До отеля класса «люкс»

Моего второго близкого друга из гимназии звали Штеффен. Он был родом из зажиточной семьи и в школе считался любимчиком. Он даже рано сдал экзамен на получение аттестата зрелости, что означало, что он по причине своего первоклассного среднего показателя школьных оценок мог окончить школу на целый год раньше по сравнению со своими ровесниками – школьными приятелями, и поэтому «освободился от школьных мук» на год раньше. Но Штеффен никогда не кичился своим привилегированным положением в жизни. Он не был классическим зубрилой в очках в никелевой оправе. Просто знания как-то легко им усваивались. Даже после своего довольно раннего выпуска из школы он снова и снова проезжал мимо Айхендорфа и мы плотно общались друг с другом.

После того, как я сдал экзамен на получение аттестата зрелости, он спросил меня, не было ли бы у меня желания поехать с ним на юг Франции. Тогда отношения с его тогдашней подружкой шли не очень хорошо, и он просто хотел отдохнуть. Пожалуй, благодаря моим музыкальным подработкам я получал много денег для выпускника средней школы, но не настолько много, чтобы позволить себе роскошно провести отпуск на побережье Кот Д’Азур. Поэтому Штеффен и я решили поехать на кемпинг. Я сразу хочу сказать: я был в своей жизни на кемпинге дважды – в первый и последний раз!

Конечно же, мы поехали не на какой-то неизвестный кемпинг, нет, это был кемпинг «люкс» класса недалеко от Сен-Тропе. Конечно же, у нас была не одна брезентовая палатка на двоих, нет, это была палатка для семейного отдыха «люкс» класса на 5 человек. Первую жаркую дискуссию Штеффену и мне пришлось выдержать по прибытию на место. «Эх, ладно, но Вы же заказали кемпинг для семейного отдыха», сказал смотритель кемпинга. «Когда же приедут остальные?», спросил он на коверканном немецком языке. Остальные? В принципе, наша палатка на пятерых уже для нас двоих была невыносимо мала. «Ах, больше никто не приедет», прозвучал наш ответ. «О, ля-ля, месье, так не пойдет. У Вас на двоих слишком много места, ах, вы должны поехать на кемпинг для двоих», возразил смотритель кемпинга в виде смеси немецкого и французского языков.

«Минуточку, пожалуйста», перебил я его своим твердым голосом в виде смеси немецкого и французского языков, «но мы заплатили за место на кемпинге за пятерых (5) и получим место для пятерых (5), Вы согласны?»

«Деньги решают все» и через три минуты мы стояли под южными французскими пиниями на нашем месте для кемпинга на пятерых.

Сейчас я лучше не буду описывать то, как мы разбивали палатку. Но примерно через два часа наша «палаточная вилла» с пристройкой была готова. Пристройка служила для нас гардеробной. Там мы установили вешалку для одежды и повесили большое зеркало. В конце концов, будучи юным, динамичным и умным человеком, на котором была надета уникальная модная одежда, нужно было произвести впечатление на милых и утонченных француженок. Главное пространство в палатке было отведено нашим надувным матрасам.

Я до сего дня не могу забыть смесь запахов из хорошо впитывающего воду синтетического палаточного материала и влажности земли в сочетании с ночными испаринами человеческого тела – и как потом восходящее солнце над палаткой согревало это все… Ба! Проснуться, быстро открыть стенку палатки и глубоко вздохнуть. Конечно же, солнце светило настолько ярко, что я чувствовал себя кротом, которого вынули из своей норки, которому впервые пришлось столкнуться с солнечным светом. Ужасно!

Наверное, я веду себя при многих обстоятельствах иначе, чем остальные семь миллиардов жителей Земли, но и мне, после того, как я встал, нужно пойти в туалет. Итак, я притащил зубную щетку и гель для душа и зашагал в своих модных шортах и шлепанцах по направлению к санузлу. «О, нет!», пронеслась в моей голове мысль, как я туда вошел. Я обнаружил во всех смыслах этого слова «ужасный туалет». Двенадцать туалетных кабинок, расположенных недалеко друг от друга, с деревянной дверью каждая. Сверху и снизу было открытое пространство, так что можно было видеть ноги стоящего в туалете человека. Двенадцать камер, из которых наружу вырывались невероятные шорохи и неприятные запахи. 12 пар босых ног (ах, боже мой!) или торчащие из-под сланцев пальцы ног, которые во время ожидания, подергиваясь, «показывали» акробатические номера. И перед каждой без исключения дверью очередь ожидающих из нескольких человек.

Поэтому я должен был подавить свою природную потребность, пока не подошла моя очередь, чтобы я, наконец-то, смог сесть еще на оставшееся теплым от моего предшественника туалетное сиденье. «Что за черт! Это отвратительно!». Меня почти хватил удар!

Однако, к сожалению, это еще было не все. То же самое ожидало меня в душевых кабинках, расположенных на противоположной стороне, напротив туалетных кабинок. Снова все заняты, снова очереди, снова обнаженные неухоженные ноги, только снизу.

Пришел мой черед, и я все еще стоял, шевеля своими пальцами ног, в пене в душевой кабинке моего предшественника, когда я заметил на жалком остатке мыла для душа волосяной покров тела человека. «Бе-е-е-е-е-е-е-е-е!» Я выбежал из душа и побежал обратно к нашей палатке. Просто с меня было довольно!

«Штеффен, мы должны поговорить!», закричал я уже издалека. Штеффен почитал ситуацию с гигиеной тоже не сладкой, но благодаря различному опыту пребывания в школьных экскурсиях и в других общественных душевых кабинках он закалился, но и у него уже началась настоящая апатия. «Что же нам нужно сделать?», спросил он. Я был сыт по горло, поэтому я даже бы записал все на счет своей кредитной карты, чтобы переночевать в Каннах в пятизвездочном отеле «Карлтон».

Штеффен всего лишь покачал головой и озвучил свои мысли. В его глазах я был просто настоящей неженкой.

Мы проводили дни на море и хорошо отдыхали. Потом рано вечером мы приезжали в свою палатку на кемпинге и могли прифрантиться на вечер. Как-то я перестал волноваться из-за грязных душевых и туалетных кабинок и уповал на свою судьбу. Что же иное я мог делать?

Несколько дней спустя Штеффен и я снова захотели попасть в большой, необъятный мир. Мы захотели поехать в Монте-Карло в элитный и модный спортивный клуб. Мы надели наши «шикарные» белые костюмы, (купленные в бутике «C&A») и сели в белый «Кадет» Штеффена. И помчались вперед!

Когда мы приблизились к спортивному клубу, мы не переставали удивляться. Улицы там были уже переполнены автомобилями этого прекрасного и богатого мира. Леди в кабриолетах выставляли свои украшения и декольте на всеобщее обозрение. Прежде чем мы опомнились, мы встали на подъездной дороге, ведущей к спортивному клубу, и колонна из автомобилей миллиметр за миллиметром двигалась по направлению к главному входу.

Перед нами стоял «Феррари», перед ним – «Роллс Ройс», позади нас – «Порше», еще один «Феррари» и «Мерседес AMG», а посередине всей автовереницы мы, на стареньком белом «Опеле Кадет»! У входа уже стояла охрана, чтобы принять гостей. Завсегдатаев приветствовали дружеским кивком головы, у других спрашивали приглашения. Конечно же, у нас не было приглашения. Кто же в те времена знал Томаса Андерса и Штеффена из Кобленца?

«Что мы теперь будем делать?», обеспокоенно спросил Штеффен. «Я не имею ни малейшего представления», ответил я. «Дай-ка мне подумать». Так как я не сидел за рулем, у меня было время осмотреться – и я обнаружил вход в подземный гараж. «Подземный гараж», сказал я, «вот оно!». Итак, мы со-о-о-о-овсем осторо-о-о-ожно проехали мимо главного входа по направлению к подземному гаражу. Внутри, где-то между автомобиля класса «люкс» мы припарковали нашу старенькую развалину. Мы вышли из машины и осмотрелись. В конце парковки мы увидели роскошный лифт с подсветкой. Мы знали, что это был наш «входной билет» в мир десяти тысяч людей, уже находившихся наверху. Бизнес!

