И других («бухаринская школа»)»

В связи с фабрикацией этого дела в октябре 1932 — апреле 1933 г. без санкций прокурора было арестовано 38 человек.

Айхенвальд Александр Юльевич (Юрьевич), 1904 г. рождения, русский, член партии с 1920 г., экономист Главсоюза зерновых и животноводческих совхозов *.

Александров Георгий Кириллович, 1904 г. рождения, русский, ассистент кафедры физики Саратовского педагогического института.

Александров Павел Константинович, 1898 г. рождения, русский, член партии с 1915 г., заместитель начальника сектора товарообмена Госплана СССР.

Александров Сергей Александрович, 1906 г. рождения, русский, член партии с 1930 г., аспирант Московского института истории и философии.

Арефьев Алексей Дмитриевич, 1898 г. рождения, русский, член партии с 1921 г., студент Московского строительного института.

Астров Валентин Николаевич, 1898 г. рождения, русский, член партии с 1917 г., старший научный сотрудник Института истории Комакадемии.

Астрова (Черникова) Александра Федоровна, 1899 г. рождения, русская, член партии с 1919 г., декан сценического факультета Государственного института кинематографии, консультант «Фильмсбыта» Союзкино.

Башенков Павел Константинович, 1899 г. рождения, русский,

* Место работы всех привлеченных по этому делу лиц указывается на основании записей в протоколах допросов Ред

член партии с 1917 г., директор строительства льнокомбината в г. Костроме.

Белов Виктор Григорьевич, 1912 г. рождения, русский, член ВЛКСМ, аспирант Московской сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева.

Бузин Даниил Федорович, 1887 г. рождения, русский, член партии с 1918 г., директор Соболевско-Щелковского комбината.

Виноградов Сергей Георгиевич, 1905 г. рождения, чуваш, член партии с 1927 г., заведующий экономической секцией Татарского института марксизма-ленинизма.

Гасперская Елена Станиславовна, 1899 г. рождения, полька, член партии с 1919 г., секретарь сектора международных связей Исполкома Коминтерна.

Жиров Иван Тихонович, 1897 г. рождения, русский, член партии с 1917 г., главный редактор Соцэкгиза и заведующий кафедрой философии Института красной профессуры.

Зайцев Александр Данилович, 1899 г. рождения, чуваш, член партии с 1919 г., профессор Саратовского университета, заведующий кафедрой экономической теории.

Идельсон Борис Иосифович, 1895 г. рождения, еврей, член партии с 1917 г., помощник секретаря Исполкома Коминтерна И. А. Пятницкого по литературной работе.

Карев Николай Афанасьевич, 1902 г. рождения, русский, член партии с 1920 г., заместитель заведующего планово-организационным сектором Академии наук СССР.

Кармалитов (Кармлитов) Андрей Иванович, 1901 г. рождения, белорус, член партии с 1919 г., помощник управляющего трестом «Востокгипромез», профессор вузов в г. Свердловске.

Кротов Павел Ефремович, 1903 г. рождения, русский, член партии с 1926 г., экономист завода «Уралмаш» в г. Свердловске.

Кузьмин Владимир Васильевич, 1905 г. рождения, русский, член партии с 1921 г., заведующий социально-бытовым сектором крайплана в г. Новосибирске.

Лапкин Валериан Семенович, 1906 г. рождения, русский, член партии с 1927 г., заместитель директора Научно-исследовательского колхозного института в г. Саратове.

Левина Тея Рубиновна, 1896 г. рождения, еврейка, член партии с 1916 г., заведующая кафедрой Института советского права в г. Саратове.

Лобова-Буренина Евгения Максимовна, 1892 г. рождения, русская, член партии с 1918 г., слушательница курсов марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б) в г. Москве.

Марецкий Дмитрий Петрович, 1901 г. рождения, русский, член партии с 1919 по 1932 г., с 1932 г. находился в ссылке в г. Йошкар-Оле, экономист Марийского облплана.

Медведев Федор Павлович, 1902 г. рождения, русский, член партии с 1919 г., доцент Татарского педагогического института и Институтов советского права в г. Казани.

Нестеров Борис Павлович, 1894 г. рождения, русский, член

партии с 1918 г., член президиума уральской областной плановой комиссии в г. Свердловске.

Петровский Петр Григорьевич, 1899 г. рождения, русский, член партии с 1916 по 1932 г., с 1932 г. находился в ссылке в г. Актюбинске.

Попов Василий Сергеевич, 1885 г. рождения, русский, член партии с 1905 г., слушатель курсов марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б) в г. Москве.

Просвирнин Петр Федорович, 1900 г. рождения, русский, член партии с 1919 г., инженер треста «Союзхозметиз».

Радин Сергей Николаевич, 1900 г. рождения, русский, член партии с 1919 г. по 1931 г., старший научный сотрудник Института экономических исследований при Госплане СССР.

Сапожников Павел Флегонтович, 1897 г. рождения, русский, член партии с 1918 г., профессор планового института, член президиума облплана ЦЧО, ректор сельскохозяйственного института в г. Воронеже.

Слепков Александр Николаевич, 1899 г. рождения, русский, член партии с 1919 по 1932 г., с 1932 г- находился в ссылке в г. Таре Западно-Сибирского края.

Слепков Василий Николаевич, 1902 г. рождения, русский, член партии с 1919 г., профессор Казанского университета и Татарского педагогического института.

Слесарен Григорий Сергеевич, 1909 г. рождения, русский, кандидат в члены партии с 1931 г., аспирант педагогического института в г. Саратове.

Угланов Николай Александрович, 1886 г. рождения, русский, член партии с 1907 по 1932 г., управляющий рыбным трестом в г. Тобольске.

Хахарев Константин Григорьевич, 1-888 г. рождения, русский, член партии с 1905 г., начальник Управления оборудования треста «Спецсталь» в г. Москве.

Худяков Михаил Петрович, 1909 г. рождения, русский, член ВЛКСМ, старший ассистент педагогического института в г. Саратове.

Цетлин Ефим Викторович, 1898 г. рождения, еврей, член партии с 1918 г., заместитель начальника сектора техпропаганды Наркомтяжпрома СССР.

Чернухин Анатолий Михайлович, 1903 г. рождения, русский, член партии с 1920 г., доцент Коммунистического университета общественных наук в г. Москве.

Большинство обвиняемых являлись представителями молодой советской интеллигенции, занимавшими руководящие посты в центральных и местных идеологических учреждениях, плановых и хозяйственных органах. Среди арестованных было много бывших слушателей Института красной профессуры.

Коллегия ОГПУ, рассмотрев 16 апреля 1933 г. сфальсифици-рованяые следствием материалы и даже не имея обвинительного заключения по делу, приговорила 34 его участника к различным

срокам лишения свободы по обвинениям в участии в «контрреволюционной организации правых, ставившей своей целью активную борьбу с Советской властью и восстановление капиталистического строя в СССР», в проведении «активной контрреволюционной деятельности и контрреволюционной агитации, направленной в интересах международной буржуазии». Некоторым обвиняемым инкриминировалось и то, что они являлись сторонниками террора против руководства.

В 1936—1941 гг. большинство из них в связи с теми же и другими подобными обвинениями по приговорам Военной Коллегии Верховного суда СССР и постановлениям областных «троек» УНКВД были расстреляны.

