2015-06-28
1421
В судебном процессе 2—13 марта 1938 г. по делу так называемого «антисоветского правотроцкистского блока» проходил 21 человек. Руководителями этого «блока» были признаны Н. И. Бухарин, А. И. Рыков и М. П. Томский. Все они являлись старейшими членами Коммунистической партии, соратниками В. И. Ленина.
За свою революционную деятельность в условиях царизма они неоднократно подвергались репрессиям, переносили тяготы тюрем, ссылок, эмиграции. После победы Октябрьской революции занимали ответственные посты в партии и государстве, входили в состав Политбюро ЦК партии. Их политическая деятельность не была свободна от ошибок. В ряде случаев они занимали особые позиции в определении путей и методов социалистического строительства. Однако их ошибки и особые позиции не носили антигосударственного и антипартийного характера.
В 1928 г. Н. И. Бухарин, А. И. Рыков и М. П. Томский выступили против экономически не обоснованного форсирования темпов индустриализации и против систематического применения чрезвычайных мер, введенных в связи с хлебными затруднениями и ударивших как по зажиточным элементам деревни, так и по среднему крестьянству. Именно эти их взгляды были тогда охарактеризованы как «правый уклон» в партии.
Вопросы борьбы с «правым уклоном» рассматривались Объединенным Пленумом ЦК и ЦКК, XVI партийной конференцией в апреле 1929 г., ноябрьским Пленумом ЦК партии 1929 г. К лидерам объявленной «оппозиции» были применены строгие санкции:
Н. И. Бухарин был снят с поста ответственного редактора «Правды», отозван с работы в Коминтерне, а затем выведен и из состава Политбюро ЦК. А. И. Рыков и М. П. Томский были предупреждены.
На ноябрьском Пленуме ЦК ВКП(б) 1929 г. все они вынуждены были подать заявления в ЦК партии с признанием своих
«ошибок». Это заявление было опубликовано в «Правде». На XVI съезде ВКП(б) А. И. Рыков и М. П. Томский еще раз осудили свои взгляды, заявили о готовности «проводить в жизнь генеральную линию партии». Н. И. Бухарин на съезде отсутствовал из-за болезни. XVI съезд партии объявил взгляды «правой оппозиции» несовместимыми с принадлежностью к ВКП(б).
В ноябре 1930 г. в «Правде» было опубликовано заявление Н. И. Бухарина, в котором он признал правильность решений XVI съезда, осудил всякую фракционную работу и какие-либо попытки скрытой борьбы с партийным руководством.
После XVI съезда ВКП(б) бывшие лидеры так называемого «правого уклона» больше не выступали против линии руководства партии, не выдвигали и не защищали своих прежних взглядов.
Несмотря на осуждение «правого уклона» и известную настороженность к бывшим его лидерам — Н. И. Бухарину, А. И. Рыкову и М. П. Томскому, все они были избраны съездом членами ЦК партии и продолжали работать на ответственных постах. Позднее они являлись делегатами XVII съезда ВКП(б) и были избраны на нем кандидатами в члены ЦК.
Тем не менее вокруг них была создана обстановка недоверия, подозрительности, придирчивости и слежки. Их лояльность объясняли двурушничеством. Если они долго не выступали, это истолковывали как проявление политической пассивности, а если выступали, их упрекали в неискренности. Так, уже на следующий день после публикации заявления Н. И. Бухарина с признанием его «правоуклонческих ошибок» центральные газеты «За индустриализацию!» и «Труд» квалифицировали это заявление как «акт двурушничества». Это обвинение было настолько грубым и необъективным, что ЦК ВКП(б) вынужден был даже принять 21 ноября 1930 г. и опубликовать в печати специальное постановление, в котором выступления этих газет признавались неправильными.
Фактически же все делалось для того, чтобы представить Н. И. Бухарина, а также А. И. Рыкова и М. П. Томского политическими двурушниками, продолжающими скрытую антипартийную борьбу.
За этой травлей чувствовалась направляющая рука И. В. Сталина. О том, что Н. И. Бухарин, в частности, это хорошо понимал, говорят его письма И. В. Сталину. Вот что он писал в одном из них—14 октября 1930 г.:
«Коба Я после разговора по телефону ушел тотчас же со службы в состоянии отчаяния. Не потому, что ты меня «напугал» — ты меня не напугаешь и не запугаешь. А потому, что те чудовищные обвинения, которые ты мне бросил, ясно указывают на существование какой-то дьявольской, гнусной и низкой провокации, которой ты веришь, на которой строишь свою политику и которая до добра не доведет, хотя бы ты и уничтожил меня физически так же успешно, как ты уничтожаешь меня политически.
Я считаю твои обвинения чудовищной, безумной клеветой, дикой и, в конечном счете, неумной. Правда то, что, несмотря на все наветы на меня, я стою плечо к плечу со всеми, хотя каждый божий день меня выталкивают. Правда то,
что я терплю неслыханные издевательства. Правда то, что я не отвечаю и креплюсь, когда клевещут на меня... Или то, что я не лижу тебе зада и не пишу тебе статей а 1а Пятаков — или это делает меня «проповедником террора»? Тогда так и говорите! Боже, что за адово сумасшествие происходит сейчас! И ты, вместо объяснения, истекаешь злобой против человека, который исполнен одной мыслью: чем-нибудь помогать, тащить со всеми телегу, но не превращаться в подхалима, которых много и которые нас губят».
Обстановка вокруг Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова, М. П. Томского и других причисленных к «правым» особенно накалилась после убийства С. М. Кирова 1 декабря 1934 г. и прошедших вслед за тем ряда судебных процессов, материалы которых публиковались в печати. От привлеченных по этим процессам лиц, особенно по делу так называемого «объединенного троцкистско-зиновьевского центра», стали добиваться показаний о террористических замыслах и контрреволюционных намерениях Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова и М. П. Томского.
Из имеющихся материалов видно, что при этом ставилась задача во что бы то ни стало «связать» бывших лидеров «правой оппозиции» с участниками так называемого «троцкистско-зиновьевского блока» и этим уличить их в двурушничестве, а затем и обвинить в тягчайших преступлениях перед партией и страной.
В ходе судебного разбирательства по делу Л. Б. Каменева, Г. Е. Зиновьева и других в августе 1936 г. в печати были опубликованы их показания о связях с бывшими лидерами «правых».