Мы зашли в лифт и нажали кнопку «Ресепшн», зал приема. Через десять секунд дверь отворилась, и мы вышли из лифта. Мы стояли посреди богато украшенного зала. О, Боже мой! Что же здесь произошло? Дружеский поцелуй тут, дружеский поцелуй там, дребезжащие стаканы с шампанским, громкий смех, расслабленное настроение, смокинги и одежда «от кутюр», бриллианты, от блеска которых можно было ослепнуть – мы стояли там в наших белых костюмах из бутика «C&A». «И что теперь?», процедил Штеффен сквозь зубы. «Ох», сказал я, «я ведь даже не знаю, здесь немного скучно, или нет?». Настолько быстро, как мы вышли из лифта, настолько быстро мы снова в него вошли. «Я проголодался». Штеффен попытался спасти ситуацию. Я с благодарностью принял его предложение: «Я тоже». Я уверен, что охрана у входа еще никогда не видела белый «Опель Кадет», который выехал как ужаленный из подземного гаража и рванул с места.

Мы поехали по направлению к порту и остановились в небольшой пиццерии. Час спустя, съев одну пиццу, порцию спагетти «карбонара» и четырех стаканов колы мы «обеднели» на 110 немецких марок. И сильно расстроились. Именно в отношении нас самих, так как нас покинуло мужество в спортивном клубе. Мы настолько были охвачены той дорогой атмосферой, что мы не осмелились, по меньшей мере, заказать себе напиток в баре. Это был бы крошечный шаг, но, черт возьми, настолько важный для нашей уверенности в себе. Однако мы слишком струсили.

Этот вечер произвел на меня неизгладимое впечатление. Этот мир подействовал на меня по-своему увлекательно, и с другой стороны мне было предельно ясно, что я еще находился за километры от этой гламурной жизни.

Шесть дней спустя мы закончили наше пребывание вне родных стен в кресле чартерного самолета. Нам совершенно точно хватило отдыха на кемпинге. И у нас больше совсем не осталось денег.

Родители Штеффена были собственниками квартиры в Сакт-Морице, и так как этот пункт назначения и так уже «попался» нам на обратном пути, мы решились провести несколько дней отпуска в горах.

Несомненно, Сен-Тропе, Монако и все побережье Кот Д’Азур произвели на меня огромное впечатление. Расслабленная легкость, яхты, усадьбы на холмах. Все продемонстрировало мне, что в мире существовали и другие места, а не только Мёрц и Кобленц. Не то, чтобы я чувствовал себя там нехорошо, а то, что сейчас я узнал, что жизнь могла предложить мне еще немного больше.

***

Когда мы снова вернулись домой, я еще в течение нескольких дней воодушевленно рассказывал своим родителям о своем опыте и гламурном мире юга Франции. Потом однажды утром моя мама зашла ко мне в спальню, ее лицо выражало настоящее моральное удовлетворение. Она держала в руке письмо, которое она мне вручила с ухмылкой: подтверждение о приеме меня в качестве студента в Университет Майнца в зимний семестр в 1982 году. Добро пожаловать в реальность. Спасибо, мама!

Тем временем, с того лета мысль о том, что я мог бы добиться в этой жизни нечто большего, меня больше не покидала. Я видел собственными глазами, как жизнь готовит для человека так много различных моментов. Также и для меня. Я знал, что я хотел стать знаменитым и богатым, и что у меня это получится, если я достаточно хорошо поверю в себя!

Несколько лет спустя, когда я с группой Modern Talking «штамповал» один хит за другим, я посетил спортивный клуб в Монако. И осознал там то, что я почувствовал себя среди всех этих важных людей, как один из них, - и внезапно посчитал это совершенно недостойным, чтобы к этому стремиться. Сегодня меня даже уже раздражают эти помпезные, недалекие персонажи, и я предпочитаю провести теплый вечер с друзьями у нас дома в Кобленце, чем каждый раз прилетать в Монако.

Глава 14

НОРА

После моего отпуска, проведенного на юге Франции, для меня наступил новый этап под названием «серьезность жизни». Я начал свою учебу на получение ученой степени магистра в Университете имени Гуттенберга в Майнце по направлению «германистика, публицистика и музыковедение». Это не представляло собой комбинацию дисциплин, которые я мечтал изучать, но с одной стороны, умение писать доставляло мне огромное удовольствие, а с другой стороны я надеялся, что я при помощи дополнительной дисциплины «музыковедение», возможно, через несколько семестром смогу изучать музыковедение в качестве основного направления образования.

Но в целом учеба на меня наводила тоску. Я хотел заниматься музыкой! А не снова сидеть за деревянным столом и пытаться вызубрить учебный материал так, чтобы он отложился в моей голове. Майнц расположен примерно за час езды от Кобленца и так как у меня не возникало ни малейшего желания снимать себе в студенческом общежитии небольшую комнатку, я купил себе «универсальный билет» немецкой железной дороги. Я боюсь точно не вспомнить, но он стоил, если не ошибаюсь, 280 немецких марок, и, имея долгоиграющую пластинку - его, будучи студентом, я мог изъездить всю страну вдоль и поперек.

С самого начала я спланировал свои лекции так, что мне не приходилось приезжать в Майнц ни свет, ни заря. Поэтому я вставал примерно в восемь часов утра, чтобы без проблем сесть в поезд на Майнц, который отправлялся в 10 часов утра, чтобы я с 12 часов дня мог посещать свои лекции, согласно такому планированию времени я мог жить спокойно.

Я больше не могу вспомнить о многих вещах, но что осталось в моей твердой памяти из занятий по германистике, так это то, что Вальтер фон дер Фёгельвейде был самым известным лирическим поэтом Средневековья. Также и скучные занятия по музыковедению совершенно не отпечатались в моей памяти. Я хотел при помощи музыки зарабатывать себе на пропитание, а не мучиться изучением столетий в истории музыки. Я испытывал чувство отвращения к этим теоретическим наукам по сравнению с моими приятелями. Когда я во время семинара снова почти заснул и осмотрелся в аудитории, чтобы узнать, как идут дела у остальных, я увидел взбалмошных музыкальных затворников, которые думали, что они найдут смысл своей жизни в анализе различных музыкальных эпох. Умел ли хотя бы один из них играть на каком-либо музыкальном инструменте, или уже по-настоящему серьезно занимался музыкой, я осмелюсь это подвергнуть сомнению.

Однажды наш профессор поставил в проигрыватель долгоиграющую грампластинку. Понятное дело, на ней в канавках десятилетиями лежал слой пыли. Когда профессор бережно опустил на нее иголку проигрывателя, можно было посреди треска «К-к-к-р-р-р-р-р-р-р-к-к-к-к-к-к-р-р-р-р-р-р-к-к-к-к» различить женское сопрано. Я посмотрел на это с небольшим удивлением и занервничал, и прошептал моему соседу на ухо: «Эй, так ничего непонятно. Что за дрянь?». «Т-с-с», прошипел он в ответ, «это же сама Калласс».

Извините, это мог быть тот, кто угодно! Этот царапающий шум причинил мне боль в моем слуховом проходе.

Во время лекции я уже раздумывал, что мне нужно будет делать на следующем занятии. Решение не заставило себя долго ждать. У меня же был мой универсальный билет. С его помощью я же тотчас же мог отправиться в Висбаден и выпить чашечку кофе. День снова заиграл новыми красками.

Я ненавидел свою студенческую жизнь. Но я знал, что пустая трата времени мне также ничего бы не принесла. Уже на пути в Майнц я сильно нервничал и чаще всего я либо слонялся по улицам, либо во Франкфурте, либо в Висбадене, а также, то в Кёльне, то в Дюссельдорфе ходил на прогулки или попить кофе. Однако это тоже был не выход. Я хотел заниматься музыкой!

Я откровенно признался своим родителям, что я не могу учиться дальше, по меньшей мере, не сейчас. У меня еще никогда не было ни единой возможности полностью сконцентрироваться на музыке. Школу я должен был окончить, это было понятно. Но сейчас наконец-то настал тот момент времени, в течение которого я хотел бы попробовать, могло ли бы мне хватить моего музыкального таланта с моей стопроцентной уверенностью в себе, чтобы сделать музыкальную карьеру. Так чем же я вместо этого занимался? Я зря тратил свое время, просиживая в университете, или попивал кофе. Так дальше продолжаться не могло!