В ходе проверок было установлено, что так называемое дело «антипартийной контрреволюционной группы правых Слепкова и других («бухаринская школа»)» было подтасовано и расследовалось с грубейшими нарушениями уголовно-процессуальных норм. Однако только часть лиц, проходивших по этому делу, была реабилитирована в судебном отношении в 50—60-е гг. Остальные реабилитированы в апреле 1989 г. в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 г.

В процессе партийной проверки не нашли подтверждения те политические обвинения, которые предъявлялись участникам дела при исключении их из партии. Их теоретические работы, обосновывавшие пути построения социализма в нашей стране, носили дискуссионный характер и по ряду направлений являлись альтернативными по отношению к теории и практике насаждавшихся в тот период командно-административных и насильственных методов. Поэтому расценивать эти взгляды как антипартийные, контрреволюционные не было никаких оснований. Не было как таковой и конференции правых, организацию и участие в которой вменяли в вину некоторым исключенным из партии товарищам.

Как же возникло и развивалось это дело?

В начале 20-х годов Советская республика, встав на рельсы мирного строительства, приступила к осуществлению социалистических преобразований. Экономическая и политическая ситуация в стране была сложной. Она требовала теоретического осмысления реального положения дел, поиска эффективных путей решения экономических задач, новых форм и методов партийной, советской, хозяйственной и культурно-воспитательной работы. Возникла острая необходимость в создании целой системы учебных заведений по подготовке высококвалифицированных кадров для партии, государства, народного хозяйства.

Начинают функционировать Коммунистическая академия, Промышленная академия, Институт красной профессуры, коммунистические вузы, совпартшколы в ряде крупных городов.

Одно из ведущих мест в деле подготовки кадров отводилось Институту красной профессуры (ИКП), организованному в Москве на основании декрета Совнаркома РСФСР от 11 февраля 1921 г. В этом декрете, подписанном В. И. Лениным, говорилось: «Учре-

дить в Москве и Петербурге институты по подготовке красной профессуры для преподавания в высших школах республики теоретической экономии, исторического материализма, развития общественных форм, новейшей истории и советского строительства» 37.

Ведущую роль в учебной и научной деятельности ИКП и ряде других партийных научных учреждений играл Н. И. Бухарин. И это понятно. Видный политический деятель и теоретик, он внес значительный вклад в разработку ряда вопросов социалистического строительства. Его авторитет среди слушателей ИКП был высок. Многие из учеников Н. И. Бухарина стали его единомышленниками, проводниками его воззрений. Они занимали различные посты в идеологических структурах партии, вели активную теоретическую и публицистическую работу. Так, членами редколлегии «Правды» стали бывшие слушатели ИКП В. Н. Астров, А. Д. Зайцев, Д. П. Марецкий, Е. В. Цетлин. Возглавил журнал «Революция и наука» П. Ф. Сапожников. В редколлегию журнала «Большевик» вошли В. Н. Астров, А. Д. Зайцев, А. Н. Слепков, а В. В. Кузьмину был доверен отдел этого журнала. В редколлегию журнала «Коммунистический Интернационал» вошли А. Ю. Айхенвальд и Е. В. Цетлин. Членом редколлегии и фактическим редактором журнала «Под знаменем марксизма» стал Н. А. Карев.

Со временем слушателей ИКП, а затем и выпускников партийных вузов, которые разделяли идейно-теоретические взгляды Н. И. Бухарина, стали называть представителями «бухаринской школы», или в обиходе — «бухаринская школа». Школы же, как таковой, если иметь в виду организационные рамки, фактически не было.

Об этом свидетельствует, в частности, характеристика Е. М. Ярославского, данная так называемой «бухаринской школе» в 1927 г., в то время, когда Н. И. Бухарин еще «в одной упряжке» с И. В. Сталиным активно боролся против объединенной троцкистско-зиновьевской оппозиции. Е. М. Ярославский ставил тогда Н. И. Бухарину «в заслугу» наличие такой «школы», горячо защищал «эти молодые, растущие теоретические силы». Он писал в газете «Правда»:

«Мы хотели бы остановить внимание товарищей на одном приеме новой оппозиции, посредством которого пытаются ошельмовать группу молодых товарищей, которую именуют «школой Бухарина» Мы думаем, что у т Бухарина нет никакой особой школы Школа Бухарина естьленинская школа Заслуга т Бухарина заключается в том, что он действительно воспитал теоретически в духе ленинизма большое число молодых товарищей, которые ведут в нашей партии пропагандистскую, агитационную, литературную работу, ведут борьбу со всякими оппозиционными уклонами в нашей партии (конечно, при этом не исключены отдельные их ошибки, которые партия исправляет), поэтому ненависть троцкистской оппозиции направлена особенно против них»

Е. М. Ярославский в связи с этим приводил выдержки из «заявления 83-х» *, направленные против молодых «бухаринцев», подвергал критике высказывания Г. Е. Зиновьева, напоминал, что

* Перед XV съездом в 1927 г оппозиция подготовила документ с изложением своих взглядов, известный как «заявление 83-х»

В. Н. Астров и А. Н. Слепков в 1924 г. были введены в редакцию «Большевика» по предложению самого Г. Е. Зиновьева.

«Между прочим,— продолжал Е. М. Ярославский,— по адресу этой школы распространялись порой прямо клеветнические вымыслы, хотя многие из этих «молодых» имеют подпольный стаж работы, хотя некоторые из них рисковали... своей жизнью ради революции.

Пусть сколько угодно новая оппозиция пытается забрасывать грязью эти молодые, растущие теоретические силы,— мы уверены в том, что партия сумеет выковать из них не только стойких теоретиков-ленинцев, но и людей, которые при всяком трудном повороте в нашей истории будут уметь применить не только оружие критики, но, если понадобится, сумеют с оружием в руках отстоять дело пролетарской диктатуры. В этом у нас нет ни малейшего сомнения» 39.

Основной костяк так называемой «бухаринской школы» составили такие слушатели и работники Института красной профессуры, как А. Ю. Айхенвальд, П, К. Александров, В. Н. Астров, И. Т. Жиров, А. Д. Зайцев, И. А. Карев, А. И. Кармалитов, В. В. Кузьмин, Д. П. Марецкий, С. Н. Радин, П. Ф. Сапожников, А. Н. Слепков, В. Н. Слепков.

Что это были за люди? Приведем краткие биографические данные некоторых из них.

Айхенвальд Александр Юльевич (Юрьевич) родился в 1904 г. в семье профессора. Русский. Член партии с 1920 г. В 1919— 1920 гг. был на комсомольской работе в Москве, затем учился в Коммунистическом университете им. Я. М. Свердлова, одновременно работал лектором, научным сотрудником, преподавателем. В 1925—1928 гг. учился в Институте красной профессуры, являлся членом секции научных работников, одновременно работал в Коминтерне, был членом редакции журнала «Коммунистический Интернационал».

После окончания ИКП он вел преподавательскую работу в Татарском коммунистическом университете (г. Казань). В 1931 г. поступил в аспирантуру ИКП по специальности «Экономика, теоретические вопросы империализма и мирового хозяйства». А. Ю. Айхенвальд — автор монографии «Советская экономика», выдержавшей 5 изданий, многих статей по теории экономики и мирового хозяйства.