21 августа 1936 г. Прокурор СССР А. Я. Вышинский сделал следующее заявление: «Я считаю необходимым доложить суду, что мною вчера сделано распоряжение о начале расследования этих заявлений в отношении Томского, Рыкова, Бухарина, Угланова, Радека, Пятакова, и в зависимости от результатов этого расследования будет прокуратурой дан законный ход этому делу...» Заявление было опубликовано в газете «Правда».
С этого времени началось открытое преследование и шельмование бывших лидеров «правых». Н. И. Бухарин и А. И. Рыков, узнав из печати о показаниях Л. Б. Каменева, Г. Е. Зиновьева, обратились к И. В. Сталину с заявлениями, в которых категорически отрицали эти показания, просили тщательно разобраться в их обоснованности. Однако их просьбы, в том числе и об очных ставках с Л. Б. Каменевым, Г. Е. Зиновьевым, выполнены не были.
Во время судебного процесса по делу Л. Б. Каменева и Г. Е. Зиновьева в партийной организации Объединенного государственного издательства (ОГИЗ), где работал М. П. Томский, был обсужден вопрос о его связях с «троцкистско-зиновьевским центром». Хотя М. П. Томский категорически отрицал свою причастность к деятельности этого «центра», его выступление без какой-либо проверки и доказательств было истолковано как двурушническое. На следующий день, 22 августа 1936 г., М. П. Томский покончил жизнь самоубийством. В своем предсмертном письме на имя И. В. Сталина он отрицал показания Л. Б. Каменева, Г. Е. Зиновьева и утверждал, что после разгрома «правого уклона» никакой антипартийной деятельности не вел.
Он писал: «...Я обращаюсь к тебе не только как к руководителю партии, но и как к старому боевому товарищу, и вот моя последняя просьба — не верь наглой клевете Зиновьева, никогда ни в какие блоки я с ним не входил, никаких заговоров против партии я не делал...»
23 августа 1936 г. «Правда» опубликовала следующее сообщение: «ЦК ВКП(б) извещает о том, что кандидат в члены ЦК ВКП(б) М. П. Томский, запутавшись в своих связях с контрреволюционными троцкистско-зиновьевскими террористами, 22 августа на своей даче в Болшеве покончил жизнь самоубийством». Впоследствии была учинена расправа над членами семьи М. П. Томского.
После его гибели были получены показания от арестованного Г. Я. Сокольникова (осужден в январе 1937 г. по делу так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра») о том, что «правые» блокировались с участниками объединенного центра. 8 сентября 1936 г. Л. М. Каганович, Н. И. Ежов и А. Я. Вышинский провели в ЦК партии очные ставки Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова с Г. Я. Сокольниковым. Последний повторил свои показания. Однако на вопрос, располагает ли он неопровержимыми фактами участия А. И. Рыкова и Н. И. Бухарина в троцкистско-зиновьевском блоке, Г. Я. Сокольников ответил отрицательно. Он заявил, что прямых фактов у него нет. Далее, ссылаясь на Л. Б. Каменева, он показал:
«Каменев говорил, что еще в 1932 г. он (Каменев) информировал Рыкова и Бухарина об организации троцкистско-зиновьевского блока. В это время Каменев искал у правых поддержки, стремясь привлечь их к участию в блоке. В конце 1933 г. или в начале 1934 г. Каменев мне говорил о своих встречах с Рыковым и Бухариным на почве переговоров о вступлении в блок».
А. И. Рыков отверг показания Г. Я. Сокольникова, заявив, что с Л. Б. Каменевым он вообще не встречался. Подтвердив близкие личные отношения с М. П. Томским, он заявил, что никаких разговоров, враждебных или нелояльных по отношению к ЦК партии, с ним не вел. Н. И. Бухарин также категорически отрицал показания Г. Я. Сокольникова, назвав их «злой выдумкой».
Можно с полным основанием утверждать, что, хотя Н. И. Бухарин и А. И. Рыков оказались в весьма затруднительном положении (смерть М. П. Томского, «показания» Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева, клевета, наговоры), убедительных, объективных материалов, свидетельствовавших об их враждебной деятельности, следственным органам найти не удалось. Никаких доказательств их связей с «параллельным антисоветским троцкистским центром» получено не было. И не случайно А. Я. Вышинский вынужден был вынести постановление о прекращении следствия:
10 сентября 1936 г. в печати сообщалось, что следствием не установлено юридических данных для привлечения Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова к судебной ответственности.
Но, как выяснилось, это был лишь маневр. В действительности
преследования не прекращались. Органы НКВД продолжали аресты лиц, в прошлом причастных к «правому уклону», и путем грубейшего нарушения законности добивались от них показаний в отношении Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова.
Представляет интерес в связи с этим следующее письмо Н. И. Ежова И. В. Сталину после судебного процесса над Л. Б. Каменевым и Г. Е. Зиновьевым: «...В свете последних показаний арестованных роль правых выглядит по-иному. Ознакомившись с материалами прошлых расследований о правых (Угланов, Рютин, Эйсмонт, Слепков и др.), я думаю, что мы тогда до конца не докопались. В связи с этим я поручил вызвать кое-кого из арестованных в прошлом году правых. Вызвали Куликова (осужден по делу Невского) и Лугового. Их предварительный допрос дает чрезвычайно любопытные материалы о деятельности правых.
Протоколы Вам на днях вышлют. Во всяком случае есть все основания предполагать, что удастся вскрыть много нового и по-новому будут выглядеть правые, и в частности Рыков, Бухарин, Угланов, Шмидт и др...»
Посылая затем протоколы допроса И. В. Сталину, В. М. Молотову и Л. М. Кагановичу, Н. И. Ежов 7 декабря 1936 г. писал: «Направляю Вам протокол допроса от б декабря с. г. арестованного участника контрреволюционной организации правых Куликова Е. Ф. Куликов показал, что в 1932 году им лично была получена от Бухарина директива о необходимости убийства Сталина. Ежов».
Последовательно и методично фабриковался и накапливался компрометирующий бывших лидеров «правых» материал, чтобы в удобный момент предъявить его как обвинение и расправиться с ними. Все это происходило с ведома И. В. Сталина. Так, 23 сентября 1936 г. прокурором А. Я. Вышинским были направлены И. В. Сталину протоколы очных ставок Г. Я. Сокольникова с Н. И. Бухариным и А. И. Рыковым и протоколы их допроса со следующей припиской: «В случае одобрения Вами этих документов мною эти документы будут оформлены подписями соответствующих лиц».
