Modern Talking - первая попытка: 1985-1987

Осенью 1984 года нам с Дитером предстояла очередная совместная работа. Нужно было записать сингл «Es geht mir gut heut' Nacht», Таким образом, в начале октября я находился в студии звукозаписи.

Время только перевалило за полдень, и я уже записал свою вокальную партию, когда Дитер меня спросил, нет ли у меня еще времени попробовать новую песню. «Конечно»,- ответил я.- Новая песня — это здорово. Тогда я возьму машину во Франкфурт вечером». Дитер сунул мне в руку кассету и текст, и я удалился в соседнее помещение, чтобы разучить композицию.

Я был в восторге от песни. Она была на английском языке и называлась «You're My Heart, You're My Soul».

Вау! Я был безумно рад, что мне наконец представилась возможность петь по-английски. Для меня он просто звучал более современно. Кроме того, мне казалось, что в 21 год петь постоянно песни типа «Es geht mir gut heut' Nacht'» («Мне хорошо сегодня ночью») не совсем прикольно.

Затем мы записали в студии «You're My Heart, You're My Soul». В результате, окрыленный и в отличном настроении я полетел домой.

Невероятно, но реакция звукозаписывающей фирмы была позитивной.

«Отличная песня»- «Из этого можно что-то сделать»- «Это что-то новое» И вслед за этим предложение: «В этой песне мы видим Томаса с партнером».

Итак, синглу суждено было появиться на свет. Еще до того как был конкретизирован проект «Поиск партнера для Томаса Андерса», нужно было подобрать название для нового проекта. Компания Hansa хотела скрыть тот факт, что Дитер связан со мной как композитор. Никакого Томаса Андерса, который выпустил уже несколько успешных песен на немецком языке. Никакого Дитера Болена, который уже несколько лет пытается реализовать себя в качестве автора песен. Все должно быть полностью новым.

Петра Шуман, являющаяся в то время шеф-секретарем Hansa, раздумывала над нашим названием. В чартах в то время большой успех имела британская группа Talk Talk с песнями в стиле синт-попа. Также существовала группа под названием Talking Heads. В результате Петра придумала «Modern Talk». Мы с Дитером сочли идею неплохой, однако звукозаписывающая фирма решила, что название «Modern Talking» является более законченным и мягким для дуэта. Так все и было сделано. Затем началось обсуждение оформления обложки. Никто не должен был видеть наших лиц, мы должны были оставаться неизвестными. Мой будущий партнер должен был представлять из себя мою полную противоположность. Я — весь из себя тонкий, андрогинный (типа гермафродита- пер.), вторая часть дуэта — коренастый и неотесанный.

Идея сделать из моей внешности что-то особенное предложила моя прежняя жена Нора. Итак, я отрастил волосы, начал носить шелковые костюмы с наплечниками и лакированные туфли. В восьмидесятые годы это было абсолютно востребовано.Также так же и то, что мужчины использовали макияж. Как, например, Nick Rhodes из Duran Duran, Boy George или участники Depeche Mode. Чтобы выглядеть как артист, нужно было просто выглядеть по-особенному. Дитеру тоже понравилось мое превращение из примерного деревенского мальчика в стильно-элегантного «студента». Дитера бесплатно одевала компания Adidas, поэтому он начал вдруг носить эти ужасные спортивные костюмы пастельного цвета. В этом смысле он уже тогда был абсолютно непритязателен. Если у него была возможность получить что-то бесплатно, он никогда не говорил «нет». Главное, что ему не нужно было тратиться на одежду, и про между прочим получать за это деньги. Дитер — самый жадный человек из тех, кого я знаю.

Вдохновленный нашим преображением, художественный отдел нашей компании звукозаписи создал легендарную обложку для пластинки, изображающий кроссовку и лакированный ботинок.

Изначально проект МТ не был запланирован с участием ДБ. По крайней мере, на сцене. Дитер должен был только сочинять песни. Звукозаписывающая фирма планировала задействовать меня как певца и рядом со мной поставить кого-то еще. Мой партнер не должен был ни петь, ни играть на каком-либо инструменте. Он должен был просто хорошо выглядеть.

Сегодня, после мегауспеха МТ, невозможно себе представить, что Дитер никогда не хотел стоять на сцене. Его девиз звучал следующим образом: «Я не хочу выступать на публике. Я пишу песни и хочу зарабатывать много денег. Больше мне ничего не нужно». Тем более удивительно, насколько Дитер изменился в течение прошедших лет. Пожалуй, в Германии нет ни одной знаменитости, настолько стремящейся быть в центре общественного внимания. Горе, если за две недели он ни разу не появится в СМИ. Предполагаю, что в этом случае он не сможет спокойно спать и будет выдумывать, какую бы еще запутанную историю ему предъявить публике. То он объявляет в своей любимой газете Bild, что его дом ограблен, при этом представители газеты «случайно» оказываются свидетелями ограбления. В следующий раз он звонит в Bild из больницы, чтобы сообщить им, что сломал пенис, потому что на него случайно упала крышка унитаза.

В 1984 году такая манера поведения Дитеру даже не пришла бы в голову. Тогда он был также далек от надоедливого болтуна, каким является сегодня, как певица Сьюзан Бойл от супермодели. С теми, с кем он тогда имел отношения, он был вполне нормален и любезен. Когда видишь его сегодня, это вряд ли можно себе представить.

Звукозаписывающая компания не была вполне уверена в успехе YMHYMS, и сперва решила определиться с выбором партнера. В тот момент мы с Дитером даже не смели мечтать о том, что YMHYMS через несколько недель станет мировым хитом и, продав в конце концов более 120 млн. звуконосителей, мы станем самым успешным немецким дуэтом всех времен.

Сначала скепсис фирмы звукозаписи казался вполне оправданным, так как в первое время сингл продавался весьма медленно. Каждый понедельник обнародовались данные о продажах, и каждую неделю я неделю я надеялся на чудо. YMHYMS поступил в продажу в октябре 1984, и к декабрю было продано 6000 синглов. Для того времени это было ничто. Сегодня с таким количеством проданных синглов можно было бы попасть в топ 20 чартов. Но в то время, чтобы попасть в чарты, нужно было продать как минимум 40000 синглов. В декабре 1984 мы были от этого очень далеки.

В первые дни января 1985 года я позвонил Петре Шуман, «доброй душе» Ханзы, чтобы узнать данные о продажах. Никогда не забуду ее слова: «Слушай, Томас. Они опечатались. Я перезвоню в главный офис в Мюнхене и перезвоню тебе». Через 10 минут у меня зазвонил телефон. На трубке была Петра: «Привет, Томас. Они не опечатались. Мы продали более 60000 синглов. За последние четыре недели».

YMHYMS «выстрелила» с 0 на 38 место в чартах. Так как звукозаписывающая фирма не нашла для меня партнера, у нас не оставалось другого выбора: Дитер должен был выступать со мной на сцене. Ведь уже в первой неделе января нам предстояло выступить в музыкальной программе Формула 1 (АРД) Ингольфа Люка.

На протяжении первых четырех недель января мы занимали первое место в чартах. Отступать было некуда. Нашим фанатам мы не могли неожиданно объяснить, что мы хотели бы заменить Дитера кем-нибудь еще с модельной внешностью. Таким образом, Дитер стал «частью МТ».

Начало МТ было классным. Мы были на седьмом небе от счастья, успех был просто оглушительный. Естественно, сразу же был выпущен альбом, а также второй сингл You Can Win If You Want. Я никогда не забуду, что когда YMHYMS стала номером 1, коммерческий директор Hansa Ханс Блуме сказал мне: «Томас, цени это. Такого больше не будет. Эта песня останется номером один в твоей жизни».

Мне было все равно, что он говорил. Насколько я себя помню, я всегда мечтал оказаться в чартах Германии, и наконец-то я — номер один! Единственное, о чем я думал тогда: Окей, возможно, это единственный номер один в моей жизни, но ведь сотни тысяч певцов никогда не испытывали и не испытают этого в своей жизни. Я был счастлив!

В личной жизни у меня так же все было отлично с Норой. Мы были женаты пару месяцев, а моя карьера уже достигла космических результатов.

Для Норы это также была новая, интересная жизнь, ей пошла на пользу эта деловая активность, так как она помогла ей справиться с болью, связанной со смертью матери. Modern Talking отвлек её от горестных переживаний.

Мы с Дитером раздавали интервью, выступали на телевидении, мы начали получать первые заказы на концертные выступления.