В 1930 г. за принадлежность к «правой оппозиции» А. Ю. Айхенвальд исключался из партии, но вскоре был восстановлен. Работал экономистом Главсоюза зерновых и животноводческих совхозов.

Марецкий Дмитрий Петрович родился в 1901 г. в г. Москве в семье торговца. Русский. Член партии с 1919 г. В 1921 г. окончил Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова, в 1924 г.— Институт красной профессуры, где был оставлен руководителем семинара по теоретической экономике. Выезжал в научные командировки в Австрию, Германию и Англию.

До 1928 г. Д. П. Марецкий работал в газете «Правда», сотрудничал в журнале «Большевик». В 1929—1932 гг. он ученый секретарь плановой комиссии и заведующий экономическим кабинетом Академии наук СССР в Ленинграде. Д. П. Марецкий был автором первой научной биографии Н. И. Бухарина, многих статей по экономическим вопросам и вопросам международной политики. 2 апреля 1931 г. постановлением Ленинградской областной контрольной комиссии исключен из ВКП(б) за то, что в своем выступлении 30 октября 1930 г., он, как было записано, «не дал развернутой критики ошибок правого уклона и не вскрыл в духе партийной линии классовую базу правого оппортунизма». 8 мая 1931 г. Партколлегией ЦКК ВКП(б) в партии был восстановлен. Однако постановлением Президиума ЦКК ВКП(б) от 9 октября 1932 г. «как правый оппортунист, исключавшийся из партии, содействовавший распространению контрреволюционной литературы», Д. П. Марецкий был вновь исключен из партии и сослан на 3 года в Йошкар-Олу. В ссылке работал экономистом Марийского облплана.

Слепков Александр Николаевич родился в 1899 г. в г. Рязани, в семье учителя. Русский. Член партии с 1919 г. В 1921 г. окончил Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова, в 1924 г.— Институт красной профессуры. Одновременно преподавал в комвузах. В 1924—1928 гг. работал в газете «Правда», журнале «Большевик» и одновременно ответственным инструктором и заведующим агитпропом Исполкома Коминтерна, избирался членом Московского комитета партии. В 1928—1932 гг.—член бюро и заведующий агитпропом Средне-Волжского крайкома ВКП(б), работал преподавателем Самарского комвуза, профессором пединститута и университета в г. Саратове. А. Н. Слепков — автор ряда трудов по истории партии и большого числа статей по вопросам партийной жизни для газеты «Правда», журнала «Большевик», других изданий.

21 октября 1930 г. парторганизация Самарского комвуза исключила А. Н. Слепкова из партии «за правооппортунистические ошибки». 21 марта 1931 г. Партколлегия ЦКК ВКП(б) восстановила А. Н. Слепкова в партии. В конце 1931 г. партколлегия крайкома (г. Саратов) вновь исключила его из партии, но в феврале 1932 г. он был восстановлен решением пленума крайкома ВКП(б).

9 октября 1932 г. Президиум ЦКК ВКП(б) вновь исключил А. Н. Слепкова из партии, рассматривая дело так называемого «союза марксистов-ленинцев», как «правого оппортуниста, ранее дважды исключавшегося из партии, содействовавшего контрреволюционной группе распространением ее литературы». 11 октября 1932 г. по постановлению коллегии ОГПУ он был сослан на 3 года в Сибирь.

Среди крупных теоретических проблем, активно разрабатывавшихся представителями «бухаринской школы», центральное место занимали вопросы путей и методов социалистического строительства в нашей стране, отношений с крестьянством, изменения его

мелкобуржуазной природы. Впоследствии их подходы и теоретические взгляды по этим проблемам были квалифицированы как «правооппортунистические» и «контрреволюционные» и имели для них трагические последствия.

Как и сам Н. И. Бухарин, его ученики считали, что главным вопросом экономики и политики переходного периода является вопрос о постепенном переводе миллионов мелкотоварных крестьянских хозяйств на развитие в социалистическом направлении. «Стихийную мелкобуржуазную экономическую силу, напор 22—24 млн крестьянских хозяйств,— писал А. Ю. Айхенвальд,— стремящихся к богатству, к наживе, к торговому интересу, необходимо не уничтожать, а направить по новому руслу и использовать эту силу, этот напор, это стремление к наживе как основу и двигатель социалистического строительства. Если удастся стихийный напор мелкотоварного массива направить в такие формы и в такие каналы, чтобы он лился на социалистическую мельницу,— тогда силы социалистического сектора колоссально увеличатся...» 40

Сутью теоретических представлений «бухаринской школы» о будущем обществе и путях построения социализма в СССР была мысль о консолидации всех экономических и политических сил страны, об их единении в целях социалистического строительства. В вопросах накопления в переходный период представители «бухаринской школы» высказывались за то, чтобы наладить такие отношения между социалистическим сектором и остальными укладами экономики, которые позволили бы на равноправной основе превратить несоциалистические уклады в мощный источник необходимых средств. Они считали, что в реальных условиях того времени частное накопление не находилось в непримиримых противоречиях ни с методами, ни с главной целью социалистического накопления.

Большое место в своей теории «бухаринцы» уделяли вопросам кооперативного движения. По их мнению, основным путем переделки мелкотоварного крестьянского уклада был именно кооперативный путь. Крестьянская мелкобуржуазная сила, вливаясь в кооперативную форму развития, становится фактором роста социализма, утверждали они. Тем самым, считали «бухаринцы», нащупывается разрешение основной задачи социалистического строительства в стране с преобладанием мелкотоварного уклада:

социалистический сектор оказывается руководителем мелкотоварного хозяйства и экономическая сила гигантского мелкобуржуазного массива используется для создания социалистического сельского хозяйства. Непосредственная связь между социалистическим сектором и кооперированными массами мелких товаропроизводителей признавалась «бухаринцами» основной формой социалистического руководства развитием мелкотоварного хозяйства. «Соответственно этому и непосредственное врастание в социализм будет основным путем перестройки крестьянского хозяйства»41—такой вывод делали они.

В научных работах и публикациях представителей «бухаринской школы» последовательно развивалась и теория Н. И. Бухарина — «закон трудовых затрат». Согласно этой теории установление необходимой пропорциональности в затратах труда, распределение готового продукта между различными потребностями, регулирование роста различных частей производства — все это входит в задачу планирования социалистического хозяйства, все это требуется с точки зрения «естественно технической необходимости для создания равновесия в обществе».

В условиях технической реконструкции народного хозяйства страны на передний план выдвинулась проблема темпов индустриализации, ее источников, правильного соотношения в развитии промышленности и сельского хозяйства. Такая постановка вопроса выходила за экономические рамки и неизбежно перерастала в политическую проблему, поскольку самым непосредственным образом затрагивала интересы, отношения рабочего класса и крестьянства. Представители «бухаринской школы» особенно интенсивно стали заниматься этим вопросом во второй половине 20-х годов. Основной смысл их точки зрения сводился к тому, что индустриализация страны не должна и не может быть односторонним ростом промышленности. Движение по пути индустриализации нашей страны равносильно двустороннему развитию нашего хозяйства, т. е. известному сочетанию роста сельского хозяйства и промышленности.

