Игра во взрослых

В современных европейских культурах игра во взрослых предстает перед нами в форме развернутой ролевой игры: современные дети играют во вра­чей, в магазин и парикмахерскую, в дочки-матери и в казаки-разбойники. Детские игры, моделирующие и воспроизводящие структуру взрослого об­щества, принято называть сюжетно-ролевыми играми.

Самый древний вид таких игр — обрядовые. Обрядовые игры представля­ют собой форму детского коллективного участия в религиозных (языческих и христианских) церемониях взрослых людей, в ходе которых отрабатыва­ются правила поведения, техника исполнения ритуала, происходит ознаком-

ление с содержанием и культурным предназначением ритуала, церемонии, обряда.

В традиционной русской культуре игра во взрослых как форма подрост­ковой детской социализации проходила в несколько этапов, а именно: на­блюдение, обучение, активное участие, передача игровых традиций и конт­роль за их исполнением. Ребенок любого возраста, кроме самого младшего, как считает И.С. Слепцова", выполнял две роли: с одной стороны — он был учитель, с другой — ученик. Практически каждая старшая группа была обу­чающей и контролирующей по отношению к младшей, а каждая младшая — наблюдающей и обучающейся. В большой деревне обычно собиралось три

посиделки — для детей (10—13 лет), подростков (14—17 лет) и молодежи (старше 17—18 лет). Малые и средние посиделки были в целом похожи на взрослые, но, в отличие от молодеж­ных, на младших посиделках мальчики часто работали. Некоторые из них пря­ ли (если в семье было мало женщин). На средних посиделках мальчики уже стыдились прясть и выполняли мужскую работу — вили оборы, плели лап­ти. В проведении досуга дети и особенно подростки стремились подражать молодежи. У подростков на посиделках поют те же песни, что и в большой беседе у взрослых девиц.

Характерной чертой народного воспитания, пишет И.С. Слепцова¹², яв­ляется постепенность, неспешность усвоения игрового фольклора. Внача­ле ребенок всецело подчинялся взрослому и выполнял движения, следуя его воле, затем он копировал действия взрослого и в конце концов становился активным участником и инициатором игры. Простые игры-потешки, в ко­торых движение соединено с песней или речитативом, вызывали у ребенка радостное возбуждение, желание двигаться. Примерно с четырех лет дети начинали участвовать в несложных драматизированных играх с сюжетом, которые устраивали более старшие дети. Многие из этих довольно однотип­ных игр известны и современным детям: «гуси-лебеди», «волк и овцы», «у медведя во бору», «бабка-ежка» и др., т.е. чаще всего это различные вариан­ты ловишек, сопровождаемые более или менее развернутым текстом (боль­шей частью ритмизованным диалогом), в котором излагается сюжет.

Круг игр, в которых принимают участие шести-семилетние дети, расши­ряется за счет игр с правилами как сохраняющими сюжет, так и утративши­ми его. К последним относятся различные варианты пряток (с колом, с од­ной или 10—12 палочками), догонялок (с домом или без него, с мячом), жмурок (с колокольчиком, трещоткой, жгутом) и др. Однако не они преоб­ладают в игровом репертуаре этого возраста, а игры с сюжетом. Очень по­пулярной и известной, вероятно по всей территории расселения русских, была игра в «коршуна» («ворона»)¹³.

¹¹ Слепцова И.С. Народные игры и использование их в воспитании // Русские народные традиции и
современность. М., 1995. С. 54—70.

¹² Там же.

¹³ Слепцова И.С. Указ. соч. С. 57-58.

В предподростковом и подростковом возрасте игровой репертуар наибо­лее разнообразен: хотя сохраняются подражательные, драматизированные и сюжетные игры, на первый план выходят игры с правилами; появляются игры-соревнования спортивного типа у мальчиков и хороводные игры у де­вочек, не забыты и игры-манипуляции с предметами или пальцами, кото­рые становятся очень сложными и требуют хорошей координации. Причем по мере приближения к юношескому возрасту начинают преобладать хоро­водные и спортивные игры.

В обществе аборигенов Австралии самая недоступная для детей и таин­ственная сфера жизни — это религиозно-обрядовая практика. И, по свиде­тельствам полевых исследователей, игра в обряды является одним из люби­мейших детских развлечений: как и взрослые перед ответственной церемо­нией, дети разрисовывают тела и вся­чески украшают друг друга, они стара­тельно воспроизводят общеизвестные песни и танцы, разводят огонь и расса­живаются вокруг него. Подобные игры, так же, как и разыгрывание ма­леньких, иногда гротесковых сценок из взрослой жизни (на тему похорон или свадебных обрядов) — поощряются старшими.

У тех же австралийских аборигенов группы мальчишек от шести до десяти лет, вооружившись миниатюрными копьями, по нескольку дней путешествуют в окрестностях лагеря, добывая себе «пропитание». Маленькие охотники не только по-настоящему высле­живают дичь, у них все «взаправду», включая раскраску тел, бурные прово­ды и не менее бурную встречу участников похода, которые им устраивают девочки. Скитания детей вдали от лагеря — это не просто охота и не сухое «практическое занятие» по отработке охотничьего мастерства — это еще и игра, обучающая и ролевая одновременно. Обыгрывается не только церемо­ниальная жизнь, не только практика жизнеобеспечения, но и сфера семей-но-брачных отношений. Несмотря на ранний возраст вступления в брак (особенно у девочек), дети аборигенов успевают освоить игру в мужа и жену. В одном из вариантов разыгрывается частая в жизни аборигенов ситуация: один из мальчиков убегает с «чужой женой», а все остальные участники за­няты их поисками¹⁴.