***

Еще будучи сольным исполнителем Томасом Андерсом, естественно, я имел менеджера: его звали Зигги Кёниг. Он жил неподалеку, и представлял из себя солидного, прагматичного, и вместе с тем достаточно приятного человека. Еще до того, как Зигги стал артистическим менеджером, он был обычным гессенским чиновником, и это было заметно во всем его поведении. Учитывая тот факт, что Зигги уже скончался и это требует от меня определенной доли уважения, я могу сделать вывод, что как менеджер немецкоязычного певца, он, учитывая свои возможности, сделал все возможное для моего продвижения. Зигги был уникальным человеком, и до сих пор связанные с ним воспоминания прочно запечатлелись в моей памяти.

Когда Зигги приезжал за мной к моим родителям, чтобы забрать меня на выступление, он парковал свой автомобиль возле дома моих родителей. Моя мама открывала ему дверь. Еще на пол-пути к двери дома он выкрикивал на своем гессенском диалекте: «Эй, фрау Вайдунг, у вас, случайно, не найдется для меня чашка кофе? А то у меня нервы совсем не к черту!»

Есть еще вопросы касательно Зигги? Нет? Спасибо!

Итак, в октябре 1984, полный гордости, я исполнил для своего Зигги YMHYMS. Мне очень хотелось узнать его реакцию. Но сначала он не сказал ни слова. Затем он выжал из себя медленное «Ааагааа». Выдержав паузу в несколько секунд, он спросил: «Ты это записал в Гамбурге? Послушай, кто это вообще будет слушать?»

«Зигги, дружище,- возразил я.- Но ведь это так современно! Кроме того, фирма звукозаписи тоже считает, что это отличная песня.» «Эй, могу сразу тебе сказать, они не всегда бывают правы. Думаю, из этой песни ничего не выйдет.»

Когда Зигги уехал домой, я был весь на нервах. Даже если он был иного мнения о песне, чем я, звукозаписывающая фирма или Дитер Болен и Нора, - слово «Дипломатия» пишется у меня «anders» (по-другому- пер.). Чтобы сделать для себя и для моей карьеры нечто большее, мне недостаточно было участия то в одном, то в другом фестивале радио-шлягеров. Мне уже не хотелось больше выступать на ярмарках с репертуаром из заезженных шлягеров. Я долго раздумывал над тем, как должен выглядеть мой дальнейший жизненный путь. В конце концов, я поговорил с Зигги и, в соответствии с условиями контракта, в марте 1985 года расстался со своим менеджером.

Итак, дело было в марте. МТ занимал первое место в чартах, и Зигги неожиданно заметил, что «он существенно ошибался» в своем прогнозе касательно успеха МТ. В результате Зигги подал на меня в суд на возмещение ущерба.

Боже мой! Сбывается твоя мечта, ты долго к этому стремился и работал над этим, твой каждый день превращается в праздник, и неожиданно ты получаешь от адвоката претензию на возмещение ущерба в сумме 500000 марок!

В этом месте можно было бы сказать всем молодым целеустремленным артистам, которые читают эту книгу: Будьте бдительны! Есть много людей, который желают вам успеха. Но есть и другие люди.

Мы неделями судились с Зигги через наших адвокатов.До тех пор, пока однажды к этому делу не подключился мой отец и не встретился с Зигги за кружкой пива. Мой отец объяснил Зигги, что его требования завышены, и что я намерен довести это дело до суда. Отцу удалось достичь с Зигги договоренности, в результате чего я купил ему 200й мерседес и мысленно послал куда подальше.

Мodern Тalking неделями занимал высшие строчки чартов в Германии, постепенно «подтянулись» и другие страны. Ежедневно поступали запросы на проведение промо-туров. У нас с Дитером началась не жизнь, а мечта. Номер один во всей Европе. Выпущенный в Германии «The First Album” также достиг вершины чартов. Затем вышел «You Can Win If You Want”, наш второй сингл, который также стал номером один.

***

Однако постепенно стали вырисовываться оборотные стороны успеха. Невероятный успех Мodern Тalking изменил мою с Норой жизнь буквально за одну ночь.

Часто было так, что мы проводили в пути по нескольку дней, чтобы затем вернуться домой, переночевать и снова упаковать чемоданы, и на следующее утро все начиналось заново.

Нора заметила, что благодаря моему успеху меня стали любить и обожать. Её ревность стала заметной. Мне чужда ревность, тем более в такой трагической форме, как она проявлялась у Норы. Я доверяю своему партнеру, и мой партнер должен доверять мне. Я не рассматриваю каждую красивую женщину в качестве добычи, и не причисляю сразу же каждого обаятельного, хорошо выглядящего мужчину к своим возможным соперникам. Но Норе казалось, что каждое привлекательное существо женского пола стремится меня у нее отбить. Неожиданно у неё появилась фобия, что я могу ее бросить. Её ревность была абсолютно необоснованной, и все же однажды эта патологическая мания прочно засела в ней. Я ничего не мог с этим поделать.

Во время съемок клипа к синглу You Can Win If You Want начались первые конфликты и сбои в работе «фабрики хитов» под названием Томас, Дитер, фирма звукозаписи. Нора не хотела, чтобы я один ехал с исполнительницей главной роли в феррари. Конечно же, сегодня я бы спросил себя: «Это что еще такое?» Но тогда я хотел, чтобы меня просто оставили в покое. Нора и фирма звукозаписи вели бесконечные споры по поводу сцены, в которой я должен был появляться в картинке совместно с главной героиней. Нора часами причитала и дулась, но потом, незаметно для камеры, улеглась на запасное сиденье феррари, скрючившись, между мной и актрисой, чтобы следить за мной во время съемок.

Я и сегодня задаю себе вопрос, было ли это разумно со стороны фирмы звукозаписи, что каждый раз, когда на Нору нападал приступ ярости, она шла ей на уступки. Потому что Нора быстро осознала: «Мой муж - очень важная персона. Он приносит фирме черт знает сколько денег. Поэтому и мне разрешено все».

Наша жизнь неслась с бешеной скоростью. Каждый день приносил новые сообщения об успехах. В течение нескольких недель по всему миру было продано более 2 млн синглов YMHYMS, в десяти странах альбом занял первое место. Но и второй сингл уже стоял на пятом месте европейских чартов. Также «подтянулись» Азия и Южная Африка. Случалось так, что за один день мы успевали побывать в трех странах. Утром — Осло, в обед — Амстердам, вечером — Париж. И с нами все время Фредерик Габович, фотограф журнала Bravo. Все запечатлевалось на камеру. Регистрация в отеле, поездка на телевидение, на радиостанцию, в редакцию журналов, выступления в клубах и на дискотеках, покупка сувениров, наше проживание в номере отеля. В три часа ночи, смертельно уставший, я падал на кровать, а утром в семь часов уже звонил будильник, чтобы мы не пропустили рейс на Мадрид. Нам предстояла работа над нашим новым альбомом. Звукозаписывающая фирма и Дитер Болен хотели осенью выпустить на рынок новый альбом. В соответствии с поговоркой: куй железо, пока горячо. Итак, мы записали наш новый альбом «In The Garden of Venus”.

***

Дома у меня имелась демо-версия песни, которая просто не выходила у меня из головы: «Cheri, Cheri Lady”. Легкая и простая, но она навевала на меня приятные чувства. Для нового альбома Дитер всегда присылал мне 40-50 композиций, из них я выбирал понравившиеся, примерно 20. Из них Дитер выбирал 12-13, которые я потом записывал в студии. «Слушай, Дитер», позвонил я ему. «Почему ты отбросил «Cheri, Cheri Lady?” “Ты считаешь, это хорошая песня?» спросил он. «Честно? Ну, тогда давай ее запишем». «Cheri, Cheri Lady” стала, пожалуй, одним из самых больших наших хитов.

И снова и песня, и альбом стали неоспоримым номером один.

У меня нет слов, чтобы описать, как необыкновенно и по-особенному мы ощущали этот непостижимый успех. Возможно, эту ситуацию можно сравнить с ощущениями игрока в лото, которому каждый квартал выпадает шестерка с дополнительным числом. (Ничего не понимаю в лото, если кто понял, что это означает, поправьте. - пер.). Абсолютно нереально!