Молодые «бухаринцы» подвергали резкой критике взгляды сторонников Л. Д. Троцкого, в частности Е. А. Преображенского, настаивавших на проведении «сверхиндустриализации», рассматривавших крестьянство как основной источник накоплений для обеспечения общественного прогресса. Недопустимость такой политики обосновывалась следующими доводами: «Разве партии не известна теория «эксплуатации» крестьянства, сочиненная тов. Преображенским? Разве не от последнего исходила «директива» «перекачивать» из крестьянства во всяком случае не меньше, чем «перекачивает» из него буржуазия?.. Разве не ясно теперь широчайшим партийным массам, что эта троцкистская политика означает разрыв рабоче-крестьянского блока, а разрыв блока означает не ускорение, а провал индустриализации?»

А. Н. Слепков подчеркивал, что «индустриализацию страны оппозиция предлагает осуществлять не на основе рабоче-крестьянского блока, а на основе растущего нажима пролетарского государства на крестьянство —. повышения налогового обложения крестьянства, повышения оптовых и розничных цен на продукты промышленности. Линия ярких представителей объединенной оппозиции — эта политика усиленной перекачки средств из крестьянства — перспектива, которая теоретически оформилась в последних выступлениях Преображенского, давшего дополнительное обоснование своего «закона первоначального социалистического накопления». Так хочет «исправить» классовую линию пролетарского государства оппозиция. Но ведь эта линия, не имеющая ни-

чего общего с ленинизмом, уже была преодолена и отброшена партией еще во время дискуссии с троцкизмом. Ее антипартийный, антипролетарский характер ясен теперь всякому сколько-нибудь сознательному партийцу».

«Бухаринцы» считали, что отношения в данном случае между городом и деревней должны быть равноправными, что является одним из преимуществ социализма.

В развернувшейся в 1928 г. политической борьбе вокруг «хлебного кризиса» представители «бухаринской школы» активно поддерживали взгляды Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова и М. П. Томского на недопустимость «чрезвычайных мер» по отношению к крестьянам. Они считали, что взятые темпы и методы индустриализации и коллективизации не согласуются с реальными, объективными возможностями развития общества по социалистическому пути.

Принципы и способы строительства нового общества, которые они отстаивали, входили в глубокое противоречие с теорией и практикой «военно-коммунистических», командно-административных методов действий И. В. Сталина и его окружения. Критические суждения высказывали «бухаринцы» и по поводу складывавшегося тогда внутрипартийного положения.

По мере того как с конца 1928 г. Н. И. Бухарин и его единомышленники стали подвергаться политическим гонениям, все большее давление оказывалось и на представителей «бухаринской школы».

Открытое наступление на Н. И. Бухарина и его сторонников началось на апрельском (1929 г.) Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б).

В выступлении Е. М. Ярославского на Пленуме молодым «бухаринцам» давалась уже иная, нежели ранее, оценка. Он заявил, например, что Н. И. Бухарин передоверил руководство «Правдой» людям политически незрелым: «Руководство фактически передано было группе молодых товарищей, может быть, теоретически и подготовленных, но не прошедших настоящей революционной большой школы» 44.

Группа членов редколлегии «Правды» во главе с А. Н. Слепковым и В. Н. Астровым была обвинена в противодействии и саботаже политики ЦК партии в трудные и ответственные моменты по важнейшим вопросам, а Н. И. Бухарина Е. М. Ярославский обвинил в том, что вместо редколлегии в «Правде» якобы существует «безответственная обособленная группа из части редакторов, которая, не имея ни вашего ума, ни вашего опыта, тем не менее наилучшим образом знает решительно все вопросы на свете и не дает работать редакторам, не входящим в их группу» 45.

Д. 3. Мануильский, поддержавший Е. М. Ярославского, в своем выступлении 20 апреля 1929 г. отметил: «Одним из моментов, способствовавших расхождению Бухарина с большинством ЦК, несомненно, была слишком неосторожная защита тех молодых товарищей, которые группировались вокруг Бухарина» 46. В таком

же духе выступали и другие сторонники И. В. Сталина. Эти оценки подытожил 22 апреля сам И. В. Сталин. Он сказал: «Тов. Бухарин говорил здесь, что марксисты не должны терпеть в своей литературе слово «дань». О каких это марксистах он говорил? Если он имел в виду таких, с позволения сказать, марксистов, как Слепков, Марецкий, Петровский, Розит и т. д., которые смахивают скорее на либералов, чем на марксистов, то возмущение тов. Бухарина вполне понятно» 47.

После апрельского (1929 г.) Объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) критика представителей «бухаринской школы» продолжала нарастать. Особенно сильно она звучала на ноябрьском (1929 г.) Пленуме ЦК, когда был взят курс на форсированную коллективизацию. «Красные профессора» в критическом плане упоминались на Пленуме. И. М. Варейкис, в частности, сказал:

«Жалки, смехотворны потуги слепковых, айхенвальдов и им подобных спасти теоретическое знамя т. Бухарина разговорами о том, какой «превосходный труд» оказались эти «Заметки экономиста». Еще более резко высказался Я. Б. Гамарник: «Мы не можем в руководстве терпеть людей, которые мешают нашей классовой борьбе, которые мешают нам в нашей работе, которые путаются между ног, которые то отмалчиваются на Пленуме, когда дело хорошо, то вылезают для отпора партии, когда положение становится потрудней, а в целом так же, как и молодые ученики, полагают, что нас в конечном счете ждет поражение на фронте классовой борьбы, и тогда они заговорят полным ртом» 48. Подобные мнения разделяли и другие участники Пленума.

Грубый нажим на представителей «бухаринской школы» шел одновременно и по административной линии. Они смещались со своих постов, многие из них были переведены на работу на периферию. В ходе проходившей в 1929 г. партчистки они подверглись взысканиям за «поддержку правого уклона». К 1932 г. из числа молодых «бухаринцев», учившихся в Институте красной профессуры, в Москве остались только В. Н. Астров, И. Т. Жиров, Н. А. Карев, В. С. Попов и С. Н. Радин. В Казани работали А. Ю. Айхенвальд и В. Н. Слепков. А. Д. Зайцев и А. Н. Слепков работали в Саратове, П. К. Александров и А. И. Кармалитов — в Свердловске, В. В. Кузьмин — в Новосибирске, П. Ф. Сапожников — в Воронеже, П. К. Башенков — в Костроме.

Часть представителей «бухаринской школы» в 1929 г. была вынуждена выступить в центральной печати с критикой своих взглядов. Это объяснялось рядом обстоятельств объективного и субъективного порядка. Среди них важное значение имело заявление Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова и М. П. Томского от 25 ноября 1929 г. о признании своих политических ошибок, что внесло в ряды учеников Н. И. Бухарина растерянность и недоумение, посеяло сомнения в правильности их убеждений. Большое воздействие на них оказало и то обстоятельство, что в 1929 г. И. В. Сталину на свою сторону, на сторону политики «чрезвычайных мер» и командно-административных методов социалистического строительства,

удалось привлечь большинство ЦК партии. Вот что писал об этом Н. А. Угланов, один из сторонников Н. И. Бухарина, поддерживавший тесную связь с его учениками: «...На ноябрьском Пленуме ЦК партии в 1929 г. мы признали свои ошибки. Не знаю, как другие, но лично я тогда честно заявлял, что ошибся. Так велико было на меня воздействие огромного большинства выступавших на Пленуме ЦК товарищей».

