И, насколько мне известно, я в этом далеко не одинок. Кому-то просто хочется породниться и быть крестным отцом (матерью), кумом (кумой). В последствие это может выражаться в лучшем случае в подарках и гостинцах своему крестному сыну. Такой забавный, волнующий душу русский обычай.
В самой Русской Православной Цервкви (РПЦ) не раз возникали вопросы по поводу крещения по вере, как это совершается сейчас в нашей церкви. Например, во время восстановления русского патриаршества в начале 20 века были группы верующих, которые настаивали на крещении по вере. В Туле появилась группа прихожан, требовавших крестить их по вере и предварительно «огласить». В то время отдельные «старцы» в монастырях учили своих «чад из мира», пробужденных проповедью Евангелия и желающих получить крещение по вере в лоне православной церкви, принимать иноческий постриг (монашество), если это возможно по семейным обстоятельствам. Потому что в чине совершаемого пострига можно произнести сознательное исповедание своей веры и дать обещание служить Богу, и таким образом лично совершить обеты, которые за крещаемых обычно исполняли (по крайней мере, должны исполнять) «крестные родители». Вопрос о детокрещении предполагалось рассмотреть на соборе в 1917 году, но в целях сохранения единства обсуждение этого вопроса было отклонено.
И еще, почему православные практикуют крещение младенцев, а мы нет, это понимание рождения свыше и спасения, поскольку православные считают, что рождение свыше происходит мистически в момент водного крещения. Тогда понятно, чем раньше «покрестил», тем лучше. Мы же понимаем, что рождение свыше не зависит от каких-либо ритуалов или других человеческих действий (покрестил или покрестился и крещеный обрел рождение свыше), а к действию Божьему (Ин. 1:12-13), причем, до того, как человек делает первые шаги веры (в том числе и совершение крещения). Не может человек прийти ко Христу, «если не привлечет его Отец» (Ин. 6:44), и не может человек в истине призвать Господа, если не имеет Духа Святого (1 Кор. 12:3; Рим. 8:9-11,14-15)[26]. Сначала человек рождается от Бога по вере, а затем лишь совершает крещение, как первый шаг послушания Богу. Поэтому мы крестим лишь тех, в чьей жизни наблюдается благодать Божья в силе, выражающаяся в изменении жизни и истинной вере. На этом основаны третий и четвертый принципы баптизма[27].
Далее…
В центре нашего служения – проповедь. В центре православного служения – таинства. Поэтому православие в богослужении, в отличие от нас, настроено более мистически. В связи с этим у них получило свое развитие мистическое отношение к предметам – святая вода, иконы, освящение предметов и мест, крестные знамения, предание земле, магическое действие останков умерших верующих и их частей (мощей) и многое другое, связанное с фетишизмом, что и разделяет нас с православием. Это отражается и в понимании крещения, евхаристии, рукоположения и других таинств церкви. Дело в том, что спасение у православных связано с достижением Бога (соединением с Ним), или по-другому – обожением. И таинства церкви играют в этом непосредственную магическую роль.
Например, в момент водного крещения, в православном понимании в отличие от нашего, происходит рождение свыше или передается благодать. Мы же понимаем, что рождение свыше не зависит от человеческих желаний и действий – это исключительно Божья прерогатива (см. Ин. 1:12-13). Человек здесь может играть лишь роль инструмента в руках Божьих (сосуда – см. Рим. 9:21-23; 2 Тис. 2:20-21). Но его роль больше как проповедника Евангелия, чем совершителя таинств, через которые автоматически передается благодать, независимо от личной веры участвующего в таинствах (см. Деян. 9:15; 1 Кор. 1:14-18; 2 Фес. 2:13-14). Человек рождается духовно не от крещения, а от Слова Божьего (см. Иак. 1:18,21; 1 Пет. 1:23-25; 2 Пет. 1:3; Рим. 10:14-17; Еф. 5:26 и др.).
Хлеб и вино во время причастия в православии в буквальном смысле воспринимаются как тело и кровь Христа, для нас же – это только образы тела и крови Иисуса. Причащающийся соединяется с Христом в причастии мистически, а не духовно, как у нас. Православные верят, что через евхаристию они соединяются со Христом физически и через это таинство Бог передает им спасающую и преображающую благодать. Мы же понимаем, что верующие и так соединены со Христом Духом Святым благодаря духовному рождению. А в евхаристии мы лишь свидетельствуем об этом факте, подтверждаем свою верность Христу (продолжаем свой путь со Христом). И основное значение имеет личное посвящение и благоговение, которое выражается в нашем участии в евхаристии.