Я должен был воспользоваться временем, в течение которого мне нужно было нести личную ответственность перед собой самим. У меня еще не было ни жены, ни детей, и я не нес ежемесячные крупные расходы. Я подсчитал, что я должен получать около 2500-3500 немецких марок в месяц, чтобы неплохо на них прожить.

Мое решение было принято.

Своим родителям я объяснил так: «Мы заключим следующую сделку (я всегда заключал сделки со своими родителями)». «Мне сейчас 21 год. Если до 25 лет у меня не получится заработать себе на пропитание при помощи своей музыки, я отложу музыку «в дальний ящик стола» и никогда об этом больше не пророню ни слова. Но сейчас, по меньшей мере, я хочу просто попробовать. Если я этого не сделаю, я буду жалеть об этом всю жизнь. Учеба в университете еще возможна, когда мне будет 25 лет». Мои родители согласились. У меня гора свалилась с плеч. Мой отец даже никогда не произносил ни единого слова на тему «учеба». А годом позже я попал на первое место в хит-парадах с группой Modern Talking.

***

Из-за различных синглов, которые были выпущены, также снова и снова случались этапы жизни, во время которых я должен был ездить по всей Германии на шоу и рекламные выступления. У меня был менеджер, - позднее я расскажу про это еще поподробнее – который обеспечивал меня работой, благодаря которой я мог жить очень хорошо. Здесь 1 200 немецких марок за званый вечер, там за промо-выступление 400 немецких марок или за работу на дискотеке – 800 немецких марок. Работая в одиночку, мне хорошо удавалось заработать денег.

Свое свободное время я проводил в Кобленце с Штеффеном и Гидо. У Гидо было немного времени, так как он служил в Вооруженных силах ФРГ. Но по вечерам мы постоянно встречались. В выходные дни мы снова ездили на популярную дискотеку недалеко от Кобленца, осматривались и тестировали свое искусство флирта. Однажды вечером мы находились в разных местах на дискотеке, когда Штеффен внезапно возник передо мной вместе с высокой блондинкой. Она была приблизительно на десять сантиметров выше, чем я, и совсем не вписывалась в мой мир. «Привет, я Нора», поприветствовала она меня и протянула мне руку. «Привет, я Бернд», сказал я в ответ. Мы стояли на танцплощадке, пытались поверхностно заговорить при грохочущей музыке и крепко держали в руках наши напитки.

Некоторое время спустя я принялся искать Гидо. Было уже довольно поздно, и я хотел поехать домой. Штеффен не особо согласился с моим решением. Он совершенно точно хотел остаться еще ненадолго, так как он вел уже довольно «пикантные разговоры» с Норой. Однако мы втроем сели в автомобиль и «пойти вместе» означало «пережить приключение вместе».

Это было 17 октября 1983 года, и этот день должен был стать для меня судьбоносным днем моей жизни. Я ведь еще не знал, что я только что познакомился со своей будущей женой.

***

В течение последующих недель Штеффен мне позвонил и захотел со мной пойти перекусить. Я встретился с ним в городе, и он сказал: «Пойдем-ка со мной, я должен тебе кое-что показать». «Что же именно?», спросил я. «Ты это еще узнаешь», прозвучал его неубедительный ответ.

Мы поехали в городской квартал Кобленца и остановились перед большим домом со многими квартирами и элитными апартаментами. «Эй, Штеффен, что это значит? Мы хотели что-то перекусить, а теперь мы стоим посредине жилого квартала и пялимся на дом». Я занервничал. «Да, это же хорошо, пойдем со мной», всего лишь сказал он. Он вышел из машины и прошагал по направлению к двери в дом. После того, как он позвонил в дверь один раз, раздался шорох. Мы вошли в дом и встали возле элитных апартаментов. И кто выглядывал из-за двери? – Нора!

Я не знал о Норе ничего, кроме того, что ее звали Нора. Теперь я даже знал ее адрес и в течение вечера, который мы втроем провели в ресторане, она рассказала мне о своей жизни.

Нора родилась «с золотой ложкой во рту» (не знала нужды и горя). Ее отец умер, когда ей было шесть лет. Она жила в доме своей матери, который располагался в этом большом жилом доме в виде пентхауса. Нора владела одними из этих 30 элитных апартаментов в этом доме. Две ее сестры тоже жили со своими мужьями в Кобленце и были самостоятельными деловыми женщинами. Нора каждый раз помогала своей матери с заключением сделок с недвижимым имуществом. Наряду с этим домом с элитными апартаментами семья была также владельцами иных предметов недвижимого имущества и квартир, всеми из которых они хотели распоряжаться. Нора и ее семья были зажиточными и богатыми людьми и относились к так называемому «элитному обществу» нашего города.

Нора была самоуверенна из-за своего служебного положения, жила на широкую ногу и была той, о ком охотно бы сказали «как сыр в масле катается». Она любила пробовать самые новые косметические продукты и всегда броско одевалась и индивидуально по отношению к тому, что было в моде.

Чтобы сразу внести ясность: Нора была абсолютно помешанной.

В ее семье о деньгах не говорили. Деньги просто в ней были всегда. На свой 18 день рождения она получила от своей матери в подарок золотые часы «Ролекс». Окантовку из бриллиантов для циферблата она потом купила к ним самостоятельно. Также позже она получила в подарок новую «с иголочки» машину «Фольксваген Гольф». Но вместо того, чтобы обрадоваться, Нора была глубоко разочарована. Она ожидала минимум «Фольксваген Гольф GTI». Когда четыре недели спустя ее мать уехала на лечение, Нора поехала к торговцу автомобилями, вернула ему «Фольксваген Гольф», и, получив возврат денег, заказала себе «Фольксваген Гольф GTI». Разницу в сумме она уплатила при помощи кредитной карты своей матери. Для Норы это было примерно так, как если бы она обменивала красный пуловер на зеленый свитер. Она даже никогда не боялась, что однажды эти дорогостоящие капризы «встанут поперек горла» ее матери. В то время она сказал так: «Тогда просто она будет сердиться в течение двух дней. Но мой «Фольксваген Гольф GTI» прослужит намного дольше».

Как-то раз Нора увидела в иллюстрированном журнале «BUNTE» фотографию продавца оружия Кашогги и его дочери, которая носила пять браслетов «Тринити» от «Картье». На следующий день она сказала мне: «Мне бы хотелось иметь шесть браслетов «Тринити» от «Картье». Итак, она позвонила во все без исключения магазины «Картье» в Германии, чтобы заказать себе браслеты. Но, к сожалению, их не было в Германии, а только в Цюрихе, в Швейцарии. Так что сделала моя Нора? Она заказала себе перелет первым классом авиакомпании «Люфтганза» (в то время такое предложение действовало только в пределах Европы) и через день вылетела в Цюрих. Там она купила себе свои шесть браслетов за 120 000 немецких марок, а вечером она снова вылетела в Гамбург. Когда я встретил ее в аэропорту, она с гордостью протянула мне свою руку под нос и сказала: «Вот они!»

Точно такой же ненормальной Нора была, если речь заходила о косметических продуктах. Самые новые тени для век от «Шанель» или определенный тип подводки для глаз – Нора покупала один и тот же продукт с удовольствием сразу в десяти экземплярах. Ее аргумент постоянно звучал следующим образом: «Я же просто к такому привыкла. Представь себе, если этот цвет они снимут с рынка. Поэтому я лучше сразу же куплю про запас». У одной единственной женщины никогда не получится использовать так много косметических средств, до того как они испортятся, обдумывал я. Кроме того, может ведь случиться так, что ей захочется перемен и ей понравятся новые духи или придется по душе новый цвет губной помады. Но все без исключения мои личные аргументы не помогали. Нора снова делала покупки как одержимая. К сожалению, в отношении одежды дела обстояли точно также. Если ей нравилась юбка, что она сразу же покупала одну и ту же модель одновременно, но трех разных цветов. Ее шкафы почти трещали по швам. Она никогда не носила многие предметы одежды. Они годами висели с ценниками в шкафу, прежде чем потом Нора раздаривала вещи своим подругам.