Кроме того, казалось, что теоретические воззрения «бухаринцев» опрокидывает сама практика, что курс на форсированные темпы индустриализации и проведение «сплошной коллективизации» оправдывается.

Однако уже в 1931—1932 гг. социально-экономическая обстановка показала, что курс на «подхлестывание» экономики страны, искусственное разжигание межклассовых противоречий в соответствии со сталинской теорией обострения классовой борьбы по мере успехов социализма, игнорирование интересов целых классов и социальных слоев привели к крупным социально-экономическим и политическим провалам. Задания первой пятилетки по большинству показателей не были выполнены. В результате насильственной коллективизации в стране крайне обострилась политическая обстановка. Прошли массовые волнения крестьян. В 1932 г. во многих районах страны начался голод, вызванный преступной экономической политикой сталинского руководства. Ее жертвами стали миллионы людей.

Н. А. Угланов в заявлении в ЦКК ВКП(б) в марте 1933 г. писал: «В начале 1930 г. прошла массовая коллективизация и ликвидация кулачества как класса. Целый ряд трудностей при осуществлении этих грандиозных мероприятий, неизбежные перегибы — это вновь среди капитулировавших правых оживляет настроения борьбы против партии. Не выступая открыто, я в личных беседах и разговорах с отдельными товарищами говорил, что генеральная линия провалилась и руководство обанкротилось и будет искать козлов отпущения».

«Козлами отпущения», в частности, и явились представители «бухаринской школы». В признаниях, сделанных ими после ареста и позже, когда они находились в местах заключения, сквозь тенденциозную фразеологию четко прослеживается та социально-экономическая концепция, которой «молодые бухаринцы» придерживались еще в 20-е гг. В. Н. Слепков, например, писал в своем заявлении XVII съезду ВКП(б): «Я был убежденным сторонником правооппортунистической политики, считая, что взятые партией темпы строительства нереальны, что наше колхозное движение административно навязано крестьянству и грозит разрывом союза рабочих и крестьян, что социализм должен быть построен путем «мирной» эволюции с врастанием «переделанного» Советской властью кулака в этот социализм. Вместе с другими оппозиционерами я возмущался партийным режимом, который своим острием был направлен против нас, мешая нам разворачивать свою работу. Не отставал я от других и в клевете на вождя партии тов. Сталина, обвиняя его в троцкизме и изображая его непримиримость и стойкость как наклонность к зажиму внутрипартийной демократии».

Арестованный по делу «бухаринской школы» А. М. Чернухин на допросе 19 февраля 1933 г. показал следующее: «...Я вел со

Слепковым (А. Н.— Ред.) разговоры на политические темы, основными вопросами у нас были: а) индустриализация, б) коллективизация, в) внутрипартийная демократия и партруководство. Как у меня на квартире, так и у Слепкова поочередно эти вопросы всплывали и в позиции Слепкова в основном сводились к следующему:

1. Партия в вопросах коллективизации допускает ошибки, которые выражаются в том, что рост колхозного движения происходит под нажимом, что приводит к недовольству крестьян и что все это приведет страну к гибели.

2. В партии после смерти Ленина не стало должного руководства. Все подменяется личной диктатурой Сталина, который старых испытанных руководителей отстраняет от руководства. Слепков много говорил о Сталине, выражая свою ненависть к нему, приводил примеры его грубости и т. д.

Все лица, бывавшие из его группы, поддерживали его, так как по вопросам коллективизации я возражал, считая, что его позиция не совсем верна».

Наиболее аргументированная характеристика взглядов «бухаринской школы» на социально-экономические процессы в стране в начале 30-х гг. содержится в заявлении арестованного по данному делу П. Г. Петровского в ЦКК ВКП(б). Из Суздальского политизолятора он писал, что: «Центральным пунктом, который вызывал во мне правооппортунистические колебания и приводил к борьбе против партруководства, была экономическая политика партии. Ее проведение представлялось мне постепенным сползанием на троцкистские рельсы. Экономическая политика партии представлялась мне политикой, ведущей к ослаблению диктатуры пролетариата и ставящей последнюю перед тягчайшими осложнениями. В моей оппозиционной оценке генеральная линия партии неизбежно приводила к нарушению хозяйственного равновесия, дезорганизации экономических связей города и деревни и выражалась в малой производительности затрат огромных масс труда и средств для решения задач, которые, как мне казалось, могли быть осуществлены более экономно и с меньшим напряжением. Неизбежными следствиями этой политики мне представлялись падение производительности труда, повышение себестоимости продукции, падение реальной зарплаты, продовольственные затруднения, товарный голод, инфляция и т. д.».

Далее П. Г. Петровский отмечал, что экономические затруднения неизбежно вызовут негативные процессы в политической сфере. «Мне казалось,— писал он,— что в массах подспудно идут процессы, угрожающие руководящему влиянию партии и гегемонии пролетариата, что широкие массы начинают обнаруживать неудовлетворенность и разочарование в итогах революции». «Конечно,— продолжал он далее,— я не мог не видеть одновременно гигантских успехов индустриального строительства, однако они в моем представлении значительно обесценивались, ибо мне казалось, что темпы строительства, «согласованные» с экономическими возможностями страны, и размеры капитальных вложений, спорно «увязанные» с нуждами текущего производства, могли быть более эффективными как качественно, так и в конечном счете и по своему количественному размаху».

На этих позициях, по признанию самого П. Г. Петровского,

он последовательно держался по 1932 г. включительно. Представляют интерес его рассуждения и относительно методов поиска оптимальных путей социалистического строительства. Он «считал вполне возможным разрешение всех казавшихся спорных вопросов экономической политики на путях внутрипартийной дискуссии».

На аналогичных позициях стояли и другие представители «бухаринской школы». Так, В. С. Попов признавал: «В вопросах промышленности я вместе с другими правыми стоял за медленный «органический» рост тяжелой индустрии, за индустриализацию по принципу «как бы чего не случилось», за развитие прежде всего мелкой промышленности, за удовлетворение потребительских нужд. Прямо должен сказать, что к темпам, взятым партией, я относился как сверхиндустриалистическим. Не веря в то, что крестьянство широкой волной пойдет в колхозы и против кулака, я не верил также, что рабочий класс выдержит эти темпы при трудностях снабжения и гигантском размахе запроектированного строительства».

Исторический опыт последующих десятилетий социально-экономического развития страны в целом подтвердил обоснованность и реалистичность позиций «бухаринской школы». Надо отметить, что «молодые бухаринцы» в своих взглядах на форсированную индустриализацию, сплошную коллективизацию и другие крупные экономические и партийно-политические проблемы не были одиноки. В начале 30-х гг. ряд крупных ученых, специалистов, хозяйственных работников выражали сомнение в правильности сталинского курса социально-экономической политики.

Можно поэтому утверждать, что представители «бухаринской школы» объективно отражали один из возможных альтернативных путей развития советского общества в начале 30-х гг. Чтобы лучше понять процесс эволюции взглядов «молодых бухаринцев», следует обратить внимание на позицию Н. И. Бухарина, занятую им в конце 1929 г. К этому времени она сводилась все к большему отрицанию собственных взглядов, к отходу от своих учеников. В ноябре 1930 г. Н. И. Бухарин опубликовал в «Правде» заявление в ЦК ВКП(б). По решению Политбюро в редактировании этого документа принимал участие Л. М. Каганович. В этом заявлении Н. И. Бухарин поддержал решения XVI съезда ВКП(б), оценил свои прежние взгляды как ошибочные 49.