В качестве Библейского обоснования для православных служат буквальное восприятие слов Иисуса во время первой вечери[28]: " сие есть Тело Мое " (Мф. 26:26). Но здесь не говорится, что хлеб в этот момент в буквальном смысле стал телом Христа, иначе мы бы и осязали мясо. Здесь скорее подразумевается образ – " Это представляет тело Мое, за вас ломимое ". В греческом тексте здесь стоит глагол "быть" (eimi), и буквально так и переводиться, как это у нас в синодальном тексте («сие ЕСТЬ Тело Мое»), но иногда используется в значении образа. Например, 25-ый стих 4-ой главы послания Галатам никак нельзя перевести буквально " Агарь (раба Сарры, жены Авраама, которая родила Аврааму Измаила) – есть гора Синай ", как это в греческом тексте (тот же глагол eimi), а понимается только как образ: «Агарь означает гору Синай», знаменует или представляет гору Синай (как образ). В таком же значении мы понимаем и такие тексты, как Мф. 26:26. Примеров подобного использования образов в Библии много. Иисус неоднократно использует такой язык, говоря, что Он есть «хлеб жизни» (Ин. 6:35), «дверь овцам» (Ин. 10:7,9), «Лоза» (Ин. 15) и т.п. Иоанн Креститель называет Иисуса «агнец Божий» (Ин. 1:29,36)… Никто не будет по этим текстам буквально думать, что Иисус является агнцем (ягненком) или лозой буквально. Это только образы того, кем Он является или какое служение выполняет для нас.
Евхаристия на видимых знаках представляет наши отношения со Христом. Мы имеем жизнь вечную, когда принимаем Его смерть для искупления грехов наших (питаемся Христом Ин. 6:35,48-58). В этой заповеди мы лишь регулярно подтверждаем свое посвящение Христу и верность Ему (свое причастие к Его смерти и жизни вечной). Здесь совершается таинство веры, а не таинство предметов и вещей.
Само слово литургия[29] для православного восприятия уже несет в себе смысл таинства, мистики, как и все в православии. У нас же используются обычные русские современные слова «служение Богу» или «богослужебное собрание», и мы не разделяем его, как в православии сакральная часть отдельно. Хлебопреломление (другое название таинства евхаристии) мы совершаем не каждое воскресенье как православные, как непременный атрибут богослужения, а раз в месяц, чтобы не утратить миссионерское назначение церкви.
Для нас в таинстве первичны не сами внешние действия хлебопреломления, а посвящение Богу, которое подтверждается и утверждается в хлебопреломлении – единение с Ним на видимых знаках, где основную роль играет вера, а фетиш лишь видимое провозглашение или исповедание веры. Для православия же фетиш и видимые действа играют главенствующую роль и для них таинство в том, что через участие в евхаристии верующие получают благодать для христианской жизни (обожения), мистически соединяясь с Господом. Как говорит Кураев «Церковь созидается литургией»[30]. Но это абсолютно не библейский подход. Церковь созидается Словом Божьим (Мф. 4:4; 7:24-29; Мк. 4:14-20; Лук. 8:21; 11:28; Ин. 5:24,37-39; 6:63; 8:31-32,47;17:6-8,14,17; Деян. 2:41; 4:4,29; 5:20; 6:2-3,7; 8:4,14,25; 10:6,36; 11:1,14; 13:44-49 и др.).
Сам термин этого таинства указывает на отсутствие мистицизма в том понимании, как это сформировалось в православии. Евхаристия (греческое eucaristia) означает благодарение. Это слово так и переводится во многих местах Нового Завета. Например, в 1 Кор. 14:16; Еф. 5:4; Кол. 2:7; 4:2; Отк. 7:12. Другими словами таинство в том, что совершение заповеди – это видимое выражение внутренних переживаний и чувства благодарности к Искупителю нашему Иисусу Христу. Мы своей верой через эту заповедь выражаем (провозглашаем) свою причастность (отсюда «причастие» - другое название этого таинства) к Господу Иисусу Христу, к Его смерти и к Его церкви, а не в том, что в момент совершения этого действа передается благодать, соединяющая нас мистическим (магическим) образом с Богом, как верят православные.
Библия конкретно говорит, что совершая заповедь (Причастие или Евхаристию) мы «смерть Господню возмещаем» (см. 1 Кор. 11:26), а не принимаем особую благодать для спасения или обожения. Другими словами, евхаристия – это провозглашение Евангелия спасения через искупительную жертву Иисуса Христа за грехи всех людей.
И соединяемся мы со Христом через веру, а не мистически, когда совершаем заповедь. Но есть такое искушение наделить это таинство магическим действием. Поэтому православным приходится как-то объяснять, в чем заключается эта магия.
Мы понимаем, что настоящее и наиболее важное таинство богослужения совершается во время проповеди (см. Рим. 15:16; Евр. 4:12). Когда человек слышит (осмысливает) слова истины Божьей, в его душе происходит работа Духа Святого, которая может привести его к спасению (см. Рим. 1:16; 10:17; 2 Кор. 5:20; Еф. 3:6; 2 Фес. 2:13-14). Это особый момент, когда человек переходит от смерти в жизнь (Ин. 5:24; Рим. 10:10-15…) – именно в этой сфере происходит таинство веры. Это невидимый обычному глазу процесс. Хотя мы можем видеть результаты этого в жизни человека.