Немецкая пресса захлебывалась в репортажах: «Наши золотые мальчики» - так звучал заголовок в Bild. Нас называли «Немецкий экспортный шлягер» и «Modern Talking, феномен». О нас говорили только в превосходной степени, ни одна ТВ-передача не обходилась без нашего участия. Modern Talking, а именно Дитер и я, были суперзвездами.

Постепенно у нас стали проявляться признаки психической и физической усталости. Мы очень уставали от разъездов. Случалось, что я неделями не видел своих родителей и друзей. И это меня просто подкашивало. У нас совершенно не было времени для отдыха. Временами я тосковал по нормальной жизни. Я не хотел каждый вечер ужинать в звездном ресторане. Мне было бы достаточно бутерброда с колбасой. Но для звукозаписывающей фирмы имел значение только успех и, конечно, связанные с ним деньги, что также является вполне нормальным в нашем недолговечном бизнесе. Ведь если артист не работает и не продает себя, фанаты не будут покупать альбомы. С другой стороны, моя фирма также отдавала себе отчет в том, что со мной нужно вести себя осторожно, чтобы я не забросил все это. Они были зависимы от меня как от певца.

Я больше не мог свободно передвигаться. Когда я был в Кобленце, я не мог даже просто сходить в итальянский ресторан или в кафе-мороженое. Обычно все заканчивалось автограф-сессией, пицца за это время остывала, и кафе приходилось закрывать в связи с огромной давкой.

Случалось, что мне доставляли мое любимое Spaghetti-Eis (что за диковинка такая???- пер.) с помощью такси, и я проводил весь день дома за затемненными окнами. Еще несколько лет после этого в Кобленце ходили рассказы о том, как я заказывал себе на дом мороженое за 11 марок. Ну и что! Ведь я проводил дома самое большее 18 часов, и мне так хотелось мороженого из кафе. Может быть, мне просто не хотелось покидать свои четыре стены, сидеть в расхристанном виде перед телевизором и наслаждаться покоем.

Что такое эти 11 марок!

***

Дитер тоже изменился и уже скоро стал не таким как прежде. Должен сказать, что прежнего его я совсем не знал. Совместных часов, проведенных в студии звукозаписи, было недостаточно, что бы узнать, что за человек Дитер Болен. Между тем, спустя почти год непрерывных совместных поездок — совместные полеты, совместные поездки на автомобилях, одни и те же отели, плечо к плечу на фотосъемках, на телевидении, на ужинах, на вручениях премий - я почувствовал, что постоянное пребывание с Дитером меня напрягает и нервирует.

В самом начале у нас с Дитером была одна и та же гримерка и один на двоих водитель. Не могу сказать, что нам это сильно нравилось. Дитер — чрезвычайно ценный собеседник. Но я также могу получить удовольствие от общения с человеком, с которым познакомился пару часов назад в баре за кружкой пива. С Дитером же я должен был работать на следующий день, и часто это было достаточно тяжело.

Десятки раз случалось так, что перед интервью мы обсуждали, кто что скажет. Но едва начиналась беседа, Дитер начинать болтать о вещах, абсолютно противоположных тем, что мы обсудили. У меня было впечатление, что ему нужно было сделать все, чтобы выпендриться перед журналистами и скомпрометировать меня. В глубине души я даже думаю, что у Дитера в голове неправильно спаялись два проводка. По-другому его поведение объяснить невозможно. По моему мнению, у него отсутствует ген чувствительности.

Однажды Дитер дал интервью симпатичной журналистке из Bravo. Потом он мне рассказал, что получил от этого интервью большое удовольствие. Через полчаса журналистка вернулась, потому что забыла свою курточку у нас в гардеробе. Дитер закричал на бедную женщину, что она должна убраться отсюда, и что еще она здесь хочет и т. д. Я сидел рядом, и у меня было ощущение, что я смотрю плохое кино.

Подобное поведение повторялось постоянно, и именно из-за этого я потребовал собственный гардероб. Для себя я решил, что мы с Дитером — коллеги, и не более того. Друзья говорили мне, что я должен быть помягче с Дитером, должен ему открыться и рассказывать о себе приватные вещи. Сначала я пытался так и делать. До тех пор, пока я понял, что все это иногда обращается против меня, в том числе перевираются мои собственные высказывания.

Я попросил Петера Ильмана написать мне программу выступления для турне Modern Talking. Я просто хотел сделать другие подводки к песням, чтобы не надоедать публике одним и тем же. Сценарий я оплатил из собственных средств. Когда Дитер заметил, как хорошо принимает публика мои реплики, он начал вставлять мне палки в колеса. Едва я успевал перевести дух, он уже пропищал мою шутку в микрофон, так что мне больше уже нечего было добавить. Предполагаю, что перед каждым концертом он испытывал панику от того, что я могу понравиться публике больше, чем он. Но ведь это не нормально!

Дитер и я — как огонь и вода. Я понял это уже тогда.

Эти все его интрижки. Раз в несколько недель мы должны были привыкать к новому лицу и новому имени. Сначала все дамы Дитера были милы по отношению к нам с Норой, потому что чувствовали себя неуверенно и хотели выведать у нас информацию о Дитере. Мы по-возможности избегали излишней болтовни. Фиг бы я кому рассказал, как его можно подцепить. Я же знал, что из этого ничего серьезного не выйдет, ведь он был женат.

В начале карьеры Мodern Тalking Нора и Дитер ладили межу собой. Иногда мы даже ночевали в доме Дитера и его жены Эрики, когда я работал в его студии в Гамбурге. Однажды Дитер сказал мне: «Слушай, Томас, я не хочу, чтобы вы у нас больше ночевали. И не хочу, чтобы Эрика общалась с Норой». Не имею понятия, чего он опасался, возможно, того, что Нора расскажет Эрике что-то лишнее. С этого момента мы с Норой ночевали только в отелях.

Чем больше был успех, тем с большим размахом отмечались различные награды. Боссы звукозаписывающих компаний всех федеральных земель праздновали наш и свой успех. С шампанским, икрой и иногда даже с проститутками!

Мне определенно никогда не требовалось женское эскорт-сопровождение, но однажды, сами того не желая, мы оказались в такой ситуации. И что самое ужасное - Нора также присутствовала при этом! Самые ужасные её опасения оправдались на ее глазах. Для нее стало ясно: Если твой муж артист, есть вещи, которые ты для себя считаешь неприемлемыми.

Пожалуйста, не думайте, что каждый праздник превращался в «содом и гоморру», но некоторые из них были, действительно, похожи на это. На вручениях золотых дисков я чаще всего отсутствовал. Не знаю, смогу ли я передать своим читателям это чувство, но для меня уютный вечер в номере отеля был в тысячу раз дороже, чем вся эта размашистая «Золотая оргия».

Ревность Норы становилась все более экстремальной. И абсолютно абсурдной. Я любил Нору и был ей всегда верен. Тем не менее, она постоянно испытывала тотальный ужас от того, что ее успешный муж сблизится с другой женщиной. Тут снова возникает параллель с Дитером Боленом: Либо мое ощущение неверно, либо он не всегда ограждал своих подруг от внешнего мира? Люди, которые так сильно цепляются за своего партера, имеют весьма заниженное чувство собственного достоинства. Что касается Дитера, я могу представить, откуда это идет. Возможно, у него до сих пор с этим проблема потому, что его отец всегда внушал ему: «Из тебя все равно ничего не выйдет!» Поэтому он всегда должен доказывать себе и окружающим, какой он замечательный и неповторимый. Это видно даже из его интервью. Для него существует только превосходная форма. Это преувеличение, по моим наблюдениям, служит причиной того, фельетонисты и интеллектуалы, которых он так хотел бы заинтересовать своей персоной, никогда его не примут в свои ряды.

Это маниакальное ощущение того, что я её могу обмануть, зашло у Норы так далеко, что она начала меня решительно ограждать от других женщин. Она даже предъявила требование фирме звукозаписи, что у меня не должны брать интервью женщины-телеведущие. И неусыпно следила за этим. Однажды нам предстояло интервью на главном телевизионном канале Франции. Дитер, Нора и я полетели в Париж. Перед началом шоу Нора поинтересовалась, кто будет вести шоу. В ответ услышала: «Les trois Clochards”, известная французская группа. В студии я разговорился с продюсером шоу. Когда разговор зашел о «Les trois Clochards”, он сказал: «Нет, шоу будет вести Дезире Носбуш».