Игры с куклами — едва ли не самая продолжительная ролевая игра: на­чинаясь в младшем дошкольном возрасте, она сохраняется до возраста под­росткового (иногда до 14—15 лет). Это — большая часть детства для ребен­ка — огромная эпоха, в течение которой изменяется он сам, изменяются его потребности, психические и социальные установки. Уже в первых обучаю­щих играх ребенок ориентирован на исполнение роли взрослого. В игре с куклой осваиваются действия по уходу за ребенком, объектом которых в

¹⁴ Тендрякова М. Время в зеркале детской игры // Педология. 2001. № 6.

реальной жизни является сам малыш. Считается, что кукла как сюжетная игрушка предопределяет характер такой ролевой игры.

У русских в кукольных забавах проигрывались почти все деревенские праз­дничные обряды. Чаще всего свадьбы — особо впечатляющий, торжественный и красивый русский народный обряд. Относились к игре очень серьезно, сохра­няя последовательность обряда, запоминая и повторяя разговоры взрослых, исполняемые ими обрядовые песни. Для игры собирались группами в избе, в амбаре, летом на улице. И каждая девка приносила с собой коробейку с кукла­ми. В игре их было до двадцати и более: жених, невеста, родители молодых, подруги-повязочницы, подруги-кокушницы, тысяцкий, повозник и все осталь­ные, как полагается на настоящей свадь­бе. Сцена за сценой развертывается сва­товство, налаживание к богомолью, по­сиделки, баня, девишник. Кукле-невесте расплетали кукольную косу, и девочка, которая играла за куклу-подругу, начи­ нала голосить. После венчания кукле-невесте заплетали волосы в две косы и укладывали по-бабьи, сажали за княжес­кий стол, затем молодых оставляли одних, и кукольная свадьба на этом закан­чивалась¹⁵.

В свое время Д. Эльконин выдвинул предположение, что источником ролевой игры являются все сферы жизни взрослых, в которых дети не могут принять непосредственное участие. А значит в детский игровой репертуар следует включить сферы труда и производства, экономики, культуры, рели­гии, досуга, здравоохранения и образования, повседневной жизни. Сама игра в «дочки-матери» — это отработка инстинкта заботы о потомстве. Не­которые маленькие девочки настолько копируют своих мам, что даже гру­дью пытаются покормить своих кукол. Они носят их в садик, одевают-раз-девают-поят-спать укладывают, кормят настоящей кашей, так что потом родителям приходится отмывать куклы стиральным порошком.

Игра в куклы — сильнейшее средство психологической поддержки для детей. Вместе с куклой малыш проживает свои ссоры и обиды, проигры­вает ситуации с желательным для него финалом. Зачастую любимая кукла становится единственной хранительницей детских секретов и тайн, о ко­торых не скажешь никому-никому. Психологи уверены: по содержанию игр ребенка с куклами можно понять, что именно его беспокоит, особенно, если часто повторяется один и тот же сюжет. Детям, так же как и взрослым, трудно открыто поговорить о том, что их на самом деле волнует. Часто, когда мы задаем прямые вопросы, они замыкаются и уходят от разговора. В игре же они могут опосредованно, избегая грубого вмешательства в их внутренний мир, узнавать какие-то сведения о себе, других людях, своих проблемах¹⁶.

Игра в войну — ей не одна тысяча лет, и она вполне может быть причис­лена к «игровым универсалиям». Конкретное же содержание этой игры — кто с кем воюет, каким оружием и как организуются игровые действия — всецело определяется, как вполне справедливо заключает М. Тендрякова,

¹⁵ Мещерякова Н. «Белолица, грудаста и коса непременно...» // Очаг. 1996. № 1. С. 4-6.

¹⁶ Романченко Е. Кукла-психотерапевт (www.nanya.ru).

историческим моментом. После Гражданской войны дети играли в «крас­ных» и «белых», скакали на лошадях и рубились саблями. После Великой Отечественной и до недавнего времени игра в войну раскалывала играющих на «наших» и «немцев», играли в танкистов, летчиков и всемогущих развед­чиков, батальные сцены «озвучивались» «пулеметными очередями» и «ар­тиллерийским» огнем. Сегодня наши дети уже играют в «чеченцев» и «рус­ских»¹⁷. Игра в войну соединяет в себе содержание других игр: в прятки, в салки, учит детей взаимодействовать в группе, легализованным способом выплеснуть азарт и агрессию, отработать навыки маскировки и наблюдатель­ности. Если взрослые умело направляют энергию детей, то примитивная игра кто кого первым убьет превращается в познавательное мероприятие: знакомство детей дошкольного и младшего школьного возраста с личнос­тями Александра Невского, Дмитрия Пожарского, Суворова, Ушакова или Кутузова даст нравственные образцы патриотической социализации.

Из мира взрослых дети моделируют далеко не все сюжеты социальных от­ношений, а чаще всего те, которые им кажутся: а) наиболее важными; б) ин­тересными для них. Но бывают исключения, когда дети пытались не модели­ровать, т.е. перефразировать, интерпретировать и представлять на свой манер, социальные процессы, а серьезно участвовать в них. Речь идет о детях-обви­нителях, затевавших кровавые судебные процессы. Дети-обвинители особен­но громко заявили о себе во времена охоты на ведьм в XVI—XVII вв. Дети са­мозабвенно фантазировали о ведьмах, демонах и подробностях шабаша. Они обвиняли в связи с дьяволом своих родных, соседей и посылали на костры и виселицы тех, кого случайно невзлюбили. В Ланкширском суде в Англии в

Врезка