Обострению обстановки и усилению репрессий, которые к тому времени принимали массовый характер, способствовала также подготовленная Л. М. Кагановичем и принятая Политбюро ЦК ВКП(б) 29 сентября 1936 г. (опросом) директива «Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам». В этой директиве говорилось:
«а) До последнего времени ЦК ВКП(б) рассматривал троцкистско-зиновьевских мерзавцев как передовой политический и организационный отряд международной буржуазии. Последние факты говорят, что эти господа скатились еще больше вниз и их приходится теперь рассматривать как разведчиков, шпионов, диверсантов и вредителей фашистской буржуазии в Европе.
б) В связи с этим необходима расправа с троцкистско-зиновьевскими мерзавцами, охватывающая не только арестованных, следствие по делу которых уже закончено, и не только подследственных вроде Муралова, Пятакова, Белобородова и других, дела которых еще не закончены, но и тех, которые были раньше высланы.
Секретарь ЦК И. Сталин».
На основе этого решения было вновь подвергнуто арестам по прежним обвинениям большое количество отбывавших ссылку и заключение в политизоляторах бывших «троцкистов», «зиновьевцев», участников так называемой «бухаринской школы» и других.
Осуществление расправы над бывшими лидерами «правого уклона» осложнялось для ее организаторов тем обстоятельством, что Н. И. Бухарин и А. И. Рыков к тому времени не исключались из партии, не привлекались к уголовной ответственности, более того, оба являлись кандидатами в члены ЦК ВКП(б) и широко известны как крупные деятели партии и государства. Поэтому, прежде чем создать против них уголовное дело, были предприняты шаги для политической компрометации их в глазах партии и народа, подготовки против них общественного мнения. С этой целью продолжали появляться в печати несправедливые выпады против них с использованием сфальсифицированных и тенденциозно подобранных фактов из их прошлой деятельности. Так, 28 октября 1936 г. в «Правде» была напечатана передовая статья, в которой А. И. Рыков, вопреки истине, изображался как меньшевистский прихвостень, выступавший в 1917 г. за явку В. И. Ленина на суд Временного правительства. Протестуя против этого, А. И. Рыков 4 ноября 1936 г. обратился к И. В. Сталину с личным письмом. Н. И. Бухарин в своем письме И. В. Сталину от 2 декабря 1936 г. также выражал протест против клеветнических нападок, содержавшихся в опубликованной в «Правде» статье о делах в Академии наук, и просил лично принять его и разъяснить, почему вокруг него создается репутация врага. Однако эти письма были оставлены И. В. Сталиным без внимания.
О замысле И. В. Сталина и Н. И. Ежова во что бы то ни было связать лидеров «правой оппозиции» с троцкистами и зиновьевцами свидетельствует и обнаруженный в архиве ЦК партии «теоретический труд» Н. И. Ежова «От фракционности к открытой контрреволюции», в котором прямо изложена версия о контакте троцкистско-зиновьевского блока с центром «правых» — М. П. Томским, Н. И. Бухариным и А. И. Рыковым. К работе над этой рукописью Н. И. Ежов приступил в 1935 г., вскоре после убийства С. М. Кирова, и уже тогда, так сказать, априори, им было сформулировано обвинение в террористических устремлениях бывших участников оппозиции. И. В. Сталин по просьбе Н. И. Ежова лично редактировал этот «труд» и давал соответствующие указания и рекомендации, которые полностью были учтены автором в дальнейшей работе над рукописью книги. Претендуя на анализ «контрреволюционной» деятельности троцкистско-зиновьевской и других оппозиций, книга, по замыслу ее автора, должна была явиться программным документом для ликвидации всех бывших оппозиционеров и инакомыслящих в стране.
Несмотря на то что в 1936 г. никаких данных о нелегальной террористической или организационной деятельности Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова получено не было, следствие стало упорно
добиваться именно таких показаний от всех арестованных. При этом попиралась законность и широко применялись такие запрещенные методы, как шантаж, запугивание, уговоры и обещания, а также прямое физическое воздействие.
Так, в сентябре 1936 г. Г. Г. Ягода направил И. В. Сталину протоколы допросов Е. Ф. Куликова и А. В. Лугового-Ливенштейна с показаниями на М. П. Томского, А. И. Рыкова и Н. И. Бухарина. В сопроводительном письме говорилось: «Особый интерес представляют показания Куликова о террористической деятельности контрреволюционной организации правых. Названные в показаниях Куликова и Лугового — Матвеев нами арестован, Запольский и Яковлев арестовываются.
Прошу разрешить арест Я. И. Ровинского, управляющего Союзкожсбыта, и Котова, зав. сектором Соцстраха ВЦСПС.
Угланов, арестованный в Омске и прибывший в Москву, нами допрашивается.
Все остальные участники контрреволюционной организации, названные в показаниях Куликова и Лугового, нами устанавливаются для ареста».
Сменивший Г. Г. Ягоду на посту наркома внутренних дел СССР Н. И. Ежов, направляя И. В. Сталину протокол допроса арестованного бывшего секретаря М. П. Томского М. 3. Станкина, 7 октября 1936 г. писал: «Станкин дал показания о своей принадлежности и активном участии в террористической организации правых... Станкин показывает, что боевая террористическая группа Славинского, в состав которой" кроме него входили также Кашин и Воинов (бывшие секретари Томского), намечала совершение террористического акта против тов. Сталина в день торжественного заседания 6 ноября 1936 г. в Большом театре.
Станкин также показал о том, что со слов Томского ему известно о существовании центра контрреволюционной организации правых в составе Томского, Бухарина, Рыкова, Угланова, Шмидта и Сырцова...»
Впоследствии аналогичные показания были получены и от других арестованных. Все они также были направлены И. В. Сталину. Только за сентябрь 1936— февраль 1937 г., то есть к моменту ареста Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова, ему было направлено около 60 протоколов допросов бывших «правых».
Как вымогались такие показания, видно из заявления арестованного М. Н. Рютина, посланного им в Президиум ЦИК СССР в ноябре 1936 г.: «В настоящее время, после отбытия почти пяти лет своего десятилетнего заключения, я вновь НКВД привлечен к уголовной ответственности за то, что, во-первых, теперь отдельные места и выражения, написанные мною в свое время в нелегальных «документах», истолковываются ведущими следствие как призыв к террору и, во-вторых, что на основе этих документов где-то якобы образовались и раскрыты правые террористические группы...
...На основании всего вышесказанного, будучи глубочайше
убежден в своей невиновности в том, в чем меня теперь обвиняют, находя это обвинение абсолютно незаконным, произвольным и пристрастным, продиктованным исключительно озлоблением и жаждой новой, на этот раз кровавой, расправы надо мной...