По сути это шоу типа «Wetten dass...», и для нас это выступление имело большое значение. Но тот факт, что фирма звукозаписи обманула Нору и не обронила ни слова о Дезире Носбуш, довел мою жену до белого каления. Она закричала: «Все, этого достаточно. Мы уезжаем». Она выбежала из студии, я - за ней. Шофер отвез нас в отель. Я поинтересовался у нее, что она собирается делать дальше. Нора: «Ясное дело, возвращаемся домой в Германию. Естественно, работники фирмы уже ожидают нас в аэропорту, поэтому мы поедем на поезде. И не с Gare de l'Est в Кобленц, а с Gare du Sud на юг Германии. Сейчас мы выпишемся из этого отеля, шофер отвезет нас в Le Bristol, чтобы фирма подумала, что мы хотим там скрыться. Мы выйдем через задний ход и на такси поедем на вокзал».

Сказано – сделано. И, вот, мы с нашими 10 чемоданами выехали из отеля «Warwick» на Елисейских Полях, сели в лимузин, и отправились в «Bristol». Шофер даже помог нам донести в холл нашу поклажу, а затем поехал назад в «Warwick». Мы отлично знали, что он – человек, нанятый фирмой грамзаписи, и он донесёт о нашем исчезновении. 5 минут спустя мы вытащили наши вещи из отеля, взяли такси и поехали на вокзал.

Нам повезло: поезд в Германию как раз скоро отходил. Мы расположились в вагоне первого класса и через считанные минуты покинули Париж. В «Warwick» тем временем началась паника. Фирма грамзаписи была вне себя, в “Bristol” отправили людей разыскать нас. Те спросили на ресепшен, не живёт ли у них певец с тёмными длинными волосами. «Да» - ответили им – «он живет здесь, в номере 23». Туда они неоднократно названивали. Бедные подосланные люди подсовывали кучу сообщений под дверь номера. «Дорогой Томас, блаблабла». А в том номере жил Энди Тэйлор из Duran Duran. Человек на ресепшен нас просто перепутал. В итоге музыкант объяснил по телефону, что произошла ошибка. Разумеется, фирма грамзаписи взбесилась.

В конце концов, телепередача прошла без Modern Talking. Для фирмы это была огромная драма. А мы с Норой были просто счастливы оказаться в поезде. Моё желание быть в спокойном и безопасном месте было настолько велико, что мне даже вспомнился телесериал «Schwarzwaldklinik», который снимали в Глоттертале, Шварцвальд. Мы с Норой приехали в Баден-Баден, взяли напрокат машину, и остановились в «Parkhotel Adler». Никто не знал где мы. Мои родители тоже были в растерянности. С фирмы грамзаписи им названивали и разыскивали нас. Только спустя 2 дня, когда я снова пришёл в себя и немного успокоился, и осознал, сколько мы наделали шуму, я позвонил своим родителям. Нора также рассказала обеим своим сёстрам, что случилось, т.к. те уже готовились к худшему. Я объяснил своему отцу, что я вконец измотан. Что я не могу больше выносить этот стресс и постоянные разъезды.

Когда Нора забрала меня из телестудии, я был совершенно опустошенным и не мог ни на что реагировать. Я мог бы сказать: «Нора, ты с ума сошла. Только тот факт, что Дезире Носбуш будет ведущей шоу, ещё не повод для ревности». Но мне в тот момент вообще всё было совершенно параллельно. Но это бы и не помогло. Я часто беседовал с Норой о её необоснованной ревности, и уверял её, как по-детски она себя ведёт. Но ничего не менялось.

Я однажды прочитал, что все те люди, у которых есть мысли изменить своему партнёру, невероятно ревнивы. Они оценивают других по себе, и проецируют свое поведение на своего партнёра. У меня в вопросах любви совсем другие установки, и я в любом случае не смогу предотвратить, если моя жена влюбится в другого мужчину. Даже если я буду сидеть рядом и контролировать её круглые сутки. Если вышеупомянутый тезис верен, это означает, что в любой момент могло случиться такое, что Нора полюбила бы другого? И означало ли это, что, раз она была уверена, что «такое» было возможно с ней, а со мной, разумеется, в 2 или 3 раза ещё «возможнее», и поэтому она не подпускала ко мне женщин? Полный абсурд, потому что это не случилось ни с ней, ни со мной. Но, к сожалению, это безумно нервировало, и мы постоянно дискутировали с ней об этом.

Своему отцу я сказал, что мы вернёмся домой через 2 дня. Он пообещал позвонить на фирму и успокоить их, но не говорить ни слова о том, где мы. Там разразился настоящий гром. Однако, никто не сказал ни слова о том, чтобы мне хоть немного помочь и в будущем мне выкраивать хоть немного свободного времени. Всё наоборот. Стресса становилось всё больше, также и между Дитером и Норой.

Плохие взаимоотношения и борьба за власть между ними двумя росли как на дрожжах, всё больше и больше, и никак не останавливались. Когда это тесто вываливалось из кастрюли, было уже непонятно, что делать сначала – подсчитывать ущерб или начинать ремонтировать.

Чем популярнее становился Modern Talking, тем больше набухало «тесто Дитера и Норы». Чем больше мы продавали альбомов, тем больше Дитер убеждался в собственной гениальности. Он часто словно отказывался признавать, что мы, как дуэт, ответственны за успех. Modern Talking должен был быть только его ребёнком. Нора этого, конечно же, не осознавала. Она хотела уберечь меня и обеспечить мне место на этой кухне. Чем меньше денег мне хотел дать Дитер, чем больше он всё склонял к своей пользе, тем яростнее сражалась Нора за то, чтобы он делился. Так они и стояли как на дуэли, а я между ними на поле боя. Конечно, тогда я был на стороне своей жены. Но на самом деле я никогда не хотел, чтобы всё зашло так далеко. Я находил это опустошающим и изнурительным.

Конечно, можно было бы сегодня сказать, что Нора в известной мере виновата в распаде Modern Talking. Но и Дитера можно было бы сделать ответственным за это в равной степени, т.к. он постоянно подливал масла в огонь и своим неуклюжим поведением провоцировал Нору всё больше и больше. Для меня они одинаково виноваты в разрыве Modern Talking. Ошибка, в которой я должен сегодня признаться, был тот факт, что я удобно устроился. Я всегда находился вне этих споров Дитера и Норы. Если мне что-то не нравилось и я не хотел что-либо делать, я возвращался в «домик улитки», и позволял Норе улаживать это.

За что я до сих пор в обиде на Дитера, - это то, что он никогда не воспринимал Modern Talking как группу. Мы вдвоём сделали нечто великое. Мы построили совершенно фантастические карьеры. Миллионы людей были нам преданны, боготворили нас и нашу музыку, и с Modern Talking отлично проводили время.

Для Дитера это никогда по-настоящему не имело ценности. Мы никогда не были настоящей командой. Единственным другом, который есть у Дитера, вероятно, остаётся его банковский счёт. Для него в первую очередь считалось то, что Modern Talking приносил ему миллионы. Если у него пропадало желание делать что-либо, он вышвыривал это тут же. Для него, судя по всему, было совершенно всё равно, что думает фирма грамзаписи или наши поклонники. У него также никогда не хватало великодушия сказать: У меня отличные помощники, у меня отличные со-продюсеры и звукоинженеры. У меня отличные музыканты. От него этого никто никогда не слышал. Нет. Для него это было так: Я – лучший продюсер, я - лучший в студии, я – лучший композитор, и в любом случае, самый главный. Самый большой враг Дитера – это его эго.

Я устроен по-другому. У меня нет таких проблем с эго. Я зарабатывал безумное количество денег и продолжаю их зарабатывать. Но мне для этого не надо быть «больше, чем сама жизнь». Дитер просто не понимает, что человек тем круче, чем больше хорошего он делает другим, и тогда приходит успех. В одном интервью он однажды сказал, что он меня «принудительно сделал миллионером», я на это ответил: «Да, правда, но и я его тоже». Мы оба были в равной степени ответственны за успех Modern Talking, почему он не может этого признать? Дитер выжимает людей как губку, он забирает у других энергию, только чтобы самому ярче светиться. Только главное созвездие должно и само излучать энергию. Я не могу ожидать, что буду любимым другими, только потому, что я получаю эту любовь – я также должен ее и отдавать взамен. Я не удивлюсь, если его отношение ко мне и к другим людям однажды оставит его покинутым, старым и одиноким человеком.

После исчезновения из Парижа, фирма грамзаписи мне серьезно сказала, что если еще раз это повторится, я буду должен выплатить весь огромный ущерб от этого, и, конечно, я должен был строго придерживаться условий своего контракта.