Мы верим, что Бог использует наш разум, чтобы достучаться до сердец на всех этапах духовного роста (см. Ин. 8:31-32; 5:39;6:63; 15:3; 17:17; Еф. 5:26 и др.). Апостол Павел дает наставления верующим в повелительной форме: «Слово Христово да вселяется в вас обильно, со всякою премудростью; научайте и вразумляйте друг друга …» (Кол. 3:16). А в другом послании он называет этот процесс исполнением Духом Святым (см. Еф. 5:18-19).
В православии же, благодать нисходит неким мистическим образом от таинств, вне зависимости осознания, как процесс воспитания окружающей атмосферой и обстановкой на подсознательном уровне. Поэтому православные считают, что в нашей церкви нет духовности, путая ее с мистикой.
Под духовностью Библия подразумевает личное знание Бога и послушание Ему, а не мистические проявления, близкие к оккультному опыту (см. Мф. 7:20-27; Мк. 12:33; 1 Цар. 15:22; Иак. 1:22-25; 1 Кор. 2:13-16). Послушание Богу является основным показателем духовности. Это когда человек под воздействием Духа Святого полностью меняется и оставляет свои пагубные и греховные привычки. Его образ жизни, вкусы, наклонности, желания кардинально меняются. Появляется желание исполнять волю Божью и сила осуществлять это в своей жизни.
Именно послушание производит живущий в нас Дух Святой (см. 1 Пет. 1:2,22). Духовный человек, это тот, кто имеет близкие отношения с Богом на духовном, а не на мистическом уровне (имеет Духа Святого – см. 1 Кор. 2:14-16; 3:1; 6:19; Иуда 1:19; Рим. 8:9 и др.). Это когда наш дух, наш внутренний человек живет в полном согласии с Богом и растет в познании Его (см. 2 Пет. 1:8; Ин. 15:4,7). Послушание невозможно без ясного осознания, что от тебя требуется.
Именно из-за такого понимания духовности и мистического отношения к служению Богу, в православии так важно понятие о преемственности, без которой по их пониманию, невозможно иметь причастность к истинной церкви. Понимание природы церкви в православии плотно связано с правильным священством, которое передается с правильным рукоположением. А рукоположение в священники для них не просто признание духовного авторитета церковью (рожденных свыше детей Божьих) из среды своей того, кто проявил этот дар и посвящение его на пасторское служение (благословение), а правильное таинство, через которое мистическим образом автоматически (магически) передается благодать для совершения священства (подразумевается законность/действенность литургии совершаемое рукоположенным священником). Без этого, по их пониманию невозможно правильное священство и соответственно истинность церкви. Поэтому они пытаются проследить свою преемственность от апостолов и выдвигают это как аргумент в защиту православия.
Мы же понимаем, что не физические «таинственные» прикосновения (рукоположение) играют ключевую роль, а преемственность Духа, что проверяется Библейской точностью исповедуемых истин и очевидностью водительства Божьего в жизни, ведущей к истинной вере и живым отношениям с Богом. А рукоположение – это таинство в котором встречается провидение Божье и человеческая воля, и запечатлевается или раскрывается призвание Божье на пасторское служение. А непрерывная цепь преемственности, как показывает история, не играет здесь решающую роль.
Рукоположение не говорит о преемственности в значении передачи эстафеты служения или истины мистическим образом (автоматически). А когда церковь избирает из среды своей служителя и доверяет ему вести церковь, это не является гарантией от ошибок или уклонения от правильного пути (см. Исх. 23:2; Вт. 31:29). Апостол Павел сказал пресвитерам церкви в Ефесе: «Из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою» (Деян. 20:30). И в истории церкви есть масса тому примеров для самих православных.
Значение имеет и не преемственность исторического достоинства епископства. Историчность – не гарантия от ошибок, ведь на каком-то этапе цепи преемственности может произойти неправильный уклон, который может иметь нездоровое развитие, как это, в сущности, на наш взгляд и произошло.
Мистицизм православия так же выражается и в освящении предметов и мест. Особое значение для православных имеет сила буквального (деревянного) креста, на котором умер Христос. Эта сила якобы передается при освящении крестиков из любого материала, икон и пр. и затем, эти освященные предметы якобы передают исцеляющую благодать. Но на каком основании мы можем наделять буквальный деревянный крест, на котором умер Христос, магическим свойством? Да и потом, Бог слышит наши молитвы и без фетиша. Фетиш притягивает внимание не к Богу, а к самому себе, что опять же дает серьезное основание для развития идолопоклонства. А какая сила передается через эти магические действия – большой вопрос! Тоже самое, и в отношении освященных предметов и мест. Особенной популярностью пользуются святые колодцы, когда колодец или родник ставится выше человека и его веры, способный освящать человека (см. Мф. 23:17-22). Эти вещи в православии лишь являются мощными инструментами влияния на людей, и не более того.