Ко всему сказанному в заключение считаю необходимым добавить, что самые методы следствия, применяемые ко мне, являются также совершенно незаконными и недопустимыми. Мне на каждом допросе угрожают, на меня кричат, как на животное, меня оскорбляют, мне, наконец, не дают даже дать мотивированный письменный отказ от дачи показаний...»
Из обнаруженной в архиве НКВД книги регистрации происшествий внутренней тюрьмы ГУГБ НКВД СССР с декабря 1934 по март 1937 г. видно, что доставленные в Москву из лагерей бывшие «правые», протестуя против произвола следствия, непрерывно объявляли голодовки и делали попытки покончить жизнь самоубийством. Так, много раз прибегали к голодовкам А. Н. Слепков и М. Н. Рютин. А. Н. Слепков неоднократно пытался покончить жизнь самоубийством. М. Н. Рютин был вытащен из петли. Протестовал против произвола, творимого на следствии, Л. А. Шацкин, который в своем письме И. В. Сталину сообщал, что якобы «в интересах партии» его понуждают дать ложное показание о терроре.
Выполнение директивы от 29 сентября 1936 г. об отношении к бывшим оппозиционерам привело и на местах к грубейшим извращениям социалистической законности. Так, НКВД Киргизской ССР в целях «успешного выполнения задач по разгрому право-троцкистских и иных антисоветских организаций» объявил социалистическое соревнование. В приказе наркома внутренних дел республики «О результатах соцсоревнования третьего и четвертого отделов УГБ НКВД республики за февраль 1938 года» говорится: «Четвертый отдел в полтора раза превысил по сравнению с 3-м отделом число арестов за месяц и разоблачил шпионов, участников к.-р. организации на. 13 чел. больше, чем 3-й отдел... однако 3-й отдел передал 20 дел на Военколлегию и 11 дел на спецколлегию, чего не имеет 4-й отдел, зато 4-й отдел превысил количество законченных его аппаратом дел (не считая периферии), рассмотренных тройкой, почти на 100 человек...»
В результате допущенных извращений законности были необоснованно арестованы и осуждены тысячи ни в чем не повинных людей.
После получения новых показаний вопрос о Н. И. Бухарине и А. И- Рыкове был вынесен на Пленум ЦК партии, который состоялся 4—7 декабря 1936 г. На Пленуме Н. И. Ежов выступил с докладом «Об антисоветских, троцкистских и правых организациях». Оперируя, как теперь установлено, ложными показаниями, добытыми от арестованных Л. С. Сосновского, Е. Ф. Куликова, В. А. Яковлева, В. А. Котова и других, он обвинил Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова в блокировании с троцкистами и зиновьевцами и осведомленности в их террористической деятельности.
Н. И. Бухарин в своем выступлении на Пленуме отрицал все предъявленные обвинения. Он утверждал: «...Во всем том, что здесь наговорено против меня, нет ни единого слова правды. У меня была единственная очная ставка с Сокольниковым... Ведь я же просил зафиксировать, что он со мной о политических делах никаких разговоров не вел, что он говорит со слов Томского — Томского, который к тому времени не существовал...
В отношении Сосновского, товарищи. Я несколько раз писал: почему вы мне не устроили очной ставки с моими обвинителями? Я с Сосновским ни одного разговора относительно общей политики не вел и ни о какой рютинской платформе не говорил. Рютинской платформы я сам не читал, потому что один-единственный раз по приказанию товарища Сталина она была мне показана. Я ее не видел, я даже не был осведомлен о ней до этого...
Я никогда не отрицал, что в 1928—29 гг. я вел оппозиционную борьбу против партии. Но я не знаю, чем заверить вас, что в дальнейшем я абсолютно ни о каких этих общих установках, ни о каких платформах, ни о каких «центрах» абсолютно ни одного атома представления не имел...
Говорят, есть какой-то центр правых. Клянусь, Угланова я уже сколько лет не видел и не знаю, существует ли Угланов и где он есть, и абсолютно не имею представления, в какой точке земного шара Угланов находится.
Я вас заверяю, что бы вы ни признали, что бы вы ни постановили, поверили или не поверили, я всегда, до самой последней минуты своей жизни, всегда буду стоять за нашу партию, за наше руководство, за Сталина...»
А. И. Рыков на Пленуме говорил: «Я утверждаю, что все обвинения против меня с начала до конца — ложь...
Каменев показал на процессе, что он каждый год, вплоть до 1936 г., виделся со мной, я просил Ежова, чтобы он узнал, где и когда я с ним виделся, чтобы я мог как-нибудь опровергнуть эту ложь. Мне сказали, что Каменев об этом не был спрошен, а теперь спросить у него нельзя — он расстрелян...
Мои свидания с Томским на протяжении последних двух лет были очень редки. С Бухариным, я не знаю, кажется, я его видел последний раз в 1934 году. Последние годы мы не обсуждали политические вопросы...»
7 декабря 1936 г., в дни работы Пленума ЦК, Н. И. Бухарин направил И. В. Сталину заявление «Всем членам и кандидатам ЦК ВКП(б)», с которым просил ознакомить всех участников Пленума и приложить к стенограмме. В этом заявлении он возмущался чудовищностью предъявленных ему обвинений и писал, что в случае принятия политической оценки в таком виде, как она выдвигалась в докладе и прениях, следственные органы уже не смогут объективно подойти к рассмотрению дела, а обвиняемые будут лишены возможности самозащиты. Об обстановке на Пленуме Н. И. Бухарин писал: «...Материалы (не проверенные путем ставок) — есть у всех, но их нет у обвиняемых; обвиняемый стоит под ошеломлением внезапных исключительно чудовищных обвинений, впервые ему предъявляемых. При известной, заранее данной настроенности (самый факт постановки вопроса, материалы непроверенные, тенденция докладчика, печать, директивные лозунги вроде молотовского «о пособниках и подпевалах») все говорят: «Я убежден», «нет сомнений» и т. д. Обвиняемому говорят в глаза: а мы не верим, каждое твое слово нужно проверять. А на другой стороне слова обвиняемых-обвинителей принимаются за чистую монету... В общей атмосфере теперешних дней в пользу обвиняемого никто выступить не решится.