Какое-то время спустя произошло следующее: мы получили запрос на одно ТВ-шоу в Париже, которое должно было состоятся спустя всего два дня, чтобы на нем представить наш новый сингл. Кроме квартиры в Кобленце, у меня еще была квартира в Берлине, в которой я, как раз, и был уже неделю с нашей афганской овчаркой Принцессой и нашим персидским котом Неро. Я согласился на телепередачу и сказал фирме грамзаписи, что сначала поеду на машине в Кобленц, чтобы отдать своих животных домработнице.

Фирма грамзаписи насторожилась, потому как они уже отлично знали о печально известной непунктуальности Норы, они не хотели, чтобы я ехал на машине. Но что же мне было делать со своими зверями? Я не мог их оставить одних в Берлине.

Звукозаписывающая компания предложила нанять для меня Learjet, чтобы я мог привести животных оттуда в Кобленц, а затем дальше лететь в Париж.

Всегда случаются такие ситуации у артистов в самые плохие фазы их карьеры, которые становятся скандально известными. Фирма заказала самолет, а потом это выглядит как «он требует лететь только на частном самолете».

Я принял предложение и мы с Норой и Петрой Шуманн, кошкой и собакой поехали в аэропорт.

Пилот не пришел в восторг: животные не полетят в самолете. О, Боже, теперь-то что случилось? Я стал нервничать.

Мы поговорили с пилотом и он рассказал нам, что за неделю до этого он вез йоркширского терьера американской певицы Эрты Кит, который облевал весь самолет, и поэтому он никаких животных больше везти не хочет. Петра успокоила его и мы смогли улететь.

Мы прилетели в Кобленц, сдали животных и хотели лететь дальше, но тем временем опустился туман и наш вылет задержали. Плохая погода – это всего лишь плохая погода, и непунктуальная Нора тут уже не при чем. Мы смогли улететь только через два часа.

После приземления в аэропорту Шарля де Голля в Париже мы сразу поехали в направлении телестудии.

Когда мы туда приехали, настроение там у всех было на нуле: «Что случилось? Почему так долго?» Режиссер уже ждет целый час репетицию! – «Простите», - сказал я, - «но из-за тумана мы не могли вылететь вовремя». Режиссер не поленился осведомиться, являлось ли то, что я сказал правдой или нет. Да, я сказал правду, и туман есть туман. Дитер и я отправились на репетицию, но тут – новый повод для злости.

Дитер забыл свою гитару в отеле и репетировал с каким-то инструментом, который ему дали взамен, но он хотел играть только на своей во время телешоу (хотя все равно планировалась фонограмма) и сказал ассистенту после репетиции, что теперь поедет в отель и заберет свою гитару.

«Как это? – закричал режиссер, - Сейчас уже половина шестого, а дорога в отель и обратно, включая пробки, займет по меньшей мере три часа, тогда передача в прямом эфире уже давно закончится». Это не помогло. Дитер чертовски хотел поехать в отель и забрать свою гитару, или хотя бы попытаться. И он уехал!

Короче говоря, когда началась телепередача, Дитера, конечно, не было в студии, и режиссер вышвырнул нас из передачи. Мы с Норой поехали в центр Парижа, вкусно поужинали и в 23 часа вылетели на частном самолете обратно в Кобленц.

Такие неприятности могут случиться с любой телепередачей, можно сколько угодно на них злиться, но они все равно случаются. На следующее утро я позвонил на фирму, чтобы обговорить ситуацию. Я лишь хотел дать понять, что не только Нора и я могут доставить трудности, но еще и их любимый Дитер.

Я рассчитывал на то, что ему устроят разборки, но шеф ответил мне: «Да ничего страшного, такое случается, таков уж он, этот Дитер».

Я был ошарашен.

Через год и через еще двадцать миллионов проданных пластинок мир вокруг нас выглядел уже по-другому – уже не было девичьего восторга и безграничной дружелюбности весны 85-го, было только бизнес. Дитер начал продюсировать C.C. Catch, как открытый им проект.

Нора и Дитер спорили при любой возможности. Дитер старался везде и всюду сорвать любую выгоду касательно Modern Talking, и она знала это. Речь в его сознании уже шла не о Modern Talking, а, в первую очередь, о предпринимателе Дитере Болене, и, конечно, Нора со своей ревностью обостряла все ситуации.

Я предполагаю, что Дитер не переносит сильных женщин – он этакий настоящий мачо. Я считаю, что в его глазах женщины, прежде всего, должны быть красивыми, стройными, но безвольными. Я имел удовольствие (и иногда несчастье) знакомиться с некоторыми из его подружек (конечно, не со всеми, просто потому, что их было слишком много), и каждый раз у него была одна и та же схема - как все должно быть: сначала он заставлял девушку сузить ее круг общения с родителями и друзьями, затем настоятельно советовал избавиться от старого телефона, а потом давал ей новый номер, который он контролировал. К этому моменту девушка уже оказывалась полностью в его власти. Возможно, в этой цепочке было еще что-то. Говорить эти девушки могли в основном только тогда, когда Дитер им это разрешал.

А тут была энергичная, уверенная в себе Нора, которая постоянно с ним спорила. Довольно скоро Нора поняла, что Дитер Болен слишком язвителен – его манеры, его наглое поведение она находила ужасными. Первый настоящий скандал между ними двумя случился во время одного телевыступления Modern Talking – мы с Норой пришли к Дитеру в гримерку, он лежал на диване, мы вошли и сказали: «Привет, Дитер! Как дела?», на что он (я не уверен, шутя или нет) ответил: «Что еще за «Привет, Дитер»? С этого момента я хочу, чтобы меня называли «Самым успешным музыкальным продюсером мира». Я только закатил глаза и не счел нужным отвечать на очередную глупость, но Нора молчать не могла и совершенно спокойно ответила ему: «Послушай-ка, Дитер, мне совершенно все равно, как ты хочешь, чтобы тебя называли, для меня ты есть и остаешься жопой». Затем она развернулась и ушла. Дитер в тот момент потерял дар речи, что случалось с ним крайне редко.

Разумеется, обида не рассосалась само собой, но Нора не особо раскидывалась подобными фразами, она была умной и быстро раскусила Дитера. Каждый раз, когда они оба оказывались в одном и тоже помещении нужно было подождать только две минуты, пока ситуация не раскалится. Нора была слишком сильной для Дитера. С ее самоуверенностью, казалось, она превращала его жизнь в ад. Только спустя много лет, я понял, почему эти двое так не могли ужиться – Нора и Дитер имели невероятно много общего в их характерах, и кто же захочет постоянно бороться со своим зеркалом?

Кроме того, у них обоих был скрытый страх, что другой будет оказывать больше влияния на меня. Они оба хотели полностью завладеть мной. Дитер Болен хочет работать только с теми людьми, которыми он в известной степени владеет, и как только эти люди начинают показывать свой собственный характер и делать что-то вопреки ему, может случится такое, что они вылетят в окно. И это тоже характерно для Норы.

Следующая большая история случилась с золотой цепочкой с подвеской «NORA», которую я носил во времена Modern Talking. Даже сегодня, спустя более 25 лет, меня постоянно о ней спрашивают. Все это задумывалось всего лишь как шутка, чтобы позлить Дитера. На цепочку нас вдохновил Удо Линденберг, который когда-то произвел фурор своим непропорционально огромным ремнем из черной кожи, на пряжке которого большими серебряными буквами было написано «PANIK». Мы хотели сделать NORA-ремень. В то время мы с друзьями были на юге Франции и лежали у бассейна. Мой товарищ сказал: «Ремень – это глупо, сделайте лучше цепочку, на которой будет написано «NORA». Идея пришлась нам по вкусу, и мы позвонили нашему ювелиру в Кобленце и дали ему задание сделать такую цепочку. Это должно было быть сенсацией, а не какая-нибудь маленькая золотая подвеска, которые носят девочки, а по-настоящему огромная цепь – таковой ее и сделали.