С критической оценкой своих взглядов Н. И. Бухарин выступил и на XVII партийной конференции. А выступая на XVII съезде ВКП(б), он публично осудил своих учеников, поддержал развязанный против них террор. В своей речи 28 января 1934 г. на съезде он сказал: «Ясно, далее, что после признания бывшими лидерами правых своих ошибок подспудные течения и открытое сопротивление со стороны врагов партии нашли свое выражение в разных группировках, которые все быстрее и все последовательнее скатывались к контрреволюции, каковыми были и охвостья антипартийных течений, в том числе и ряд моих бывших учеников, получивших заслуженное наказание.

Ясно, наконец, что обязанностью каждого члена партии является борьба со всеми антипартийными группировками, активная и беспощадная борьба, независимо от каких бы то ни было прежних личных связей и отношений, сплочение вокруг ЦК и сплочение вокруг товарища Сталина как персонального вопло-

щения ума и воли партии, ее руководителя, ее теоретического и практического вождя» 50.

В июле 1934 г. один из представителей «бухаринской школы», А. И. Кармалитов, находясь в заключении, писал в ЦК ВКП(б), что Н. И. Бухарин не только подверг осуждению взгляды своих учеников, но и всячески избегал личных контактов с ними.

Подобного рода заявление сделал и другой ученик Н. И. Бухарина—А. Д. Зайцев, который писал в КПК при ЦК ВКП(б): «На XVII съезде партии оценку политического поведения части бывших учеников Бухарина, к которой принадлежал и я,— давал в числе прочих и Бухарин. Бухарин резко отмежевался от своих учеников, сказав, что в обстановке борьбы, которую вела партия до XVII съезда партии, они (значит, и я в том числе) все больше и больше скатывались на контрреволюционный путь.

Я ни в коей мере не намерен смягчать такую оценку, но я должен выразить свое глубокое возмущение по поводу того, что в этих словах нет чрезвычайно существенного пункта: вопроса об ответственности самого Бухарина за своих бывших учеников, за меня в том числе».

Такая позиция Н. И. Бухарина не могла не сказаться на дальнейшей судьбе его учеников. Сложность политической обстановки того периода (волнения крестьян, низкий уровень материального положения трудящихся, просчеты первой пятилетки, свертывание демократических принципов внутрипартийных отношений и т. д.), особенно резко проявившаяся в начале 30-х гг., глубоко волновала представителей «бухаринской школы». Сами они и их единомышленники по совместной'работе на встречах обсуждали возникшие проблемы, мучительно искали способы их решения. Эти встречи и беседы носили неформальный, дружеский и, как правило, случайный характер (во время приездов в Москву и т. д.). Документального подтверждения целенаправленной организации таких встреч не имеется.

В 1932—1933 гг. по стране прокатилась новая волна преследования «инакомыслящих», тех, кто выражал недовольство тяжелым положением в стране. В документе, подготовленном полномочным представительством ОГПУ по Иваново-Промышленной области 16 февраля 1933 г., сообщалось о группе научных работников г. Иванова, которые систематически собирались вместе для проведения политических бесед, «подвергая резкой критике ряд теоретических вопросов в политике партии». Полномочный представитель ОГПУ по Северо-Кавказскому краю и Дагестанской АССР Е. Г. Евдокимов сообщал М. Ф. Шкирятову, что «в январе м-це 1933 г. в г. Таганроге вскрыта антипартийная к.-р. группа...». К тому же времени относятся события, связанные с так называемой «контрреволюционной группой Рютина — Галкина — Иванова и др.».

Во второй половине сентября и в начале октября 1932 г. органами ОГПУ была арестована группа лиц (24 человека), якобы причастная к составлению и распространению так называемой «платформы союза марксистов-ленинцев». В числе арестованных были А. Н. Слепков, Д. П. Марецкий, П. Г. Петровский, Я. Э. Стэн и другие. Вскоре после их ареста в г. Новосибирске был арестован

В. В. Кузьмин, работавший с 1928 г. сотрудником Западно-Сибирского крайплана, а до этого слушатель Института красной профессуры в Москве,?аведующий отделом в журнале «Большевик». Поводом для ареста В. В. Кузьмина послужил его рассказ сослуживцам о том, что арестованные А. Н. Слепков и Д. П. Марецкий являлись его товарищами по учебе и что во время его последней поездки в Москву (август — сентябрь 1932 г.) он некоторое время жил на квартире у А. Н. Слепкова и встречался там с товарищами по учебе и работе.

Располагая изъятой у В. В. Кузьмина личной перепиской и его показаниями на допросах 27 и 29 октября 1932 г., работники полномочного представительства ОГПУ по Западно-Сибирскому краю 15 ноября 1932 г. составили постановление о привлечении В. В. Кузьмина в качестве обвиняемого, в котором указывалось, что «Кузьмин В. В. достаточно изобличается в том, что в августе м-це с. г. он выехал в г. Москву, встретился с участниками к.-р. организации Рютина — Слепковым, Марецким, Петровским и др., узнав от них о существовании этой организации, активно участвовал в обсуждении платформы к.-р. организации в августе м-це 1932 г. и являлся активным ее участником».

Однако по обвинениям в принадлежности к «к.-р. группе Рютина и др.» к уголовной ответственности В. В. Кузьмина не привлекали и не судили. Следствие по его делу возобновилось через 3 месяца после ареста и стало вестись уже в другом направлении. На допросе 1 февраля 1933 г. В. В. Кузьмин, по словам начальника секретно-политического отдела ОГПУ Г. А. Молчанова, «после долгого запирательства дал откровенные показания», что он якобы является участником существующей в Москве организации, состоящей из сторонников «правой оппозиции», которая поставила своей задачей организацию и проведение борьбы с существующим партийным руководством и смену этого руководства во главе с И. В. Сталиным. Как показал В. В. Кузьмин, в руководящий состав этой организации входили А. Н. Слепков, Д. П. Марецкий, П. Г. Петровский, А. Ю. Айхенвальд, А. Д. Зайцев, Т. Р. Левина, П. К. Александров, В. Н. Слепков и он, В. В. Кузьмин. По его словам, А. Н. Слепков был непосредственно связан с Н. А. Углановым.

На следующих допросах В. В. Кузьмин сообщил о собраниях, встречах, об участниках группы на местах и т. д. На допросах уточнялись детали схемы и состав так называемой «организации правых» в г. Москве и о намечавшемся якобы проведении конференции этой группы в августе—сентябре 1932 г.

Показания В. В. Кузьмина, собственно, и были положены Г. А. Молчановым в основу так называемого дела «антипартийной контрреволюционной группы правых». Им был составлен и подписан список лиц, проходящих по делу как в центре, так и на периферии. Из комментариев к списку следует, что вслед за В. В. Кузьминым признательные показания были получены и от А. Н. Слепкова.