А дальше? А на дальнейших этапах, после обязательного партийного решения и т. д., эта защита почти невозможна». 250
В перерывах между заседаниями Пленума ЦК ВКП(б) Н. И. Бухарину и А. И. Рыкову устраивались очные ставки с Е. Ф. Куликовым, Л. С. Сосновским и Ю. Л. Пятаковым, показания которых и Н. И. Бухарин, и А. И. Рыков категорически отрицали. Пленум принял предложение И. В. Сталина: «Считать вопрос о Рыкове и Бухарине незаконченным. Продолжить дальнейшую проверку и отложить дело решением до последующего Пленума ЦК».
Однако никакой дополнительной партийной проверки предъявленных Н. И. Бухарину и А. И. Рыкову обвинений не проводилось. Дело, по существу, было передано на откуп органам НКВД, которые активно продолжали вести сбор клеветнических материалов.
В конце 1936— начале 1937 г. был арестован ряд лиц, в том числе К. Б. Радек, В. Н. Астров, С. Н. Радин, Б. Н. Нестеров. К. Б. Радек дал показания о связи лидеров бывшей «правой оппозиции» с троцкистами и зиновьевцами, об их террористической деятельности и о причастности Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова и М. П. Томского к убийству С. М. Кирова. Ознакомившись с этими показаниями, Н. И. Бухарин направил 12 января 1937 г. в Политбюро ЦК ВКП(б) заявление, в котором категорически опровергал их как вымысел и клевету. Свое опровержение он подтвердил и 13 января 1937 г. в Политбюро ЦК ВКП(б) на очной ставке с К. Б. Радеком.
Провокаторскую роль в судьбе Н. И. Бухарина сыграл В. Н. Астров. На очной ставке он подтвердил показания о терроризме «правых». Далее он заявил, что весной 1932 г. «центр правых постановил перейти к тактике террора», что Н. И. Бухарин будто бы говорил «о необходимости убийства Сталина» и что главными авторами так называемой «Рютинской платформы» являются Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, М. П. Томский и Н. А. Угланов. Он утверждал, что ему, Астрову, известно также, что «Бухарин и Рыков продолжают составлять центр правых, оставаясь на прежних позициях». Н. И. Бухарин в категорической форме отрицал эти обвинения.
Активное участие в допросе Н. И. Бухарина на очных ставках принимал И. В. Сталин. В частности, он обвинял Н. И. Бухарина в том, что тот в период Брестского мира блокировался с эсерами и скрыл это. На что Н. И. Бухарин ответил: «Какой мне смысл врать насчет Брестского мира. Однажды пришли левые эсеры и сказали: «Давайте создадим кабинет. Мы арестуем Ленина и составим кабинет». Я это после рассказал Ильичу. «Дайте мне честное слово, что Вы об этом никому не скажете»,— сказал мне Ильич. Потом, когда я дрался вместе с Вами против Троцкого, я это привел в качестве примера,— вот до чего доводит фракционная борьба. Это произвело тогда взрыв бомбы».
После указанных очных ставок последовали новые многочисленные аресты бывших правых и других оппозиционеров, от которых были получены «нужные» показания на Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова. Протоколы допросов этих лиц направлялись
Н. И. Бухарину на квартиру. Лишь за один день — 16 февраля 1937 г.— Н. И. Бухариным было получено 20 таких показаний. В своих письмах И. В. Сталину и Политбюро ЦК ВКП(б) Н. И. Бухарин отрицал показания всех этих лиц и протестовал против травли его в печати, против того, что газета «Правда» уже исходит из «доказанности» неслыханно тяжких обвинений против «лидеров правых», против того, что в «Правде» он «объявлен агентом гестапо».
В начале 1937 г., будучи уведомлен о новом разборе дела на Пленуме ЦК ВКП(б), Н. И. Бухарин послал в Политбюро ЦК заявление о том, что не явится на Пленум, пока с него не будут сняты обвинения в шпионаже и вредительстве, и в знак протеста против обвинений объявил голодовку. Он просил также огласить на Пленуме свое обстоятельное объяснение по поводу полученных на него от арестованных показаний, которые называл клеветническими.
За день до открытия Пленума в Политбюро ЦК проводились очные ставки А. И. Рыкова с ранее арестованными С. Н. Радиным, В. В. Шмидтом и Б. П. Нестеровым.
С. Н. Радин показал, что в 1932 г. А. И. Рыков якобы дал «правым» директиву о применении террора и вредительства. От В. В. Шмидта были получены показания о том, что после 1929 г. «центр правых продолжал свою работу», что в 1932 г. будто бы состоялось совещание «центра», на котором был рассмотрен вопрос «о необходимости насильственного устранения руководства ВКП(б) — Сталина и др.». Подобного рода показания А. И. Рыков полностью отрицал.
23 февраля 1937 г. открылся Пленум ЦК ВКП(б), на котором вторично рассматривалось дело Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова. С докладом по этому вопросу выступил Н. И. Ежов, который, по существу, повторил обвинения, выдвинутые на предыдущем Пленуме. Он утверждал, что в 1929 г. они обманули партию, не выдали своей «подпольной организации», сохранили ее и продолжали борьбу с партией до последнего времени, поставили цель захватить власть насильственным путем, вступив фактически в блок с троцкистами, антисоветскими партиями и меньшевиками.
Доклад Н. И. Ежова был полностью построен на ложных, сфальсифицированных показаниях, добытых путем применения запрещенных методов следствия. Почти все лица, арестованные органами НКВД и давшие в 1936—1937 гг. показания на Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова, ныне реабилитированы. Те из них, кто случайно уцелел, сообщили Комиссии ЦК КПСС, работавшей в 60-х гг., что на допросах за дачу «нужных» показаний им обещали сохранить жизнь и освободить, в противном случае — угрожали расправой. Тех, кто сопротивлялся,— подвергали физическому и моральному воздействию. Добытые таким путем данные Н. И. Ежов немедленно направлял И. В. Сталину.
Так был сфабрикован обвинительный материал на Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова. Участники Пленума ЦК были введены в за-
2,52
блуждение, тем более что все арестованные по делу Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова были представлены Н. И. Ежовым как лица, добровольно давшие свои показания.
С большой речью, фактически содокладом, содержащим резкие политические обвинения и оценки, вслед за Н. И. Ежовым на Пленуме выступил А. И. Микоян.