У Modern Talking намечалось выступление в передаче «Auf los geht’s los» с Йоахимом Фуксбергером – мы и подумать не могли, что эта золотая цепочка, стоимостью около пяти тысяч марок, так взорвет СМИ. С того момента в каждой газетной статье о Modern Talking или обо мне цепь была центром обсуждений. Каждый журналист пытался выдумать какую-нибудь историю, связанную с цепью: чаще всего попадались варианты, что Нора настояла на этом и повесила ее на меня. Мы почти лопнули от смеха. Конечно, мы не намеревались делать цепочку центром внимания, я носил эту замечательную вещицу до 1990-го года, и с тех пор она лежит в моем банковском сейфе. Дитер полагал, что Нора манипулировала мной одним взглядом на него и на фирму грамзаписи, но фирме было все равно, какой промоушн я делаю себе сам. Я думаю, что Дитер просто хотел большего, он хотел полностью меня контролировать, и, наверное, он также хотел, чтобы я бесконечно восхищался им, но я этого никогда не делал.

Прости, Дитер, но тогда с Норой, или сейчас без нее, ты очень далек от того человека, которым бы я мог восхищаться, или которым вообще кто-либо мог бы восхищаться.

***

Фирме грамзаписи удобно расплачиваться раз в полгода. Нашими «днями зарплаты» были всегда март и октябрь. Надо это себе представить так, что, например, деньги за сингл, проданный в феврале в Португалии, к 30 июня будут перечислены в Германию, в свою очередь к 31 декабря они достигнут фирмы, и в марте следующего года я получу деньги. Пожалуйста, не надо сейчас включать логику, это происходит именно так.

Итак, я ожидал свой большой чек в марте 1986 года.

Когда я обнаружил его в почтовом ящике, я открыл его влажными от пота руками. Конечно, я знал, что я заработал кое-что, и что проданные за рубежом пластинки, наконец, должны принести свои плоды.

Я открыл конверт с фирмы грамзаписи, вынул чек и офигел: 250 000 марок.

Многие из вас помнят рождественский фильм «Прекрасный пункт» с Шеви Чейз, которая ожидает вознаграждения, а вместо этого получает членство в клубе. Так же было и у меня, когда я держал в руках тот чек. Этого просто не могло быть. Я 14 месяцев колесил по всей Европе, каждую секунду находился под пристальным наблюдением, боролся с эгоцентристом и ревнивой женой и получил за это всего 250 000 марок! Мне нужно было сперва присесть.

Так, хорошо, с ревностью моей жены фирма грамзаписи ничего поделать не могла. Но я позвонил бухгалтеру и рассказал о своём недоумении. «Господин Андерс, нет-нет-нет, Боже упаси, ещё столько денег на подходе, мы тут всё ещё раз посчитаем и пересчитаем, не беспокойтесь» - были его слова.

Но я беспокоился, и как! Я был в замешательстве и хотел это всё исправить.

По вечерам мы с Норой сидели вместе и обдумывали, что тут можно поделать. Мы задавались вопросом: Будет ли прямо сейчас разрыв Modern Talking неверным решением или мудрым поступком? С каким новым продюсером я бы хотел работать, если мы с Дитером разойдёмся?

Мы обдумывали это, и я рассказал Норе, что я давно хотел бы поработать с Джеком Уайтом. Нора посчитала эту идеей классной и сказала: «Давай-ка я утром кое-что придумаю».

На следующий день она разузнала, где сейчас околачивается Джек Уайт и как к нему подкатить.

Джек тогда жил в Лос-Анджелесе и Мюнхене и как раз тогда у него был хит №1 с Пиа Задора и Джермейном Джексоном «When The Rain Begins To Fall». Тогда же у него был ещё один мировой хит «Self Control» с Лорой Брэниган, а ещё он продюсировал Барри Манилоу. Джек был успешнейшим немецким продюсером.

Таким образом, Нора позвонила в мюнхенскую студию Джека и спросила: «Добрый день, это Нора Андерс, могу я поговорить с господином Уайтом?»

«Нет, г-н Уайт как раз сейчас продюсирует», - ответили там. «Хорошо, но когда будет перерыв, передайте ему, пожалуйста, что Нора Андерс хотела бы сделать ему деловое предложение». «Извините, пожалуйста», - нервно ответили оттуда, «я Вам уже сказал, что Джек Уайт продюсирует, и этот процесс может длиться днями и ночами». «А теперь Вы извините», не унималась Нора, «я тут не автограф у него прошу. Скажите ему, пожалуйста, что я жду». Прошло несколько минут, пока в трубке не зазвучал голос: «Да, привет?!» - «Здравствуйте, господин Уайт, меня зовут Нора Андерс, и мы хотели бы с Вами поговорить. Мой муж хотел бы, чтобы Вы были его продюсером». – «Этого многие хотят», был ответ, «как вас зовут, ещё раз?» - «Нора Андерс». – «Та самая Нора Андерс? Жена Томаса Андерса?» - «Да, именно та самая». - «Когда мы сможем встретиться?», спросил Джек.

Два дня спустя мы с Норой полетели в Берлин и встретились с Джеком Уайтом в его элегантном белоснежном бюро.

Мне это очень понравилось. Когда год спустя я сам сделал себе бюро в белых тонах, я вспоминал о той встрече с Джеком.

Джек выслушал мою проблему, вставив в мой рассказ пару вопросов. После того, как я закончил с рассказом, он поразмышлял пару минут и сказал: «Дорогой Томас, у тебя золотой голос, но и я не могу тебе обещать, что как отдельный артист ты будешь иметь такую же успешную карьеру. Твоя проблема в другом. Тебе нужен сильный адвокат, который организует тебе выплату всего того, что тебе причитается».

И что теперь делать? Я прихожу к Джеку Уайту, продюсеру моей мечты, а он говорит об адвокате, который уладит все неприятности?

«Да, но у меня нет таких адвокатов», коротко ответил я.

«Позволь мне», сказал Джек и потянулся к телефону.

«Привет, Аксель, дружище, как поживаешь?» После небольшого разговора Джек перешёл к делу. «Аксель, у меня тут сидит Томас Андерс из Modern Talking, и я думаю, что его надувают. Ты не мог бы взглянуть на его контракт? Я думаю, это важно».

Джек посмотрел на меня и спросил: «Завтра, 14 часов, Мюнхен?».

Я кивнул.

Мы с Норой на следующее утро полетели из Берлина в Мюнхен и встретились с Доктором Акселем Мейер-Вёльденом.

Мне было известно только его имя, и что он являлся адвокатом, среди прочих, Бориса Беккера и Петера Маффэя. Ассистентка проводила нас к нему в кабинет. То, каким он выглядел внешне, мне понравилось - динамичный, ослепительно позитивный. После небольшого приветствия мы перешли к делу. «Господин Андерс», спросил он, «Ваш контракт при вас?» Я подтвердил и отдал ему бумаги.

«Дайте мне четверть часа, чтобы я мог пробежать его глазами», заявил он и уселся за своим письменным столом.

У нас с Норой было время рассмотреть его кабинет, т.к. мы не хотели разговаривать, чтобы не отвлекать его. Это был большущий кабинет, продуманный, сделанный качественно. Антиквариат соседствовал с современной классикой.

«Господин Андерс», сказал он, взглянув через свои очки для чтения, и держа контракт в руке, «то, что я тут вижу – это нормальный контракт для новичка. Таковым Вы больше не являетесь. Существует такая процедура как пересмотр контракта, учитывающий уровень продаж. Я Вам скажу прямо, что могу гарантированно добыть для Вас много денег. Сколько точно – я не могу сказать. Мой гонорар будет выплачен мне после утверждения суммы Вашего нового контракта. И теперь Вам решать, доверите ли Вы мне представлять Ваши интересы».

Тысячи мыслей вертелись у меня в голове. Что делать? Я не знал этого человека. Его рекомендовал Джек Уайт, у него были клиенты из числа сильных мира сего, и он производил абсолютно серьёзное впечатление. Но как это всё должно выглядеть? Он добудет мне деньги! Я должен ему довериться! Человеку, которого я знаю всего 35 минут. С другой стороны, какие у меня были альтернативы? Надо было думать раньше. Ведь человек не будет меня звать в Мюнхен, и после чашечки чая говорить, что всё в порядке, и желать мне удачи на прощание. Мне была неприятна эта ситуация и надо было что-то менять. Итак, Томас, теперь не облажайся – сказал я себе. «О’кей, я доверюсь Вам», сказал я спокойным голосом, «пожалуйста, измените условия моего контракта».

Я не мог поверить своим глазам: Др. Аксель Мейер-Вёльден порвал мой контракт и сказал: «Спасибо, господин Андерс, с этого момента у Вас больше нет контракта с Hansa. Вы больше не говорите с Вашим шефом и с господином Боленом, и Вы больше не будете записывать без моего согласия ни одной песни. Я свяжусь с вами в ближайшие дни, пожалуйста, дайте моей секретарше Ваши координаты и поставьте свою подпись в доверенности. Желаю Вам счастливо долететь домой».