После того как я познакомился с Норой вечером на дискотеке прошло немного времени и я выступил на потребительской ярмарке в Кобленце. Я исполнял песню со своего актуального сингла, и, кроме того две-три песни известных исполнителей. В то время, когда я стоял на сцене, я увидел Нору среди публики. Она стояла посередине толпы из обычных посетителей ярмарки, которые наполняли свои пластиковые пакеты рекламными материалами и вкушали колбаски «карри» или фруктовый торт – Нора производила впечатление как человек из другого мира. После моего выступления она подошла ко мне. До моего концерта она выразила свое удивление. «Я совсем не знала, что ты настолько профессионален», сказала она и улыбнулась мне «Я совсем не знал, что ты придешь», сказал я в ответ. Мы засмеялись! «Что тебе сейчас еще надо сделать? У тебя есть желание выпить чашечку кофе?», спросил я ее. «С удовольствием», ответила она, «но, пожалуйста, не здесь». Нам пришлось снова засмеяться.

Мы общались в течение всей второй половины дня, не смотря на часы. Она рассказала мне, что ее отчислили из школы незадолго до сдачи экзамена на получение аттестата зрелости, и она хотела начать учебу на юге Германии в среднем специальном учебном заведении по подготовке персонала отеля (однако, этого так и не произошло). Она также рассказал, что ее мать тяжело болеет, и врачам приходится считаться с самым плохим. В общем, печальная тема.

Я спросил ее о Штеффене, я почувствовал, что я его предаю. Штеффен был моим другом. Он был тем человеком, кто представил мне Нору и вот я сидел с Норой в кафе и выпытывал нечто личное. Нора дала мне однозначно понять, что Штеффен, пожалуй, ей нравился, но не больше, и нечто большего между ней и ним никогда бы и не могло произойти.

Ммм, это было откровенное заявление. А как же дела обстояли со мной? Я не хотел «отодвигать в сторону» Штеффена и выходить в свет с его «дамой сердца» или даже флиртовать с ней. Для меня авторитетом считался кодекс чести, принятый между мужчинами: «Никогда не начинай никаких отношений с подружкой твоего друга!». Но Нора не была его подружкой и она сама мне подробно объяснила, что она не была заинтересована в отношениях со Штеффеном.

В дальнейшем Нора и я проводили вместе почти каждую свободную минуту.

***

Довольно быстро наступил день, в который Нора захотела представить меня своей семье. Я не имел ни малейшего представления, что меня ждало, но и также особо не задумывался о встрече друг с другом. Что же еще должно было произойти? Я бы познакомился с матерью Норы, возможно, еще с ее сестрами и проявил бы себя с самой лучшей стороны: «Привет, мое имя Бернд. Очень приятно с Вами познакомиться, госпожа Баллинг». Я ведь не был крестьянином, который впервые входил в контакт с министерством образования буржуазии. Мои родители всегда были благородными людьми, которые благодаря тяжкому труду добились своего нынешнего положения. И без того моя мать предавала большое значение хорошей детской.

По причине своей тяжелой болезни мать Норы временно жила в доме старшей сестры Норы Долорес и ее мужа Берта. Там и должна была произойти «вынужденная» встреча. Часик для болтологии во второй половине дня, как назвала это Нора. Поэтому я не совсем понял волнения, которое охватило Нору в тот день. «Я надеюсь, мамочке сегодня хорошо. Пожалуйста, ответь на все ее вопросы. Будь просто обычным человеком». Это длилось часами.

Во мне что-то зашевелилось. Да, так, а как же иначе? Ненормально? Какие вопросы мне зададут? Все равно. Однажды во второй половине дня в апреле я поехал с Норой на переднем сиденье в сторону дома ее сестры и познакомился с частью ее семьи.

Даже с разницей приблизительно более чем в 25 лет моя бывавшая свояченица и ее муж для меня являются воплощением людей, о которых следует высказываться сдержанно. Люди живут для себя, а не для внешнего мира. Люди не ездят на «Порше», чтобы показать это «другим», а люди ездят на «Порше», так как им это нравится. Люди не носят дорогие пуловеры из кашемира, чтобы окружающим было завидно, а люди их носят, так как такие пуловеры – это знак качества и люди чувствуют себя в них удобно. Ничего не покупается для того, чтобы похвастаться, а лишь для личного комфорта.

Я многому научился у них обоих, у Долорес и Берта. Их девиз жизни даже стал моим: «Деньги, которые люди лишь тратят, чтобы понравиться другим людям, это потерянные деньги. Деньги, которые люди тратят на себя, всегда означают прибыль».

Культуру и традиции в семье Норы всегда чтили высоко. Семейные праздники постоянно отмечались в семейном кругу. Если у кого-то был день рождения, мы встречались вечером за день до него и в полночь вместе выпивали по бокалу шампанского на здоровье именинника. Неважно, на какой день недели выпадал праздник. Бокалу шампанского придавалось большое значение. Даже когда оставалось всего полчаса, так как по утрам в шесть часов уже снова звонил будильник. Так много времени длилось торжество!

Итак, вот я и подошел с Норой к дому ее сестры. Дом располагался в прекрасной местности для жилья вместе с флигелем со сдаваемыми внаем или снимаемыми квартирами. С архитектурной точки зрения автором проекта не являлся Норман Фостер, но постройка была очень уютной и утонченной. Теперь я бы мог подумать об описании, как подобное можно встретить в специальном выпуске «Архитектурного дайджеста» или других журналах. Правда мне не следует опубликовывать свои впечатления о частных владениях своей бывшей свояченицы и своего бывшего свояка. Итак, сказал уже слишком много: они находились, что касается стиля жилья, на самом высоком уровне и при входе в дом я был невероятно потрясен. И этого было достаточно!

Долорес оказала мне радушный прием и попросила меня присесть в гостиной, дверь в которую была открыта. Мать Норы все еще находилась на верхнем этаже, и я слышал, как ее позвали, чтобы она была готова. У меня не было ни малейшего представления о моей будущей теще. Но я моментально почувствовал, что она не относится к категории «теща из анекдотов». Я оказался прав. Дверь отворилась и передо мной появилась пожилая дама. Немного слабая женщина, но с потрясающе ухоженными волосами и макияжем, одетая в шелковое платье от Леонардо, к нему туфли от «Магли» и сумочка от «Магли». «Рада с Вами познакомиться, молодой человек. Моя фамилия Баллинг, я мать Норы», сказала она и протянула мне свою руку. Как будто я даже находился в доме княгини в гостях. Чуждо, но увлекательно. Так я познал этот мир.

Мы беседовали за чашкой кофе, пили чай и ели пирог, и чувствовали, что мы находились «на одной волне», или точнее сказать: испытывали нежную симпатию друг к другу.

В поздний час подали бокал с шампанским, а глава семьи вернулся домой. Берт держался сдержанно, но я чувствовал, что у него доброе сердце.

Во время обратной дороги домой Нора спросила меня, понравилось ли мне все. Я сказал так: «Это было красиво». На самом деле в моей голове кружилось много мыслей.

Нора и я стали парой. Непохожие друг на друга, одержимые – но нам никогда не было скучно друг с другом!

***

Нора обходилась с вещами, как нечто само собою разумеющееся, которые я до этого, исходя из собственного воспитания, в своей жизни не знал. Я занимался своей музыкальной работой, а она сопровождала меня везде. Однажды я выступал на дискотеке в федеральной земле Саар, и мы после саундчека въехали в зарезервированный организатором отель. Мы вошли в номер. Нора отдернула покрывало для постели и увидела, что постельное белье было только что выглажено, а на простыне лежал волос с интимного места человека. Переполненная отвращением она пояснила: «Здесь мы не останемся!». Она сняла телефонную трубку и набрала номер ресепшн. «Мы выписываемся, так как Ваш номер не отвечает нашему гигиеническому стандарту», сказала она. «Я прошу Вас, как Вы можете такое говорить», прозвучал ответ из приемной. «Свежевыглаженное постельное белье и лежащий на нем заглаженный волос с тела человека – это не наш стиль. Точка». Дама из приемной казалась полностью разочарованной в ситуации и с трудом переводила дух: «Мы работаем в приличном заведении. У нас даже останавливался Юрген Дрюс». «Это для меня не показатель Спасибо», сказала Нора и повесила трубку.

Мы переехали в пятизвездочный отель! Нора приняла это решение.

При наличии всей своей женской любительницы роскоши я «зачисляю на личный счет» Норы до сего дня еще то, что она «не ставила препятствий» ни мне, ни моей музыке. Когда мы познакомились, я же находился слишком далеко от того этапа жизни, когда я стал успешным музыкантом. Нора влюбилась не в «суперзвезду» Томаса Андерса, а в целеустремительного исполнителя Томаса Андерса, который надеялся когда-нибудь кормить собственную семью.