Обстановка на Пленуме была тяжелой. Его участники обвиняли Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова в совершении тяжких преступлений, не скупясь на оскорбительные выражения и ярлыки. Откровенное давление на членов Пленума оказывал И. В. Сталин, который грубо обрывал Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова, укреплял тем самым у присутствовавших мнение о полной достоверности следственных материалов НКВД. Любая попытка возразить или защититься со стороны Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова расценивалась как неискренность, двурушничество и клевета на органы НКВД. Вот только небольшой фрагмент из неправленой стенограммы Пленума:
«БУХАРИН. Товарищи, я хочу сперва сказать несколько слов относительно речи, которую здесь произнес товарищ Микоян. Товарищ Микоян, так сказать, изобразил здесь мои письма членам Политбюро ЦК ВКП(б) — первое и второе, как письма, которые содержат в себе аналогичные троцкистским методы запугивания Центрального Комитета.
Я прежде всего должен сказать, что я достаточно знаю Центральный Комитет, чтобы просто заранее отрицать, что ЦК вообще можно чем-либо запугать.
ХЛОПЛЯНКИН. А почему писал, что пока не снимут с тебя обвинения, ты не кончишь голодовку?
БУХАРИН. Товарищи, я очень прошу вас -не перебивать, потому что мне очень трудно, просто физически тяжело, говорить: я отвечу на любой вопрос, который вы мне зададите, но не перебивайте меня сейчас. В письмах я изображал свое личное психологическое состояние.
ГОЛОС. Зачем писал, что пока не снимут обвинения?
БУХАРИН. Я не говорил этого по отношению к ЦК. Я говорил здесь не по отношению к ЦК, потому что ЦК, как ЦК, меня в этих вещах официально еще не обвинил. Я был обвинен различными органами печати, но Центральным Комитетом в таких вещах нигде обвинен не был. Я изображал свое состояние, которое нужно просто по-человечески понять. Если, конечно, я не человек, то тогда нечего понимать. Но я считаю, что я — человек, и я считаю, что я имею право на то, чтобы мое психологическое состояние в чрезвычайно трудный, тяжелый для меня жизненный момент...
ГОЛОС. Ну, еще бы!
БУХАРИН....В чрезвычайно, исключительно трудное время — я о нем и писал. И поэтому здесь не было никакого элемента ни запугивания, ни ультиматума...
СТАЛИН. А голодовка?
БУХАРИН. А голодовка, я и сейчас ее не отменил, я вам сказал, написал, почему я в отчаянии за нее схватился, написал узкому кругу, потому что с такими обвинениями, какие на меня вешают, жить для меня невозможно. Я не могу выстрелить из револьвера, потому что тогда скажут, что я-де самоубился, чтобы навредить партии; а если я умру, как от болезни, то что вы от этого теряете? (Смех.)
ГОЛОСА. Шантаж!
ВОРОШИЛОВ. Подлость! Типун тебе на язык. Подло. Ты подумай, что ты говоришь.
БУХАРИН. Но поймите, что мне тяжело жить.
СТАЛИН. А нам легко?
ВОРОШИЛОВ. Вы только подумайте: «Не стреляюсь, а умру».
БУХАРИН. Вам легко говорить насчет меня. Что же вы теряете? Ведь если я вредитель, сукин сын и т. д., чего меня жалеть? Я ведь ни на что не претендую, изображаю то, что я думаю, и то, что я переживаю. Если это связано с каким-нибудь хотя бы малюсеньким политическим ущербом, я, безусловно, все, что вы скажете, приму к исполнению. (Смех.) Что вы смеетесь? Здесь смешного абсолютно ничего нет.
Мне хочется — говорит Микоян — опорочить органы Наркомвнудела целиком. Абсолютно нет. Я абсолютно не собирался это делать. Место, о котором говорит т. Микоян, касается некоторых вопросов, которые задаются следователями. Что же я говорю о них? Я говорю: такого рода вопросы вполне допустимы и необходимы, но в теперешней конкретной обстановке они приводят к тому-то и к тому-то.
Относительно политической установки. Тов. Микоян говорит, что я хотел дискредитировать Центральный Комитет. Я говорил не насчет Центрального Комитета. Но если публика все время читает в резолюциях, которые печатают в газетах, и в передовицах «Большевика» о том, что еще должно быть доказано, как об уже доказанном, то совершенно естественно, что эта определенная струя, как директивная, просасывается повсюду. Неужели это трудно понять? Это же не просто случайные фельетончики.
ПЕТЕРС. (Реплика не уловлена.)
БУХАРИН. Я скажу все, не кричите, пожалуйста.
МОЛОТОВ. Прошу без реплик. Мешаете.
БУХАРИН. Товарищ Микоян сказал, что я целый ряд вещей наврал Центральному Комитету, что с Куликовым я 29 год смешал с 32 годом. Что я ошибся — это верно, но такие частные ошибки возможны.
ГАМАРНИК. Прошибся...»
Обращая внимание на грубейшие противоречия в приводившихся показаниях, Н. И. Бухарин, в частности, заявил: «Я не знал ни о троцкистско-зиновьевском блоке, ни о параллельном центре, ни об установках на террор, ни об установках на вредительство... а тем более, что я мог быть причастным как-нибудь к этому делу. Я протестую против этого самым решительным образом. Тут,
может быть, миллионы разносторонних показаний, и все-таки я не могу этого признать. Этого не было».
В своих выступлениях на Пленуме Н. И. Бухарин и А. И. Рыков отвергали, как совершенно несостоятельные и вздорные, выдвинутые против них обвинения в двурушничестве, т. е. о формальном признании ими своих ошибок в 1929 г. и о продолжении в последующие годы скрытной борьбы против партии, о существовании якобы нелегального центра «правых» (с 1932 г.), платформой которого являлась якобы «Рютинская платформа», о наличии политической связи с троцкистами и зиновьевцами, отвергали, как совершенно абсурдные, обвинения их в террористической деятельности.
Однако все это не было принято во внимание. Участники февральско-мартовского (1937 г.) Пленума ЦК находились под впечатлением сфабрикованных материалов НКВД и давлением И. В. Сталина.
Бесспорно — и это вытекает из имеющихся материалов — участь Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова была предрешена еще до Пленума. Авторитет Пленума потребовался лишь для придания видимости соблюдения партийного Устава — Н. И. Бухарин и А. И. Рыков были кандидатами в члены ЦК, с тем чтобы впоследствии расправиться с ними физически.