Я был шокирован и потерял дар речи!

Мы с Норой, запинаясь, промолвили только «Большое спасибо, господин доктор Мейер-Вёльден», и оказались на свежем воздухе.

На это я никак не рассчитывал. Что это вообще было?

В самых смелых моих мечтах я не мог представить, что лишь одним действием обеспечу себе стабильное финансовое будущее. Я только думал: «Теперь всё кончено».

Через пару дней позвонил мой новый адвокат. Он рассказал мне, что на фирме грамзаписи были в достаточной степени шокированы, что теперь он представляет мои интересы, и что, само собой разумеется, они теперь изменят мой контракт в лучшую сторону. Я ещё не знал, что конкретно это должно было означать, но его звонок дал мне хорошее предчувствие.

Ещё через пару дней позвонил Дитер и спросил, что случилось. Я рассказал ему о своей ситуации, и как я познакомился с доктором Мейер-Вёльденом, что он произвёл на меня приятное впечатление, и что проценты с зарубежных продаж будут для меня значительно увеличены. Это было приятной музыкой для боленских ушей. Если для меня речь шла о больших деньгах, значит, и для него тоже. «Значит ли это, что и я могу так же?» - сразу спросил он. «Почему нет», ответил я, «я с радостью позвоню для тебя и назначу встречу». «Супер, давай», ответил он.

Я позвонил доктору Мейер-Вёльдену, объяснил ему всё и он назначил нам встречу на следующей неделе.

Итак, я сидел в том самом кабинете, что и 3 недели до того, с той разницей, что Мейер-Вёльден теперь изучал контракт Дитера.

Всё это время происходил разговор, Дитер хотел знать у адвоката и то и это, например, можно ли взыскать деньги задним числом, можно ли включить в контракт оплату за его деятельность в качестве продюсера, и можно ли контролировать тот контракт, который он подписал с музыкальным издательством. Мейер-Вёльден отвечал на все его вопросы с высоты своих знаний, что заняло немало времени.

Эта сцена и сейчас у меня перед глазами: я не должен многого рассказывать, но когда Дитер спросил, является ли даже этот разговор с адвокатом платным, Мейер-Вёльден аж подпрыгнул и резко закончил нашу встречу. Стили работы Болена и Мейер-Вёльдена были несовместимы. Я не слышал, чтобы этот «успешный» бизнес-союз продолжал иметь место.

В случае со мной, наоборот, Аксель делал всю работу. Hansa/BMG должна была выплатить мне бесчисленные миллионы, а также сборы и проценты от продажи хитов тоже.

***

Когда я вспоминаю о том времени с Дитером Боленом, всегда в памяти всплывают маленькие эпизоды, например, этот: Мы с Дитером как раз занимались подготовкой рекламы нашего альбома. Мы встретились в Кёльне, где должны были дать совместное интервью в большой передаче. Журналисты задавали привычные вопросы: Что особенного в новом альбоме? Почему альбом называется именно так? Когда можно будет увидеть видео к нему? Когда будет тур? И так далее.

Я приехал со своим шофером из Кобленца и встретил Дитера за кулисами телепередачи. О да, ещё издали я увидел, что у Дитера дурное настроение. Заранее не узнаешь что у него на уме. Да и даже в те редкие случаи, когда у Дитера было по-настоящему хорошее настроение, малейший эмоционально негативный всплеск мог мгновенно испортить ему настрой.

Дитер как раз тогда решил бросить курить, и для него само собой разумеющимся было то, что спутница его жизни тоже не должна была курить. (Когда он хотел выпить шампанского, его девочки тоже должны были пить шампанское). Итак, тем вечером в Кёльне Дитер был не в духе, и у него не было никакого настроения для телепередачи и никакого желания отвечать на одни и те же вопросы.

Часто бывает так, что фирмы, делающие телепередачи, не упускают шанс, когда у них перед камерой знаменитости. Они задают различные вопросы на актуальные темы, а потом продают эти кадры телепередачам. Ответы знаменитых людей появляются в различных тележурналах, и речь в них часто идёт о разводах, новых романах, темах для бульварной прессы и новостях. И нас таким же образом спрашивали, есть ли у нас пара свободных минут. Ответ Дитера был полон негатива, а продюсеры порезали его на несколько коротких заявлений. Таким образом было смонтировано, что Дитер нервно хотел знать, кому он должен давать интервью, ему ответили – Францу Беккенбауэру. На что Дитер, якобы, ответил: «Кому? Первый раз слышу!»

***

Дитер известен своими легкомысленными высказываниями.

Должен признать, это выглядело очень смешно. Как и у каждого человека, у него есть и хорошие, и плохие стороны. Когда у него были «хорошие» фазы, он был «вкусным» и умел развлечь – жаль, что случалось это нечасто.

Однажды мы сидели с ним в зале, где вручали одну награду. Профессиональный боксёр Генри Маске вышел на сцену для произнесения своих хвалебных речей. Я не помню, какого именно артиста тогда чествовали, в любом случае, в речи благодарности содержалась история из «Маленького Принца» всемирно известного автора Антуана де Сен-Экзюпери. Именно это сложное имя никак не хотело даваться Маске. Он просто не мог его произнести без ошибок, у него постоянно получалось что-то вроде «Андоан Зэндубери». Публика посмеивалась. И Дитер, в своей известной манере, выдал достаточно громко, чтобы слышно было всем: «Если столько раз получить по кумполу, на лучшее вы тоже не будете способны!»

***

Modern Talking было не остановить. Наш успех не знал границ. Во всей Европе и во многих странах мира мы были на вершине. Только Великобритания сопротивлялась. Хотя «You’re My Heart, You’re My Soul» и был в местных чартах, но лишь как случайный успех. Дальше дело не шло.

Поэтому на фирме грамзаписи особенно обрадовались, когда нам пришло приглашение на пару дней для промоушена в Лондоне. Для начала у нас было запланировано выступление на дискотеке в центре Лондона. Ни я, ни Дитер не пришли в восторг, потому что к тому времени у нас за плечами было уже столько ночных выступлений в дискотеках. Вместе мы пришли к решению, что Мodern Тalking должен был быть успешным на танцплощадках и без наших выступлений там по ночам.

Целый день Modern Talking занимался саморекламой, а вечером нам сказали, что мы должны поехать в один из клубов и спеть там 3 песни, потому что на следующее утро об этом должны написать в газетах. В действительности это было так, что мы в 3-4 часа ночи выступали бы в переполненном помещении, а хозяин положил бы много «капусты» себе в карман.

Фирма грамзаписи нам также сказала, что на этом событии будут многие из важных медиа-людей Лондона, и что это выступление гарантирует нам попадание в английский top-10. Итак, мы отправились в Лондон!

В первый же вечер была запланирована дискотека, а на следующие 2 дня интервью для различных журналов, газет и радиостанций.

Дитер, его тогдашняя пассия, Нора и я поселись в отеле, а затем поехали на дискотеку. Наши костюмы уже ждали нас в подвале клуба, и у нас ещё оставалось немного времени до нашего выхода, и мы пошли наверх. Это не было проблемой, нас там никто не знал, и мы спокойно могли раствориться в толпе.

И вот, мы стояли там, пока не пришла Нора, уперев руки в бока: «Скажи-ка, Томас, тебе ничего не бросается в глаза?» - «Что ты имеешь в виду?» - спросил я. «Ну, тут же одни мужчины» - ответила она. Я огляделся и спросил свою жену: «Да, верно, но что с того?».

«Эй, Дитер, тебе не кажется странным, что тут одни парни, и их тут около 1000?» - спросил я Дитера. «В самом деле?» - сказал он, «да, и что нам теперь делать?» «Как что делать? Надо спросить, что тут происходит», ответил я.

В этот момент на сцену вышел престарелый мужчина, которого очень тепло встретили, и начал читать книгу вслух. Modern Talking покинул дискотеку и пошёл в полном составе назад в подвал, в гримёрку. Там я спросил нашего менеджера, не мог ли он прояснить ситуацию, и вообще что там с нашей встречей с медиа-людьми? «Встречей с медиа-людьми?» - спросил он и начал хохотать. «Эй, парни, вы же на самой большой гей-вечеринке Лондона, и сейчас один известный гей читает со сцены свои мемуары. А потом – ваш выход».