Поехав на моем белом «Фольксвагене Гольф» во время одного из таких диско-туров мы потерпели страшную аварию. Когда я сдал экзамен на получение водительского удостоверения, мой отец считал, что я для начала мог бы купить себе подержанный драндулет стоимостью 500 немецких марок. Однако для меня об этом и речи быть не могло! Я не хотел ни при каких обстоятельствах садиться в подержанный автомобиль. Это просто не соответствовало моему стилю. Совершенно точно, это должен был быть этот белый «Фольксваген Гольф» особой модификации. Так как благодаря своим выступлениям в те времена зарабатывал до 5 000 немецких марок в месяц, я смог исполнить свою мечту – приобрести автомобиль.

На пути из Кобленца в Саарбрюккен все тогда и произошло. В автомобиле со мной были Нора и ее собачка и я до сего дня не знаю, отчего я внезапно заснул за рулем. Мы неоднократно составляли модель развития ситуации. Автомобиль был разбит в пух и прах. Слава Богу, на автомагистрали царило не оживленное дорожное движение. Автомобиль угодил в кювет. К счастью, Нора и я были пристегнуты ремнями безопасности и не получили никаких телесных повреждений вплоть до черепно-мозговой травмы. Мы смогли сами выбраться из покареженной машины. Для Норы самой большой драмой было то, что она при столкновении вырвала пучок волос. Поэтому она почти не могла успокоиться. Касатально своих волос, что и без этого были тонкими, Нора была крайне восприимчивой. Я должен был неделями слушать ее стенания, пока на том месте головы у нее снова не отросли волосы.

Однако все больше я задумываюсь о том, что вообще могло привести к аварии. Почему я просто так посредине дня заснул за рулем? Нора тоже погружалась в неглубокий сон. Я предполдагаю, что задняя дверь кузова моего автомобиля была неправильно закрыта и из-за турбулизацией с воздухом выхлопные газы могли проникнуть в салон автомобиля, которые нас отравили. Я как-то раз прочитал в газете, что такое возможно. Но самым важным было то, что мы выжили в этой аварии. Две недели подряд у меня не возникало ни малейшего желания садиться за руль. Мне нужно было пережить этот ужас. Но жизнь продолжалась, и мне быстро понадобился новый автомобиль. Однажды мой отец спросил: «Так как обстоят дела с новым автомобилем?». А я сказал: «Уже заказал». «А какой именно?» «Ауди Кватро». От волнения мой отец едва ли смог дышать и воскликнул: «От меня ты не получишь денег на такой дорогой автомобиль!». На что я возразил: «Я тебя даже об этом не просил».

***

Нора и я жили в ритме сумасшествия. По вечерам мы встречались с Гидо и другими друзьями в Кобленце. Днем я улаживал дела или ходил с Норой за покупками. Тем временем я въехал в ее элитные апартаменты, и мы проводили все наше время вместе. Но научиться какой-либо профессии Норе просто никогда не приходило на ум. Ненадолго она начинала образование по профессии визажиста. Но четыре недели спустя у нее снова «снесло крышу». Она не захотела разрешить своей начальнице объяснить, как правильно наносить макияж. Поэтому у нас дома она часами стояла перед зеркалом и пробовала наложить на себя макияж в стиле певца Боя Джорджа, который в восьмидесятые годы был в моде. Также и на мне она внезапно начала проверять ее познания в области косметики. Пудру, блеск для губ или тушь для ресниц я еще мог стерпеть. Однако когда она захотела попробовать на мне тени для век и румяна, я возмутился: «На этом все». Нора постоянно бегала за мной с блеском для губ от «Диор» и наносила мне это средство на губы. Но как только она отворачивалась, я снова все стирал с них языком.

Матери Норы становилось все хуже и хуже. Она находилась между двумя мирами: больницей и домом своей дочери Долорес. Во время «хороших фаз» течения ее болезни она была одна дома в своем пентхаузе. Как-то раз на семейном совете было принято решение о том, что Норе и мне нужно переехать из элитных апартаментов Норы на верхний этаж в пентхауз, чтобы мы смогли позаботиться о матери Норы и скрасить ее одиночество. Пентхауз был достаточно просторным для нас троих. 300 квадратных метров жилой площади. Все наладилось.

Летом 1984 года Нора и я полетели провести отпуск в Гран Канарии в отеле «Палм Бич». Отель «Палм Бич» считался и считается традиционным и абсолютным «модным местом» на пляже Маспаломас. С самого детства Нора со своей матерью были там завсегдатаями, и она проводила минимум раз в год отпуск именно здесь.

Это был замечательный отель, замечательный отпуск со всем, что можно было пожелать. Помимо этого, много солнца. Мы переживали потрясающее время и решили оформить помолвку. Учитывая сегодняшние точки зрения, люди бы сказали, что это же слишком рано. Конечно же, это произошло быстро, Норе было 20 лет, мне – 21 год. Но мы были по уши влюблены друг в друга, и у нас возникало чувство, что нам принадлежал весь мир.

И, в конце концов, все мы люди и ведь учимся на ошибках, которые мы делаем – а не на тех, которых мы не совершаем.

Нам пора было уезжать, и я как раз хотел выписываться на ресепшен.

Как-то раз наш счет составлял около 5 000 немецких марок, и я захотел расплатиться еврочеком, в то время это было очень популярное средство оплаты. «Мой господин», сказала мне дама на ресепшн, «Вы не сможете расплатиться при помощи одного единственного чека. Одним чеком можно покрыть сумму, равную 400 немецких марок. Вот поэтому мне нужно 13 чеков». «13 чеков?», испуганно произнес я, «у меня осталось всего лишь шесть чеков. Этим Вы должны довольствоваться». Это вылилось в бесконечную дискуссию, результатом которой явился факт, что персонал отеля не мог принять шесть чеков. Но что я мог подеать? Я ведь не мог напечатать семь других чеков и сделать их фотокопии.

Норе захотелось позвонить. В то время еще не было мобильных телефонов, потому она попросила на ресепшн соединить ее по телефону. Она позвонила своей матери в Германию и объяснила сложившуюся ситуацию. Через некоторое время Нора вернулась и сказала: «Через десять минут мы встречаемся с директором отеля». «С директором отеля?», спросил я растерянно. «Да», сказала она, «не думай ни о чем, моя мать это уладит». Хорошо. Итак, мы направились в кабинет господина Герлаха, директора отеля, который одновременно был и владельцем отеля.

И вот Нора и я сидели в его кабинете, у его письменного стола, и проясняли ему ситуацию. Он объяснил нам, что его персонал имеет определенные должностные инструкции и должен их строго придерживаться. В ту же минуту зазвонил телефон, стоящий на его письменном столе, господил Герлах снял трубку. Это была моя будущая теща. Мы не услышали, что она сказала, мы слышали толко громкий, отчетливый голос на другом конце првода. Как она рассказала нам позднее, она всего лишь сказала ему, что она постчитала его действия неприемлимыми и что ее дочь и ее будущего тестя вовсе не нужно было причислять к клиентуре туристов, которые могли оплачивать за услуги лишь приблизитльную сумму расходов. Она не хотела допустить никаких дальнейших проблем касательно оплаты, потому что она десятилетиями была завсегдатаем этого отеля.

Господин Герлах положил трубку, улыбнулся Норе и мне и сказал: «Само собой разумеется, нам хватит одного Вашего чека!». Ну, вот почему сразу нельзя было принять подобное решение?!

Когда мы снова вернулись в Кобленц, мы наслаждались нашей жизнью вдвоем. Нора сопровождала меня на все без исключения рабочие мероприятия и выполняла снова и снова свои задачи по ведению хозяйства. Я быстро подметил, какую особую цену Нора и ее семья имели в деловом мире Кобленца, и, прежде всего, то, что Нора из-за этого была излишне самоуверена. Когда возникала какая-нибудь проблема, она закатывала глаза и говорила: «Меня зовут Нора Баллинг» и проблема решалась сама собой.