По делу Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова Пленум ЦК образовал специальную комиссию. Ниже приводится протокол заседания этой комиссии:
ПРОТОКОЛ
заседания комиссии Пленума ЦК ВКП(б) по делу Бухарина и Рыкова
27 февраля 1937 года ПРИСУТСТВОВАЛИ:
Тов. Микоян — председатель
Члены комиссии: тт. Андреев, Сталин, Молотов, Каганович Л. М., Ворошилов, Калинин, Ежов, Шкирятов, Крупская, Косиор, Ярославский, Жданов, Хрущев, Ульянова, Мануильский, Литвинов, Якир, Кабаков, Берия, Мирзоян, Эйхе, Багиров, Икрамов, Варейкис, Буденный, Яковлев Я., Чубарь, Косарев, Постышев, Петровский, Николаева, Шверник, Угаров, Антипов, Гамарник.
СЛУШАЛИ ПРЕДЛОЖЕНИЯ ЧЛЕНОВ КОМИССИИ:
1. т. Ежова — Об исключении Бухарина и Рыкова из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б) и предании их суду Военного Трибунала с применением высшей меры наказания — расстрела.
2. т. Постышева — Исключить из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б) и предать суду, без применения расстрела.
3. т. Буденного — Исключить из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б) и предать суду с применением расстрела.
4 т. Сталина — Исключить из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б), суду не предавать, а направить дело Бухарина — Рыкова в НКВД
5 т. Мануильского — Исключить из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б), предать суду и расстрелять
6 т. Шкирятова — Исключить из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б), предать суду, без применения расстрела
7 т. Антипова — То же
8 т. Хрущева — То же
9 т. Николаевой — То же
10 т. Ульяновой М — За предложение т Сталина
11 т. Шверника — Исключить из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б), предать суду и расстрелять
12 т. Косиора С — Исключить из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б), предать суду, без применения расстрела
13 т. Петровского — Исключить из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б), предать суду, без применения расстрела
14 т. Литвинова — То же
15 т. Крупской — За предложение т Сталина
16 т. Косарева — Исключить из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б), предать суду и расстрелять
17 т. Якира — То же
18 т. Варейкиса — За предложение т Сталина
19 т. Молотова — За предложение т Сталина
20 т. Ворошилова — За предложение т Сталина
ПОСТАНОВИЛИ
1) Исключить из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б) Бухарина и Рыкова, суду их не предавать, а направить дело Бухарина и Рыкова в НКВД.
(Принято единогласно)
2) Поручить комиссии в составе тт. Сталина, Молотова, Ворошилова, Kara новича, Микояна и Ежова выработать на основе принятого решения проект мотивированной резолюции.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ А. МИКОЯН»
В этот же день по докладу И. В. Сталина о работе комиссии Пленум принял следующую резолюцию:
«1. На основании следственных материалов НКВД, очной ставки т Бухарина с Радеком, Пятаковым, Сосновским и Сокольниковым в присутствии членов Политбюро и очной ставки т Рыкова с Сокольниковым, а также всестороннего обсуждения вопроса на Пленуме, Пленум ЦК устанавливает, как минимум, что тт. Бухарин и Рыков знали о преступной, террористической, шпионской и диверсионно вредительской деятельности троцкистского центра и не только не вели борьбы с ней, а скрыли ее от партии, не сообщив об этом в ЦК, и тем самым содействовали ей.
2. На основании следственных материалов НКВД, очной ставки т Бухарина с правыми — с Куликовым и Астровым, в присутствии членов Политбюро и очной ставки т Рыкова с Котовым, Шмидтом, Нестеровым и Радиным, а также всестороннего обсуждения вопроса на Пленуме ЦК,— Пленум ЦК устанавливает как минимум, что тт. Бухарин и Рыков знали об организации преступной террористической группы со стороны их учеников и сторонников — Слепкова, Цетлина, Астрова, Марецкого, Нестерова, Радина, Куликова, Котова, Угланова, Зайцева, Кузьмина, Сапожникова и др. и не только не вели борьбу с ними, но поощряли их.
3. Пленум ЦК устанавливает, что записка т. Бухарина в ЦК, где он пытается
опровергнуть показания поименованных выше троцкистов и правых террористов, является по своему содержанию клеветническим документом, который не только обнаруживает полное бессилие т. Бухарина опровергнуть показания троцкистов и правых террористов против него, но под видом адвокатского оспаривания этих показаний делает клеветнический выпад против НКВД и допускает недостойные коммуниста нападки на партию и ее ЦК, ввиду чего записку т Бухарина нельзя рассматривать иначе, как совершенно несостоятельный и не заслуживающий какого-либо доверия документ.
Пленум ЦК считает, что тт Бухарин и Рыков заслуживают немедленного исключения из партии и предания суду Военного Трибунала. Но исходя из того, что тт. Бухарин и Рыков, в отличие от троцкистов и зиновьевцев, не подвергались еще серьезным партийным взысканиям (не исключались из партии), Пленум ЦК постановляет ограничиться тем, чтобы.
1. Исключить тт. Бухарина и Рыкова из состава кандидатов в члены ЦК и из рядов ВКП(б),
2. Передать дело Бухарина и Рыкова в НКВД»
В тот же день, 27 февраля 1937 г., Н. И. Бухарин и А. И. Рыков были арестованы.
В целях придания предстоящему судебному процессу над Н. И. Бухариным и А. И. Рыковым большей политической значимости, а им самим — роли руководителей широко разветвленной антисоветской объединенной организации «правых» и троцкистов, к их делу позднее были механически подключены руководители ряда наркоматов, партийных и советских органов некоторых союзных республик и областей, являвшиеся членами и кандидатами в члены ЦК ВКП(б). Кроме того, к этому делу искусственно были притянуты врачи и другие лица, обвинявшиеся в «умерщвлении» А. М. Горького, В. В. Куйбышева, В. Р. Менжинского, сына Горького — М. А. Пешкова, а также в покушении на жизнь Н. И. Ежова.
Как теперь с несомненностью установлено, дело так называемого «антисоветского правотроцкистского блока» было полностью сфальсифицировано, а сам процесс инспирирован И В. Сталиным и его окружением.
Показания, послужившие основанием к аресту Н. И. Бухарина и А. И Рыкова, не соответствовали действительности и были получены путем вымогательства, шантажа и насилия над арестованными. Так, в числе показаний, разосланных участникам Пленума, была копия протокола допроса от 23 ноября 1936 г. бывшего директора библиотеки имени Ленина В И. Невского о том, что «нелегальный центр правых стоял на позициях террора, что Бухарин, Рыков и Томский входили в состав руководства контрреволюционной организации правых». Однако в 1937 г, еще за месяц до заседания февральского Пленума ЦК, он от этих показаний отказался. В судебном заседании Военной Коллегии Верховного суда СССР по своему делу 25 мая 1937 г В. И. Невский рассказал, что показания им были подписаны по настоянию работников НКВД, заявлявших о необходимости таких показаний якобы «во имя интересов партии и осуждения Бухарина и Рыкова».