Характерно, что А. Н. Слепков пытался смягчить участь ряда товарищей, вывести их из-под удара карательных органов. В своем заявлении в ЦКК ВКП(б) от 18 февраля 1933 г. он писал:

«В нашей группе не все одинаково виноваты перед партией: ряд лиц (я. Петровский, Марецкий) были, так сказать, коренниками (причем больше всех виноват я), ряд лиц (Александров, В. Слепков, Жиров, Астров) — менее активны, или более партийно настроены, а ряд привлеченных по нашему делу лиц (Гасперская, А. Астрова, Идельсон и др.) не принимали активного участия в группе. Я уверен, что в этом деле будет обеспечен дифференцированный подход и степень моей большей виновности не будет механически перенесена на других».

Из полученных следствием показаний вытекало, что в Москве с 1928 г. под руководством А. Н. Слепкова существовала организация «правых», имеющая разветвленную периферию: в Ленинграде — во главе с Д. П. Марецким, в Самаре — во главе с П. Г. Петровским, в Саратове — во главе с А. Д. Зайцевым и Т. Р. Левиной, в Казани — во главе с В. Н. Слепковым и Ф. П. Медведевым, в Свердловске — во главе с А. И. Кармалитовым и П. Е. Кротовым, в Воронеже — во главе с П. Ф. Сапожниковым и т. д.

В качестве вещественных доказательств в «деле» фигурировали рукопись В. В. Кузьмина «Политическое кредо. Мировой капиталистический кризис в СССР», в которой автор подвергал критике избранный И. В. Сталиным путь строительства социализма и признавал наиболее верным выработанный В. И. Лениным курс новой экономической политики на длительный переходный период от капитализма к социализму.

Все эти данные были изложены в сообщении заместителя председателя ОГПУ Г. Г. Ягоды И. В. Сталину 28 февраля 1933 г.

Списки обвиняемых были представлены Г. А. Молчановым ранее в ЦКК ВКП(б). Все они уличались «в принадлежности к контрреволюционной организации правых, возобновивших в 1932 году подпольную активную правооппортунистическую работу против руководства ЦК ВКП(б), в целях чего в августе— сентябре 1932 года ими была проведена нелегальная конференция правых в квартирах Астрова и Марецкого».

Партийного расследования по делу этих лиц не проводилось, но из 35 проходивших по делу коммунистов 33 члена и 1 кандидат (за исключением П. Ф. Просвирнина 51) решениями ЦКК ВКП(б) заочно были исключены из партии «как организаторы и участники конференции к.-р. организации правых (август м-ц 1932 г.) и за подпольную контрреволюционную деятельность правых».

Основаниями для ареста П. Г. Петровского, В. Н. Астрова, А. Ю. Айхенвальда, А. Д. Арефьева, И. Т. Жирова, Е. С. Гасперской, В. Н. Слепкова, бывшего секретаря А. И. Рыкова, С. Н. Радина, А. М. Чернухина, Н. А. Карева, А. И. Кармалитова, П. Е. Кротова и Е. В. Цетлина (бывший секретарь Н. И. Бухарина) явились, как указывалось в списке, показания В. В. Кузьмина и А. Н. Слепкова, полученные по телеграфу из г. Новосибирска, где велось следствие по делу В. В. Кузьмина, и из г. Тары, где

А. Н. Слепков находился в ссылке как осужденный за принадлежность к группе Рютина — Иванова — Галкина и других.

Кроме учеников Н. И. Бухарина был арестован известный деятель партии Н. А. Угланов, который в то время уже отбывал ссылку по делу так называемого «союза марксистов-ленинцев».

В процессе следствия использовались различные незаконные приемы, чтобы добиться от арестованных нужных показаний. Так, во время допроса Е. М. Лобовой-Бурениной следователь настаивал: «Кайся, а мы тебя восстановим». На это Е. М. Лобова-Буренина отвечала, что «я не по рекомендации ОГПУ пришла в партию и не по Вашей рекомендации приду в партию». Показательны слова А. Н. Слепкова, сказанные Е. М. Лобовой-Бурениной во время следования в тюрьму: «Теперь такое время, если соберутся три товарища и поговорят искренне, то нужно каяться, что была организация, а если пять — то нужно каяться, что была конференция».

Многие арестованные на следствии «подтвердили» свою принадлежность к «группе» А. Н. Слепкова и дали показания о ее участниках и проходивших встречах, на которых критически обсуждались и негативно оценивались внутрипартийная, внутриполитическая и экономическая линии руководства ВКП(б) во главе с И. В. Сталиным.

Допрошенные же в процессе предварительного следствия Г. К. Александров, П. К. Башенков, В. Г. Белов, Д. Ф. Бузин, С. Г. Виноградов, И. Т. Жиров, А. Д. Зайцев, Н. А. Карев, В. С. Лапкин, Е. М. Лобова-Буренина, Ф. П. Медведев, Б. П. Нестеров, В. С. Попов, П. Ф. Просвирнин, С. Н. Радин, В. Н. Слепков, Г. С. Слесарев, К. Г. Хахарев, М. П. Худяков, Е. В. Цетлин, то есть более половины обвиняемых, виновными себя не признали и показали, что о деятельности группы А. Н. Слепкова они ничего не знали.

Так, Е. В. Цетлин на допросе 13 апреля 1933 г. заявил: «Ни о какой контрреволюционной организации правых я не знал и узнал впервые на следствии». Г. С. Слесарев на допросе 16 марта 1933 г. показал, что хотя был знаком с А. Н. Слепковым, П. Г. Петровским, Т. Р. Левиной, М. П. Худяковым и А. Д. Зайцевым, но общался с ними по институтским вопросам и делам.

В качестве конкретных обвинений участников группы Слепкова в контрреволюционной деятельности выдвигались два «факта»: якобы проведение конференции и подготовка террористических актов против руководителей партии и правительства. Объективный анализ событий, документов, относящихся к данным обвинениям, показал их полную необоснованность и несостоятельность. Конференции группы «правых», как таковой, не было. Никаких сколько-нибудь убедительных свидетельств на этот счет в материалах дела нет. Выдаваемые за конференцию встречи и разговоры привлекавшихся потом к ответственности лиц сводились к обсуждению политических проблем того времени, к попыткам осмыслить и определить пути преодоления кризисных явлений в стране в

начале 30-х гг. и не содержали высказываний антисоветского характера.

Слово «конференция» впервые прозвучало в признаниях В. Н. Астрова и А. Ф. Астровой на допросах. Стараясь придать версии о «контрреволюционной конференции» правдоподобный вид, следователи пытались вынудить дать показания о ее конкретных решениях, воплощенных в документах. Но никаких документов в виде протоколов, решений, воззваний и т. п. не было.

Решительно отрицали это и некоторые обвиняемые. В. Н. Слепков, в частности, на допросе 23 марта 1933 г. заявил, что ему ничего не известно о «проведении конференции правых» в Москве, и подтвердил лишь свое личное знакомство и отдельные личные встречи с рядом привлеченных лиц. Отвергли подобные обвинения Г. С. Слесарев, В. Г. Белов и другие участники дела.

Сведения о якобы готовившихся «группой правых» террористических актах против руководителей партии и правительства, в первую очередь против И. В. Сталина, тоже исходили от В. Н. Астрова.

Эпизод, который квалифицировался как акт террористического характера, был связан с поступком П. Е. Кротова, также причисленного к «контрреволюционной организации правых». Суть его состояла в том, что П. Е. Кротов на одной из дружеских вечеринок в 1931 г. разорвал портрет И. В. Сталина.