Когда мы ходили за покупками и не могли решиться, какие брюки, пиджаки, пулловеры и так далее, мы хотели бы иметь в гардеробе, мы просто брали все вещи с собой домой и спокойно примеряли их там. Владельцы бутиков просто-таки навязали нам подобную услугу. До этого времени для меня это была несусветная роскошь: бутик «C&A» никогда ведь не разрешет выносить неоплаченную одежду из магазина!

Нора была воспитана по принципу: я из себя что-то представляю и я извлеку из этого пользу!

Однажды мы зашли в бутик, но подошли к нему, выглядев довольно небрежно. На нас были свитера, джинсы и кроссовки. Норе понравилась юбка, которая стоила около 1 500 немецких марок. Она захотела ее примерить, когда продавщица сказала: «Вы же знаете, что эта юбка очень дорого стоит?». На что Нора ответила: «Конечно же, я это знаю. И если бы я не могла позволить себе купить эту юбку, я бы стояла сздесь на Вашем месте – за прилавком». БУМС! Сработало! Продавщица покраснела до корней волос и больше не посмела открыть рот.

Нора носила 41 размер обуви. Так как она была на несколько сантиметров выше, чем я, она постоянно в то время носила балетки. Однако в середине восьмидесятых годов для женщины с таким большим размером ноги было невероятно сложно найти красивые балетки. Наконец-то, в одной витрине она увидела балетки своего размера. Мы сразу же зашли в магазин. Нора спросила продавщицу: «У Вас есть такие же балетки, но черного цвета?». Продавщица кивнула головой и принесла Норе туфли, которые она хотела. Они пришлись ей впору, и Нора была счастлива. «Каких же еще цветов они у Вас есть в продаже?», хотела она узнать у продащицы. «13 цветов». Нора: «Тогда дайте мне, пожалуйста, еще по одной паре каждого цвета». Продащица всего лишь пролепетала: «Но Вы ведь не сможете купить тринадцать пар обуви!». На что Нора ответила, словно выстрелив из пистолета: «Ну, собственно говоря, Вы правы. Дайте мне тогда две пары черных балеток».

Осенью 1984 года матери Норы стало еще хуже. Она проводила больше времени в больнице, чем в своем пентхаузе. Мы отметили помолвку с нашими родителями. Мать Норы собрала все свои силы, чтобы суметь принять участие в торжестве. Она хотела видеть еще раз рядом с собой всех людей, которые ей были дороги. Затем мать Норы умерла в начале ноября в 1984 году. Нора была сильно расстроена.

Что же теперь мне нужно было делать, будучи 21-летним юношей? У меня была 20-летняя подружка, нет, возлюбленная, которая потеряла свою мать и из-за этого осталась круглой сиротой. Нора чувствовала себя невроятно одинокой. У нее остались две страшие сестры, которые вели самостоятельную жизнь со своими мужьями, но должны были помогать справляться с ее личной печалью. Тем временем, Нора и я уже были знакомы друг с другом целый год. Внезапно я стал всем, что у нее осталось. Я был ее доверенным лицом, любимым человеком и отдушиной одновременно и просто не научился сталкиваться с подобной трудной ситуацией лицом к лицу.

Несколько полных печали недель спустя я попытался принести былые краски в нашу повседневную жизнь. Моя профессиональная жизнь должна была продолжаться, кроме того, я же должен был зарабатывать деньги.

***

Я думаю, в отношении себя я могу утверждать то, что я являюсь абсолютно приземленным человеком, который твердо стоит на земле, прохоя свой жизненный путь. Я не имею особой склонности к экстрасенсорным способностям и не имею спиритуального начала в себе.

Конечно, почти каждый человек может рассказать о каких-либо опытах, связанных с потусторонним миром. Это возможно после просмотра фильмов, которые в нас, когда мы были детьми, вселяли чувство страха. Или это были моменты, которые пережили мы сами, и происхождение которых мы не можем объяснить. Чтобы успокоить самих себя, мы часто называем это счастливым случаем или мы просто всего лишь пожимаем плечами, чтобы не углубляться вопросом, что явилось причиной, могущей взывать эти странные происшествия.

У меня никогда не было четких точек соприкосновения с темным «миром теней» и я хотел – возможно, из-за незнакомого внутреннего чувства страха – также никогда не иметь с этим никаких дел.

После ранней смерти своей матери Нора была часто невероятно опечалена. Неоднократно она пыталсь наладить контакт с умершими людьми в какой-либо форме. Это попахивает сумасшествием, но из-за грусти и отчаяния люди иногда совершают такие поступки, которые, находясь в здравом уме и твердой памяти, невозможно объяснить.

Однажды в своих поисках она наткнулась на медиума, в общем, человека, который владеет даром налаживать контакт с умершим человеком (как актриса Вупи Голдберг в легендарной киноленте «Привидение»), на «Спиритуальную ассоциацию Великобритании» в Лондоне. Там было множество мужчин и женщин, которые считали себя медиумами, и им можно было нанести визит. Они гарантировали своим клиентам получение информации из потустороннего мира через них.

Разве я не должен упомянуть, что я об этом думаю?! Со всей ясностью я еще раз напишу это в данном абзаце: НИЧЕГО!

Само собой разумеется, для Норы не существовало никаких препятствий забронировать для нас обоих перелет в Лондон в «Спиритуальную ассоциацию». Неделю спустя мы вылетели из аэропорта Франкфурта по направлению к Лондону. Там мы жили в отеле «Дорчестер». «Спиритуальная ассоциация Великобритании» надодится на Белгрейв Сквер, неподалеку от Посольства Германии. Нора и я стояли перед городским зданием «Ассоциации» и я сразу почувствовал себя героем телевизионного сериала «Дом на Итон Плейс» 70-х годов. Этот дом выглядел как тот из киноленты.

Мы вошли в фойе, поговорили с дамой с ресепшн и узнали об общем спиритуальном сеансе. Следующая встреча с медиумом могла состояться только на следующий день во второй половине дня. Нора была разочарована. После долгого перелета она просто не хотела ждать целый день, прежде чем она почти приблизится к своей цели – вступить в контакт со своей любимой матерью.

Но существола ли иная возможность? – Да, она существовала!

Дама с ресепшн рассказала нам, что вечером состоится спиритуальное заседание группы людей. Это означало то, что 20-25 человек должны были занять свои места в большой комнате. Впереди сидел медиум на помосте и получал от нас, присутствующих, сведения об умерших людях. В итоге медиум задавал умершим людям несколько вопросов и передавал их ответы людям, оставшимся на спиритуальный сеанс.

Когда я услышал эти глупости, я закатил глаза и увидел в уме своим невооруженным глазом картины из телепередачи «Обманщики, вербовщики, мошенники». «Нора», проворчал я, «давай, пожалуйста, уйдем отсюда. Это же полный вздор. Я совершенно точно не буду сидеть в комнате с впавшими в отчаяние глупцами, которые ждут новостей из потустороннего мира. Возможно те, которые дают ответы, так или иначе все подкуплены».

Ничего не помогло. Пойти против причуд Норы – у меня снова не было ни малейшего шанса. Итак, мы купили два билета на «вечернее представление». На худой конец я должен признаться, что цена на билеты не кусалась. Я вспомнил, что мы заплатили примерно по 8 евро с человека. Собственно говоря, цена была вполне приемлемой.

Через два часа мы сидели в комнате, которая постепенно наполнялась людьми. В конце концов, нас на самом деле было 25 человек, которые с напряженным вниманием ждали медиума. Мы все невероятно нервничали. Особенно я. Чтобы подавить невроз и неуверенность, люди перешептывались и бормотали со своими соседями, а также даже хихикали.

Внезапно отворилась дверь и в нее вошла пожилая женщина. Я оценил, что на вид ей было более 80 лет, и был очень взволнован тем, что нас могло ожидать. Нора и я сидели на первом ряду. Перед нами возвышался помост размером четыре на четыре метра. Помощница дамы помогла ей на него взойти, и она села на приготовленный для сеанса стул. Пожилая дама сконцентрировалась и начала говорить. Она указала на гостя и рассказала ему кое-что. Так как мы не знали этого господина, никто из нас не знал, была ли весть для него правдивой или нет.

Медиум призвал нескольких из нас, присутствующих, к тому, чтобы мы встали у помоста, чтобы «он» смог удобнее с нами поговорить. Я всего лишь подумал: «что за дрянь». Пожилая дама ведь могла нам все рассказать. Мы же не знаем друг о друге ничего. И, само собой разумеется, когда один или другой человек смахивал слезы, это могло быть частью прекрасной инсценировки. Я уже сталкивался с подобным.