О том, как допрашивался А. Г. Белобородов, показания которого также были представлены Пленуму ЦК, говорит следующий документ.
26 мая 1937 г. Н. И. Ежов направил И. В. Сталину копию заявления А. Г. Белобородова о лицах, разделявших взгляды троцкистов. Будучи недовольным этими показаниями А. Г. Белобородова, Сталин на сопроводительной к заявлению написал: «Ежову. Можно подумать, что тюрьма для Белобородова — трибуна для произнесения речей — заявлений, касающихся деятельности всякого рода лиц, но не его самого. Не пора ли нажать на этого господина и заставить его рассказать о своих грязных делах? Где он сидит: в тюрьме или гостинице? И. Ст.».
Установлено также, что один из основных «разоблачителей» Н. И. Бухарина — В. Н. Астров являлся секретным сотрудником НКВД и использовался в разработке дела «правых». Обращает на себя внимание подчеркнуто агрессивное поведение В. Н. Астрова на очной ставке в Политбюро 13 января 1937 г. по отношению к Н. И. Бухарину. Из стенограммы этой очной ставки видно, что, давая на Н. И. Бухарина показания, В. Н. Астров усердно старался «разоблачить» и себя. Он заявил, что очень многое скрыл от партии в 1933 г. (в момент его ареста) и сообщил «новые» сведения о якобы имевших место конференциях «правых», где обсуждался вопрос о террористической деятельности. За это «усердие» В. Н. Астров вскоре после очной ставки по указанию И. В. Сталина 9 июля 1937 г. был освобожден из-под стражи, а уголовное дело на него прекращено. В деле имеется резолюция Н. И. Ежова:
«Освободить. Оставить в Москве. Дать квартиру и работу по истории».
Позже, в декабре 1943 г., в личном письме Л. П. Берия (оно хранится в деле) В. Н. Астров ставил свое поведение в особую заслугу, подчеркивал, что он способствовал «разоблачению» не только Н. И. Бухарина, но и А. И. Рыкова, других «правых», и на этом основании просил своего могущественного адресата оказать содействие в восстановлении его в партии.
Когда же в 1957 г. в КПК при ЦК КПСС рассматривался вопрос о его партийности, В. Н. Астров в своих заявлениях стал утверждать, что никакого переворота и теракта «правые» не готовили, что были лишь отдельные высказывания против деятельности И. В. Сталина. Будучи вызванным в КПК во время повторной проверки в 60-е гг., В. Н. Астров заявил, что показания, которые он давал в 1937 г. в отношении Н. И. Бухарина, были вымышленными и продиктованы органами НКВД.
Говоря об обстановке 1932—1933 гг., когда он и другие «правые уклонисты» были арестованы, В. Н. Астров писал в 1961 г.:
«...От меня добивались «лишь» «переквалифицировать» эту вину в «антисоветскую». Правый уклон у меня был уже в прошлом, я готов был вместе с партией против него бороться, а партия считала правых контрреволюционерами, и следователи от имени партии требовали с меня признания в этом. Требовала от меня этого, по сути дела, исключившая меня из партии ЦКК...
Все это, в совокупности, меня морально разоружило, и я подписал показания о контрреволюционном характере «организации
правых», получив от коллегии ОГПУ приговор к 3 годам тюрьмы (политизолятора).
Если так проходило следствие в 1933 г., то при втором моем аресте в конце 1936 г. оно было усугублено резчайшим обострением политической обстановки...
Для следствия же в таких условиях терроризм правых сделался неопровержимым тезисом, который лично мне был подтвержден от лица партии устами самого наркома (он же секретарь ЦК и, если не ошибаюсь, тогда и председатель ЦКК) Ежова. Это подтверждение отняло у меня моральный стимул противиться требованиям следствия. Ограждение любыми мерами членов ЦК партии и Советского правительства от возможных покушений на их жизнь со стороны проникших в партию террористов стало представляться мне повелительной необходимостью, и я дал показания о террористическом характере организации правых, не выделяя из них и себя...
Сказав «а», я должен был сказать и «б»: меня поставили на очную ставку с Бухариным; я подтверждал терроризм правых, он отрицал.
Затем моя судьба вдруг феерически повернулась: мне было сообщено, что я, по личному указанию Сталина, буду освобожден, что и произошло вскоре...»
Подобным образом фабриковались и другие свидетельства против Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова, М. П. Томского, многих честных коммунистов, обвиненных по делу так называемого «антисоветского правотроцкистского блока».
Вместе с Н. И. Бухариным и А. И. Рыковым на скамье подсудимых по делу так называемого «антисоветского правотроцкистского блока» оказались видные партийные и советские работники:
бывший нарком внешней торговли СССР А. П. Розенгольц, бывший нарком земледелия СССР М. А. Чернов, бывший первый заместитель наркома иностранных дел СССР Н. Н. Крестинский, бывший работник НКВД П. П. Буланов, бывший работник Наркомата путей сообщения СССР В. А. Максимов-Диковский, бывший активный деятель Коминтерна X. Г. Раковский, бывший председатель Центросоюза И. А. Зеленский, бывший нарком лесной промышленности СССР В. И. Иванов, бывший заместитель наркома земледелия СССР П. Т. Зубарев, бывший нарком финансов СССР Г. Ф. Гринько, бывший советник Полпредства СССР в Германии С. А. Бессонов, бывший первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана А. И. Икрамов, бывший первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии В. Ф. Шарангович, бывший председатель Совнаркома Узбекской ССР Ф. У. Ходжаев. Вместе с ними был осужден и Г. Г. Ягода.
Трагическую судьбу репрессированных коммунистов в этом процессе разделили и беспартийные — врачи Д. Д. Плетнев, И. Н. Казаков, Л. Г. Левин, директор музея А. М. Горького П. П. Крючков.,,
4 февраля 1988 г. Верховный суд СССР прекратил судебное
дело в отношении Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова, X. Г. Раковского, М. А. Чернова, А. П. Розенгольца, П. П. Буланова, В. А. Максимова-Диковского за отсутствием в их действиях состава преступления.
Полагаем, что есть все основания и для их посмертной реабилитации в партийном отношении.
Другие члены партии, проходившие по делу так называемого «антисоветского правотроцкистского блока», кроме Г. Г Ягоды, восстановлены в КПСС в 1955—1965 гг.