«Я не могу в это поверить», сказал я Дитеру, который слегка растерянно теперь стоял в углу. Конечно, я ничего не имею против гомосексуалов, даже среди моих друзей они есть, и это прекрасные люди, но когда меня хотят продать как гея, при этом заработать на этом деньги, я бы хотел по меньшей мере быть заранее предупреждён об этом своей фирмой.

Взбешённый, я подошёл к нашему менеджеру, и сказал, что мы тут ни в коем случае выступать не будем. Этот чудесный человек в одну секунду переменился в лице. «You have to go there», заорал он и начал размахивать руками у меня перед лицом. «Я тогда стану дьяволом», ответил я ему сухо. «Ты пойдёшь туда и будешь петь свои сраные песни», крикнул он. Такого со мной ещё не случалось. Экспрессивный певец Джордж Майкл уже тогда был очень сложным, но мы к такому были непривыкшие. Тот тип впал в настоящую истерику и был на грани нервного коллапса. Я уже слышал, как ведущий объявлял публике: «Дорогие джентльмены, мы рады представить вам двух геев из Германии: Modern Talking».

Это было уже слишком! Нас уже объявили гей-парой и теперь мы должны были выйти и выглядеть перед публикой аппетитно.

Менеджер прошипел: «Нааа сцееенууу!». А я только холодно ответил: «Fuck you». Затем мы с Норой покинули дискотеку.

Я был подавлен. Я чувствовал, что меня «опустили».

И снова «оживший игровой автомат» показал своё лицо: фирма грамзаписи хотела получить компенсацию.

Дальше было ещё веселее.

Нора пошла в лобби нашего отеля к газетному киоску, чтобы купить 4 или 5 газет, которым мы на следующий же день должны были давать интервью. Поначалу киоскёр полностью игнорировал Нору. Но она снова попросила те газеты. «My Lady», ответил продавец, «зачем Вам эти газеты?» «My Lady, такие газеты продаются только в специализированных магазинах у Picadilly Circus, но уж точно не здесь». - «Что вы подразумеваете под специализированными магазинами?» - «Именно те, для гомосексуалов», был ответ. Это окончательно выбило у нас почву из-под ног.

В тот же вечер я заказал нам билет на самолёт домой на следующее же утро. И Дитер тоже полетел обратно.

Едва мы приземлились, естественно, посыпались звонки из фирмы грамзаписи с вопросами, как это мы позволили себе сорвать промо-кампанию в Англии. Мои аргументы там приняли к сведению, но Блуме намекнул мне, что для успеха можно и пожертвовать чем-то. Я только подумал: что это за сраный музыкальный бизнес!

Modern Talking перестал быть «милым». Хотя мы и были успешны, в сознании общественности начали происходить заметные изменения. Поначалу любимая юным поколением, наша музыка стала завсегдатаем баров для их родителей, а, значит, перестала быть крутой в глазах их детей. Но и успех был чрезмерным, больше, чем превосходная степень. Дитер уже исповедовал мантру: «Какой великий Modern Talking, какой великий я»! В интервью мелькали такие его цитаты: «Мы на первом месте», «Я заработал платину», «C.C.Catch мегауспешна в чартах», «Мы хотим стать таким же великими, как ABBA», «Я написал заглавную песню для Tatort», «Я – самый великий продюсер Германии» и т.д. и т.п.

Дорогой Дитер до сих пор не понял, что опасная самоуверенность всегда подкрадывается сзади. Однажды публика накушалась его речами о том, как он крут и что весь остальной мир счастлив до тех пор, пока у него есть Супер-Дитер.

Дитер не заметил, как сильно изменилось настроение.

В 1985-м мы выступали в ежегодной телепередаче «Peter Illmanns Pop-Show» и были встречены восторженно. Сам Петер Илльманн заехал на электромобиле, украшенном более 50-ю золотыми и платиновыми пластинками, на сцену.

Год спустя мы стояли на той же самой сцене и были безжалостно освистаны.

Мы с Дитером тогда покидали сцену как обделавшиеся пудели. За кулисами нас встретили люди из фирмы и попытались успокоить: «Ах, да ладно, ничего там не было слышно, по телевизору заглушат весь этот свист и шипение».

Но нет! Это не заглушишь, когда 5000 человек в Дортмундском Вестфален-зале свистят и улюлюкают. Наша звезда закатилась, и наш успех уже давно прошёл точку своего зенита. Мне это было больно до слёз.

И всё это время постоянно происходили «гонки на тёрках» между Дитером и Норой: оба хотели власти надо мной, оба хотели выяснить, насколько далеко это зайдёт. Дитер не позволял вмешиваться в вопросы бизнеса, Нора не позволяла вмешиваться в вопросы личной жизни. А я между этими двумя огнями.

Нора могла очень сильно действовать на нервы. Особенно хорошо у неё это получалось в вопросах вечного опаздывания. Когда я уже ждал её с собранными чемоданами, я слышал её голос с верхнего этажа: «Я почти готоооовааа» - и снова звук включенного душа. И это длилось ещё по меньшей мере полтора часа, пока моя жёнушка не была окончательно готова к поездке. Аааах!

В 80-е гг. Modern Talking только однажды отправились в турне: а именно Турне «Формулы 1», которое проходило в крупных городах. У меня возникла идея пригласить для выступления на сцене двух бэк-вокалисток. Дитер находил эту идею классной ровно до тех пор, пока я не сказал ему, что это должны быть Нора и её тогдашняя лучшая подруга Ютта. Он вскипел от ярости. «Даже моей собственной жене или подружке нечего делать на сцене» - пояснил мне он. Он хотел запретить мне выпускать их обеих на сцену. Запрещать мне что-то – неудачная идея, потому что я всё равно найду аргумент в свою поддержку и сделаю это. Так же было и в тот раз, но обо всём по порядку.

С самого начала Дитер скрежетал зубами оттого, что шоу проходило «где-то в провинции». По крайней мере, для Дитера это выглядит так: есть только Гамбург, Гамбург, Гамбург, ну и ещё Берлин, Мюнхен, и ещё, возможно, Кёльн. Остальные немецкие города он считал провинцией. Вот и наше шоу проходило в Пассау, 6 часов езды от Кобленца. Начало шоу было запланировано на 21.30. Нора вышла из душа в 16 часов, пора ехать, ещё можно успеть. Но не тут-то было: Принцесса должна была поехать с нами (Кто такая Принцесса? – наша афганская овчарка), одну дома мы не могли её оставить. Итак, мы, а именно Нора, Ютта, мой друг Гидо, моя скромная персона и овчарка Принцесса, отправились в 16:30 на машине из Кобленца в Пассау. В целях напоминания: 6 часов езды, мы выехали в 16:30, а значит, приехать мы могли не раньше 22:30. Уже, мягко говоря, поздновато.

Всё бы ничего, но только по пути из Кобленца во Франкфурт нас настигло 5 ливней, и быстрее 30 км/час мы ехать не могли.

Надо было действовать! Мы поехали в аэропорт Франкфурта, Гидо побежал в терминал, и купил там 4 билета первого класса (тогда он ещё был). Обе девушки, я и собака с чемоданом – к вылету.

Сегодня это невообразимо: протащить в самолёт практически взрослую афганскую овчарку, но тогда было проще: т.к. Принцесса была чёрного цвета, я просто накрыл её своим чёрным кашемировым пуловером при прохождении регистрации.

Взмокшие, мы сели в самолёт, Принцесса всё ещё была укутана в кашемир. Когда самолёт взлетел, это было облегчение: нас уже не могли выгнать. После того, как мы набрали высоту, начался «сервис на борту». Это не то, что сейчас, когда вам под нос суют какой-нибудь сэндвич и напиток. Нет, это была посуда из белого фарфора, 3 блюда, и, конечно, шампанское. Принцесса вела себя как заправская пассажирка, она была там, но вроде её и не было, однако, это продолжалось только до той поры, когда нам не принесли покушать. Этот аромат телятины под соусом из красного вина достиг её носа. Понятное дело, она хотела не только понюхать, но ещё и посмотреть, а ещё лучше, - попробовать эти вкусности. Она высунула морду из чёрного пуловера, и дотронулась ею руки бортпроводницы как раз в тот момент, когда та, улыбаясь, приготовилась сервировать мне мой ужин. Эта сцена так и врезалась в память.

Стюардесса резко дёрнулась и заорала, та