Внезапно пожилая дама указала на Нору и попросила ее встать перед ее стулом. «Итак», я ухмыльнулся, «теперь начнется нечто увлекательное».

Медиум рассказала Норе, что она ищет умершего человека, и что она видит этого человека перед собой. «Это женщина», сказала медиум. «Я не вижу его лица. Но я должна Вам сообщить, что у нее дела идут превосходно, и что она чувствует себя очень хорошо. Я вижу даму лишь со спины. В качестве доказательства, что речь идет о Вашем умершем человеке, она показывает мне, что она держит в одной руке букет майских ландышей, а в другой руке – флакон духов. Большего сказать я Вам не могу».

Нора села на свое место и начала плакать. Любимым ароматом ее матери был «Диориссимо», классические духи с ароматом майских ландышей!

Я был обескуражен! Я просто не мог этого осознать. Пожилая дама никогда в жизни, которая была родом из пригорода Лондона, знать о духах. Так откуда? Я должен был устаканить свои мысли и попытался изо всех сил найти этому логическое объяснение, тому, что произошло на сцене. До сего дня я его так и не нашел.

Также и на будущий день я был приятно удивлен. Мы заказали частное спиритуальное собрание с медиумом. Дама поприветствовала нас. Нам сказали заранее, что мы должны принсти с собой аудиокассету, так как «сеанс чтения мыслей», так называли спиритуальное собрание, записывался, чтобы люди дома могли прослушивать слова медиума снова и снова. Я испытывал неизгладимое впечатление вечером раньше, но всегда пытался отнестись ко всем чудесам, происходящим здесь, немного скептически.

Медиум рассказала нам, что каждый человек имеет так называемых ангелов-хранителей. Они всегда находятся рядом и сопровождают нас на нашем жизненном пути. Сгорая от любопытства, я спросил о своем ангеле-хранителе. Женщина рассказала мне, что, к примеру, я имею в своем окружении полнокровного американца из США, который беспрестанно пел и танцевал за моей спиной. А также пожилого азиата из времен известного шелкового пути. Он ведет меня по жизни с учётом обстоятельств дела и одет с ног до головы в изумрудно-зеленое одеяние из натурального шелка. Касательно этого момента я должен добавить, что мне нравится изумрудно-зеленый натуральный шелк. Как же это могла узнать эта пожилая женщина? Не от меня. И от Норы тоже нет.

Мы захотели услышать больше, поэтому мы снова заказали частное спиритуальное собрание с медиумом. Индивидуальные спиритуальные собрания стоили в перерасчете на наши дни приблизительно 25 евро, в общем, тоже не целое состояние.

На следующий день медиум описала мне следующую сцену: она увидела земной шар, который вращался. На этот вращающийся земной шар была натянута лента, на которой было написано мое имя. И вокруг этого земного шара по непроверенным данным летал мой дедушка на военном самолете, который все время смеялся. В одной из своих рук он держал рукоятку управления самолетом, а в другой руке – мешок с деньгами. Позади самолета в воздухе возникали ноты. «Вы имеете какое-то отношение к музыке?», спросила меня она. Мне пришлось нарочито улыбнуться.

Эта медиум была великолепной. Когда три четверти часа, за которые мы заплатили, пролетели, Нора и я договорились с ней о частной встрече, и она пригласила нас на следующий день к себе домой. Она устроила со своим мужем небольшое чаепитие. Конечно же, Нора и я поехали к ней в Ист Кройдон.

В доме нашего медиума нас ожидал радушный прием. Пожилая дама рассказала нам, что она до недавних пор еще жила в этом же доме со своим свекром. Он умер несколько месяцев назад и после его смерти она и ее муж пересторили дом согласно своим личным потребностям. Она также рассказала, что у нее никогда не было хороших отношений со своим свекром, и она очень страдала из-за его злостного отношения, направленного в ее сторону. Но, так сказала она, жизнь всегда идет своим чередом…

Норе и мне пришла в голову идея о том, не захотела бы она навестить нас в Германии. Мы бы оплатили ее перелет, и у нас также нашлось бы достаточное количество друзей, которым она могла бы устроить «сеанс чтения мыслей». Таким образом, наряду с визитом, она даже могла бы заработать немного денег. Она могла бы пожить в нашем пентхаусе. Медиум гневно отреагировала на наше предложение и объяснила нам, что она еще никогда не уезжала из Англии. В ее глазах поездка в Германию казалось каким-то особым приключением.

Норе и мне удалось ее уговорить. В конце вечера решение было принято: Анна, так звали нашего медиума, в ближайшие недели приедет к нам в гости в Германии.

Поэтому для нас фактически настал великий день. Я пытался по телефону снять нервное напряжение с Анны. Я пообещал ей, что я буду ждать ее в аэропорту как раз с залом ожидания, а затем просто отвезу ее в Кобленц. Анна обрадовалась, когда она меня увидела. Я поздоровался с ней и взял у нее чемодан из рук. Когда мы подошли к моей машине, она была просто поражена. В то время я водил «Ягуар Лимузин». Анна ведь не имела ни малейшего представления о том, чем я профессионально занимался и о том, был ли я бедным или богатым человеком. Позднее она мне призналась, что она посчитала это «таким очаровательным моментом», что я встретил ее на «Ягуаре». Она даже подумала о том, что я специально взял напрокат английский автомобиль исключительно ради нее.

Мы приехали домой в наш пентхаус и Анна осмотрелась по сторонам. Внезапно она остановилась, когда увидела многочисленные «золотые диски». Она всего лишь сказала по-английски: «О, Боже, ты известный человек!» (далее следует перевод Томаса этой же фразы на немецкий язык).

Я от души рассмеялся. После того как мы с Норой насладились нашим аперитивом, я проводил Анну в комнату для гостей. Она захотела немного передохнуть. Внезапно мы услышали пронзительный крик, доносившийся из ее комнаты. «Что случилось?», спросила испуганно Нора. Я сначала подумал о пауке или подобном ему насекомом, которое могло спрятаться в комнате. Я побежал к Анне и распахнул дверь. Анна стояла в комнате, а ее взгляд был направлен на картину, написанную маслом. Мы приобрели ее несколько недель назад на одном аукционе. Картина отображала английский ландшафт зимой. Я всего лишь спросил: «Что случилось с картиной?». Анна взяла себя в руки и пролепетала: «Она годами висела в гостиной моего свекра».

Анна осталась у нас на три дня и дала несколько своих спиритуалистических сеансов для наших друзей в качестве медиума. Некоторые из них сопровождались положительными известиями, некоторые – менее хорошей информацией. Но она всегда облачала все в позитивные мысли.

Несколько лет спустя я еще раз созвонился с Анной по телефону. Но мы больше никогда не видели друг друга лично.

Сегодня я расцениваю свои опыты со сверхъестественными силами как обогащение моей жизни. Я знаю, что во Вселенной есть нечто, что я не могу объяснить. Я также никогда больше не посещал «Ассоциацию» в Лондоне и у меня даже не возникало потребности сделать это. Я знаю презрительные наблюдения «неверующих». Но я просто действую по принципу: «Я не могу вам доказать, что существует жизнь после смерти. Но и вы мне тоже не можете доказать, что ее не существует».

***

Когда я познакомился с Норой, она была владелицей ризеншнауцера по кличке Вальдемар. Оба безумно боготворили друг друга. Я испытывал невероятное уважение к этой собаке. Когда я был маленьким, меня укусила небольшая собака, и вследствие этого я вел себя с собаками сдержанно.

Вальдемар Норы прыгал на любого человека, который даже всего лишь ненамного приближался к его «хозяйке». Он даже лаял на фен для сушки волос, а когда удавалось, он хватал его зубами и в гневе кусал его. Ризеншнауцеру и мне требовалось время, чтобы сдружиться друг с другом. Прежде всего, мне требовалось немного времени, пока я не смог принять то, что пес по утрам лежал в постели с Норой и мной. Собственно говоря, неслыханно, что пес ростом с теленка по утрам лежит на простыне. Что я должен был поделать? Желания Норы для меня всегда были законом.