Вначале эти действия П. Е. Кротова расценивались партийными органами как хулиганский поступок. Но в 1933 г. их уже переквалифицировали в террористический акт, хотя все допрошенные в 1933 г. участники так называемой «организации правых» не говорили о террористических намерениях кого-либо из членов этой организации.

Никто из причисленных к активным участникам «центра организации правых» и в последующем не подтвердил того, что методами их действий являлись террор и вредительство.

16 апреля 1933 г. дело так называемой «антипартийной группы правых Слепкова и других («бухаринская школа»)» было рассмотрено на заседании коллегии ОГПУ.

Постановлением коллегии были приговорены к заключению: А. Д. Арефьев — сроком на 8 лет, Д. Ф. Бузин, В. В. Кузьмин, Д. П. Марецкий и А. Н. Слепков — сроком на 5 лет, С. А. Александров, В. Н. Астров, П. К. Башенков, С. Г. Виноградов, Е. С. Гасперская, И. Т. Жиров, А. Д. Зайцев, Б. И. Идельсон, Н. А. Карев, А. И. Кармалитов, П. Е. Кротов, В. С. Лапкин, Т. Р. Левина, Е. М. Лобова-Буренина, Ф. П. Медведев, Б. П. Нестеров, П. Г. Петровский, С. Н. Радин, П. Ф. Сапожников, В. Н. Слепков, Г. С. Слесарев, К. Г. Хахарев, М. П. Худяков, Е. В. Цеглин, А. М. Чернухин — на 3 года, А. Ю. Айхенвальд — на 2 года. 3 человека были высланы в различные районы СССР: П. К. Александров — в Северный край сроком на 3 года, В. С. Попов — в Казахстан сроком на 3 года, В. Г. Белов — на Урал сроком на 1 год. Г. К. Александров, П. Ф. Просвирнин и Н. А. Угланов были освобождены из-под стражи с прекращением дела, А. Ф. Астрова

была также освобождена из-под стражи с зачетом в наказание срока предварительного заключения. Дело на нее было прекращено.

Но это был лишь первый вал репрессии против «правых». Впереди их ждали новые тяжелые испытания. 29 сентября 1936 г. Политбюро ЦК ВКП(б) была принята подготовленная Л. М. Кагановичем директива «Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам». В этой директиве, утвержденной И. В. Сталиным и другими членами Политбюро, указывалось, что «необходима расправа с троцкистско-зиновьевскими мерзавцами, охватывающая не только арестованных, следствие по которым уже закончено, и не только подследственных вроде Муралова, Пятакова, Белобородова и других, дела которых еще не закончены, но и тех, которые были раньше высланы». На основе этого решения участники «бухаринской школы» были подвергнуты еще более жестоким репрессиям.

В 1936—1941 гг. А. Ю. Айхенвальд, П. К. Александров, С. А. Александров, А. Д. Арефьев, П. К. Башенков, Д. Ф. Бузин, С. Г. Виноградов, И. Т. Жиров, А. Д. Зайцев, Б. И. Идельсон, Н. А. Карев, А. И. Кармалитов, П. Е. Кротов, В. В. Кузьмин, В. С. Лапкин, Т. Р. Левина, Е. М. Лобова-Буренина, Д. П. Марецкий, Ф. П. Медведев, Б. П. Нестеров, П. Г. Петровский, С. Н. Радин, П. Ф. Сапожников, А. Н. Слепков, В. Н. Слепков, Г. С. Слесарев, Н. А. Угланов, К. Г. Хахарев, М. П. Худяков, Е. В. Цетлин — всего 30 человек — были расстреляны по приговорам Военной Коллегии Верховного суда СССР и областных «троек» УНКВД.

В. Г. Белов и В. С. Попов умерли в местах лишения свободы. Е. С. Гасперская неоднократно арестовывалась, заключалась в тюрьмы и лагеря, а в 1946 г. была выслана в г. Александров Владимирской области. А. М. Чернухин также арестовывался, высылался в ссылку, заключался в тюрьмы и был освобожден только в 1954 г., но вскоре, в 1957 г., скончался.

Иной оказалась участь В. Н. Астрова. Будучи приговорен к трем годам заключения в политизолятор, он по постановлению коллегии ОГПУ от 13 июня 1934 г. был выслан в г. Воронеж на оставшийся срок, где в ноябре 1936 г. был снова арестован органами НКВД. На допросах он дал развернутые показания об «антисоветской и террористической» деятельности А. И. Рыкова, Н. И. Бухарина и групп «правых» в Москве, Сарагове и Воронеже.

Несомненный интерес представляет ходатайство В. Н. Астрова о реабилитации, которое он направил 11 марта 1968 г. в Прокуратуру СССР. В нем он отрицал свое участие в «контрреволюционной деятельности» и заверял, что его тогдашние показания — плод «субъективных преувеличений» и «заострений формулировок» со стороны следствия. В. Н. Астров утверждал, что встреча у него на квартире в августе 1932 г. с некоторыми из бывших однокашников по Институту красной профессуры «была неправильно истолкована следствием как якобы «конференция контрреволюционной организации правых», что показаний других

подследственных ему не предъявляли, а он «поддался уговорам следователя, убеждавшего меня рассматривать мои показания как политический документ против правых, на деле доказывающий мой полный разрыв с контрреволюционным правым оппортунизмом...».

Этот документ дает возможность более полно судить о том, как искусственно, на ложном основании создавалось дело так называемой «антипартийной контрреволюционной группы правых Слепкова и других («бухаринская школа»)».

После реабилитации его участников в судебном порядке шла их реабилитация в партийном отношении. Политические обвинения, предъявлявшиеся им при исключении из партии, также не нашли своего подтверждения.

В течение 1959—1988 гг. по решениям Комитета партийного контроля при ЦК КПСС и местных партийных органов в партии были восстановлены Д. П. Марецкий, Ф. П. Медведев, П. Г. Петровский, А. Н. Слепков, К. Г. Хахарев, Е. В. Цетлин (все — посмертно). Хотя в судебном порядке В. Н. Астров также реабилитирован, однако решением КПК при ЦК КПСС от 23 марта 1968 г. в партийной реабилитации ему было отказано.

Учитывая необоснованность политических обвинений, предъявлявшихся и всем остальным участникам так называемой «антипартийной контрреволюционной группы правых Слепкова и других («бухаринская школа»)», их полную реабилитацию в судебном порядке. Комитет партийного контроля при ЦК КПСС в 1989 г. восстановил в партии А. Ю. Айхенвальда, П. К. Александрова, С. А. Александрова, А. Д. Арефьева, А. Ф. Астрову-Черникову, П. К. Башенкова, Д. Ф. Бузина, С. Г. Виноградова, Е. С. Гасперскую, И. Т. Жирова, А. Д. Зайцева, Б. И. Идельсона, Н. А. Карева, А. И. Кармалитова, П. Е. Кротова, В. В. Кузьмина, В. С. Лапкина, Т. Р. Левину, Е. М. Лобову-Буренину, Б. П. Нестерова, В. С. Попова, С. Н. Радина, П. Ф. Сапожникова, В. Н. Слепкова, Н. А. Угланова, А. М. Чернухина и кандидатом в члены партии — Г. С. Слесарева (всех — посмертно).