Когда Нора и меня не было дома, пес чаще всего находился в саду нашего элитного дома. Однажды там мы его больше не нашли! Мы приехали домой, а пес исчез. Мы уведомили об этом приют для бездомных животных, службу лесного хозяйства и полицию. Мы повесили объявления и плакаты о пропаже собаки, но пес не появлялся. Честно говоря, мне стало легче, что он пропал. Никакой «бестии», которая по утрам при бритье лаяла на бреющегося человека и сначала рычала на меня, когда я входил в квартиру, прежде чем она замечала, что я ничего не сделал ее хозяйке. Конечно, по отношению к Норе я понимал, что ее коснулось, помогал вести поиски, и из-за любви к ней я также надеялся на то, что мы найдем пса. Неделю спустя Нора посетовала на свою трагическую судьбу. От ее пса не обнаружили ни единого следа. Он ушел!

Как-то утром за завтраком она сказала мне: «Ты знаешь, я не могу без собаки». «Я могу это понять», дал я свой ответ, «Собаки же просто замечательные животные». «Мне мы хотелось завести новую собаку», снова взмолилась она. «О, да, мне тоже», пояснил я и подумал о домашнем животном нормального размера. Нора: «В общем, я подумала, что ризеншнауцеры ведь отличные домашние животные, но я думаю, что нам нужно купить дога». Дога???!!! В моем уме пронеслась мысль: «Монстры, поедающие мясо, которые одним единственным укусом могут лишить тебя жизни». «Возможно, ты шутишь», ответил я. И: «Дог никогда не будет жить со мной в доме. Эти собаки огромных размеров и им нужно много места». Я надеялся на человеческое благоразумие. Не тут-то было! «Я уже говорила по телефону», сказала Нора притворно сладким тоном. «Давай завтра утром поедем к заводчику собак. Ты увидишь, что это очень смелые домашние животные». Нора мне улыбнулась мне в ответ.

На следующий день мы поехали в Бухгольц в северный сосновый бор. Просто так, 1 000 километров пути туда и обратно, чтобы посмотреть на дога.

Мы пришли к заводчику догов, который жил на старинном крестьянском дворе. Нора позвонила в дверь, отворила ее и пошла к зданию дома. Я был немного осмотрительнее и сначала посмотрел направо и налево, прежде чем я нерешительно занес свою ногу над порогом ворот, ведущих во двор. Ничего не произошло. Я вошел внутрь и встал посреди двора, как внезапно минимум 20 взрослых догов устремились и побежали по направлению ко мне. Я оцепенел от ужаса, ощущая себя соляным столбом из Библии. «Вот и все», понеслось у меня в голове. «Ни один человек не выживет в нападении со стороны 20 гавкающих монстров, чей общий вес составляет 1 200 килограммов». Когда на меня запрыгнула первая особь, я закричал: «Нора-а-а-а! О догах не может быть и речи!». В ту минуту в воздухе раздался резкий свист. Заводчик собак свистел сквозь пальцы и всего лишь крикнул: «Назад!». Все собаки резко остановились и неуклюже зашагали по направлению к собачьей конуре, поджав свои хвосты. Я был спасен. У двери дома стояла моя Нора и, улыбаясь, гладила дога.

В доме находились других пять догов, которые, все до одного подбежали к нам и с любопытством нас обнюхивали. В задней части жилого помещения возлежал дог в своей корзине и с невозмутимым спокойствием наблюдал за всем, что творилось вокруг. Я прошептал Норе: «Если мы купим дога, то только того, который лежит там».

После того, как мы почти все узнали о догах от заводчика собак, об их нраве, их капризах, их привычках в еде и об уходе за ними, услышали о «неприятных историях», которые были придуманы ненавистниками догов, в общем, после двух полных эмоций, кажущимися бесконечными, часов мы должны были подобрать себе дога. Цена составляла 3 000 немецких марок за одну особь, а я уже сделал свой выбор. «Мы возьмем того дога, который лежит там», я показала на спокойного дога, который мирно дремал в своей корзине. «Мне очень жаль», сказал заводчик, «так не пойдет. Аскан послушный кобель и я не могу его отдать». Я недвусмысленно дал понять заводчику собак: «Мы берем его или никакого дога вообще!»

После непродолжительных уговоров заводчик собак пошел на уступки и пояснил: «Ладно, но такой кобель будет стоить вам 4 000 немецких марок». Очень деловито, мягко говоря.

Скрепя сердце, я вынул свою чековую книжку и нарисовал в ней четверку с тремя нулями и поставил на чеке свою подпись. Нора снова получила то, что она хотела.

После того как мы битый час сидели втроем в машине, Аскан в жалком состоянии, свернувшись в клубок, лежал на заднем сиденье. Он не издал ни единого звука – однако по его щекам бежали горькие слезы. В ту минуту я понял: этот пес никогда не сможет быть сердитым. Так и произошло на самом деле.

Аскана нет в живых уже много лет, но до сих пор для меня он является одним из самых замечательных и не имеющих себе равных собак, которых я когда-либо знал. Ни единого намека на агрессивность, душевный пес. Время от времени, когда его ругали, Аскан прятал свою голову за занавеской. Делая так, ему нас больше не было видно, и он думал, что и его невозможно было увидеть. Это выглядело весьма забавно: тело собаки черного цвета весом 70 килограммов, за исключением головы, торчало из-под занавески. Итак, в нашей семье и пес немного отвлек Нору от ее тоски по ее любимой мамочке.

Примерно через год нам позвонила одна дама, которая спросила, являемся ли мы владельцами дога по кличке Аскан. Я ответил на звонок и рассказал ей, как и где мы купили домашнего питомца. Затем она сказала: «Это мой дог». Я: «Как Вам такое вообще пришло на ум?». Чтобы пояснить, вкратце напишу так: дама и ее муж купили Аскана, когда он был еще щенком. Потом пара оформила развод. Муж переехал в Берлин, жена – в Гамбург. Каждую неделю Аскана отправляли то туда, то обратно. Как-то раз им это стало в тягость, а Аскан попал назад к своему заводчику. «Тем не менее, это дела давно минувших дней, но все улажено. У заводчика собак никогда не было разрешения продавать Вам Аскана», сердилась дама. Я объяснил ей, что все это была не моей проблемой, и что она, в конце концов, не заботилась об Аскане целый год. Наконец, мы пришли к единому мнению о том, что Норе и мне можно стать владельцами Аскана. Когда я положил трубку, я сказал Норе: «Почему у нас ничего не может происходить без беспокойства?». Нора замолчала.

***

Мы еще приняли решение в этом году сыграть свадьбу. Вначале просто расписаться в бюро ЗАГС. Сестры Норы и мои родители были не сильно обрадованы нашему решению. Они придерживались единогласного мнения, что нам нужно было больше времени, чтобы узнать друг друга. И вообще, мы были еще очень молоды для проведения свадебной церемонии. Норе было только 20 лет, а мне – 21 год. Однако наше решение было окончательным. Аргументы, над которыми можно было поломать голову, нас не смогли остановить.

Наша регистрация брака в бюро ЗАГС произошла в совершенно узком кругу 28 декабря 1984 года. Свидетельницей Норы была ее подруга Аня, а моим свидетелем был мой брат Ахим. После посещения бюро ЗАГС мы вчетвером пошли перекусить, не более того. Ни моих родителей, ни наших остальных братьев и сестер на церемонии не присутствовало. Мы захотели устроить большой праздник наряду с венчанием в церкви.

С самого начала у моей матери возникло предчувствие, что время покажет. Также и мой отец был не уверен, что этот брак выдержит. При этом Нора им нравилась. По меньшей мере, сначала. Однако позже они больше не ценили ее, так как им, конечно же, пришлось прочитать в газетах, что Нора виновата в распаде группы Modern Talking, и что ее совесть была нечиста в отношении карьеры их сына. Но теперь я должен сказать честно. Я нашел Нору. Никто не вынуждал меня жениться на ней. У Норы была своя собственная голова на плечах и те поступки, которые она совершала, думая ей, имело такую цену, как угодно судьбе.

Оглядываясь назад, я должен сказать, что я в то время был слишком слабым и слишком податливым, чтобы пойти против Норы и пресечь ее действия. Существуют супружеские союзы, которые основаны на любви, доверии и понимании. Один из партнеров всегда рядом ради другого, они решают проблемы сообща и выглядят непобедимой командой. Сейчас я так живу со своей второй женой Клаудией. С Норой все было п